Глава 8
Суп для Великих ханов
Суп, о котором идет речь, отсылает к названию книги «Иньшань чжэнъяо» («Важнейшие принципы кушаний и напитков»), прославляющей кулинарные наслаждения, доступные при дворе юаньского императора. Блюда дают представление о кухнях множества регионов, попавших под власть правителей Ханбалыка, и о разнообразии снеди и вкусов, имевшихся во дворце великого хана. Придворная кухня демонстрирует утонченность и широкий выбор продуктов, интересовавших тех, кто служил при юаньском дворе, будь то политическая столица Ханбалык или культурная столица Ханчжоу.
Империя Великая Юань пережила свой расцвет во время долгого правления Хубилай-хана – основателя династии и внука Чингисхана, и никогда более не достигала могущества, уверенности и блеска, которые были ей присущи в десятилетия царствования Хубилая. Однако многие идеалы и, несомненно, идеология толуидской элиты пережили смерть Хубилая точно так же, как это было в другой части империи – Иране Хулагуидов.
В то время когда Хубилай лежал на смертном одре, на иранский трон восходил молодой государь Газан-хан – первый признанный мусульманский правитель государства Хулагуидов. Послание Газан-хана всем его подданным – от тюрко-монгольских властелинов степи до бродячих каландаров равнин – было подобно кухне при дворе юаньских императоров, имевшей блюда на любой вкус и способной удовлетворить даже самого темного жителя Юань. Поваренная книга Ху Сыхуэя «Иньшань чжэнъяо» была представлена Туг-Тэмуру в 1330 году, когда политическая неустойчивость во многих районах уже усиливалась, и все же она стала свидетельством того, насколько глубоко укоренились глобальные, многоэтничные и многокультурные идеалы Толуидов.
СТЕПЬ ПРОТИВ ПАШНИ
История Великого Китая после Хубилая была борьбой за душу империи, и эта борьба велась с того самого времени, когда Чингисхан впервые вырвался из степи, согласился на союз с соседними киданями и принял техников и инженеров, предложивших помощь в борьбе против общего врага – чжурчжэней, оккупировавших Северный Китай. Чингисхан начал превращаться из императора степи в императора Поднебесной. Многие в его армии желали добиться господства степи над оседлыми народами и продолжать извечную борьбу за выживание. Чингисхан ясно дал понять, чего он хотел, однако степень его преображения была предметом ожесточенного спора, который так и не был полностью разрешен.
В Иране эмир Чопан столкнулся с недовольством аристократов, завидовавших растущему могуществу и авторитету их соотечественников-иранцев, персидских придворных, и эта проблема так и осталась неурегулированной вплоть до того момента, когда страна окончательно растворилась в анархии, последовавшей за смертью молодого ильхана Абу Саида.
В юаньском Китае верх в споре брала то одна, то другая партия в зависимости от того, какие государи приходили к власти и теряли ее, а в правительстве чередовались сторонники китайских традиций и те, кто все еще тосковал по чистому воздуху степей. В вопросе престолонаследия Хубилай установил, что все грядущие правители должны принадлежать линии его главной жены, помощницы и подруги Чаби (1227–1281). Хубилай был примером для подражания. Его достижения признавали все. История «Юань ши», написанная минскими учеными примерно семьдесят пять лет спустя после смерти Хубилая, содержит такой официальный вердикт:
Император Ши-цзу был человеком широчайших способностей суждения. Он знал людей и был опытен в том, как их лучше использовать. Он глубоко доверял конфуцианским методам и мог применять их так, что китайские обычаи изменяли иноземные. Он установил базовые принципы и предусмотрел такие нормы правления, чтобы ведомства того времени имели широчайший охват [1].
Однако финансовый кризис, подорвавший самые основы долголетия государства, преследовал наследников Хубилая столь же неотступно, как и самостоятельное разложение его государства. Его администрации приходилось находить баланс между масштабными военными затратами, щедрыми императорскими милостями и привилегиями, с одной стороны, и конфуцианскими идеалами бережливости и облегчением налогового бремени для народа – с другой. Чтобы решить эту непреодолимую проблему и развязать фискальный узел, следующие великие ханы нанимали волшебников-финансистов из числа сэмужэней, зачастую мусульманских специалистов, чтобы изыскать нужную сумму и уравновесить баланс, часто – лишь на бумаге. Налоговое бремя облегчалось редко, а когда это происходило, как случилось во времена Тэмура Олджейту, итогом становилось лишь усугубление финансового кризиса. Большинство незадачливых советников по экономике видели решение в резком сокращении государственных расходов, но такое оздоровление финансов могло вылиться в политическое самоубийство, подрыв монгольского государства в Китае.
В 1285 году умер старший сын и избранный наследник Хубилая Чинким, что не только оставило отца безутешным, но и вызвало сбой в престолонаследии, который давал о себе знать на протяжении всего существования империи, несмотря на указ Хубилая о том, что трон должен остаться за наследниками Чинкима. Степные традиции выборного наследования никогда не уходили слишком далеко, хотя компромисс между родовым феодализмом монголов и традиционной китайской автократической и бюрократической системой был все же возможен. Империя Юань и природа имперской власти Чингисхана демонстрируют наносной и слабый характер степной культуры по отношению к оседлой. В Иране Газан-хан четко заявил о своей идентификации со своими оседлыми подданными. Чингисхан ясно показал привязанность к удовольствиям городской жизни и роскоши, а на троне империи Юань чередовались то правители, чьи симпатии тяготели к их южным подданным, то императоры, влекомые зовом природы и безлюдных степных равнин.
ИМПЕРАТОРЫ ЮАНЬ
Тэмур Олджейту Чэн-цзун (прав. 1294–1307) продолжил курс своего деда Хубилая, в то время как Хайсан Хулуг-хан У-цзун (прав. 1307–1311) отказался от его прокитайской политики. Аюрбарибада Буянту-хаган Жэнь-цзун (прав. 1311–1320) принял конфуцианскую культуру, и тот же курс продолжил его преемник Шидэбала Гэгэн Ин-цзун (прав. 1321–1323), завершивший кодификацию законов. Однако после переворота, совершенного Есун-Тэмуром Тай-дином (прав. 1323–1328), влияние степи возобновилось. Туг-Тимур Джаяту-хаган Вэнь-цзун (прав. 1328–1329; 1329–1332) был известен своим глубоким знанием китайской культуры и хорошо говорил по-китайски, но, когда его сменил Тогон-Тимур (прав. 1333–1368/1370), вражда между двумя партиями погрузила государство в анархию. Большинство правителей, следовавших за Хубилаем, восходили на трон взрослыми людьми на третьем-четвертом десятке, и только Ринчинбал Нин-цзун (прав. 1332) и Тогон-Тимур заняли престол еще детьми. Однако все они в известной степени были номинальными фигурами, которые представляли различные клики монгольских аристократов и политических интриганов, считавших, что их интересы лучше представляют степь или оседлый мир.
