Статья 9. Отрицание вагины. К вопросу о специфически женской генитальной тревожности

Фундаментальные выводы, к которым привели Фрейда исследования специфического характера женского развития, состоят в следующем: во-первых, у маленьких девочек раннее развитие влечений протекает тем же путем, что и у мальчиков, как в отношении эрогенных зон (для обоих полов существенную роль играет лишь один половой орган – пенис, вагина остается необнаруженной), так и в отношении первого выбора объекта (для обоих полов первым объектом любви является мать). Во-вторых, значительные различия, которые тем не менее существуют между полами, обусловлены тем, что сходство либидинозных тенденций не сопровождается сходством анатомических и биологических оснований. Из этой посылки логически и неизбежно следует, что девочки чувствуют себя недостаточно оснащенными для такой фаллической ориентации своего либидо и поэтому не могут не завидовать превосходству в этом отношении мальчиков. Помимо конфликтов с матерью, общих для девочки и для мальчика, у девочки добавляется еще один, критический для нее конфликт: она возлагает на мать вину за отсутствие у себя пениса. Этот конфликт является критическим потому, что именно этот упрек вызывает ее отчуждение от матери и обращение к отцу. Фрейд нашел удачное название для обозначения этого периода расцвета детской сексуальности, периода инфантильного примата гениталий как у девочек, так и у мальчиков, – он назвал его фаллической фазой.

Могу себе представить, как некий ученый муж, не знакомый с психоанализом, читая это сообщение, пожимает плечами, полагая, что это еще одна из множества странных и диковинных идей, в которых психоанализ пытается уверить мир. Лишь тот, кто принимает теорию Фрейда, способен оценить важность этого положения для понимания женской психологии в целом. Полное значение этой гипотезы раскрывается в свете одного из самых грандиозных открытий Фрейда, одного из тех его достижений, которые, как мы вправе ожидать, будут находить постоянное подтверждение. Я имею в виду осознание огромной важности для всей последующей жизни индивида впечатлений, переживаний и конфликтов раннего детства. Если мы полностью разделяем эту гипотезу, то есть если осознаем формирующее влияние раннего опыта на способность субъекта справляться со своим последующим опытом и на способы, которыми он будет это делать, то из этой гипотезы вытекают, по крайней мере потенциально, следующие выводы относительно специфики психической жизни женщины:

1. С наступлением каждой новой фазы в функционировании женских органов – менструации, половой жизни, беременности, родов, кормления, климакса – даже нормальной женщине (как действительно предполагала Хелен Дойч) приходится преодолевать в себе импульсы мужской тенденции, прежде чем она сумеет принять установку искреннего признания процессов, происходящих внутри ее тела.

2. Опять-таки, даже у нормальной женщины, независимо от происхождения, социальных и индивидуальных условий, либидо с гораздо большей готовностью, чем у мужчин, может быть обращено на лиц одного с ней пола. Одним словом, гомосексуальность должна быть несравнимо более распространена среди женщин, нежели среди мужчин. Сталкиваясь с трудностями в отношениях с противоположным полом, женщина с большей легкостью, чем мужчина, обращается к гомосексуальной позиции. Ибо, согласно Фрейду, в наиболее важные годы ее детства в девочке доминирует привязанность к особе одного с ней пола, но даже когда она впервые обращается к мужчине (отцу), это, по сути, происходит благодаря лишь узенькому мостику обиды: «Раз я не могу иметь пенис, я хочу вместо него ребенка и „именно за этим“ я обращаюсь к отцу. Из-за того, что я сердита на мать, повинной в моем анатомическом изъяне, я отказываюсь от нее и обращаюсь к отцу». Поскольку мы убеждены в формирующем воздействии первых лет жизни, мы бы противоречили самим себе, если бы полагали, что отношения женщины к мужчине не сохраняют в течение всей жизни некоторого оттенка этого вынужденного выбора эрзаца того, что было желанным на самом деле.

