Глава 5

Отказ от общения

Третий способ проявления основного конфликта – это стремление невротической личности к замкнутости, попытка «избегать людей». Прежде чем приступать к анализу типа невротической личности, для которой подобная стратегия стала доминирующей, нам следует понять, что такое невротическое обособление. Конечно, это вовсе не знакомое многим стремление к уединению. Каждый, кто серьезно относится к себе и своей жизни, временами испытывает потребность остаться наедине с самим собой. Значение внешней стороны жизни в нашей цивилизации так велико, что мы недостаточно осознаем эту потребность, хотя ее влияние на личностный рост подчеркивалось философскими и религиозными концепциями во все времена. В стремлении к осмысленному уединению нет ничего невротического; напротив, большинство невротических личностей избегают погружаться в глубины своей души, и их неспособность к конструктивному уединению сама по себе является симптомом невроза. Но в том случае, если существует невыносимое напряжение от общения с людьми, а одиночество становится основным способом отказаться от общения, стремление к одиночеству указывает на невротическую замкнутость.

Некоторые качества крайне отчужденной личности настолько специфичны, что психиатры склонны рассматривать их как особую характеристику исключительно отчужденного типа личности. Самое очевидное из этих качеств – глобальное стремление к отчуждению от людей. Это свойство отчужденного типа невротической личности привлекает наше внимание, поскольку является специфической особенностью, но в действительности отказ от общения выражен не сильнее, чем у других типов невротической личности. В отношении двух типов невротической личности, которые уже были предметом нашего обсуждения, нельзя определенно сказать, для которого именно из них отчуждение является более характерной чертой. Мы можем лишь утверждать, что у невротической личности подчиненного типа эта характерная черта глубоко сокрыта, – и он сам бывает чрезвычайно удивлен и напуган, когда узнаёт о ней. Причина в том, что его страстное стремление к близким отношениям с другими людьми заставляет его слепо верить в то, что ничто не отделяет его от других людей. Итак, нежелание общаться является лишь симптомом неблагополучия человеческих взаимоотношений. Это свойственно всем неврозам. Степень отчуждения в большей степени обусловлена тем, насколько серьезно подобное неблагополучие, нежели конкретным проявлением невроза.

Другой характерной особенностью, которая часто рассматривается в качестве типичного симптома отчужденной личности, является разрыв с собственным душевным миром, то есть эмоциональная и духовная деградация. Такой человек не может понять, кто он на самом деле, что именно он любит, кого ненавидит, к чему стремится, на что надеется, чего боится, что вызывает его гнев, во что он верит. Подобный разрыв с самим собой характерен для всех неврозов. Каждая личность, до какой-то определенной степени страдающая неврозом, напоминает самолет с дистанционным управлением и потому обречена на постепенную потерю самой себя. Невротическую личность обособленного типа вполне можно сравнить с гаитянскими зомби – мертвецами, которых оживили с помощью колдовства; они в состоянии работать и действовать, как живые люди, но внутренняя жизнь в них угасла. Другие невротические личности этого типа могут жить относительно богатой эмоциональной жизнью. В силу того, что существуют разнообразные типы подобных личностей, мы не можем считать отчуждение тем свойством, которое присуще исключительно отчужденному типу невротической личности. Уникальность обособленных личностей состоит совершенно не в этом, а в их способности объективно наблюдать за самими собой со стороны, как обычно рассматривают произведение искусства. Возможно, удачнее всего будет заметить, что подобные люди придерживаются стратегии «наблюдателя» как в отношении самих себя, так и в отношении жизни в целом. А потому они часто бывают в состоянии весьма точно наблюдать процессы, происходящие внутри них самих. Например, они нередко обладают уникальной способностью толковать сны.

Однако основная и принципиально важная особенность невротических личностей отчужденного типа – это внутренняя потребность устанавливать эмоциональную дистанцию между собой и окружающими. Точнее, они приняли осознанное или бессознательное решение не позволять втягивать себя в эмоциональные отношения с другими людьми, отказываясь от любви, конфронтации, сотрудничества или конкуренции. Они словно начертили вокруг себя некое подобие магического круга, границы которого никто не имеет права нарушить. Вот почему иногда может создаться впечатление, что они хорошо ладят с окружающими. Компульсивный характер этой потребности проявляется в тревожности, которую они испытывают при контакте с реальным миром.

Все потребности и качества, которые приобретают невротические личности этого типа, нацелены на удовлетворение их главной потребности – не позволить втянуть себя в эмоциональные отношения. Еще одно их удивительное свойство – это потребность в том, чтобы быть самодостаточными. Ее положительная сторона проявляется как сообразительность. Агрессивный тип невротической личности также стремится быть сообразительным, но это качество иного свойства; находчивость для агрессивного типа – это неотъемлемая часть жизни во враждебном мире и стремление победить окружающих в возникающем с ними противостоянии. По характеру невротическая личность обособленного типа напоминает Робинзона Крузо, который должен был стать находчивым, чтобы выжить. Лишь так он может компенсировать свою изоляцию.

