Отношение к своим детям

Описывая особенности раннего сексуального развития женщины, я не вдавалась в подробности, связанные с ее стремлением иметь детей, так как намеревалась обсудить ее раннее отношение к своему воображаемому ребенку одновременно с тем отношением, которое у нее будет в дальнейшей жизни – уже к реальному ребенку внутри нее, во время беременности.

Фрейд утверждал, что желание девушки иметь детей сменяет ее стремление к обладанию пенисом. Но в соответствии с моими наблюдениями, желанию родить ребенка предшествует ее объектно-либидинальное стремление к пенису своего отца, возникающее из ее оральной позиции. В некоторых случаях для нее главным будет приравнивание детей к фекалиям, в других – ребенка к пенису. В первом случае ее отношение к ребенку будет по большей части развиваться по нарциссической линии. Она характеризуется более независимым отношением к мужчине, тесной привязкой к своему собственному телу и к ощущению всемогущества своих экскрементов. Во втором – ее отношение к своему ребенку базируется в большей мере на ее отношении к собственному отцу или к его пенису. Согласно общему для всех детей сексуальному представлению, мать при каждой новой копуляции инкорпорирует новый пенис, и эти пенисы или их части превращаются в детей. Вследствие этих представлений отношение девочки к пенису своего отца поначалу влияет на ее отношение к своим воображаемым, а затем – уже к реальным детям.

В книге, которую я уже цитировала, – «Zur Psychoanalyse der weiblichen Sexualfunktionen» – Хелена Дойч, обсуждая отношение беременной женщины к находящемуся внутри нее ребенку, выдвигает следующие положения. Женщина рассматривает своего (еще не рожденного. – Примеч. пер.) ребенка и как часть своего тела, и как объект, находящийся вне его, «в отношении к которому она повторяет все позитивные и негативные моменты объектных отношений со своей матерью». В ее воображении ее отец превращается в ее ребенка в акте копуляции, «который в конечном счете означает для ее бессознательного оральное инкорпорирование своего отца», а он «сохраняет свою роль в последующей реальной или воображаемой беременности». После выполнения такого процесса интроекции ее ребенок становится «воплощением того эго-идеала, который она уже заранее разработала», и также представляет собой «телесное воплощение ее собственных идеалов, которых она не смогла достичь». Амбивалентность ее отношения к своему ребенку проистекает частично из-за того, что он выражает собой ее супер-эго, которое часто находится в жестком противостоянии с ее эго, и возрождает в ней то амбивалентные чувства к ее отцу, которые возникли в ней вследствие эдипальной ситуации. Но, по Хелене Дойч, оно также частично обязано регрессивному катексису ее более ранней либидинальной позиции. Ее идентификация детей с фекалиями из-за ее нарциссической оценки последних становится основой аналогичной нарциссической оценки своего ребенка. И формирование ее реакции, направленной против ее первоначальной завышенной оценки своих экскрементов, пробуждает в ней чувство отвращения и заставляет ее хотеть исключить своего ребенка из отношений.

Мои собственные соображения в паре моментов идут еще дальше, по сравнению с тем, что высказала Хелена Дойч. Сделанное девочкой на самых ранних стадиях своего развития приравнивание пениса отца ребенку ведет ее к тому, чтобы придать находящемуся внутри нее ребенку значение отцовского супер-эго, так как его интернализированный пенис образует ядро этого супер-эго. Это приравнивание определяет не только ее амбивалентность к своему воображаемому, а в дальнейшей жизни, уже как матери, и к реальному ребенку, но и объем той тревоги, которая решающим образом влияет на ее отношения со своим ребенком. Как я обнаружила, сделанное ею приравнивание фекалий к детям также оказывает влияние на ее отношение к воображаемому ребенку в то время, пока она все еще очень мала. А тревога, которую она ощущает в связи со своими фантазиями на тему своих сжигающих и отравляющих экскрементов и которая, по моему мнению, укрепляет в ней тенденцию к исключению, относящуюся к более ранней анальной стадии, образует основу для ее более поздних чувств ненависти и страха по отношению к реальному ребенку, находящемуся внутри нее.

