Статья 10. Психогенные факторы функциональных женских расстройств

В последние тридцать-сорок лет в гинекологической литературе широко обсуждалось влияние психических факторов на женские расстройства. Разброс мнений весьма широк. С одной стороны, налицо тенденция, признавая эти факторы, преуменьшать их значение, например, подчеркивать, что, конечно же, эмоциональные факторы имеют место, но они зависимы от конституции организма, функционирования желез и прочих телесных причин.

С другой стороны, мы наблюдаем тенденцию приписывать психогенным факторам слишком большое значение. Сторонники этой точки зрения склонны видеть в них основной источник не только более или менее очевидных функциональных расстройств, таких, как мнимая беременность, вагинизм, фригидность, менструальные расстройства, гиперемия и т. д.; помимо этого, они заявляют, что есть основания признать психологическое влияние источником таких болезней и нарушений, как преждевременные или запоздалые роды, определенные формы митрита, бесплодие и некоторые формы лейкореи.

То, что физические изменения могут быть вызваны психическими воздействиями, не вызывает сомнений с тех пор, как это эмпирически доказал своими экспериментами Павлов. Мы знаем, что, стимулируя аппетит, можно воздействовать на секрецию желудка, что сердечный ритм и деятельность кишечника могут ускоряться под влиянием страха, что определенные вазомоторные изменения, например покраснение, могут быть выражением стыда.

У нас есть также довольно точная картина того, какими путями эти раздражители передаются из центральной нервной системы к периферическим органам.

Переход от этих довольно простых связей к вопросу, может ли дисменорея вызываться психическими конфликтами, кажется слишком резким. Однако я думаю, что сами процессы различаются не столь основательно, как методологические подходы. Можно создать экспериментальную ситуацию, в которой вы стимулируете аппетит человека и способны измерять секрецию желудочных желез. При этом можно точно измерить изменения секреции при реакции испуга, но нельзя создать экспериментальную ситуацию, вызывающую дисменорею. Эмоциональные процессы, лежащие в основе дисменореи, слишком сложны, чтобы воспроизвести их в экспериментальной ситуации. Но даже если бы вам удалось экспериментально вызвать у человека некоторые весьма сложные эмоциональные состояния, вы не вправе ожидать каких-либо конкретных результатов, потому что дисменорея никогда не бывает результатом только одного эмоционального конфликта, но всегда предполагает ряд эмоциональных предпосылок, основы которых закладывались в разное время.

В силу указанных причин эти проблемы невозможно изучать экспериментальным путем. Метод, способный раскрыть нам связь между определенными эмоциональными силами и симптомом, как в случае с дисменореей, должен быть, очевидно, историческим. Он должен дать нам возможность понять особую эмоциональную структуру личности и корреляцию ее эмоций с симптомом с помощью весьма подробной биографии пациентки.

Насколько мне известно, существует только одна психологическая школа, предлагающая именно такое понимание со сколь угодно высокой степенью научной точности, – это психоанализ. Благодаря психоанализу мы получаем картину происхождения, содержания и динамической силы психических факторов, действующих в реальной жизни, – знание необходимое, если мы действительно хотим научно обсуждать вопрос о том, могут ли функциональные расстройства вызываться эмоциональными факторами.

Не стану вдаваться здесь в подробности относительно метода, а лишь в очень сжатой форме представлю на ваше рассмотрение несколько эмоциональных факторов, которые в своей аналитической работе я посчитала существенными для понимания функциональных женских расстройств.

Начну с того, что привлекло мое внимание благодаря постоянному повторению. Мои пациентки обращались за психоаналитической помощью по самым разным причинам психологического свойства: это состояния тревоги всех видов, неврозы навязчивости, депрессии, затруднения в работе и контактах с людьми, сложности характера. И всякий раз при неврозе имели место нарушения психосексуальной жизни. Отношения пациенток с мужчинами, детьми или и с теми и с другими были в чем-то серьезно затруднены. Меня поразило следующее: среди столь разных типов неврозов не нашлось ни одного случая, в котором не были бы представлены и какие-то функциональные нарушения в генитальной системе, будь то фригидность различной степени, вагинизм, все виды менструальных расстройств, зуд, боли и выделения, не имевшие органической основы и исчезавшие после того, как были вскрыты некоторые бессознательные конфликты; а также разнообразные ипохондрические страхи, такие как страх заболеть раком или собственной ненормальности; определенные нарушения при беременности и родах, которые, по-видимому, указывали на их психогенную природу.