Более неопределенный способ поддержания самодостаточности таких людей заключается в сознательном или бессознательном ограничении потребностей. Нам будут понятнее различные действия, которые предпринимает человек в этом направлении, если вспомним, что основополагающий принцип здесь – никогда не привязываться к чему-либо или к кому-либо настолько, чтобы нельзя было без этого обойтись. Иначе возникла бы угроза для одинокого образа жизни. Такой человек считает, что лучше всего ни к чему не относиться слишком серьезно.

Например, отчужденная личность может испытывать подлинное наслаждение, но если оно как-то зависит от других людей, то предпочтет от него отказаться. Такой человек может получить удовольствие от какой-либо незапланированной вечеринки, однако не стремится быть общительным или принимать участие в общественной жизни. Он также избегает соперничества, борьбы за влияние и успех. Склонен ограничивать себя в еде, питье и не имеет дорогостоящих привычек, стремясь избежать существенных денежных или энергетических затрат. Такой человек будет очень страдать, если заболеет, считая болезнь унизительной, так как в этом случае ему придется зависеть от других. Он будет сам стремиться получить доступ к любой информации, ему недостаточно того, что сказали или написали другие, например, о России. Если он сам не из России, то захочет побывать там или что-то узнать о ней самостоятельно. Эта стратегия укрепляет его внутреннюю независимость, но иногда доходит до абсурда, когда, например, находясь в незнакомом городе, человек не хочет обратиться к незнакомым людям, чтобы узнать, как куда-то пройти.

Еще одно характерное стремление невротической личности отчужденного типа – склонность к замкнутому образу жизни. Такой человек напоминает постояльца гостиницы, который старается не снимать с двери своего номера табличку с надписью «Не беспокоить». Он может воспринимать даже книги как нечто внешнее и чуждое ему, что вторгается в его жизнь. Он не приемлет личных вопросов в свой адрес; его жизнь – это тайна за семью печатями. Один пациент однажды рассказал мне, что в сорокапятилетнем возрасте его все еще возмущает мысль о том, что Бог вездесущ, так же сильно, как и в тот момент, когда мать сказала ему, что Бог способен видеть сквозь ставни, как он грызет ногти. Это был человек чрезвычайно сдержанный даже в отношении самых незначительных деталей своей жизни. Невротическая личность обособленного типа может раздражаться, если окружающие не отдают ему должное, тогда ему кажется, что его интересы ущемляются. Как правило, он предпочитает все делать в одиночку – работать, спать, есть. В отличие от невротической личности подчиненного типа, он не любит делиться с другими людьми собственными мыслями, потому что считает, что другой человек может как-то помешать ему. Даже слушая музыку, гуляя или общаясь с людьми, он не испытывает удовольствия, переживая его лишь позже, ретроспективно.

И самодостаточность, и уединение необходимы невротической личности отчужденного типа для удовлетворения самой насущной потребности – стремления к полной независимости. Человек сам признаёт, что независимость чрезвычайно важна для него. Без сомнения, до некоторой степени это так, потому что, несмотря на собственные недостатки, нельзя считать невротическую личность конформистом. Нежелание участвовать в бессмысленной борьбе и стремление уклониться от соперничества и конфронтации придает целостность этому типу невротической личности.

Его заблуждение заключается в том, что он считает независимость высшей целью, к которой следует стремиться, игнорируя то обстоятельство, что ценной она становится в зависимости от того, как ею пользуются. Его независимость, как и замкнутый образ жизни в целом, имеет отрицательную направленность. Независимость помогает ему не поддаваться управлению со стороны других людей, сделать так, чтобы его ни к чему не принуждали, не быть ни с кем связанным, не быть никому обязанным.

Как и любая другая невротическая наклонность, потребность в независимости носит компульсивный характер, и при этом отсутствует внимание к деталям. Она проявляется как сверхчувствительность ко всему, что каким-либо образом связано с принуждением, воздействием со стороны других людей, обязательствами и так далее. Степень интенсивности такого замкнутого образа жизни проявляется в том, насколько чувствителен этот человек. У всех людей свои представления о том, что такое принуждение. Физический дискомфорт от тесного воротничка, туго завязанного галстука, затянутого пояса, неудобной обуви тоже нужно здесь учитывать. Любое возражение может вызвать у такого человека чувство, что он угодил в западню; он может встревожиться, находясь в туннеле или под землей. Нельзя объяснить его клаустрофобию, опираясь только на повышенную чувствительность, но учитывать ее необходимо. Такой человек по возможности избегает долговременных обязательств: подписания контракта, договора об аренде дольше чем на год, заключения брака – это все связано для него с трудностями. Вступление в брак для отчужденной личности связано с риском, потому что предполагает близкие отношения, хотя его потребность в защите или ожидание того, что его спутник жизни будет на него похож, может и снижать степень риска. Часто этот человек начинает испытывать панику еще до заключения брака.