3. Тот же характер чего-то далекого от инстинкта, вторичного и замещенного, должен быть даже у нормальной женщины присущ желанию материнства или по крайней мере с легкостью проявляться. Фрейд прекрасно представляет себе силу желания женщины иметь детей. В его глазах оно является, с одной стороны, основным наследием наиболее сильного из инстинктивных объектных отношений маленькой девочки – то есть отношения к матери, выраженное в форме инвертированных первоначальных отношений ребенок-мать. С другой стороны, это желание является также главным наследием раннего, элементарного желания иметь пенис. Особенность позиции Фрейда состоит скорее в том, что он рассматривает желание материнства не как природное образование, а как нечто поддающееся психологической редукции к онтогенетическим элементам и черпающее свою энергию из гомосексуальных или фаллических инстинктивных желаний.

4. Если мы принимаем вторую аксиому психоанализа, то есть признаем, что установка индивида в сексуальных отношениях является прототипом его жизненной установки в целом, из этого в конечном счете следует, что все жизненные реакции женщины должны быть основаны на сильнейшей затаенной обиде. Ибо, согласно Фрейду, зависть маленькой девочки к пенису соответствует ощущению своего крайне невыгодного положения с точки зрения удовлетворения жизненно важных и элементарных инстинктивных желаний. Здесь мы имеем перед собой типичную основу, на которой может возникнуть общее недовольство. Разумеется, такая установка не является неизбежной; Фрейд особо подчеркивает, что при благоприятном развитии девочка находит свой собственный путь к мужчине и материнству. Но здесь опять-таки мы бы вступили в противоречие со всей психоаналитической теорией и практикой, если бы полагали, что столь ранняя и глубоко укоренившаяся установка обиды не будет проявляться с необычайной легкостью – гораздо легче, нежели, при сходных обстоятельствах, у мужчины, – или, во всяком случае, не пребывает в постоянной готовности, чтобы исподволь нанести ущерб жизненному настрою женщин.

Таковы основные заключения о женской психологии в целом, которые вытекают из представлений Фрейда о ранней женской сексуальности. Обсуждая их, мы отчетливо ощущаем, что обязаны вновь и вновь проверять путем исследований и теоретической рефлексии как факты, на которых они основаны, так и интерпретацию этих фактов.

Мне кажется, что одного только аналитического опыта недостаточно для того, чтобы оценить верность некоторых фундаментальных идей, на которых Фрейд основал свою теорию. Я думаю, что окончательный вердикт относительно правильности этих идей следует отложить до тех пор, пока в нашем распоряжении не окажутся результаты систематических исследований нормальных детей, проведенных в широком масштабе лицами, обученными анализу. К числу положений, остающихся пока под вопросом, я отношу и утверждение Фрейда о том, что «отчетливая дифференциация мужского и женского характеров, как всем известно, впервые возникает после пубертата». Некоторые мои собственные наблюдения это положение не подтверждают. Напротив, меня всегда поражало, насколько отчетливо у девочек между вторым и пятым годом жизни проявляются специфически женские черты характера. Например, зачастую они спонтанно начинают совершенно по-женски кокетничать с мужчинами или же обнаруживают характерные признаки материнской заботы. С самого начала мне было нелегко примирить эти впечатления с теорией Фрейда об изначально мужской направленности сексуальности у маленькой девочки.

Мы могли бы предположить, что Фрейд относил свой тезис об изначальном сходстве либидинозных тенденций у обоих полов лишь к сфере сексуальности. Но тогда мы бы вступили в конфликт с максимой, гласящей, что сексуальность индивида является прототипом его поведения в целом. Чтобы прояснить этот момент, нам бы понадобилось большое число тщательных наблюдений над различиями в поведении нормальных мальчиков и девочек в первые пять-шесть лет их жизни.

Не подлежит сомнению, что в эти первые годы девочки, которых не запугивали, очень часто высказывают нечто такое, что может быть интерпретировано как зависть к пенису: они задают вопросы, они проводят сравнение, которое оказывается не в их пользу; они говорят, что хотят иметь такую же штучку; они выражают восхищение пенисом или утешают себя мыслью, что потом он у них тоже вырастет. Предположив на миг, что подобные явления происходят достаточно часто или даже регулярно, мы все равно столкнемся с вопросом о том, какое место и какой вес они должны иметь в наших теоретических построениях. В соответствии с общими своими представлениями Фрейд использует эти явления для того, чтобы показать, в какой мере инстинктивная жизнь маленькой девочки уже находится под влиянием доминирующего желания обладать пенисом.

