Кастрационный комплекс

Идентификация с отцом, которую девочка так явно демонстрирует в фаллической фазе и которая несет в себе все признаки комплексов, связанных с завистью к пенису и с кастрацией, является результатом многостадийного процесса, как об этом говорят мои собственные наблюдения. Исследуя некоторые более важные из этих стадий, мы увидим, каким образом на ее идентификацию с отцом влияет тревожность, возникающая из ее женской позиции, и как принятие ею маскулинной позиции, соответствующей каждой стадии ее развития, накладывается на маскулинную же позицию, принятую на предыдущей стадии.

Девочка отождествляет себя со своей матерью, когда она отказывается от материнской груди как от объекта удовлетворения и обращается за этим к пенису отца. Но как только она начинает испытывать связанную с этим фрустрацию, она очень быстро переключается на идентификацию себя с отцом, который – в ее воображении – получает удовлетворение от груди и всего тела ее матери, то есть от тех основных источников удовлетворения, от которых ее саму так болезненно заставили отказаться. Чувства ненависти и зависти по отношению к матери, так же как и либидинальные устремления к ней, побуждают девочку к этой ранней идентификации себя со своим садистическим отцом, в которой энурез играет важную роль.

Дети, независимо от их пола, видят позитивный аспект того, что связано с мочой, в том, что она является эквивалентом грудного молока своей матери, так как они бессознательно приравнивают все телесные субстанции друг к другу. Мои наблюдения свидетельствуют о том, что писание в штаны, в обоих своих смыслах – и самом раннем, позитивном, как акт отдавания, и в инвертированном, садистическом, – суть выражение женственной позиции и у мальчиков, и у девочек. Представляется, что та ненависть, которую ребенок ощущает в отношении груди своей матери вследствие невозможности удовлетворения своих, связанных с ней, устремлений и соответствующего разочарования, возбуждает в нем либо одновременно с его каннибалистическими импульсами, либо сразу же вслед за ними фантазии на тему причинения вреда, травм этой груди или даже ее полного уничтожения с помощью своей мочи.

Как уже говорилось, в садистической фазе у девочек возникает вера в магическую силу своих экскрементов, в то время как у мальчиков принципиальным орудием их садизма делается их пенис. Но и у первых, чувство всемогущества своей мочеиспускательной функции ведет к идентификации себя со своим садистическим отцом (хотя и в меньшей степени, чем это происходит у мальчиков), которому они придают особую уретрально-садистическую силу по причине наличия у него пениса. Поэтому писание в штаны очень скоро для детей обоих полов становится выражением маскулинной позиции, а в связи с ранней идентификацией девочки со своим садистическим отцом – также и средством уничтожения ее матери. В то же самое время она в своем воображении «присваивает себе» пенис отца, кастрируя его.

Идентификация девочки себя со своим отцом на основе его интроецированного пениса, по моему опыту, тесно связано с первичным садистическим отождествлением с ним, сделанным ею с помощью писание в штаны. В своих ранних мастурбационных фантазиях она поочередно идентифицировала себя с каждым из своих родителей. Женская позиция, ассоциирующаяся в интернализацией пениса отца, приводит к ее боязни «плохого» пениса отца, который она уже интернализировала. Но эта тревога ведет к усилению своей идентификации с отцом, так как для того, чтобы справиться с этим страхом, она активирует защитные механизмы идентификации себя с объектом своей тревоги. Обладание украденным у отца пенисом ведет к появлению ощущения всемогущества, которое усиливает ее веру в свои деструктивные магические способности, которые она может реализовать с помощью экскрементов. В этой позиции у девочки усиливаются садизм и ненависть по отношению к матери, которую она в своем воображении уничтожает с помощью отцовского пениса. В то же самое время она удовлетворяет свое стремление к мести отказавшему ей отцу и находит в своем ощущении всемогущества и власти над обоими родителями защиту от своей тревожности. Я обнаружила, что такое позиционирование себя особенно сильно развито в некоторых пациентах, у которых преобладают параноидальные черты. Но оно также очень ярко выражено у женщин, гомосексуальность которых глубоко окрашена в цвета чувств враждебного соперничества с мужским полом. Поэтому это применимо к тем группам женщин-гомосексуалов, которые описал Эрнест Джонс и на которые я ссылалась ранее.