Неумолимый ход времени воспринимается как насилие; привычка опаздывать на работу ровно на пять минут позволяет сохранять иллюзию личной свободы, расписания таят в себе угрозу. Отчужденные невротические личности испытывают удовольствие, когда в процессе психоанализа им рассказывают историю о человеке, который не хотел изучать расписание поездов и просто приходил на станцию, когда это было ему удобно, предпочитая дожидаться следующего поезда. Когда от такого человека чего-то ожидают окружающие, он становится трудным и недисциплинированным в общении независимо от того, насколько явно выражены эти ожидания. Например, обычно он любит делать людям подарки, но может забыть подготовить их к чьему-то дню рождения или к Рождеству, потому что их от него ожидают. Следовать общепринятым правилам поведения для него неприятно и тягостно. Чтобы избежать подобного напряжения, он соглашается следовать им лишь внешне, но в душе упрямо отвергает все общепринятые правила и стандарты.

Наконец, совет со стороны воспринимается им как попытка подчинить его и вызывает сопротивление, даже если совпадает с собственным желанием. В этом случае подобное сопротивление может быть также связано с осознанным или бессознательным желанием огорчить окружающих.

Стремление к собственному превосходству над окружающими хотя и присуще всем неврозам, здесь имеет особое значение из-за своей внутренней связи с замкнутым образом жизни. Идиомы «башня из слоновой кости» и «роскошное уединение» – это синонимы, что свидетельствует о том, что даже в повседневном языке замкнутость и превосходство неразрывно связаны друг с другом. Скорее всего, человек сможет выдержать уединение, лишь если способен быть сильным и находчивым или ощущать собственную значимость. Это подтверждается клиническим опытом. Когда ощущение превосходства у отчужденной личности временно не оправдывается из-за конкретной неудачи или из-за усугубления внутренних конфликтов, такой человек больше не стремится к одиночеству и может страстно хотеть обрести любовь и защиту. Подобные колебания довольно часты в жизни невротической личности отчужденного типа. В возрасте от 13 до 19 лет или чуть старше у такого человека довольно мало друзей, но в целом он может прожить достаточно одинокую жизнь относительно спокойно.

Раньше он мечтал о великих свершениях в будущем. Но позднее эти мечты разбились о суровую реальность. Хотя в школе он, бесспорно, был отличником, в вузе он столкнулся с серьезной конкуренцией и отказался в ней участвовать. Его первая любовь оказалась несчастной. Он чувствовал, как приближается старость, а мечты так и не сбываются. Одиночество становилось невыносимым, и он все силы тратил на попытки удовлетворить навязчивую потребность в близких отношениях, сексуальных связях, создании семьи. Он был готов на любое унижение, лишь бы его любили. Когда такой человек приходит на прием к психоаналитику, его обособленность, какой бы явной она ни казалась, не может представлять собой самой основной проблемы. Пациент просто остро нуждается в любви и ищет ее в любой форме. Лишь когда он почувствует себя сильнее, то с огромным облегчением осознает, что «одному ему было бы гораздо лучше и приятнее». На первый взгляд создается впечатление, что он всего лишь вернулся к состоянию своей обособленности. Но в сущности он впервые смог обоснованно признаться самому себе, что на самом деле стремится к уединению. Именно в этот момент и следует начинать работу с его чувством обособленности.

Потребность отчужденной личности в превосходстве обладает характерными особенностями. Испытывая отвращение к соперничеству как следствию последовательной работы над собой, отчужденная личность считает, что все должны признавать ее скрытое величие и ценность без малейших на то усилий с ее стороны. Человек может относиться к самому себе как к ценной реликвии, которая хранится в далекой деревушке и взглянуть на которую съезжаются истинные ценители из дальних стран. Как все представления о превосходстве, этот пример отчасти связан с реальным положением дел. Тайное сокровище символизирует богатую интеллектуальную и эмоциональную жизнь невротической личности, которая сохраняется внутри магического защитного круга.

Еще один способ выражать свое превосходство, которым пользуется обособленная личность, это ее ощущение собственной уникальности. Оно непосредственно обусловлено ее желанием чувствовать себя неповторимой, не похожей на других. Она может сравнивать себя с деревом, которое возвышается на вершине холма, а все другие деревья растут внизу и так тесно переплелись, что мешают друг другу расти. Там, где подчиненный тип невротической личности словно спрашивает другого человека: «Полюбишь ли меня?», невротическую личность агрессивного типа будет интересовать вопрос: «Насколько это грозный противник?» или «Может ли он быть мне полезен?». Обособленную же личность в первую очередь волнует вопрос: «Не помешает ли он мне? Будет ли он давить на меня или оставит в покое?» Сцена, в которой Пер Гюнт встречается с изготовителем пуговиц, прекрасно символизирует тот страх, который испытывает отчужденная личность при контакте с другими людьми. Его бы устроила своя собственная комната в аду, но попасть в кипящий котел, плавиться в нем или приспосабливаться к окружающим кажется ему ужасным. Он чувствует себя чем-то вроде редкого восточного ковра с неповторимым орнаментом и комбинацией одинаковых цветов. Такой человек чрезвычайно гордится тем, что может противостоять воздействию окружающей среды, и стремится сохранить свой образ жизни. Он лелеет свою неспособность к изменениям, считая собственную ригидность священной. Ценит и любовно поддерживает свой специфический образ жизни, стремясь к его чистоте и ясности. Отчужденная личность настаивает на том, что не нуждается ни в чем внешнем. Пер Гюнт со всей простотой и неадекватностью максималиста утверждает: «Будь самодостаточен».