Против такого взгляда я бы выдвинула следующие три соображения:

1. У мальчиков того же возраста мы сталкиваемся с аналогичными явлениями в форме желания иметь грудь или родить ребенка.

2. Ни у одного из полов эти явления не оказывают ни малейшего влияния на поведение ребенка в целом. Мальчик, страстно желающий иметь такую же грудь, как у матери, может одновременно вести себя с обычной мальчишеской агрессивностью. Девочка, бросающая восхищенные и завистливые взгляды на гениталии брата, может вести себя в то время как настоящая маленькая женщина. Таким образом, вопрос о том, считать ли подобные проявления в этом раннем возрасте выражением элементарных инстинктивных требований или же мы должны отнести их к другой категории, на мой взгляд, по-прежнему остается открытым.

3. Еще одна возможная категория напрашивается, если мы примем предположение, что у каждого человека имеется бисексуальная диспозиция. Важность этого положения для понимания человеческой психики всегда подчеркивалась самим Фрейдом. Мы можем предположить, что, хотя при рождении пол каждого индивида уже закреплен физически, следствием бисексуальной диспозиции, которая, несмотря на подавление в процессе развития, всегда в нем присутствует, является тот факт, что психологически установка ребенка к своей сексуальной роли остается неопределенной и экспериментирующей. Ребенок не сознает собственного пола и поэтому вполне естественно наивно выражает бисексуальные желания. Мы можем пойти дальше и предположить, что подобная неопределенность исчезает лишь по мере того, как возрастает чувство любви, направленной на объект.

Чтобы пояснить сказанное, я могу указать на заметное различие между этими диффузными проявлениями бисексуальности в раннем детстве с их игровым, неустойчивым характером и проявлениями в так называемый латентный период. Если в этом возрасте девочка желает быть мальчиком – однако также и здесь надо было бы исследовать, как часто встречается это желание и какими социальными факторами оно обусловлено, – то способ, которым это желание определяет ее поведение в целом (предпочтение мальчишеских игр и манеры поведения, отказ от женских привычек), показывает, что такое желание исходит из совсем иных глубин ее души. Эта картина, столь отличная от картины раннего детства, уже представляет собой результат душевных конфликтов, через которые пришлось пройти девочке, и поэтому без специальных теоретических допущений не может считаться проявлением мужских желаний, заложенных биологически.

Другая посылка, на которой Фрейд основывает свои взгляды, относится к эрогенным зонам. Фрейд считает, что ранние генитальные ощущения и действия девочки сосредоточены главным образом на клиторе. Он считает весьма сомнительной возможность ранней вагинальной мастурбации и утверждает даже, что вагина остается в целом «необнаруженной».

Чтобы разобраться в этом важном вопросе, нам вновь потребуется точное и широкомасштабное наблюдение над нормальными детьми. Йозина Мюллер и я уже в 1925 году выражали сомнение по этому поводу. Более того, большая часть информации, которую нам удалось получить от интересующихся психологией гинекологов и детских врачей, заставляет предположить, что в ранние годы детства вагинальная мастурбация распространена не менее, чем клиторальная. Это предположение подтверждается следующими данными: частым обнаружением признаков вагинального раздражения, таких, как покраснение и появление выделений, относительно частым обнаружением во влагалище инородных тел и, наконец, весьма распространенными жалобами матерей, что их дочки засовывают во влагалище пальцы. Известный гинеколог Вильгельм Липманн, основываясь на своих наблюдениях, утверждал, что в раннем детстве и даже в первые годы жизни вагинальная мастурбация встречается гораздо чаще, нежели клиторальная, и лишь в последующие годы соотношение меняется в пользу клиторальной мастурбации.

Эти общие впечатления не могут заменить систематических наблюдений и поэтому не позволяют сделать окончательные выводы. Однако они показывают, что исключения, которые признавал и сам Фрейд, по-видимому, не такое уж и редкое явление.

Наиболее естественным для нас было бы попытаться пролить свет на данный вопрос с помощью анализа, однако это слишком сложно. Даже в лучшем случае материал сознательных воспоминаний пациентки или воспоминаний, возникающих в процессе анализа, нельзя использовать в качестве однозначного свидетельства, потому что здесь, как и везде, мы должны считаться с работой вытеснения. Другими словами, у пациентки могут быть веские причины не помнить вагинальных ощущений или вагинальную мастурбацию, и точно так же, с другой стороны, мы должны относиться скептически к тому, что ей неведомы клиторальные ощущения.

