Существует невероятное количество веществ, обнаруженных в различных культурах, которые могут вызвать у вас разрушительную зависимость и заставить компульсивно принимать эти вещества, несмотря на негативные последствия. Исследования в области зависимостей давно вынуждены разбираться с огромным разнообразием этих составляющих с точки зрения понимания их влияния на химию мозга. Алкоголь очень отличается от табака или кокаина. Не говоря уже о понимании того, как такие вещи вроде азартных игр или шопинга приводят к формированию зависимости.
Среди этого многообразия есть, однако, существенное сходство – все эти вещества высвобождают дофамин. Не все в одинаковой степени. Кокаин, который вызывает высвобождение дофамина непосредственно в этих нейронах, особенно хорошо с этим справляется. Другие наркотики, которые делают это через промежуточные стадии, гораздо менее сильны, например алкоголь. Но все они это делают – по крайней мере до некоторой степени, и в исследованиях, где проводилось сканирование мозга людей, принимающих вызывающие зависимость вещества, чем субъективно более приятные ощущения испытывает человек после приема данного вещества, тем больше активируется этот путь. Это определенно имеет смысл и является важной характеристикой веществ, вызывающих зависимость, – вы предвкушаете то, как это будет приятно, и поэтому возвращаетесь к ним снова.
Но вещества, вызывающие зависимость, не только вызывают зависимость, но и обычно обладают свойством вызывать толерантность, или привыкание. Другими словами, вам требуются все возрастающее количество вещества, чтобы получить то же очарование предвкушения, что и раньше. Объяснение лежит отчасти в количестве дофамина, который высвобождают эти вещества. Посмотрим на некоторые источники удовольствия, которые есть у нас: повышение на работе, прекрасный закат, отличный секс, удачно найденное место для парковки, где на счетчике еще осталось немного времени, оплаченного кем-то другим. Все это для большинства людей высвобождает дофамин. То же самое и с крысами. Дайте еду голодной крысе, секс – похотливой крысе, и уровень дофамина в этом пути поднимается на 50–100 %. Но дайте крысе немного кокаина – и высвобождение дофамина увеличится ТЫСЯЧЕКРАТНО (рис. 59).
Рис. 59. Толанд Гриннелл. «Система зависимости грызунов (белая)». Детали, смешанная техника, 2003
Каковы же нейрохимические последствия этих приливов и отливов дофамина? Мы рассматривали похожую версию в главе 14. Если кто-то постоянно кричит на вас, вы перестаете слушать. Если вы заливаете синапс в миллионы раз большим количеством нейротрансмиттера, чем обычно, то нейрон-реципиент должен компенсировать это, становясь менее восприимчивым. Ни у кого нет уверенности в том, каков механизм того, что называется «процессом-оппонентом», противодействующим дофаминовому взрыву. Может быть, это происходит за счет меньшего количества дофаминовых рецепторов, может быть, за счет меньшего количества того, с чем дофаминовые рецепторы связаны. Но вне зависимости от механизма в следующий раз потребуется высвободить еще больше дофамина, чтобы оказать то же воздействие на этот нейрон. Это – аддиктивный цикл возрастающего использования наркотика.
В этот момент в процессе формирования зависимости происходят изменения. На ранних стадиях зависимость связана с «хотением» наркотика, предвкушением его эффекта и с тем, насколько велики уровни дофамина, изливающиеся в состоянии, вызванном наркотиками (к тому же высвобождение эндогенных опиатов в этот период подпитывает это ощущение «хотения»). Это связано с мотивацией получения наркотического вознаграждения. Со временем происходит переход к «нужде» в наркотике, это связано с тем, насколько низко опускается дофамин без наркотика. Капкан наркотической зависимости возникает тогда, когда важно уже не то, насколько хорошие ощущения дает наркотик, а то, как плохо переживается его отсутствие. Это связано с мотивацией избегания наказания за неупотребление наркотика. Джордж Куб из Исследовательского института Скриппса показал, что, когда крыс лишают наркотика, к которому у них развилась зависимость, в мозге возникает десятикратное возрастание уровня КРГ, особенно в путях, регулирующих возникновение страха и тревоги, как, например, в миндалевидном теле. Неудивительно, что можно почувствовать себя так отвратительно. Исследования, в которых проводилось сканирование мозга наркозависимых, находящихся на этой стадии, показали, что просмотр фильма, в котором актеры изображали употребление наркотика, активизирует дофаминовые пути в мозге в большей степени, чем просмотр порнофильма.