Эмоциональная жизнь отчужденной личности не так строго структурирована, как жизнь других типов невротической личности, которые мы обсуждали. У таких личностей больше индивидуальных различий главным образом потому, что, в отличие от невротических личностей двух других типов, чьи господствующие наклонности стремятся к позитивным целям (привязанности, близким отношениям, любви – у одного из этих типов; выживания, подчинения, успеха – у другого), цели невротической личности обособленного типа негативны: такой человек стремится не вступать в отношения, не нуждаться в ком-либо, не позволять другим людям вторгаться в его жизнь и оказывать на него воздействие. Поэтому эмоциональная жизнь такого человека обычно зависит от конкретных желаний, которые сформировались или сохранились в этой системе негативных ценностей, и можно перечислить лишь небольшое число уникальных для обособленного типа наклонностей.

У такого человека проявляется глобальная тенденция подавлять и даже отрицать любые чувства. Я хочу процитировать отрывок из неопубликованного рассказа поэтессы Анны Марии Арми, где лаконично и ярко выражается не только эта тенденция, но и другие типичные стратегии обособленной личности. Главный герой ее рассказа так вспоминает о своей юности: «Я мог бы вообразить сильную телесную привязанность (которую я испытывал к своему отцу) и сильную духовную привязанность (которую я испытывал к своим героям), но я не смог бы понять, где и как эта привязанность соединена с чувством; никаких чувств не существует – люди лгут об этом, как и о многом другом. Б. пришла в ужас. “Но как же тогда ты объяснишь смысл жертвоприношения?” – спросила она. Какое-то время я был поражен истиной, содержащейся в ее реплике; затем я решил, что жертвоприношение было просто одним из обманов, а если оно не было обманом, тогда это было либо телесное, либо духовное действие. В то время я мечтал об одинокой жизни, о том, что никогда не женюсь, стану сильным и миролюбивым без особых разговоров и просьб о помощи. Я хотел работать над собой, становиться все более и более свободным, больше не мечтать, чтобы понимать происходящее и жить ясно. Я думал, что нравственные нормы бессмысленны; какая разница, добрый ты или злой, если ты абсолютно прав. Величайший грех состоял в том, чтобы искать сочувствия или ожидать помощи. Каждая душа представлялась храмом, который следовало тщательно охранять и внутри которого происходили необычные обряды, понятные лишь жрецам, их хранителям».

Подобное непринятие чувств относится в первую очередь к тому, что связано с другими людьми, к любви и ненависти. Такое поведение связано с потребностью сохранять эмоциональную дистанцию между собой и окружающими, потому что страстная любовь или ненависть обычно заставляют человека или сближаться с другими, или конфликтовать с ними. Термин «машина по сохранению дистанции» Г. С. Салливена в этой связи представляется нам вполне удачным. Из сказанного вовсе не следует, что человек станет подавлять свои чувства вне отношений с другими людьми (в том, что касается книг, животных, природы, искусства, пищи и так далее). Хотя подобная опасность вполне вероятна. Для человека, способного на глубокие и сильные чувства, может оказаться невозможным подавлять только часть из них и, что еще важнее, не подавлять все свои чувства в целом. Здесь мы рассуждаем чисто теоретически, но вот что верно: художники (к слову, многие из них представляют собой отчужденный тип личности), которые доказывали, что в периоды творческого расцвета способны не только испытывать глубокие чувства, но и выражать их, часто (особенно в подростковом возрасте) переживали состояние либо полного эмоционального отупения, либо активного непринятия любого чувства, как в приведенном выше отрывке. Вероятно, творческие периоды наступают в те моменты, когда после нескольких неудачных попыток установить близкие отношения с кем-то такие личности намеренно либо спонтанно выбирали замкнутый образ жизни, то есть сознательно или бессознательно устанавливали между собой и другими определенную дистанцию, решив вести уединенную жизнь. Тот факт, что теперь, находясь на безопасном расстоянии от других, они могут свободно выражать свои чувства, которые не обусловлены непосредственно взаимоотношениями с другими людьми, наводит на мысль о том, что их прежнее непринятие всех чувств было необходимым этапом, который позволял им достичь состояния обособленности.

Мы уже упоминали о другой причине, из-за которой подавление чувств может касаться не только человеческих отношений. Любое желание, интерес и удовольствие, которые могли бы поставить обособленную личность в зависимость от других, рассматривается ею как предательство по отношению к самой себе и потому подавляется. Похоже, что каждая ситуация проходит тщательную проверку, чтобы выяснить, не возникает ли опасность утратить собственную свободу, а потом уже человек решается отдаться какому-то чувству. Любая угроза попасть в зависимость заставляет обособленную личность решительно ограничить проявление собственных эмоций. Но попав в ситуацию, которая в этом смысле ничем не угрожает, человек может получить от нее полное удовольствие. Торо в своей книге «Уолден, или Жизнь в лесу» приводит яркое описание подобных эмоциональных переживаний. Когда человек опасается, что может слишком пристраститься к чему-то приятному и это может как-то нарушить его свободу, он склоняется к аскетизму особого вида, не направленного на самоистязание или самоотрицание. Точнее было бы назвать эту позицию дисциплиной и самоограничением, что, учитывая обстоятельства, не лишено здравого смысла.