Еще одна сложность состоит в том, что женщины, обращающиеся к аналитику, не могут дать нам представление о средней норме в связи с вагинальными процессами. Это всегда женщины, сексуальное развитие которых каким-то образом отклонилось от нормального, женщины, у которых вагинальная чувствительность в большей или меньшей степени оказалась нарушенной. В то же время, по-видимому, значение имеют даже случайные различия в материале. Примерно в двух случаях из трех я обнаруживала следующую картину:

1. Выраженный вагинальный оргазм, достигаемый мануальной вагинальной мастурбацией перед коитусом. Фригидность в форме вагинизма и недостаточная секреция при коитусе. (Я наблюдала только два случая, безусловно относящихся к этому роду.) Я думаю, что в целом при мануальной генитальной мастурбации предпочтение оказывается клитору или половым губам.

2. Спонтанные вагинальные ощущения, по большей части сопровождавшиеся заметной секрецией, возникали в ситуации бессознательной стимуляции, например при слушании музыки, езде в автомобиле, раскачивании, расчесывании волос и в некоторых ситуациях переноса. Отсутствие мануальной вагинальной мастурбации; фригидность при коитусе.

3. Спонтанные вагинальные ощущения, вызванные экстрагенитальной мастурбацией, то есть определенными движениями тела, тесным бельем или особыми садомазохистскими фантазиями. Отсутствие коитуса вследствие чрезмерной тревожности, возникавшей всякий раз при прикосновении к вагине – будь то мужчиной во время полового акта, гинекологом при осмотре, самой женщиной при мастурбации или предписанном медиками промывании.

Итак, на данный момент мои впечатления можно подытожить следующим образом: при мануальной генитальной мастурбации клитор избирается чаще, чем вагина, но спонтанные генитальные ощущения, вызванные общим сексуальным возбуждением, чаще локализуются в вагине.

Я полагаю, что с теоретической точки зрения следует придавать большое значение этому сравнительно распространенному явлению спонтанного вагинального возбуждения, возникающего даже у тех пациенток, которые не ведают о существовании вагины или имеют лишь весьма смутное представление о ней и анализ которых не выявляет никаких свидетельств вагинального совращения или воспоминаний о вагинальной мастурбации. В связи с этим явлением напрашивается вопрос: не проявляется ли сексуальное возбуждение с самого начала в отчетливых вагинальных ощущениях?

Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны располагать куда более обширным материалом, чем тот, который может извлечь из своих наблюдений каждый отдельный аналитик. Тем не менее ряд соображений свидетельствует, как мне кажется, в пользу моих представлений.

Прежде всего – это фантазии об изнасиловании, возникающие еще до первого полового акта и даже задолго до пубертата; они встречаются достаточно часто, чтобы привлечь к себе пристальное внимание. Я не вижу, каким образом можно было бы объяснить их происхождение и содержание, если мы не допускаем существование вагинальной сексуальности. Ибо эти фантазии отнюдь не ограничиваются неопределенными идеями об акте насилия, из-за которого бывают дети. Напротив, фантазии, сновидения и тревоги подобного рода, несомненно, выдают инстинктивное знание о действительных сексуальных процессах. Они предстают во множестве обличий, из которых я назову лишь несколько: преступники, врывающиеся в окно или дверь; мужчины с пистолетами, угрожающие застрелить; животные, ползающие, летающие или бегающие внутри какого-нибудь помещения (например, змеи, мыши, мотыльки); животные или женщины, заколотые ножом; поезд, въезжающий в здание вокзала или в туннель.