Столь же широкий раскол лежал в основе напряженности в государстве Хулагуидов, а иногда прорывался наружу и в чагатаидско-угэдэидском альянсе. Толуиды при ильханах и Хубилае очень активно поощряли мирное сосуществование, если не слияние и объединение городской и степной культур, и это смешение породило небывалый культурный взлет, наблюдавшийся в Иране и юаньском Китае в XIII и XIV веках.
Последний император единой Монгольской империи Мункэ-хан рассматривал Китай, по крайней мере изначально, как дополнение к его степной империи, в то время как Хубилай считал Китай основой своих владений и намеревался выстроить его по своему замыслу. Хубилай был сильным и харизматичным правителем, и он умел привить свое видение даже потенциальным противникам, но его преемники не смогли повторить его успех. Однако когда монгольские армии, разгромленные в ходе восстания Красных повязок (ок. 1369 г.), повернули на север и возвратились на родину предков в Монголию, в их исходе приняли участие далеко не все, кто когда-либо верно служил юаньским императорам, отнюдь не все сыновья или внуки воинов, пришедших с Чингисидами из северной степи. На север вернулись те, кто отверг Китай и культуру, которая развивалась и укреплялась на протяжении последнего столетия. Те же, кто остался и принял городскую жизнь, органической частью которой они являлись, благоденствовали и, несомненно, стали верными подданными новой династии Мин.
Тэмур Олджейту-хаган (прав. 1294–1307)
Тэмур Олджейту-хаган [2], или юаньский император Чэн-цзун, был вторым главой империи Юань и считается шестым великим ханом монголов. Он был одаренным правителем, чье царствование определило модель властных взаимоотношений на следующие десятилетия, но ни он, ни его преемники не могли достичь уровня основателя династии Хубилай-хана.
Камале (1263–1302), старшему сыну Чинкима, было отказано в престолонаследии, потому что ему не удалось добиться непременного благословления Кокечи, главной жены Чинкима. Этот факт ясно показывает, какое влияние оказывала эта молодая женщина – и, безусловно, женщины вообще – на великого хана. Камала служил военачальником в Монголии на протяжении многих лет, и в 1292 году был назначен князем Цзинь, управлявшим «четырьмя ставками Чингисхана, войсками и землями татар» [3]. Впрочем, горечь неудачи в попытке приобрести для себя престол была смягчена позднее, в 1323 году, когда великим ханом стал его сын Есун-Тэмур.
Рашид ад-Дин рассказывает, что спор между двумя братьями за наследство был решен при помощи загадок. Кокечи-хатун сказала, что престол должен занять тот, кто лучше знает билиги Чингисхана. Тэмур был известен красноречием и сумел продекламировать билиги с мастерской интонацией, что весьма впечатлило судей и резко контрастировало с легким заиканием и менее уверенным поведением Камалы. В итоге все единогласно провозгласили: «Тэмур-каан лучше знает и красивее излагает [билики]… и венца и престола заслуживает он». Так, в 1295 году в Шанду Тэмур занял трон императора Юань. В знак уважения к своему старшему брату Камале он наградил его значительной частью отцовских богатств и отправил в Каракорум, «в пределах которого находятся юрты и станы Чингисхана, и подчинил ему войска той страны».
Тэмур (1265–1307, прав. с 1294)
Тэмур Олджейту, средний знаток китайского языка, принял бразды правления при поддержке народного героя Баян-нойона и продолжил политику деда, выбрав в качестве приоритетов преемственность и мир. Они сразу проявились в его призывах к другим домам обширной империи Чингисидов. Ему удалось установить и поддерживать кратковременный период мира и единства не только с единоплеменными монгольскими ханствами, но и с некоторыми соседними государствами вроде Паганского царства, Дайвьета времен династии Чан (1225–1400) и Чампы (Южный Вьетнам), которая в 1304 году признала его сюзеренитет и согласилась выплачивать дань.
Тэмур родился в 1265 году и был третьим сыном Чинкима из рода Борджигин и Кокечи (Байрам-Эгечи) из унгиратов. Поскольку первый сын Хубилая Дорджи умер рано, наследным принцем стал его второй сын и отец Тимура Чинким. Однако в 1286 году, когда Тэмуру был двадцать один год, Чинким умер. Хубилай сохранил близкие отношения с вдовой Чинкима Кокечи, которую высоко ценил. Как и его дед Хубилай, Тэмур был последователем буддизма. Его права наследования были утверждены в 1293 году, когда он осуществлял надзор над степными землями Монголии на севере, хотя, по слухам, деда смущало его пристрастие к алкоголю. Хубилай оказался неспособен избавить его от этой зависимости, несмотря на исключительные меры и запреты, которые он налагал на принца, – вплоть до того, что Тэмур, дабы обойти запрет на внесение в его покоев бутылок, заставлял своего близкого друга, бухарского ученого Рази, наполнять вином ванну. Взойдя на престол, однако, Тэмур добровольно отказался от употребления алкоголя.
Тэмур пришел к власти, когда перемены происходили по всей империи Толуидов. На западе ильханский престол занял Газан, принявший религию своих верноподданных. Он бросил перчатку монгольским эмирам, все еще тосковавшим по привилегиям и могуществу минувшей эпохи, и подчеркнул свою приверженность мультикультурному характеру Толуидского государства, разделяемую и его дедом Хубилаем. Тимур сохранил на постах большинство министров, пользовавшихся расположением его деда, и продолжил его внутреннюю политику, но сначала прекратил военные авантюры против Японии и Дайвьета и приветствовал мирные отношения с чингисидскими ханствами на западе.
В 1304 году сын чагатайского государя Барака Дува-хан (ум. 1307), сын Хайду Чапар, хан Золотой Орды Тохта и ильхан Олджейту заключили для укрепления торговых и дипломатических отношений между Чингисидами мир с Тэмур-ханом, и было установлено, что номинальным верховным правителем будет считаться Тэмур. По древнему обычаю, унаследованному от времен Хулагу, Тэмур назначил Олджейту ильханом и отправил ему ярлык с китайской печатью, содержащей надпись «Печать императора, [правящего] по Истинному велению [Неба], [велением] Неба приведшего к покорности десять тысяч варваров»; позднее эту печать Олджейту использовал в письме 1305 года французскому королю Филиппу IV. Вскоре после этого из-за территориального спора разгорелась схватка между Дувой и Чапаром. Вечный прагматик Тэмур поддержал Дуву и осенью 1306 года послал на помощь чагатайскому правителю большое войско под командованием Хайсана, пока Чапар наконец-то не сдался, а дом Угэдэя не погрузился вновь во мрак, в котором он пребывал до возвышения Хайду. Тогда же, чтобы еще более укрепить свое положение в империи, зотоордынский хан Тохта отправил два тумена верховному владыке Тэмуру для укрепления юаньской границы. Когда Тэмур Олджейту стал номинальным главой чингисидской империи, возобновилась торговля в континентальном масштабе.