Для здорового состояния психики очень важно, чтобы личности были доступны моменты спонтанного переживания эмоций. Например, от творческих способностей может зависеть шанс на спасение. Если выражение эмоций под запретом, но в процессе анализа или какого-либо другого переживания они смогли свободно проявиться, то благоприятный эффект от этого для отчужденной личности может оказаться настолько мощным, что создается впечатление, будто было использовано какое-то чудодейственное лекарство. Но к подобным лекарствам необходимо прибегать с величайшей осторожностью. Было бы ошибкой слишком обобщать потенциал их действия: то, что может быть спасительным для отчужденной личности, необязательно будет эффективным для других типов невротических личностей. И даже для отчужденного типа невротической личности оно не является в полном смысле слова лекарством для радикального изменения невротических потребностей. Оно лишь помогает наладить жизнь, сделать ее более упорядоченной.

Чем больше сдерживаются эмоции, тем более вероятно, что приоритет будет отдан рассудку. Человек в этом случае надеется, что все проблемы можно разрешить усилием ума, что достаточно лишь осознать свои проблемы – и они исчезнут. Как будто силой разума можно решить все мировые проблемы!

Учитывая характер взаимоотношений отчужденной личности с другими людьми, становится понятно, что любые близкие и продолжительные взаимоотношения с кем-то обязательно поставят под угрозу состояние отчуждения человека. И это приведет к катастрофе, если тот другой человек не будет таким же отчужденным и добровольно признающим право невротической личности отчужденного типа на дистанцию от окружающих или если тот другой человек не может или не готов по каким-то иным причинам приспособиться к подобным потребностям. Любящая Сольвейг, преданно и терпеливо ожидающая возвращения Пер Гюнта, и есть такой идеальный партнер. Сольвейг ничего не ждет от своего возлюбленного. Ее ожидания могли бы отпугнуть его настолько, что он потерял бы контроль над своими чувствами. Он не понимает, как мало дает ей, хотя убежден, что высказал Сольвейг столь приятные ему самому скрытые и невыраженные чувства. Если гарантирована эмоциональная дистанция, отчужденная личность может быть способна на длительные и верные отношения. Она может быть способна на интенсивные и краткие отношения, когда можно то появляться, то исчезать. Такие отношения ненадежны, и любое обстоятельство может спровоцировать их разрыв.

Сексуальные связи могут иметь очень важное значение для отчужденной личности, которая таким образом пытается установить отношения с другими людьми. Такого человека эти отношения будут вполне устраивать, если они кратковременны и не нарушают привычного стиля жизни. Им отведена в его жизни вполне определенная роль. С другой стороны, этот человек может выработать в себе такое безразличие к окружающим, что вместо реальных отношений у него могут быть лишь воображаемые.

Все особенности, о которых мы здесь упоминали, могут проявиться в процессе психоанализа. Разумеется, у отчужденной личности психоанализ будет вызывать возмущение, потому что он, в сущности, очень грубо посягает на ее неприкосновенную частную жизнь. Но такому человеку может быть интересно понаблюдать за самим собой; его могут восхитить обнаруженный во время психоанализа душевный мир и протекающие в нем процессы. Отчужденную личность может заинтересовать художественная сторона своих снов или склонность к непреднамеренным ассоциациям. Такой человек так же радуется подтверждению своих предположений, как это делает ученый. Ему приятно внимание психоаналитика, но он не приемлет непредвиденного принуждения или «воздействия». Часто выдвижение предположений во время психоанализа кажется ему опасным занятием, хотя на самом деле подобная опасность не так значительна для него по сравнению с другими типами невротической личности, поскольку такой человек изо всех сил сопротивляется «внешнему влиянию». Не в силах отстоять свою позицию рационально, то есть проверяя предположения психоаналитика, такой человек стремится по привычке слепо, хотя неявно и дипломатично отвергать все, что не соответствует его личным представлениям о самом себе и о жизни в целом.

Отчужденная личность особенно нетерпимо относится к тому, что психоаналитик ожидает от него изменений. Конечно, хотелось бы избавиться от всего, что человека беспокоит; но образ жизни должен остаться неизменным. Невротической личности очень нравится наблюдать за собой. Однако бессознательно такой человек стремится оставаться таким же, как и до встречи со специалистом. Открытое неповиновение всякому внешнему влиянию представляет только одно из объяснений стратегии поведения этого человека, причем не самое глубинное; далее мы столкнемся и с другими. Естественно, такой пациент устанавливает значительную дистанцию между собой и психоаналитиком. В течение длительного времени врач будет для него лишь голосом извне. В снах невротической личности ситуация, возникавшая во время психоанализа, может отражаться как телефонный разговор между двумя абонентами, каждый из которых находится на разных континентах. На первый взгляд кажется, что подобный сон, в котором отражается дистанция обособленной личности по отношению к психоаналитику и процессу психоанализа, не более чем точное воспроизведение стратегии, осознаваемой обособленной личностью. Но поскольку сны – это поиск решения, а не просто воспроизведение уже существующих чувств, то более глубинный смысл заключается в том, что сон выражает желание дистанцироваться от психоаналитика и не позволять психоанализу влиять на внутреннюю жизнь пациента.