Этот процесс возникает в обсуждавшемся выше контексте неопределенности и вероятностного подкрепления. Вы вполне уверены, что наскребли достаточно денег, вы вполне уверены, что сможете найти дилера, вы вполне уверены, что не попадетесь, вы вполне уверены, что наркотик будет хорошим, – но все же есть некий элемент неопределенности на фоне предчувствия, и это бешено подстегивает зависимость.
Это говорит нам кое-что о том, как приобретается зависимость, о снижающейся спирали толерантности к наркотику и о психологическом контексте, в котором эта зависимость может происходить. Есть еще одна принципиальная черта зависимости, которую нужно обсудить. Рассмотрим того редкого индивида, который поборол свою зависимость, оставил своих демонов в прошлом, осуществил перезагрузку и начал новую жизнь. Прошли месяцы, годы, даже десятилетия с тех пор, когда он притрагивался к наркотикам. Но не зависящие от него обстоятельства возвращают его туда, где он раньше всегда употреблял наркотики, – на ту же самую улицу, в ту же самую музыкальную студию, в то же самое мягкое кресло рядом с барной стойкой в загородном клубе – и тяга к наркотику со свистом возвращается, как будто это все было вчера. Способность индуцировать эту тягу вовсе не обязательно снижается со временем; как бы сказали в этой ситуации многие употреблявшие наркотики: все становится таким, как будто они никогда не преставали употреблять.
Это феномен рецидива, вызванного контекстом, – тяга в каких-то местах оказывается сильнее, чем в других, особенно в местах, которые вы связываете с предыдущим опытом употребления наркотика. Вы можете продемонстрировать идентичный феномен у лабораторных крыс. Приучите их к какому-то веществу, чтобы они были готовы жать на рычаг как сумасшедшие для получения очередного впрыскивания. Поместите их в новую клетку с рычагом – и вы можете увидеть, что они немного понажимают на рычаг. Но поместите их обратно в клетку, которая ассоциируется у них с потреблением наркотика, и они снова начнут жать на рычаг как сумасшедшие. И, как и у людей, возможность рецидива не снижается с течением времени.
Этот процесс ассоциирования использования наркотиков с определенным окружением – один из типов обучения, и многие современные исследования зависимости изучают нейробиологию такого научения. Эти работы сосредоточены не столько на этих дофаминовых нейронах, сколько на нейронах, которые проецируются на них. Многие из них идут из тех областей гиппокампа и коры больших полушарий, которые хранят информацию об окружающей среде. Если вы раз за разом употребляли наркотик в данном окружении, эти проекции на дофаминовые нейроны раз за разом активируются, что в конце концов придает им силу, они усиливаются таким же образом, как и синапсы гиппокампа, о которых мы узнали в главе 10. Когда эти проекции становятся достаточно сильными, то в случае возвращения в то же окружение дофаминовое предвкушение наркотика активируется самим контекстом. В случае лабораторной крысы в подобной ситуации вам не нужно даже помещать животное в то же окружение. Просто проведите электрическую стимуляцию тех путей, которые проецируются на дофаминовые нейроны, и вы восстановите тягу к наркотику. Как звучит одно из клише о зависимости, не бывает бывших наркозависимых – просто есть зависимые, которые находятся вне контекста, запускающего прием наркотиков.