Я уже замечала, что боязнь девочки своего «плохого» интроецированного пениса побуждает ее усиливать интроекцию пениса «хорошего», так как последний обеспечивает ей защиту и помощь против «плохого», находящегося внутри нее, и от ее «плохих» образов, которые, как она считает, связаны с опасными экскрементами. Именно этот дружественный, «хороший» пенис, часто представляемый маленьким, воспринимается как ребенок. Такой воображаемый ребенок, предоставляющий маленькой девочке защиту и помощь, в первую очередь представляет в ее подсознании «хорошее» содержание ее тела. Та поддержка, которую он ей оказывает в борьбе с ее тревожностью, носит чисто фантастический характер, но ведь и ее объекты, которых она так боится, конечно, тоже являются фантастическими. На этом этапе ее развития ею управляет преимущественно психическая реальность.

Именно в том, что наличие (у женщины. – Примеч. пер.) детей служит способом преодоления ее тревожности и смягчения ее чувства вины, я вижу самую глубокую причину, по которой маленькая девочка обычно испытывает такую острую потребность в детях, которая превосходит все другие желания. Как мы знаем, у взрослых женщин зачастую желание иметь детей является более сильным, чем желание иметь сексуального партнера.

Отношение маленькой девочки к ребенку также очень важно для развития ее сублимаций. Те атаки против содержимого тела матери, которые она (девочка. – Примеч. пер.) предпринимает в своем воображении с помощью своих ядовитых и разрушающих экскрементов, вызывают опасения по поводу того, что содержится внутри ее собственного тела. Из-за приравнивания фекалий детям ее фантазии о «плохих» фекалиях внутри себя ведут к дальнейшим фантазиям о том, что внутри нее находятся также и «плохой» ребенок, который эквивалентен «уродливому» и ненормальному ребенку. Мне кажется, что реакции девушки на ее садистические фантазии об опасных фекалиях порождают сублимации именно женского типа. В аналитической работе с маленькими девочками мы очень отчетливо можем видеть, как тесно их стремление иметь «красивого» (то есть «хорошего» и здорового) ребенка, их неустанные усилия по прихорашиванию своего воображаемого младенца, а также своего собственного тела, связано со страхом произвести внутри себя и внести внутрь своей матери «плохих», уродливых детей, которых они уподобляют ядовитым экскрементам.

Ференци описал те изменения, которые происходят с интересом детей к фекалиям на разных стадиях их развития, и пришел к выводу о том, что детские копрофилические тенденции в раннем возрасте частично сублимируются в удовольствие от блестящих вещей. Одним из элементов этого процесса сублимации является, как я думаю, детский страх «плохих» и опасных «какашек». А отсюда – прямой путь сублимации через тему «красоты». Очень сильная потребность женщины иметь красивое тело, уютный дом, вообще, тяга к красоте основываются на их стремлении к красоте внутри собственного тела, где находятся «хорошие» и милые объекты и безобидные фекалии. Другая линия сублимации, берущая начало в страхах «плохих» и «опасных» фекалий, ведет к представлению о «хороших», целительных продуктах (хотя «красивый» и «хороший» часто приравниваются у маленького ребенка друг к другу) и, таким образом, служит для усиления материнских чувств и желания отдавать, вытекающих из женской позиции.

Если у маленькой девочки преобладают обнадеживающие чувства, то она будет верить не только в то, что ее интернализированный пенис является «хорошим», но и в то, что дети, находящиеся внутри нее, – это «фигуры помощи». Но если она охвачена страхом «плохого» интернализированного пениса и опасных экскрементов, то в дальнейшей жизни в ее отношении к своим реальным детям очень часто будет преобладать тревога. Кроме этого, когда ее не удовлетворяют ее отношения со своим сексуальным партнером, она постарается установить такую связь со своим ребенком, которая даст ей удовлетворение и психологическую поддержку. В такого рода случаях, когда сексуальный акт сам по себе приобретает слишком сильное значение тревожащей ситуации, а ее сексуальный объект становится объектом ее страхов, именно ее ребенок сосредоточивает на себе все качества «хорошего» и «помогающего» пениса. Опять же, та женщина, которая преодолевает тревожность именно посредством сексуальных действий, может иметь вполне хорошие взаимоотношения со своим мужем и плохие со своим ребенком. В таком случае она перемещает большую часть своей тревоги по поводу своего внутреннего врага на своего ребенка. И именно возникающий из этого страх, как я обнаружила, лежит в основе ее нежелания беременности и опасений по поводу рождения детей, а также усиливает ее физические страдания во время беременности и даже может сделать ее психологически неспособной зачать ребенка.