Я говорю об «инстинктивном» знании о сексуальных процессах, потому что мы обычно встречаемся с идеями такого рода – то есть с тревогами и сновидениями раннего детства – в период, когда еще отсутствует интеллектуальное знание, почерпнутое из наблюдений или объяснений других людей. Возникает вопрос: не предполагает ли подобное инстинктивное знание о процессах проникновения в женское тело инстинктивное знание о существовании вагины как рецептивного органа? Я думаю, ответ будет утвердительным, если мы разделяем мнение Фрейда, что «сексуальные теории ребенка основаны на его собственной половой конституции». Ибо это может означать только одно: что путь, пересекаемый сексуальными теориями детей, размечен и предопределен спонтанно переживаемыми импульсами и органическими ощущениями. Если мы признаем такое происхождение сексуальных теорий, уже содержащих попытку рациональной переработки, мы тем более должны признать его в тех случаях, когда инстинктивное знание находит символическое выражение в играх, сновидениях и разных формах тревоги и когда оно явно еще не достигло сферы разума и не подверглось в ней соответствующей переработке. Иными словами, мы должны предположить, что и характерный для пубертата страх изнасилования, и детские тревоги маленьких девочек основаны на органических вагинальных ощущениях (или на идущих от них инстинктивных импульсах), связанных с представлением о проникновении в эту часть тела.

Я думаю, что здесь у нас есть ответ на возможное возражение, а именно, что многие сновидения указывают на идею, будто отверстие образуется лишь в тот момент, когда пенис впервые силой вторгается в тело. Эти фантазии вообще не могли бы возникнуть, если бы прежде не существовали инстинкты – и лежащие в их основе органические ощущения, – имеющие целью пассивную рецепцию. Иногда связь между сновидениями подобного типа довольно отчетливо указывает на источник данной идеи. Часто бывает так, что, когда у пациентки проявляется общая тревожность по поводу травматических последствий мастурбации, ей снятся сны типичного содержания: она что-то штопает, и тут же появляется новая дыра, из-за которой ей становится стыдно; она переправляется по мосту через реку или ущелье, который вдруг разламывается посередине; она идет по скользкому склону, поскальзывается, и ей грозит опасность сорваться в пропасть. Основываясь на таких сновидениях, мы можем предположить, что, когда эти пациентки были детьми и предавались онанистским забавам, вагинальные ощущения привели их к обнаружению вагины и что их тревога приняла именно форму страха, что они проделали дыру там, где ее быть не должно. Я хотела бы здесь подчеркнуть, что никогда не была полностью удовлетворена объяснением Фрейда того, почему девочки легче и чаще подавляют непосредственную генитальную мастурбацию, нежели мальчики. Как известно, Фрейд полагает, что (клиторальная) мастурбация вызывает отвращение у маленьких девочек потому, что сравнение клитора с пенисом наносит удар по их нарциссизму. Если учесть силу влечения, стоящего за побуждениями к мастурбации, то нарциссическая обида покажется недостаточно весомой причиной для того, чтобы привести к их подавлению. С другой стороны, страх перед тем, что она нанесла здесь себе непоправимое увечье, может оказаться достаточно сильным, чтобы отвратить девочку от вагинальной мастурбации и вынудить ее либо ограничить свои действия клитором, либо вообще отказаться от мануальной генитальной мастурбации. Я полагаю, что еще одно свидетельство этого раннего страха перед вагинальной травмой состоит в завистливом сравнении себя с мужчиной. От пациенток такого типа мы часто слышим, что мужчины внизу «так хорошо прикрыты». Аналогичным образом глубочайшая тревога, проистекающая из страха женщины, что из-за мастурбации она теперь не сможет иметь детей, тоже, по-видимому, связана с тем, что находится внутри тела, а не с клитором.

Есть еще один момент, свидетельствующий о наличии и важности раннего вагинального возбуждения. Мы знаем, что наблюдение за половым актом оказывает на детей чрезвычайно возбуждающее воздействие. Если мы разделяем позицию Фрейда, то должны предположить, что подобное возбуждение вызывает у девочки в целом такие же фаллические импульсы к проникновению, что и у мальчиков. Но тогда мы должны спросить: откуда берется тревога, с которой мы сталкиваемся при анализе чуть ли не каждой пациентки, – страх гигантского пениса, который может ее проткнуть? Источник идеи о необычайно огромном пенисе, несомненно, можно найти только в детстве, когда отцовский пенис и в самом деле казался угрожающе большим и страшным. Или опять-таки, откуда берется понимание женской половой роли, проявляющееся в символике сексуальной тревоги, в которой снова звучит это ранее испытанное возбуждение? И каким образом мы можем объяснить безудержную ревнивую ярость по отношению к матери, которая, как правило, проявляется при анализе женщин в тот момент, когда аффективно оживают воспоминания о «первичной сцене»? Каким образом могло бы все это случиться, если бы в тот момент субъект мог разделять лишь возбуждение отца?