За пределами империи Чингисидов реакция на то, как Тэмур играл мускулами, была смешанной. Японцы проигнорировали его требования подчиниться, и вместо этого сёгунат Камакура осуществил набег на Нинбо – морской порт Ханчжоу, культурной столицы империи. Три дипломатические миссии в Ханбалык в 1295, 1297 и 1300 годах подтвердили признание Тэмура Олджейту сюзереном со стороны правителей Дайвьета, Паганского царства и Сукотаи. В ответ Тэмур прекратил военные действия в Пагане, освободил дайвьетских пленников, принял дань от Чанского двора и начал налаживать дружеские отношения с мятежными племенными вождями гористого юго-запада. Военная экспедиция 1301–1303 годов против Сун Лунцзи и дайцев (золотозубых) обошлась дорого, но в конечном счете была успешной – в Юньнани восстановился мир и возобновилась торговля.
В Паганском царстве Тэмур приостановил военные операции против сил сопротивления, и вместо этого в 1297 году юаньская армия отразила нападение местных племен шанов по просьбе паганского государя Трибхуванадитьи, который затем был убит своим братом Атхинкаей. В конце концов и Атхинкая, и шанские предводители признали свою зависимость от юаньского двора. Во дворце были приняты посланники от государства Сукотаи и кхмеров, и в ответ был отправлен дипломат Чжоу Дагуань, которому было поручено установить связь между юаньским двором и южными соседями.
Обыкновенно считается, что коррупция, ставшая вездесущей при последних юаньских ханах, началась с правления императора Чэн-цзуна, который в то же время сумел сохранить мир и внутри страны, и в отношениях с соседями, признававшими сюзеренитет Юань и платившими в знак этого дань. Дома он заслужил репутацию способного правителя, а в его аппарате служили представители самых разнообразных народов, включая ханьцев, тибетцев, монголов, христиан и мусульман, хотя официально почитался Конфуций.
Монгольские министры Олджей и Харгасун руководили политикой, направленной на поддержание политической преемственности, общественного порядка и финансовой безопасности. Мусульманский государственный деятель Баян-нойон, правнук пользовавшегося всеобщим уважением Сеида Аджаля Шамс ад-Дина Омара Бухари, занял пост министра финансов. Согласно Рашиду ад-Дину, в бюрократическом аппарате служило много мусульман. Двоюродный брат Тэмура Ананда (ум. 1307) был назначен командующим армией в землях тангутов и правителем этой провинции, находившейся прежде в руках его отца и третьего сына Хубилая Мангалы.
Подавляющее число жителей области Тангута исповедовало ислам, а Ананда, кормилица которого была мусульманкой, был знаком с ним с детства. Он вырос, изучая Коран, и выучил арабское письмо. Рашид ад-Дин утверждает, что его официальное обращение в ислам подтолкнуло к этому же шагу 150 000 его воинов, хотя «История Юань» уверяет, что как раз наоборот: влияние подчиненных и современников подтолкнуло его к обращению в мусульманство. Возмущенный эмир жаловался хану Тэмуру на глубокую приверженность принца к этой иноземной религии и заявлял, что тот тратил все свое время на посты, молитвы, посещение мечетей и цитирование Корана, а также обращал в ислам и обрезал монгольских мальчиков и большинство воинов.
Тэмур, встревоженный этими сообщениями, направил помощников, чтобы избежать ухудшения обстановки и побудить Ананду возвратиться в лоно буддизма. Ситуация вполне могла привести к глубокому семейному расколу и, что важнее, дестабилизировать стратегически важную провинцию, вызвав общее беспокойство в армии и, весьма вероятно, дезертирство или восстание. Затем Ананда появился при дворе и объяснил свою позицию. Кокечи-хатун мудро произнесла: «У Ананды большая армия, и все эти солдаты и люди провинции Тангут – мусульмане и… находятся близко к землям врага. Пусть они не отдаляются. Глупо заставлять его отречься. Он лучше знает свою религию и своих подданных». Когда в следующий раз Ананда приехал на курултай в столицу великого хана, с ним обращались с величайшим уважением и уверяли, что он свободен верить в то, что ему больше нравится, – Тэмура убедил пример близкого союзника ильхана Газана.
Тэмуру Олджейту приписывают доброе расположение к простому народу. Он издал большое количество императорских декретов в этом направлении, «запретив князям, мужьям принцесс, богатым и могущественным занимать принадлежащие жителям земли», но они оказались пустыми словами, и повсеместный захват земель не стихал [4]. Хан хотел ослабить налоговый гнет на народ в целом и с этой целью освобождал от налогообложения различные группы населения и противостоял внедрению новых податей, когда это было возможно. Монголы-общинники были освобождены от уплаты подати на два года. В 1302 году Тэмур запретил все сборы сверх определенных налоговых квот. На два года были освобождены Ханбалык и Шанду. Сколько бы уважения ни вызывали эти меры, для экономики они оказались разрушительными и резко опустошили резервы двора, итогом чего стало неизбежное ослабление юаньской валюты. Оно имело особенное значение, так как в ходу до сих пор были бумажные деньги, введенные ханом Хубилаем, а они целиком зависели от уверенности торговцев в сохранении их стоимости.
Правлению Тэмура, хотя иногда его и считают наряду с царствованием Хубилая вершиной юаньской славы и могущества, недоставало интеллектуальной энергичности и уверенности, характеризовавших годы Хубилая. Уже тогда стали заметны симптомы болезни, которой суждено было стать повсеместной. Размер двора отражал общее состояние здоровья режима – ожирение и безволие. Общее количество придворных чиновников должно было составлять 2600 человек, но в 1294 году Цензорат установил, что в одной лишь столице на денежном довольствии находилось 10 000 чиновников, не считая куда большего их числа в провинциях.
Коррупция была вездесущей и неискоренимой, если принять во внимание природу некоторых организаций. К примеру, два купца-морехода Чжу Цин и Чжан Сюань (оба ум. 1303) в 1302 году были арестованы по ряду серьезных обвинений. Оказалось, что перед тем, как переметнуться из сунского флота к флоту Юань, они промышляли контрабандой соли и пиратством. Они прибыли из Сун с большим количеством кораблей и людей, были охотно приняты и даже получили важные посты в молодом юаньском флоте. В 1303 году выяснилось, что они получали огромные барыши от управления морскими перевозками зерна и от контроля над иноземной торговлей, который осуществляли от лица правительства Юань. Все это отнюдь не удивительно, учитывая их контрабандистское прошлое.