Здесь возникают три вопроса:

1. Такое совпадение нарушений психосексуальной жизни, с одной стороны, и функциональных женских расстройств – с другой, может быть, и поражает воображение, но постоянно ли оно?

Преимущество психоаналитика состоит в том, что он знает ряд случаев весьма досконально, но, в конце концов, даже профессиональный аналитик наблюдает лишь сравнительно малое их число. Поэтому, даже если мы находим, что наши результаты подтверждаются как другими наблюдателями, так и этнологическими факторами, вопрос о распространенности и надежности полученных нами данных – это вопрос, на который гинекологам предстоит дать ответ в недалеком будущем.

Конечно, на проведение подобных изысканий им потребовалось бы время и психологическое образование; но если хотя бы часть энергии, расходуемой на работу в лаборатории, была бы потрачена на психологическое обучение, это наверняка помогло бы прояснить проблему.

2. Если мы убеждаемся, что совпадение встречается регулярно, возникает вопрос, не могли ли и психосексуальные, и функциональные нарушения возникнуть на общей основе, связанной с состоянием организма или желез?

Я не хочу сейчас вдаваться в подробное обсуждение этих очень сложных проблем; хочу лишь указать на то, что, по моим наблюдениям, функциональные факторы и эмоциональные нарушения не всегда сопутствуют друг другу. Есть, например, фригидные женщины с отчетливо выраженными мужскими установками и явным неприятием женской роли. Вторичные половые признаки – голос, оволосение, строение скелета – у некоторых представительниц этой группы похожи на мужские, но большинство из них выглядят совершенно по-женски. В обеих группах женщин – выглядящих мужеподобно и абсолютно по-женски – вы можете выяснить, с каких конфликтов начались эмоциональные изменения; но только в первой группе конфликты могли возникнуть на конституциональной основе. На мой взгляд, пока мы не узнаем больше о конституциональных факторах и их особом влиянии на последующие установки, предполагать строгую связь было бы некорректно. К тому же подобное предположение может привести к очень опасным терапевтическим последствиям, если пренебречь психическими факторами. Например, в самом современном немецком учебнике по гинекологии Гальбана и Зайтца один из соавторов, Маттес, описывает случай с девушкой, обратившейся к нему по поводу дисменореи, которой она страдала в течение полутора лет. Она сказала ему, что простудилась на танцах. Позже он узнал, что уже после этого она вступила в половую связь с мужчиной. Она сказала Маттесу, что этот человек сильно возбуждает ее сексуально, но в то же время вызывает раздражение. Поскольку она являла собой то, что он называет «межсексуальным типом», Маттес посоветовал ей бросить этого мужчину, исходя из теории, что она принадлежит к типу личности, не способной обрести счастье в сексуальных отношениях. Девушка старательно последовала его совету, и две менструации прошли у нее без боли. Затем она возобновила свою любовную связь, и боли начались снова.

Это выглядит как излишне радикальный терапевтический вывод, воздвигнутый на базе весьма скудных знаний, и напоминает мне высказывание из Библии: «Если око твое искушает тебя, вырви его».

С терапевтической точки зрения, видимо, лучше было бы обратить внимание на психический уровень конфликтов, которые, возможно, и возникли по причине какого-то органического фактора, однако мы часто наблюдаем те же самые конфликты и при его отсутствии.

3. Теперь третий вопрос, который я хочу сейчас рассмотреть. Его точная формулировка выглядела бы так: есть ли специфическая корреляция между некоторыми психическими установками в сфере психосексуальной жизни и определенными генитальными нарушениями? К сожалению, человеческая природа не так проста, а наши знания не настолько далеко продвинулись, чтобы дать нам возможность высказаться по этому поводу ясно и однозначно.

В самом деле, у всех этих пациенток вы найдете некоторые фундаментальные психосексуальные конфликты. Эти конфликты сочетаются с имеющейся у всех пациенток некоторой степенью фригидности, по крайней мере с преходящей фригидностью; но главную роль в постоянной корреляции с определенными функциональными симптомами играют специфические эмоции и факторы.

Если фригидность выступает в качестве основного нарушения, мы неизменно обнаруживаем следующие характерные психические установки.

Прежде всего фригидным женщинам присуще весьма амбивалентное отношение к мужчинам, неизменно включающее в себя элементы подозрительности, враждебности и страха. Но крайне редко эти элементы проявляются открыто.