Мы уже видели, каким образом страх женщины перед «плохим» пенисом может усилить ее садизм. Женщины, отношение которых к своим мужьям отличается сильным садизмом, обычно смотрят на своих детей как на врагов. Точно так же, как и в (детских. – Примеч. пер.) фантазиях, они считают сексуальный акт средством разрушения своего объекта, поэтому их желание иметь ребенка в основном обусловлено стремлением иметь возможность полностью распоряжаться им, как будто он – это нечто враждебное им. Поэтому-то они и могут использовать ту ненависть, которую они чувствуют к своим внутренним, ужасным врагам, против их внешних объектов – то есть против мужа и ребенка. Конечно, существуют женщины, у которых отношение к мужу носит садистический характер, а к детям – относительно дружелюбный, или наоборот. Но в каждом таком случае именно отношение женщины к своим интроецированным объектам, особенно к пенису отца, будет определять и ее отношение к мужу и к ребенку.

Отношение матери к своим детям основано, как мы знаем, на ее отношениях к своим объектам в раннем возрасте. Эти эмоциональные взаимоотношения, которые у нее возникают в раннем детстве с отцом, дядей, братьями или матерью, тетей, сестрами, будут отражены в большей или меньшей степени в ее отношении к ребенку соответственно его полу. Если она принципиально отождествила идею о ребенке с идеей о «хорошем» пенисе, то именно положительные элементы тех взаимоотношений она перенесет на своего ребенка.

Она сконцентрирует ряд дружеских образов в его лице, что будет символизировать «невинность» младенчества и будет в ее глазах тем, кем она хотела бы представлять себя в раннем детстве. И один из главных мотивов тех надежд, которые она возлагает на его успешное и счастливое взросление, заключается в том, что она, может быть, сумеет воссоздать свое не удовлетворившее ее детство и сделать это временем счастья.

Я думаю, существует целый ряд факторов, помогающих укрепить эмоциональное отношение, которое есть у матери к своему ребенку. Принося его в этот мир, она добилась самого существенного опровержения действительностью всех тех страхов, которые возникают в ней из-за ее садистических фантазий. Рождение ребенка означает в ее бессознательном, что все находящееся внутри ее собственного тела, в частности ее воображаемые дети, осталось невредимым или успешно воссоздалось, но и сводит на нет все ее страхи, связанные с мыслями о детях. Это показывает ей, что дети внутри ее собственной матери – ее братья и сестры – и пенис отца (или сам отец), на которых она так нападала, как и собственно ее мать, либо остались невредимы, либо вновь стали целостными. Давая рождение ребенку, таким образом, она восстанавливает ряд своих объектов – или даже, в некоторых случаях, воссоздает целостный мир.

То, что она дает свою грудь ребенку, также очень важно – это формирует очень тесную и специфическую связь между ней и ним. Предоставляя ребенку продукт своего собственного тела, который критически важен для его (ребенка. – Примеч. пер.) питания и роста, она оказывается в состоянии наконец доказать ошибочность и вообще положить счастливый конец тому замкнутому кругу, в который она попала еще в младенчестве с первой ее агрессией, направленной на грудь своей матери как на первый объект ее деструктивных импульсов, в котором были ее фантазии на тему уничтожения этой груди путем разгрызания на куски и обгаживания, отравления или сжигания с помощью своих экскрементов. В своем бессознательном она рассматривает факт, что дает своему ребенку питательное и полезное молоко как доказательство того, что ее собственные садистические фантазии в раннем возрасте не сбылись или что она успешно восстановила их объекты.

Как уже отмечалось, индивидуум любит свой «хороший» объект тем более, что, будучи целью и объектом его восстановительных тенденций, он доставляет ему удовольствие и уменьшает его тревожность. Ни один другой объект не обладает этими качествами в такой степени, как беспомощный маленький ребенок. Более того, направляя свою материнскую любовь на своего ребенка и заботясь о нем, она не только осуществляет свои самые ранние устремления, но и, отождествляя себя с ним, делится с ним тем удовольствием, которые она при этом получает. «Переворачивая» таким образом отношения между матерью и ребенком, она становится способной почувствовать счастливое возрождение своей ранней привязанности к собственной матери и отодвинуть свое примитивное чувство ненависти к ней на задний план, а позитивные чувства – выдвинуть на передний.

Все эти факторы вносят свой вклад в то, что дети имеют огромнейшую важность для эмоциональной жизни женщины. И мы легко можем понять, почему ее психическое равновесие будет в столь значительной степени нарушено, если ее ребенок станет неблагополучным, и особенно если ненормальным. Точно так же, как здоровый и цветущий ребенок является для нее опровержением ее многочисленных страхов, так и ненормальный, болезненный или даже просто не слишком успешный ребенок будет их подтверждением и иногда будет рассматриваться как враг и преследователь.