Последняя характерная особенность отчужденной личности, которая наблюдается как в процессе анализа, так и вне его, это исключительная мощь, с которой человек защищает свою отгороженность от внешних посягательств. То же самое относится ко всем невротическим состояниям. Но в данном случае, вероятно, сопротивление будет более упорным, словно борьба не на жизнь, а на смерть, когда требуется мобилизация всех внутренних ресурсов. В действительности сопротивление начинается с нанесения бесшумных разрушительных ударов задолго до того, как обособлению что-то угрожает. Исключение психоаналитика из общей картины представляет одну из фаз этого сопротивления. Если специалист пытается убедить пациента, что они действуют заодно и что в результате этого в сознании пациента должны произойти некоторые изменения, то сталкивается с более или менее изощренным и вежливым отказом. В лучшем случае пациент выскажет несколько разумных мыслей касательно по отношению к психоаналитику. Пациент мог бы отреагировать эмоционально и спонтанно, но не позволяет себе этого. Кроме того, у него нередко возникает глубинное, хорошо скрываемое сопротивление, когда дело доходит до анализа его взаимоотношений с другими людьми. Взаимоотношения пациента с окружающими настолько запутанные, что психоаналитику часто бывает трудно составить о них ясное представление. Пациент установил безопасную дистанцию между собой и окружающими; обсуждение его проблем только огорчило бы его и нарушило его душевное равновесие. Повторные попытки специалиста подробно обсудить проблемы могут вызвать у пациента подозрительность.

Хочет ли психоаналитик сделать пациента общительным? (Сам пациент относится к этому с глубочайшим презрением.) Если впоследствии психоаналитику удастся продемонстрировать пациенту некоторые очевидные недостатки его состояния обособленности, тот испугается и начнет испытывать раздражение. И с этого момента станет склоняться к тому, чтобы прервать курс психоанализа. Вне курса психоанализа такие люди ведут себя еще более агрессивно. Обычно спокойные и рассудительные, они могут окаменеть от злости или вступить в перепалку, если считают, что их замкнутому образу жизни и независимости что-то угрожает. Мысль о том, чтобы работать с кем-то сообща или влиться в коллектив профессионалов, где потребуется настоящий контакт с людьми, а не просто уплата членских взносов, может спровоцировать у такого человека приступ паники. Если он все же оказывается в таких группах, то начинает вести себя беспорядочно и хаотично, стремясь к личной свободе. Он более изощренно ищет способы подобного освобождения по сравнению с обычными людьми, чьей жизни угрожает какая-то опасность. Если бы он мог выбирать между любовью и независимостью, как однажды выразился пациент, то без колебаний выбрал бы независимость. Здесь важно еще вот что. Такие люди не просто стремятся защитить собственную замкнутость всеми доступными способами, но готовы пойти ради этого на любые жертвы. Они откажутся и от каких-то преимуществ, которые могут получить извне, и от душевных ценностей, и сделают это сознательно, отвергая любые желания, препятствующие достижению независимости, либо бессознательно, автоматически запрещая себе стремиться к ним.

Все, что человек защищает так энергично, должно представлять для него значительную субъективную ценность. Понять функции замкнутого образа жизни и в конечном счете способствовать излечению пациента мы сможем, лишь осознав это. У нас уже была возможность убедиться в том, что каждая из основных стратегий общения с окружающими обладает собственной положительной ценностью. Стратегия «стремление общаться с людьми» заключается в том, что невротическая личность пытается установить дружеские отношения со своим окружением. Стратегия неприятия людей связана с борьбой за выживание в мире, которые построен на принципах борьбы и конкуренции. Отказ от общения нацелен на достижение в какой-то степени личностной целостности и спокойствия. Фактически все три стратегии поведения и желательны, и необходимы для нашего развития как представителей рода человеческого. Но когда они проявляются и действуют как компонент невроза, то становятся компульсивными, негибкими, не учитывают детали и противоречат друг другу. От этого значительно теряют свою ценность, но не перестают быть важными.

Замкнутость, безусловно, может принести пользу. Примечательно, что все восточные философии подчеркивают важность отказа от жизни во внешнем мире и уединения как основы высшего развития духовности. Мы, безусловно, не можем сравнивать философское стремление к уединению с невротической замкнутостью. В первом случае уединение представляет собой результат сознательного выбора человека, оптимальный способ самореализации; и если бы эти люди пожелали, то смогли бы вести и другой образ жизни. Невротическая замкнутость не зависит от выбора человека, это результат внутреннего принуждения и единственный способ существования невротика. Тем не менее невротическая замкнутость до некоторой степени выгодна, но до какой степени это возможно – зависит от болезненности невротического процесса в целом. Отчужденная личность может сопротивляться разрушительной силе невроза, сохраняя определенную психологическую целостность. Но в обществе, которое построено на дружественных и честных взаимоотношениях, это вряд ли будет принципиально важно. А вот в том обществе, где господствуют лицемерие, нечестность, вражда, жестокость и жадность, целостность не очень сильной личности вполне может пострадать; сохранение дистанции помогает обособленной личности поддерживать подобную целостность. Более того, поскольку невроз обычно становится причиной потери душевного спокойствия, такое обособление помогает обрести внутреннее равновесие (причем человек способен чем-либо ради этого пожертвовать). Замкнутый образ жизни до определенной степени способствует нетривиальному мышлению и остроте переживаний, если эмоциональная жизнь внутри магического круга не замерла полностью. И наконец, все эти факторы, а также созерцательное отношение к миру и относительное отсутствие помех со стороны способствуют формированию и проявлению творческих способностей (если личность к этому склонна). Я не утверждаю, что невротическая замкнутость является непременным условием для творчества, а просто считаю, что в условиях невротического стресса благодаря замкнутости возникает оптимальная возможность для реализации потенциала.