Скандал разразился не вокруг бывших пиратов, а вокруг множества достойных подданных, которых они подкупили и низвели до своего уровня алчности. Среди замешанных министров секретариата и государственных деятелей назывались такие уважаемые фигуры, как Аргун Сали, Лян Дэгуй и Дуань Чжэнь, а также светило науки Сеид Аджаль Баян, чья фамилия была запятнана несмываемым позором. За получение взяток они были разжалованы [5] и вызвали такой гнев великого хана, что тот издал двенадцать статей о коррупции. После проведения расследования на общегосударственном уровне в столице и в провинциях к ответственности было привлечено 18 473 чиновника, обнаружено 45 865 динов (монет). Что характерно, многие из уволенных по этому поводу чиновников тихо вернулись на свои должности спустя несколько лет [6].
Хулуг-хан (прав. 1307–1311)
Урожденный Хайсан, Хулуг-хан или юаньский император У-цзун (1281–1311), был третьим правителем империи Юань и считается седьмым великим ханом Монголии. Его дядя Тэмур Олджейту умер, не оставив наследников. Хулуг-хан был избран преемником дяди на посту великого хана на основании главным образом военных достижений его молодости. Он был популярен и обладал надежной репутацией храброго и способного человека.
Воинствующие монголы, желавшие повернуть вспять прокитайскую политику предыдущего режима, ввязались в ожесточенную фракционную схватку, чтобы обеспечить восхождение на престол своего кандидата Хайсана, впоследствии нареченного «Воинственным императором», или У-цзуном. Двадцатишестилетний правитель изучал китайский язык, однако основное внимание сосредоточил на степной военной технике, а значительная часть его жизни прошла в степи, следовательно, влияние на него оседлой китайской жизни и культуры было минимальным.
Он был вторым сыном Дармабалы и Даги из влиятельного унгиратского клана, родным братом Аюрбарибады. В Монголию Хулуг был направлен, чтобы принять под свое командование армию, защищавшую западные рубежи Юань от мятежного угэдэидского властителя Хайду и подчинявшихся ему ханов Туркестана. В 1289 году силы Хайсана были почти разгромлены, и от пленения войском Хайду его спас кипчакский командир Тутуг. В 1301 году в сражении с ним Хайду был смертельно ранен и умер от ран. В 1304 году в знак признания его превосходных успехов великий хан Тэмур Олджейту наградил Хулуг-хана титулом князя Хуайнин.
Когда принц Угэдэид, сын Хайду Чапар-хан напал на сына Барака и правителя Центрального Туркестана Дува-хана, Тэмур Олджейту оказал последнему поддержку и отправил армию под началом своего племянника Хайсана. В 1306 году в Алтайских горах Хайсан вынудил сдаться сына Ариг-Бухи Мелик-Тимура и выдавил преемника Хайду Чапара на запад. Этими военными успехами у опасных западных границ Хайсан Хулуг-хан приобрел чрезвычайно высокую репутацию, в особенности среди монгольских властителей, что считается главной причиной его избрания императором.
Хулуг отверг направление, в котором вел страну его дядя Тэмур Олджейту, и вместо этого начал серию незапланированных, непродуманных реформ, «новых курсов», которые в конце концов привели к жестокому финансовому кризису, увеличению долгов правительства и народному недовольству. Его не готовили к управлению государством, и он руководил правительством так же, как направлял бы свою армию на западных рубежах или в степи по пути домой. Популярный среди монгольской знати, но вызывавший лишь раздражение среди мультикультурной, полиэтничной правящей элиты государства Юань, он довел свое правительство почти до банкротства.
Хулуг достиг некоторых успехов во внешних делах. Именно в его правление в 1308 году айны Сахалина были вынуждены признать главенство Юань – в тот же год, когда после смерти вана Корё Чхуннёля государь Хайсан послал ярлык корейскому наследнику Чхунсону. Ему нравилось раздавать почести и титулы на манер вождя кочевников, и он наполнил свои министерства художниками, мясниками, актерами, буддийскими и даосскими священнослужителями, слабо сознавая последствия этих действий [7].
Чтобы изыскать средства, Хулуг просто печатал больше банкнот, утроив объем бумажных денег в обороте, и продавал монополии на ключевые промыслы и патенты на государственные предприятия. Он превратился в потворствующего своим прихотям расточительного тирана, не заботившегося о своих административных обязанностях пьяницу и развратника. Это безумие кончилось в 1311 году, и его образованный и способный брат и преемник немедленно начал восполнять ущерб, который нанесло стране трехлетнее правление Хайсана.
Аюрбарибада Буянту-хан (прав. 1311–1320)
Четвертый юаньский император Жэнь-цзун имел репутацию способного человека, так как он получил хорошее китайское образование и даже овладел классическими трактатами, а принятие им конфуцианской культуры принесло ему большую популярность среди китайских подданных, хотя оно вызывало предсказуемую и вполне недвусмысленную враждебность монгольской знати. Его учителем был конфуцианский ученый Ли Мэн, влияние которого чувствуется в некоторых реформах Аюрбарибады.
Итогом упразднения Департамента государственных дел стала казнь пяти главных чиновников и уход от политики Хайсана. Аюрбарибада вернул не только чиновников, которые служили при Хубилае, в основном образованных китайцев, но и монголов, сведущих в китайском искусстве управления государством. Снова Китай, а не степь, стал основой юаньской власти, хотя именно Аюрбарибада «приказал министрам устроить святилища для монгольских шаманов» [8] – вероятно, чтобы угодить традиционалистам, которых беспокоили остальные его реформы.
Аюрбарибада (прав. 1311–1320)
Но, вероятно, самые жаркие споры вызвало восстановление им в 1313 году государственных экзаменов [9], обязательных для всех претендентов на административные должности. Частичное возвращение экзаменационной системы воспринималось китайцами как знаковое событие. Отмена ее произошла с падением сунской администрации и немедленно открыла путь в ряды государственной бюрократии для куда более широкого круга лиц, среди которых, конечно, были не только ханьцы. Испытания требовали досконального знания китайской истории и культуры, основ конфуцианской философии. Первые экзамены на степень цзиньши были проведены в 1315 году, но остальные реформы и ужесточение стандартов часто встречали сопротивление, и недостаток настойчивости и характера Аюрбарибады не дали осуществиться многому из того, что он мог бы сделать.
Аюрбарибада кодифицировал юаньские законы и следил за переводом и публикацией ряда китайских книг и классических текстов. Перед введением экзаменов в государственном аппарате доминировали сэмужэни и этнические монголы, хотя степень их влияния, возможно, и преувеличивается иноземными хрониками. Во многих китайских справочниках якобы всемогущие западные чиновники почти не упоминаются, и представляется, что многими их обязанностями параллельно, если не в первую очередь, занимались китайцы. Кроме того, класс торговцев, отношение к которому со стороны китайских традиционалистов обыкновенно содержало некоторую степень презрения, при юаньских ханах достиг куда более высокого социального и политического положения, и среди купцов сэмужэни и уроженцы Запада численно намного превосходили китайцев. Потому, хотя решение Аюрбарибады о восстановлении экзаменов как необходимого условия поступления на государственную службу [10] способствовало большему балансу, в делах морской торговли Буянту-хан (Аюрбарибада) опирался на иноземцев и их связи.