Позвольте мне подытожить сказанное. Вот что мы имеем: сообщения о сильнейшем вагинальном оргазме, сопровождающемся фригидностью при последующем коитусе; спонтанное вагинальное возбуждение без локальной стимуляции и вместе с тем фригидность при половых сношениях; вопросы и размышления, возникающие из необходимости понять содержание ранних сексуальных игр, фантазий и тревог, последующие фантазии об изнасиловании, а также реакции на ранние сексуальные наблюдения; и наконец, определенные содержания и последствия тревожности, вызванной у женщин мастурбацией. Собрав все эти данные вместе, я вижу лишь одну гипотезу, которая могла бы дать удовлетворительный ответ на поставленные здесь вопросы, а именно гипотезу о том, что с самого начала вагина играет свою собственную сексуальную роль.

С таким ходом мыслей тесно связано и решение проблемы фригидности, которое, на мой взгляд, заключается не в ответе на вопрос, каким образом либидинозная чувственность переносится на вагину, а скорее в ответе на вопрос, почему вагина, несмотря на то что уже обладает чувствительностью, либо вообще отказывается реагировать, либо реагирует в непропорционально малой мере на очень сильное либидинозное возбуждение, вызываемое при коитусе всевозможными эмоциональными и локальными стимулами? Несомненно, лишь один фактор может пересилить стремление к удовольствию, и этот фактор – тревожность.

Мы тут же здесь сталкиваемся с вопросом, что именно означает эта вагинальная тревожность, или, вернее, что означают обусловливающие ее инфантильные факторы. Анализ обнаруживает прежде всего кастрационные импульсы, направленные против мужчины, и связанную с ними тревогу, проистекающую из двух источников: с одной стороны, женщина боится своих собственных враждебных импульсов, а с другой – возмездия, которое ожидает ее по закону талиона, а именно, что содержимое ее тела будет уничтожено, похищено или высосано. Как мы знаем, сами по себе эти импульсы по большей части давнего происхождения, их можно проследить вплоть до детского чувства ненависти и мстительных побуждений по отношению к отцу, вызванных разочарованиями и фрустрациями, которые испытала маленькая девочка.

Весьма сходные по содержанию формы тревоги, которые могут быть прослежены до ранних деструктивных импульсов, направленных против тела матери, описаны Мелани Кляйн. И здесь тоже мы сталкиваемся со страхом возмездия, который может принимать разные формы, но суть его в целом состоит в том, что все, что проникает в тело или уже там находится (пища, фекалии, дети), может оказаться опасным.

Хотя в своей основе эти формы тревоги во многом аналогичны генитальной тревожности мальчиков, они приобретают особый характер под влиянием общей склонности к тревоге, которая является частью биологического строения девочек. В этой статье, как и в прежних работах, я уже указывала на источники этой тревоги, так что теперь мне остается лишь дополнить и подытожить сказанное:

1. Тревога возникает прежде всего вследствие огромной разницы в размерах девочки и ее отца, между гениталиями отца и ребенка. Нам нет надобности вникать в вопрос, выводится ли эта диспропорция между пенисом и вагиной на основании наблюдения или предполагается инстинктивно. Вполне понятным и даже неизбежным результатом является то, что любая фантазия об удовлетворении напряжения, порождаемого вагинальными ощущениями (то есть стремления принять внутрь себя, получить), вызывает подъем тревоги со стороны Я. Как было показано мной в статье «Страх перед женщиной», в этой биологически детерминированной форме женской тревоги мы имеем нечто специфически отличное от первоначальной генитальной тревоги мальчика по отношению к матери. Фантазируя об исполнении генитальных импульсов, он сталкивается с фактом, чрезвычайно болезненным для его самолюбия («мой пенис слишком мал для моей матери»); девочка же сталкивается с угрозой разрушения части своего тела. Таким образом, с точки зрения элементарных биологических основ страх мужчины перед женщиной является генитально-нарциссическим, тогда как страх женщины перед мужчиной – физическим.