Получается, во-первых, что, владея экстериоризированным пенисом, девочка хочет доказать себе, что она и в реальности обладает садистической властью над обоими родителями, без которой она не сможет справляться со своей тревожностью, а во-вторых, что этот пенис, как средство садистической власти над ее объектами, доказывает ей, что над интернализированным опасным пенисом и интроецированными объектами можно одержать верх. Поэтому обладание пенисом в конечном счете служит защите ее собственного тела.

В то время как ее садистическая позиция, усиленная тревожностью, таким образом формирует основу для ее маскулинного комплекса, чувство вины также приводит ее к желанию иметь пенис. Она хочет обладать настоящим пенисом для того, чтобы иметь возможность возместить (причиненный ущерб. – Примеч. пер.) матери. Как отмечала Джоан Ривьер, желание девочки компенсировать своей матери то, что она (девочка. – Примеч. пер.) лишила мать пениса отца, вносит важные дополнения в ее (девочки. – Примеч. пер.) кастрационный комплекс и в ее зависть по отношению к пенису. Когда девочка оказывается вынуждена отказаться от своего соперничества с матерью по причине страха перед ней, ее желание успокоить мать и компенсировать то, что она (девочка. – Примеч. пер.) сделала, ведет девочку к жажде обладания пенисом как средством, с помощью которого эту компенсацию можно осуществить. По мнению Джоан Ривьер, интенсивность садизма девочки и степень ее способности переживать и переносить тревогу являются факторами, которые помогут определиться: примет она гетеросексуальность или пойдет по гомосексуальному пути.

Теперь нам предстоит более глубоко исследовать вопрос о том, почему в некоторых случаях маскулинная позиция и наличие пениса являются необходимыми условиями, без выполнения которых девочка не может осуществить возмещение своей матери. Психоанализ ранних возрастов показал наличие в бессознательном некоего фундаментального принципа, управляющего всеми реактивными и сублимационными процессами, который требует, чтобы акт возмещения в каждой детали соответствовал тому вреду, который был причинен в воображении. Все «неправильное», что ребенок сделал в своих фантазиях – кражи, нанесение травм, уничтожение, должно быть компенсировано возвратом (похищенного. – Примеч. пер.), приведением в порядок и восстановлением – одно за одним. Этот принцип также требует, чтобы те же самые садистические инструменты (то есть пенис, экскременты и т. д.), которые применялись для нанесения ущерба и разрушения, были бы превращены в «хорошие» вещи и использованы в качестве орудий добра. Какой бы вред «плохой» пенис и «плохая» моча не причинили, «хороший» пенис и «хорошая» моча должны все это исправить.

Давайте рассмотрим случай с девочкой, садистические фантазии которой особо сосредоточены вокруг непрямого разрушения ее матери с помощью опасного пениса ее отца и которая очень сильно идентифицирует себя со своим садистическим отцом. Как только ее реактивные тенденции и ее стремления к совершению (актов. – Примеч. пер.) возмещения наберут достаточную силу, она будет ощущать настоятельную необходимость «восстановить» свою мать посредством обладающего целебной силой пениса, и таким образом ее гомосексуальные намерения будут укрепляться. В этой связи важным фактором является ощущаемая ею степень того, насколько ее отец неспособен возместить ущерб – либо по причине ее веры в то, что она сама его кастрировала, либо из-за того, что она просто устранила его со своего пути либо превратила его пенис «в плохой», а поэтому ей придется расстаться с надеждой его вернуть. Если она очень сильно верит в это, то ей придется самой играть его роль, что опять же будет способствовать принятию ею гомосексуальной позиции.

Разочарование, сомнения, чувство неполноценности, которые охватывают девочку, когда она осознает, что у нее нет пениса, страхи и чувство вины, которые порождаются ее маскулинной позицией (в первую очередь по отношению к отцу, поскольку она отняла у него его пенис и лишила его обладания ее матерью, а во вторую очередь – по отношению к матери по причине того, что она (девочка. – Примеч. пер.) забрала у нее отца), объединяются и разрушают эту позицию. Более того, первоначальная обида девочки на мать за то, что та воспрепятствовала ей заполучить себе пенис отца в качестве либидинального объекта, соединяется с ее новой обидой на мать за ее несогласие с тем, чтобы она (девочка. – Примеч. пер.) поимела свой собственный пенис как атрибут маскулинности. И эта удвоенная обида ведет к тому, что девочка отворачивается от своей матери как от объекта генитальной любви. С другой стороны, чувство ненависти по отношению к отцу и ее зависть к нему из-за того, что у него есть свой пенис, которые возникают из ее (девочки. – Примеч. пер.) маскулинной позиции, встают на пути принятия ею своей женской роли еще раз.