Шидэбала Гэгэн-хан (прав. 1320–1323)
Сын и наследник Аюрбарибады Гэгэн-хан, или юаньский император Ин-цзун, продолжил отцовскую политику реформ, основанную на конфуцианских принципах. Он взошел на престол в 1320 году при помощи своего талантливого канцлера и командира императорской стражи Байджу, потомка полулегендарного Мухали (1170–1223). Этот могущественный сановник заменил Тэмудара, ставленника вдовствующей императрицы. Байджу приобщил молодого великого хана к культу предков, и тот стал первым монгольским правителем, который со всеми регалиями прошел по улицам, исполнив государственные церемонии на пути к храму предков [11].
Хан Гэгэн, получивший китайское образование, завершил начатую отцом кодификацию юаньских законов. Это обширное собрание правил и норм стало известно как «Да Юань тунчжи» («Всепроникающие установления Великой Юань»). Враги императора и прокитайской политики сумели саботировать большую часть того, чего хотел достичь Гэгэн. Они напали на императорский двор, убили его главных министров и угрожали жизни молодого императора. Когда его сторонники перешли в контрнаступление, двор превратился в поле битвы между двумя враждебными группировками, но Гэгэну удалось анонсировать честолюбивую программу реформ, что прямо угрожало монгольской знати и сделало вражду кровопролитной. После убийства министра Байджу на пути из своей летней столицы Шанду в Ханбалык в возрасте всего 20 лет был убит и сам Гэгэн, не сумевший устранить острый идеологический и политический раскол, раздиравший страну.
Последние десятилетия империи Юань ознаменованы конфликтами, голодом и озлоблением простого народа. Борьба за власть породила беспорядки и восстания в провинциях. Юаньские ханы утратили доверие в глазах соплеменников-монголов, считавших их теперь китайцами. Но и в самом Китае к ханам продолжали относиться с некоторой степенью пренебрежения, особенно по мере того, как распространялась коррупция, а ханы теряли контроль сначала над администрацией, а затем и над армией. Страну разоряла анархия, а народные восстания стали повсеместными. Гэгэн-хан правил всего два года до того момента, как пять князей организовали заговор и посадили Есун-Тэмура на трон, который становился все более шатким.
Есун-Тэмур-хан (прав. 1323–1328)
Есун-Тэмур, или юаньский император Тай-дин, занял престол после успешного государственного переворота против Гэгэн-хана, и его правление в какой-то мере стало возвратом к степным ценностям и идеалам ранних Чингисидов. Стало оно, впрочем, и началом периода острых политических шатаний, борьбы группировок, временем интриг и убийств. Будто в знак грядущего политического хаоса, в первый год власти нового великого хана случилось землетрясение, затмение, великие потопы, засуха и нашествие саранчи. Ученые объявили, что Небеса выражали так свой гнев на народ, и был дан заказ на проведение исследования, которое установило бы действия и поступки, вызвавшие у Неба столько гнева и ярости [12].
Отчет был убийственным: он содержал не только конкретные имена, но и нападки на всю культуру неги и роскоши, презрения к бедным и угнетенным. В особенности исследование обвиняло полчища буддийских лам, разъезжавших по стране и злоупотреблявших гостеприимностью масс, а также легионы «евнухов, астрологов, докторов и женщин» и прочих подобных дворцовых лизоблюдов, которые, раздавая советы самому императору, мешали ему увидеть истинное положение дел в стране. «Империя – это семья, отец в которой – император» [13].
Есун-Тэмур не предпринимал серьезных усилий к тому, чтобы ослабить власть монгольской знати или лам – столь плотно проникли они во дворец. Чтобы дистанцироваться от убийства Гэгэна, к которому он сам был причастен, Есун-Тэмур распорядился арестовать и казнить своих соучастников, а затем отказался от политики, направленной на повышение роли степи, с которой ассоциировались заговорщики. Он даже принял в свой двор некоторых придворных Гэгэна.
Чтобы преодолеть враждебность, которую породил его приход к власти, Есун-Тэмур избежал установления ограничений или неравноправия при наборе чиновников своей администрации, стремился включить в их число как можно больше представителей разных народов. Он позволил китайцам занимать влиятельные посты, и повсеместно чтились и охранялись конфуцианские ценности и традиции. Однако, несмотря на такие попытки, невозможно было скрыть тот факт, что огромное число тюркомонголов остававалось на влиятельных должностях, а ключевые с точки зрения власти, влияния и авторитета позиции, намеренно или нет, занимали преимущественно мусульмане.
Махмуд-шах, Хасан Ходжа Убайдулла, Баянчар и Доулатшах были на виду и занимали влиятельные посты в правительстве и центральном аппарате. Христиане и мусульмане были освобождены от всяких трудовых повинностей и получали в обмен на предметы роскоши огромные суммы, обещанные монгольской знатью. Считается, что на время Есун-Тэмура пришлась высшая точка мусульманского и западного влияния в империи Юань за счет китайцев. Или, по крайней мере, такое впечатление сложилось в обществе: преувеличения маскировали реальную ситуацию и служили добрую службу зачинщикам восстания.
Есун-Тэмур был идеалистом, который порицал излишества двора и терпимость к импортной роскоши. Он осуждал дворцовую практику скупки драгоценных камней, которые привозили иноземные купцы и продавали здесь по десятикратной цене, в то время как за стенами дворца бедняки голодали. Однако, когда в 1326 году хан Золотой Орды Узбек прислал Есун-Тэмуру гепардов, хан-идеалист в ответ одарил его золотом, серебром, деньгами и шелками [14].
За годы своего правления Есун-Тэмур инициировал перемены и реформы в управлении. Среди них – расширение числа административных органов, которые контролировал совет «властителей провинций», с двенадцати до восемнадцати. Эти властители провинций принимали у населения прошения, в том числе и жалобы. В особенности жалобы касались деятельности лам, которые, как сообщалось, неволили народ, самочинно осуществляя над ними власть и эксплуатируя его. Ламы, вооруженные золотыми печатями, без предупреждения ходили по дворам, взимая дань, издержки и «безобразно обращаясь с людьми» [15]. Они требовали пропитания и ночлега, а зачастую занимали дом с двором, изгоняли хозяина и обращались с жилищем, как если бы оно им принадлежало, причем это обращение распространялось на домашних слуг и женщин.