2. Вторым специфическим источником тревоги, универсальность и важность которого подчеркивает Дали, являются наблюдения маленькой девочки менструаций у своих взрослых родственниц. Помимо всех (вторичных!) интерпретаций как кастрации, она впервые получает наглядное свидетельство уязвимости женского тела. Подобным же образом ее тревожность возрастает при наблюдении выкидышей или родов матери. Поскольку в детской психике и (если задействовано вытеснение) в бессознательном взрослых имеется тесная связь между коитусом и родами, тревога может принять форму страха не только перед родами, но и перед коитусом.

3. Наконец, третий специфический источник тревоги – это реакции девочки (и снова вследствие анатомической структуры ее тела) на свои ранние попытки вагинальной мастурбации. Я думаю, что последствия этих реакций могут быть более стойкими у девочек, чем у мальчиков, в силу следующих причин: прежде всего она не может проверить, какое воздействие оказала мастурбация. Мальчик, испытывая тревогу по поводу своих гениталий, всегда может убедиться, что они на месте и ничуть не пострадали. Девочка же не имеет возможности доказать себе, что ее тревога безосновательна. Напротив, ее первые попытки вагинальной мастурбации еще раз убеждают ее в собственной физической уязвимости. Я обнаруживала при анализе, что очень часто при попытках мастурбации или в сексуальных играх с другими детьми девочки испытывали болевые ощущения, по-видимому связанные с едва заметными разрывами девственной плевы.

При благоприятном общем развитии, то есть когда объектные отношения детства не превратились в плодородный источник конфликтов, с этой тревогой удается успешно справиться, и тогда для женщины открывается путь для принятия своей женской роли. То, что в неблагоприятных случаях влияние тревоги на девочек оказывается гораздо более стойким, чем на мальчиков, подтверждается, на мой взгляд, и тем обстоятельством, что девочки сравнительно чаще полностью отказываются от генитальной мастурбации или по крайней мере ограничивают ее более доступным и менее катектированным тревогой клитором. Зачастую все, что связано с вагиной (знание о ее существовании, вагинальные ощущения и инстинктивные побуждения), подвергается беспощадному вытеснению; короче говоря, создается и надолго удерживается иллюзия, будто вагина вообще не существует, иллюзия, которая в то же время предопределяет у маленькой девочки предпочтение мужской сексуальной роли.

Все эти соображения, как мне кажется, во многом подтверждают гипотезу, что за «неспособностью обнаружить» вагину стоит отрицание ее существования.

Остается рассмотреть вопрос о значении ранних вагинальных ощущений или «открытия» вагины для всей нашей концепции ранней женской сексуальности. Хотя Фрейд и не утверждает этого определенно, тем не менее вполне очевидно, что если вагина первоначально остается «необнаруженной», то это является одним из сильнейших аргументов в пользу предположения о биологически обусловленной первичной зависти к пенису у маленьких девочек или об их изначальной фаллической организации. Ведь понять, каким образом маленькие девочки при отсутствии всякого специфического источника удовольствия или специфических женских желаний вынуждены концентрировать все внимание на клиторе, сопоставлять его с мужским пенисом и в итоге, поскольку это сравнение оборачивается не в их пользу, чувствовать себя уязвленными, мы могли бы только в том случае, если бы не существовало ни вагинальных ощущений, ни желаний, а все либидо целиком концентрировалось на клиторе, который, в свою очередь, воспринимался бы фаллически. Если же, как я предполагаю, маленькая девочка изначально испытывает вагинальные ощущения и соответствующие импульсы, она должна с самого начала иметь отчетливое представление о специфическом характере своей сексуальной роли, и тогда вряд ли можно было бы объяснить первичную зависть к пенису, которую столь энергично постулировал Фрейд.

В этой статье я попыталась показать, что гипотеза о первичной фаллической сексуальности влечет за собой выводы, имеющие огромное значение для всей нашей концепции женской сексуальности. Если мы предполагаем, что существует специфически женская, первичная, вагинальная сексуальность, то прежняя гипотеза если не исключается полностью, то по крайней мере столь резко ограничивается, что все эти выводы оказываются под вопросом.