Хотя эти преимущества весьма значительны, вероятно, не в этом причина того, что невротическая личность так страстно стремится к замкнутому образу жизни. Такой человек так же отчаянно стремится к нему, если в силу тех или иных причин польза от подобного обособления минимальна или если он страдает от сопутствующих расстройств. Это наблюдение наводит нас на более глубокие размышления. Если отчужденная личность вступает в тесный контакт с окружающими, то начинает страдать от жестоких внутренних противоречий, может пережить нервный срыв. Я пользуюсь этим термином намеренно, потому что с его помощью можно обозначить широкий круг расстройств – функциональные нарушения, алкоголизм, попытки самоубийства, депрессию, потерю работоспособности, психотические эпизоды. Сам пациент, а иногда и психиатр стремятся найти связь между этими расстройствами и каким-то конкретным событием, которое произошло накануне этого «нервного срыва» и нарушило душевное равновесие. Несправедливость со стороны старшего по службе в армии, измена мужа, нервное поведение жены, гомосексуальный эпизод, положение изгоя в учебном заведении, необходимость зарабатывать на жизнь, хотя раньше можно было жить за чужой счет, – все это может стать причиной нервного срыва.

Психотерапевту необходимо обращать пристальное внимание на подобные проблемы и пытаться выяснить, какое именно расстройство было вызвано одной из них. Но этого недостаточно, поскольку нужно понять, почему именно это так расстроило пациента, почему его психическое равновесие пострадало от самой обыденной проблемы, которая обычно не вызывает такой степени фрустрации и так не огорчает. Иными словами, даже когда психоаналитик понимает, каким именно образом пациент реагирует на конкретную проблему, ему все еще предстоит выяснить, почему возникло такое острое несоответствие между событием, спровоцировавшим нервный срыв, и последствиями срыва.

Отвечая на этот вопрос, нам следует учитывать, что невротические наклонности, обусловливающие замкнутость, как и другие невротические влечения, позволяют человеку чувствовать себя в безопасности, пока эти влечения активны, и наоборот: он начинает тревожиться, когда они прекращают свое действие. Пока отчужденная личность способна сохранять дистанцию, она чувствует себя в относительной безопасности, но если по какой-либо причине в магическом круге возникла брешь, безопасность этого человека сразу же будет под угрозой. Эта мысль позволяет нам лучше понять, почему отчужденная личность испытывает панику (причина в том, что человек больше не в состоянии удерживать спасительную эмоциональную дистанцию между собой и окружающими; так происходит потому, что он не умеет себя вести). Отчужденная личность может лишь оставаться отчужденной и пренебрегать «правилами жизни». Здесь снова проявляется негативный аспект обособления, который придает особый оттенок этой клинической картине, в отличие от других невротических тенденций. Если точнее, то в трудной ситуации отчужденная личность не может ни успокоиться, ни постоять за себя, ни действовать сообща, ни диктовать свои условия, ни любить, ни проявлять жесткость по отношению к другим. Такой человек беззащитен, как зверек, единственный способ которого справиться с опасностью – убежать и скрыться.

Позвольте привести пример связанных с этим образов и аналогий, проявлявшихся в ассоциациях и снах пациентов: человек напоминает низкорослых веддов, коренных жителей Цейлона, непобедимых в чаще леса, но уязвимых вне его; средневековый город, у которого есть лишь одна защитная стена, и если ее разрушить – враги захватят его. С этой точки зрения тревога человека при контакте с внешним миром совершенно оправданна. И его обособленность мы можем трактовать как защитную стратегию, к которой он прибегает и которую сохраняет любой ценой. Все невротические влечения представляют собой защитные действия, но они также направлены на то, чтобы включиться в окружающую жизнь и действовать позитивно. Когда стремление к обособлению становится господствующим, личность оказывается настолько беспомощной при решении реальных жизненных проблем, что со временем защитный характер такого стремления начинает преобладать.