Сперва Есун-Тэмур боялся разозлить лам и придворную знать, но в конце концов он запретил ламам въезжать в Китай. За это Есун-Тэмура обвинили в нерадивости по отношению к буддизму и древнему монгольскому культу Неба, в передаче излишней власти советникам-мусульманам, в частности Доулатшаху [16]. Смерть Есун-Тэмура наступила неожиданно, в Шанду, где он проводил жаркие летние месяцы, в возрасте тридцати шести лет. Ему было бы лучше командовать армией, нежели управлять государством. Его преемник унаследовал разобщенную и беспокойную страну.
Именно в годы правления Есун-Тэмура монах Одорико из Порденоне посетил Китай и провел три года в столице Ханбалыке и ее величественном дворце: «четыре и двадцать колонн из золота, стены полностью завешены красными кожами, как говорят, прекраснейшими в мире» [17]. Его описание двора похоже на то, которое сделал Марко Поло, несмотря на десятилетия, разделяющие их поездки. Примечательно, что монах сообщает о характерных головных уборах, которые носили монгольские хатун (знатные дамы). На его взгляд, они напоминали огромные ноги – видимо, их мужей – и были пышно украшены шелками, драгоценностями и камнями [18]. Гильом де Рубрук дает куда более детальное и аккуратное описание этих бокка, сделанных из коры и покрытых превосходным шелком и жемчугом, которые носили веком ранее, когда он был там.
Сторонники Есун-Тэмура посадили Аригабу, юного сына монарха, на престол в Шанду, но через два месяца девятилетний мальчик исчез (по всей видимости, был убит). Власть захватил могущественный бывший министр императора У-цзуна, потребовав, чтобы сын У-цзуна взошел на трон. Война группировок, которая продолжала раскалывать и двор, и страну, велась между влиятельными министрами, пытавшимися посадить своих ставленников на императорский трон. В конце концов его занял Туг-Тэмур.
Туг-Тэмур Джаяту-хаган (прав. 1328–1329, 1329–1332)
Туг-Тэмур, или юаньский император Вэнь-цзун, считается двенадцатым великим ханом Монголии и восьмым юаньским императором Китая. Благодаря верным сторонникам своего отца Туг-Тэмур вернул на трон линию Хайсана. При этом он подверг преследованиям семью своего старшего брата Хошилы, о чем сожалел позднее. Туг-Тэмур был первым из юаньских императоров, родители которого обладали спорным этническим происхождением: его мать имела тангутские корни.
Туг-Тэмур заслужил репутацию образованного и утонченного покровителя искусств, который и сам писал стихи, рисовал и читал классические тексты. Примеры его умелой каллиграфии, в отличие от установлений, сохранились до наших дней. Именно в его правление была составлена блистательная поваренная книга Ху Сыхуэя «Иньшань чжэнъяо», содержание которой отражало мультикультурный и утонченный характер его двора. Пока он посвящал свое время и таланты искусствам, его влиятельные министры управляли политическими и административными делами. Однако отстранение от этих вопросов Туг-Тэмура, посвятившего жизнь культуре и искусству, не уменьшило беды его многострадального народа. Выражением всеобщего недовольства его правлением стала пословица: «Бедные беднеют, а богатые – богатеют» [19]. Туг-Тэмур, стремясь заслужить уважение книжников, возложил новые почести на родителей Конфуция. В итоге в Цзяннани и Хугуане (Хунань) наводнение затопило 5,18 млн акров земли, вогнав в нищету 400 000 семей [20].
Хотя Туг-Тэмур имел грандиозные планы на свое правление, его государственный аппарат контролировался двумя самовластными фигурами – тюрком-кипчаком Эль-Тимуром и меркитом тюркомонголом Баяном. Именно Эль-Тимур спланировал переворот, который вознес Туг-Тэмура на престол, и эта мрачная фигура продолжала действовать за кулисами наряду с Баяном. Некоторые считают, что именно они позволили возвыситься военным вождям и влиятельным личностям, что ознаменовало закат империи Юань.
Туг-Тэмур хорошо знал китайский язык и историю, был хорошим поэтом, каллиграфом и художником; он с большим уважением относился к китайскому искусству и конфуцианству и поощрял их. В 1329 году он основал Академию павильона созвездия литературы (Академия павильона императорских писаний; Куй чжан гэ сюэши-юань), созданную для решения «ряда задач, относящихся к передаче конфуцианской высокой культуры высшей имперской монгольской прослойке» [21]. Академия была ответственна за составление и опубликование ряда книг, но самым знаменитым ее достижением стала компиляция обширного сборника под названием «Цзинши дадянь» («Великий свод управления миром»). Его цель состояла в том, чтобы утвердить достижения империи Юань наравне, если не выше, культурных, законодательных и административных свершений Тан и Сун.
Рассказывают, что Туг-Тэмур пожелал видеть документы о себе и своем правлении, которые хранились историками в академии Ханлинь, пойдя против традиции, которая ограничивала доступ к ним лишь кругом отобранных официальных историков. Несмотря на то что главные чиновники боялись пойти против приказа императора, некий нижестоящий чин бросился под ноги Туг-Тэмуру и молил прислушаться к академии, объяснив, что сохранить ее целостность и объективное и независимое историописание в случае слома традиции будет невозможно. Туг-Тэмур был столь поражен словами этого мелкого служащего, что согласился сохранить дальнейшую секретность и неприкосновенность деятельности института.
Потенциальные административные заслуги Туг-Тэмура были полностью перечеркнуты его бессовестными и всевластными министрами Эль-Тимуром и Баяном, которые возглавляли также кэшиков. Император был не более чем марионеткой Эль-Тимура. Когда Туг-Тэмур был вынужден отречься в пользу брата Хошилы, министр отравил нового императора, и несчастный Туг-Тэмур вновь был восстановлен на престоле. Эль-Тимур чувствовал, что Хошилу (Кутукта-хагана, Мин-цзуна), которого поддерживали влиятельные чагатаидские кланы, контролировать будет не так просто. Он вычистил сторонников Хошилы из администрации и вернул власть региональным властителям, увеличив таким образом анархию, буйствовавшую на большей части империи, особенно в землях, где власть и влияние имели национальные меньшинства.
После того как Хошила на незначительный срок прервал правление Туг-Тэмура в 1329 году, ему потребовались поддержка и признание со стороны других ханств Чингисидов, и с этой целью он разослал возглавляемые князьями царские посольства с дарами; их задачей было получить признание его суверенитета. Щедрые дары получили в Золотой Орде и в государстве Хулагуидов, достались они и хану Эльчигидею, который активно поддерживал Хошилу (Мин-цзуна). Намерение Туг-Тэмура состояло в том, чтобы смягчить гнев Эльчигидея из-за подозрительной смерти его друга Хошилы вскоре после восхождения на юаньский трон. Эльчигидей правил Чагатайским улусом и наследовал брату Кибуке и отцу Дуве. Впрочем, его правление было недолгим, и другой брат Дува-Тимур сверг его в 1329 году.