Из моего опыта следует, что девочка, по выходе из фаллической фазы, проходит через еще одну фазу – постфаллическую, во время которой она делает свой выбор между тем, остается она на женской позиции или отказывается от нее. Я бы сказала, что ко времени вступления в латентный период ее женственная позиция, которая достигла генитального уровня, носит пассивный и материнский характер, что включает функционирование ее вагины соответственно психическому представлению о ней, и оказывается сформированной во всех ее основных моментах. Это становится очевидно из того, как часто маленькие девочки занимают по-настоящему женственную и материнскую позицию – позицию, которая немыслима до тех пор, пока вагина не начинает вести себя как принимающий орган. Как уже отмечалось, в функции вагины происходят существенные изменения в результате тех биологических изменений, которые претерпевает организм девочки с наступлением пубертата и при получении ею сексуального опыта. Именно эти изменения доводят психосексуальное развитие девочки до его финальной стадии и превращают ее в женщину в полном смысле этого слова.

Я по многим пунктам согласна с Карен Хорни, которая в работе «Бегство от женственности» приходит к заключению, что вагина, так же как и клитор, играет свою роль в раннем возрасте ребенка женского пола. [Она указывает, что] из более поздних аспектов фригидности у женщин было бы разумно сделать вывод о том, что вагинальная зона будет с большей вероятностью сильно катектирована с тревожностью и защитными аффектами, чем клитор. Она также считает, что у девочки «инцестуозные желания безошибочно направлены ее бессознательным на вагину». В соответствии с этим подходом фригидность [в дальнейшей жизни] должна рассматриваться как выражение защиты от тех фантазий, которые так сильно угрожают эго.

Я также разделяю мнение Карен Хорни о том, что неспособность девочки получить какие-либо достоверные знания о своей вагине или, в отличие от мальчиков, которые могут осматривать свои гениталии, подвергнуть ее проверке реальностью с целью понять, стала ли она (вагина. – Примеч. пер.) жертвой страшных последствий мастурбации, способствует росту генитальной тревожности и приводит к большей вероятности принятия девочкой маскулинной позиции. Карен Хорни далее проводит различие между вторичной завистью девочки к пенису, которая возникает в фаллической фазе, и ее первичной завистью к пенису, которая основана на некоторых прегенитальных катексисах, таких как скоптофилия или уретральный эротизм. Она считает, что вторичная зависть девочки к пенису используется для подавления ее женских устремлений. С исчезновением ее эдипова комплекса она всегда – хотя и с разной степенью – не только отказывается от своего отца как от сексуального объекта, но и в то же время удаляется от женской роли, регрессируя к первичной зависти к пенису.

Мои представления о заключительной стадии генитальной организации девушки, которые я выдвинула в своей работе «Ранние стадии эдипова конфликта», во многих существенных моментах согласуются с результатами, к которым примерно в это же время пришел Эрнест Джонс. В своей работе «Раннее развитие женской сексуальности» он предположил, что изначально вагинальные функции идентифицированы с анальными и что дифференциация между ними, до сих пор являющаяся достаточно туманным процессом, частично имеет место на более ранней стадии, чем это обычно считалось. Он предположил, что существует некая «орально-анальная» стадия, которая формирует основу гетеросексуальности у девочки на базе ее идентификации себя со своей матерью. В соответствии с этой концепцией, фаллическая фаза у нормальной девочки является только ослабленной формой идентификации с отцом и его пенисом, которую имеют гомосексуальные женщины, и носит преимущественно вторичный и защитный характер.

У Хелены Дойч другое мнение. Хотя она допускает существование постфаллической фазы, во время которой подготавливается окончательный вариант последующей генитальной организации девочки, но она считает, что у девочек вообще нет ничего похожего на вагинальную фазу, и что какие-либо знания о самом существовании у нее вагины и какие-либо связанные с ней ощущения – это исключения, а поэтому, когда у нее (девочки. – Примеч. пер.) заканчивается раннее сексуальное развитие, она не может принять женственную позицию в генитальном смысле. Как следствие этого, ее либидо, даже в той мере, в которой сохраняется женская позиция, вынуждено регрессировать к более ранним позициям, где преобладает ее кастрационный комплекс (который Хелена Дойч рассматривает как предшественника эдипова комплекса). Такого рода шаг назад должен быть фундаментальным фактором в возникновении женского мазохизма.