Нам необходимо найти объяснения тому, почему невротическая личность так отчаянно стремится защитить свой замкнутый образ жизни. Страх утратить его, боязнь того, что «защитная стена» рухнет, это нечто большее, чем краткий приступ паники. В результате этого может возникнуть нечто напоминающее распад личности при психозах. Если в процессе психоанализа начинает разрушаться созданный человеком замкнутый мир, ему не просто становится некомфортно, он начинает страдать от вполне конкретных страхов. Например, может испугаться того, что его может поглотить аморфная масса человеческих существ (здесь он главным образом боится утратить собственную индивидуальность). Он также может встревожиться из-за того, что его могут подвергнуть принуждению и эксплуатации агрессивно настроенные люди, ведь он совершенно беззащитен. Существует и третий вид страха – сойти с ума (может проявиться с такой силой, что пациент требует, чтобы ему дали гарантии, что такого с ним не произойдет).

Здесь не идет речь о буйном помешательстве, нельзя трактовать это и как реакцию на возникающее стремление к ответственности. Так выражается физический страх утраты внутренней целостности и опасность стать жертвой внешнего воздействия, что часто проявляется в снах человека и его ассоциациях. Это означало бы отказаться от своей обособленности и столкнуться с внутренними конфликтами, но человек на такое не способен и был бы, используя метафору одного из пациентов, «расщеплен, как дерево, в которое попала молния». Это ощущение подтверждают и другие наблюдения. Личности, чья замкнутость достигла значительной степени, совершенно не приемлют всего, что связано с внутренними конфликтами. Они скажут психоаналитику, что ничего не помнят из беседы с ним, если тот спросит о конфликтах. Всякий раз, когда специалисту удается продемонстрировать им их внутренний конфликт, они незаметно для себя постараются сменить тему разговора. Если они вдруг внезапно осознают такой конфликт до того, как будут в состоянии справиться с ним, их охватит сильная паника. Когда впоследствии они приближаются к осознанию подобных конфликтов в более безопасной обстановке, то замыкаются в себе еще больше.

Таким образом, мы приходим к заключению, которое на первый взгляд кажется парадоксальным. Замкнутость в себе – это и неотъемлемая часть основного конфликта, и защита от него. Данная загадка вполне разрешима, если мы конкретизируем ситуацию. Замкнутость в себе – это защита против двух более активных факторов основного конфликта. Здесь мы вновь хотели бы напомнить о том, что преобладание основной доминирующей стратегии не мешает другим стратегиям существовать и действовать. Мы можем наблюдать за тем, как взаимодействуют эти силы в психологии отчужденной личности, что проявляется у нее даже ярче, чем у двух других типов невротической личности. Прежде всего противоречащие друг другу влечения часто проявляются в истории жизни человека; пока отчужденная личность окончательно не решилась вести замкнутый образа жизни, она часто попадала в ситуации подчинения и зависимости, агрессии и безжалостного сопротивления. В отличие от двух других типов невротической личности с ясно очерченными ценностями, ценности невротической личности отчужденного типа самые противоречивые. Такой человек придает важное значение свободе и независимости, но также в процессе анализа может неожиданно дать чрезвычайно высокую оценку таким качествам, как доброта, сочувствие, благородство, самоограничение, самоотверженность, а потом вдруг займет противоположную позицию, защищая циничный закон джунглей, когда каждый сам за себя. Эти противоречия могут озадачить пациента, но с помощью рационализации или других аргументов он будет стремиться отрицать противоречивость собственных оценок. Психоаналитика все это может сбить с толку, если у него не будет ясного представления о структуре невротической личности в целом. Он может снова и снова безуспешно применять разные стратегии, а пациент вновь и вновь будет закрываться в себе подобно тому, как на корабле ставят водонепроницаемую переборку, когда возникает угроза затопления.

В основе особого сопротивления отчужденной личности лежит безупречная и простая логика. Этот человек не желает устанавливать близких отношений с психоаналитиком и быть с ним на равных. В действительности он в принципе не хочет анализировать свои отношения и сталкиваться со своими конфликтами. И если мы понимаем его жизненную философию, то убеждаемся в том, что ему вовсе не интересен анализ всех этих факторов. Он осознает, что нет никаких оснований беспокоиться о своих отношениях с окружающими, поскольку он находится на безопасном расстоянии от них, и что прекращение этих отношений не огорчит его. Конфликты, о которых говорит психоаналитик, следует игнорировать, потому что они беспокоят только психотерапевта; нет никакой необходимости что-либо менять к лучшему, потому что сам пациент совершенно не желает отказываться от своего замкнутого образа жизни. Как мы уже упоминали, это бессознательное рассуждение логически корректно, но лишь до определенного момента. Отчужденная личность не понимает и в течение продолжительного времени отказывается признавать, что находится в вакууме, в котором нет никаких перспектив для личностного роста и развития.

Поэтому самая важная функция невротической замкнутости заключается в том, чтобы не допустить активизации основных конфликтов. Это одна из самых радикальных эффективных защит, созданных против конфликтов. Такая замкнутость представляет собой один из главных невротических способов достижения искусственной гармонии и попытку избавиться от конфликтов, уклоняясь от них.

Однако это ошибочное решение, потому что навязчивое страстное стремление к близким отношениям и агрессивному господству над людьми, их эксплуатации и превосходству над ними сохраняется, тормозя профессиональный рост, а иногда и вовсе блокируя его. И наконец, нельзя достичь подлинной свободы, пока внутренние ценности продолжают противоречить друг другу.