Сохранились записи о четырнадцати даннических миссиях из западных ханств под властью Абу Саида, Узбека, Эльчигидея и Тармаширина к юаньскому двору Туг-Тэмура. В их число входит отправка 170 русских пленников чагатайским ханом Чанкши, который в ответ был одарен драгоценными камнями. Согласно текстам, в Ханбалыке в это время существовала русская община, и известно, что Туг-Тэмур создал из ее членов русский полк, известный как «верная русская императорская гвардия». Его расположение к русским было хорошо известно, и русских пленников к его двору присылали как хан Золотой Орды Узбек, так и правители Могулистана. Туг-Тэмур сумел получить поддержку остальных чингисидских ханств; хотя эта поддержка и была совершенно несущественной, ее хватило для того, чтобы произвести впечатление на европейские державы. Папский меморандум относительно Pax Mongolica гласит:
Великий хан Катая (Китая) – один из самых могущественных царей мира, и все крупные властители этой страны являются его вассалами и воздают ему почести; и в особенности три великих императора, а именно: император Армалек (Альмалик), император Буссай (Абу-Саид) и император Узбек (Узбег). Эти три императора посылают год за годом живых леопардов, верблюдов, кречетов и, кроме того, огромное количество драгоценностей своему господину Каану. Этим они признают его своим суверенным повелителем.
Согласно анналам, смерть Туг-Тэмура совпала по времени с землетрясениями и природными катаклизмами, предварившими падение монгольского господства в Китае.
Ринчинбал-хан
Ринчинбал, или юаньский император Нин-цзун, был посажен на трон матерью, которая стала регентшей, несмотря на поползновения главного министра Йен-Тимура, который благоволил своему собственному протеже. Шестилетний Нин-цзун стал самым молодым и самым недолговечным ханом империи Юань; он умер вскоре после восшествия на престол, которое последовало за смертью его дяди Туг-Тэмура. Он освободил трон для своего старшего брата Тогон-Тэмура – последнего из девяти преемников Хубилай-хана.
Тогон-Тэмур-хан (прав. 1333–1370)
Тогон-Тэмур-хан, или юаньский император Шунь-ди, был последним правителем империи Юань до того, как остатки ее армии и двора бежали на север, чтобы устроиться в первой столице хана Угэдэя – Каракоруме. Его правление было долгим, но хаотичным, и он стал свидетелем усиления беспорядка и недовольства по мере того, как меньшинства поднимали восстания, а оппозиция начинала собираться вокруг будущих вождей империи Мин. У Чжу Юаньчжана, основателя Мин, имелись военачальники-мусульмане вроде Лань У, который поднял против монголов мятеж и разгромил их в бою.
Приход к власти Тогон-Тэмура совпал со смертью Эль-Тимура, и начало его правления отмечено самовластием первого министра Баяна. Тогон-Тэмур опасался усиления министра и не желал повторить судьбу своих предшественников, поэтому решил избавиться от визиря. При помощи Тогто, обиженного племянника Баяна, тот был смещен в ходе государственного переворота. Несколькими годами позднее, в 1344 году, Тогто был вынужден уйти с поста первого министра. Тем не менее он успел закончить работу над историями Ляо, Цзинь и Сун и получил титул Цин-вана, обеспечив упоминание своего имени в исторических сочинениях.
В детстве Тогон-Тэмура обучал китайский монах, который научил его читать и писать по-китайски, а также заставил выучить наизусть большое количество классических текстов. По всей видимости, будущий хан был смышленым мальчиком и мог даже сносно заниматься каллиграфией. Однако этот смышленый мальчик стал избалованным и развратным последователем культовых и тантрических практик, которым научили его тибетские монахи. Правда, китайцы относились к тибетским тантрическим искусствам с большим подозрением, считали их сомнительными и развращенными, а потому сохранившиеся красочные описания следует читать с долей скепсиса.
В годы правления Тогон-Тэмура участились природные бедствия: имеются записи о засухах, голоде, землетрясениях и наводнениях. В отсутствие действенных мер по облегчению страданий населения недовольство выросло и повсеместно распространились мятежи. В 1351 году хан восстановил в должности первого министра отставленного шестью годами ранее Тогто, чтобы разобраться с восстанием Красных повязок, которое к 1354 году, когда министр наконец взял его под контроль, стало общенародным. Опасаясь, что теперь Тогто может излишне усилиться, Тогон-Тэмур отправил его в отставку и обратился за поддержкой к местным военным вождям.
В 1357 году восстание потрясло портовый город Цюаньчжоу, который благодаря размерам и влиянию своего мусульманского населения был известен как Зайтун, что по-арабски значит «оливы». Цюаньчжоу был главным торговым центром, который связывал Китай с жизненно важным Путем пряностей из Индийского океана к Персидскому заливу. Этот маршрут служил альтернативой сухопутному Шелковому пути, который оставался открыт военным и политическим опасностям. Верные хану войска смогли подняться на стены города, и персы-мятежники были разгромлены; погибло 10 000 тысяч бойцов.
21 марта 1357 года, согласно «Истории Юань», восстали и заняли Цюаньчжоу «тысяченачальники правоверных солдат» Сайф ад-Дин и Эмиль ад-Дин. Последующая запись утверждает, что 24 мая 1362 года Сайф ад-Дин из Цюаньчжоу занял дорогу на Фучжоу, но был вытеснен и разбит Яньчжи Бухуа, сановником фучжоуского отделения Секретариата. Сайф ад-Дин, отступая с остатками своей армии, морем вернулся в Цюаньчжоу и захватил этот портовый город. В то же время Динчжоуский тракт охранял Чэнь Юдин (Ю ад-Дин), другой сановник фучжоуского отделения Секретариата. В конце концов этот верный сторонник империи Юань, прибывший из Цюаньчжоу в 1366 году, подавил так называемое Восстание испахов. Имеются сообщения о крупных жертвах среди гражданского населения. По-видимому, восстание было плохо скоординированным и, вероятно, незапланированным: нет свидетельств контактов между двумя главными вождями восставших и минским военачальником Чжу Юаньчжаном.
История мусульманской общины Цюаньчжоу относительно хорошо документирована благодаря наличию большой мечети, которая (что нехарактерно для мечетей Восточного Китая) выстроена в западноазиатском стиле, а также благодаря большому количеству хорошо сохранившихся надгробий, многие из которых содержат детали биографий и нисбы, отражающие изначальное место проживания семей погребенных. Вдобавок Цюаньчжоу посетил Ибн Баттута, записавший некоторые детали своего пребывания там. Он включил в повествование рассказ о некоторых представителях знати, которые развлекали его в этом городе. Один документ – текст, начертанный на стеле в мечети, – рассказывает историю поселения, утверждая, что оно появилось в XI в., но подверглось значительному обновлению, которое было завершено к 710 году хиджры (1310–1311) и проводилось под надзором Ахмада бин Мохаммада Кудса, хаджи из Шираза. «Были построены и установлены высокий свод, широкие проходы, почтенные врата и совершенно новые окна» [22].
Наконец, после того как разложилось центральное правительство, чрезвычайная безнадежность ситуации сломила Тогон-Тэмура, и он стал терять всякий интерес к борьбе или попыткам восстановить свою власть. Когда политическая борьба, восстания на местах и гражданские войны распространились повсюду, он был вынужден бежать из столицы и искать убежища на севере. В 1368 году он покинул Ханбалык и бежал в Шанду, а вслед за последней попыткой отбить у победителей-минцев Ханбалык он отступил в Инчан, где и умер в 1370 году, оставив страну победоносным армиям империи Мин (1368–1644) под предводительством Чжу Юаньчжана.
ЭНДШПИЛЬ
Хотя название Великая Юань воскресло затем в северных степных землях Монголии, для Китая Юаньская империя кончилась. Китайцы двояко относились к правлению Юань. С одной стороны, практически все хвалили юаньских ханов и восторгались ими за объединение Китая спустя почти четыреста лет раздельного политического существования Севера и Юга. Ничего положительного не желали видеть в Юань патриоты Сун, но при этом они никогда не отказывались от благ, которые предоставляла им монгольская династия, и, кроме того, являлись вымирающим видом.
Типичнейший лоялист такого рода Чжоу Ми сопротивлялся до конца, сохраняя внешнюю неуступчивость и отвергая работу на государство. Но в действительности многие из его друзей были правительственными чиновниками, и он не пытался запретить вход в свое жилище сторонникам Юань. Так, защитник местных мусульман, киданин Гао Кэгун (1248–1310), потомки которого помогли основать мечеть и мусульманскую общину в Сунцзяне, был другом Чжоу Ми и хотел быть посредником между ним и правящими кругами [23]. Хотя Чжоу Ми и не работал напрямую на государство, но он помогал правительственным чиновникам. Он давал им советы по закупке предметов искусства, по вопросам обновления и восстановления вложений, и в целом стимулировал существование бойкого рынка предметов искусства в Ханчжоу.
Ранее считалось, что затворничество в знак верности прежней династии и протеста против новой лишило государство множества ценных, высокообразованных и квалифицированных кадров, которые удалились в провинции, чтобы посвятить свою жизнь живописи, каллиграфии или письму вместо того, чтобы служить незаконному или недостойному режиму. Дженнифер Джей смогла наглядно продемонстрировать, что влияние этих лоялистов сильно преувеличено и переоценено [24]. Одной из причин столь повышенного внимания стало то, что они, будучи целеустремленными людьми и имея мало возможностей для самореализации и выпуска энергии, бесконечно писали о тяжелой доле своих инакомыслящих соратников, в то время как те их коллеги, кто принял правительственные посты, были слишком заняты, чтобы посвящать свое время размышлениям о своем положении.
Обозленные сунские лоялисты были вымирающим видом и вскоре без лишнего шума влились в новое общество и стали наслаждаться повышением благосостояния и культуры развивающегося государства. Все китайцы, как тогда, так и, несомненно, после юаньского времени, гордились расширением границ и иноземными подвигами юаньских военных по мере расширения империи и включения в ее состав все большего числа земель и народностей.
Конфуцианская элита, хоть и критически настроенная в отношении некоторых аспектов системы управления и засилья менее культурных чужеземцев, признавала за Юаньским государством Небесный мандат на власть и была склонна допускать, что представители некитайской правящей знати зачастую были хорошими людьми, чьи достоинство, щедрость, мотивация и подход к работе порой превосходили качества их китайских коллег.
Легитимность юаньской империи не ставилась под вопрос, население верило в искренность многих имперских чиновников, и широко распространилось убеждение, что в конце концов иноземцы вольются в китайское общество и изменятся, а цивилизация восторжествует. В Иране происходили те же процессы, но там не было шанса на то, что «монголы» отступят и вернутся в степь после того, как их господство падет. Как и Китай, Иран Хулагуидов с точки зрения культуры был плавильным котлом, «культурным бульоном», в котором варилось множество различных ингредиентов. Его бульон служил источником энергии как для современников, так и для грядущих поколений, которым предстояло поглотить сваренный из него суп.
Если судить об успехах и неудачах юаньского правительства и бюрократии, то их художественные достижения признаются широко, равно как и на Западе культурные достижения государства Хулагуидов давно и широко признаны историками искусства. Империя Юань смогла перенять и развить культурные достижения Сун, во многих областях превосходя даже успехи Мин. Хотя минская керамика знаменита во всем мире, именно при Юань гончары достигли вершины своего мастерства. Пьесы юаньского времени почитаются до сих пор, эта эпоха всюду считается золотым веком китайской драмы.
Хубилай-хан, как и его брат Хулагу на западе, был энергичным поборником интеллектуальной деятельности. Как они, так и их потомки поощряли интеллектуальные споры и научные исследования, создавали институты, необходимые для развития философии, образования, науки и академической жизни. В частности, Иран Хулагуидов породил до сих пор непревзойденных поэтов золотого века (1250–1350). Интерес ханов к истории привел к созданию разнообразных исторических хроник и записей, доступных ученым современности.
Обсерватории Мараги и Ханбалыка породили гигантов мысли вроде Туси, Ширази и Го Шоуцзина, мысли и теории которых привлекают внимание вплоть до наших дней. Живопись и каллиграфия продолжали богатую традицию, достигшую пика при Сун, и отражали богатство, порожденное объединением культур. Чжао Мэнфу за некоторые из своих картин приобрел международную известность и даже всемирное признание. Ханчжоу, не являвшийся более политической столицей, процветал как культурный центр мировой империи Хубилая, обеспечил преемственность и развитие художественной традиции Китая.
Не прерывалось совершенное мастерство изготовления китайской керамики, и прежде всего утонченного селадона. Китайские гончары, продукция которых привлекала внимание во всем мире, стали обслуживать международные рынки, особенно иранский, с его неутолимым спросом на изящный фарфор. Голубой кобальт экспортировался из Хемсара в Иране, а обратно поступал в виде великолепного бело-голубого фарфора из печей Цзиндэчжэня. В 1369 году основное ядро монгольской армии могло уйти в степные земли Монголии, но в результате векового развития общество пропиталось элементами культурной зрелости, которые невозможно было стереть и которые проникли в ДНК страны.
ДОМ ЧИНГИСХАНА
Великие ханы и правители китайской династии Юань
Чингисхан, 1206–1227
Угэдэй, 1229–1241
Гуюк, 1246–1248
Мункэ, 1251–1258
Хубилай, 1260–1294
Тэмур, 1294–1307
Хайсан, 1307–1311
Буянту, 1311–1320
Гэгэн, 1320–1323
Есун-Тэмур, 1323–1328
Туг-Тэмур, 1328–1329
Кутукту, 1329–1332
Ринчинбал, 1332
Тогон-Тэмур, 1332–1370