Например, у одной пациентки было сознательное убеждение, что все мужчины – преступники и их следовало бы убивать. Это убеждение явилось естественным следствием ее представлении о половом акте как о чем-то кровавом и болезненном. Она считала героиней каждую замужнюю женщину. Как правило, подобная враждебность проявляется завуалированно, и проникнуть в реальное отношение пациентки к мужчинам можно только исходя из ее поведения, а не ее слов. Девушки могут искренне рассказывать вам, как они ухаживают за мужчинами, насколько они склонны идеализировать их, но в то же самое время вы, возможно, заметите, что они чаще всего бросают своих «приятелей» совершенно внезапно, без всякой видимой причины. Вот типичный пример. У меня была пациентка X, чьи сексуальные отношения с мужчинами носили довольно дружелюбный характер. Но они никогда не длились больше года. Каждый раз после небольшого промежутка времени она чувствовала все возрастающее раздражение на мужчину, пока, наконец, больше уже была не в силах его выносить. Тогда она искала и находила какой-нибудь предлог, чтобы его бросить. В самом деле, ее враждебные импульсы по отношению к мужчинам становились настолько сильными, что она боялась причинить им вред и их избегала.

Иногда можно встретить пациенток, заявляющих, что они преданы своим мужьям, однако более глубокое исследование покажет вам мелкие, но беспокоящие признаки враждебности, проявляющиеся в повседневной жизни, такие, как глубоко пренебрежительное отношение к мужу, умаление его достоинств, неприятие его интересов или друзей, чрезмерные финансовые требования или ведение тихой, но постоянной борьбы за власть.

В этих случаях вы можете не только получить более или менее ясное представление о том, что фригидность – прямое выражение скрытой враждебности, но и на продвинутых стадиях анализа весьма точно проследить, как закладывалась фригидность, открыв новый источник внутреннего отвращения к мужчинам, и как она исчезает, когда эти конфликты преодолены.

Здесь налицо заметное различие в психологии мужчин и женщин. В целом сексуальность у женщин гораздо теснее, чем у мужчин, связана с нежностью, с чувствами, с привязанностью. Обычный мужчина не станет импотентным, даже если он не испытывает особой нежности к женщине. Наоборот, у мужчин очень часто наблюдается разрыв между сексуальной жизнью и любовью, так что в случае крайней патологии такой мужчина способен иметь половые отношения только с женщиной, совершенно ему безразличной, но он же не испытывает сексуального желания или даже превращается в импотента по отношению к женщине, которой действительно увлечен.

У большинства женщин вы найдете более тесное единство между сексуальными ощущениями и эмоциональной жизнью в целом, обусловленное, по-видимому, биологическими причинами. Следовательно, тайная враждебность женщины будет с легкостью проявляться в неспособности давать и получать в сексуальных отношениях.

Эта защитная установка к мужчинам необязательно коренится очень глубоко. В некоторых случаях мужчины, способные пробудить нежные чувства у таких женщин, могут преодолеть их фригидность; но в ряде других случаев установка враждебной защиты очень глубока, и если женщина хочет от нее избавиться, необходимо вскрыть ее истоки.

Во втором ряде случаев вы обнаружите, что чувства враждебности к мужчине были приобретены в раннем детстве. Чтобы понять далеко идущие последствия ранних жизненных переживаний, нет необходимости хорошо разбираться в психоаналитической теории, достаточно уяснить себе два момента: дети рождаются с сексуальными чувствами и они способны к страстным чувствам, вероятно, даже в гораздо большей степени, чем мы, взрослые, со всеми нашими сдерживающими факторами.

Изучая историю этих женщин, вы обнаружите, что в их ранней любовной жизни, возможно, глубоко запечатлелись разочарования: это отец или брат, к которым они испытывали нежную привязанность и которые их разочаровали; или брат, которого им предпочитали; или совершенно иная ситуация, вроде следующей. Пациентка совратила младшего брата, когда ей было одиннадцать лет. Через несколько лет брат умер от гриппа. Она испытала сильное чувство вины. Обратившись спустя тридцать лет к психоаналитику, она по-прежнему была убеждена, что является причиной смерти брата. Она полагала, что, после того как его совратила, брат стал заниматься мастурбацией и от этого умер. Чувство вины заставило ее ненавидеть собственную женскую роль. Она хотела быть мужчиной, довольно откровенно завидовала мужчинам, унижала их, где только возможно; ее навещали жуткие сны и фантазии о кастрации, и она была абсолютно фригидна.

Этот случай, между прочим, проливает свет на психогенез вагинизма. Муж не мог дефлорировать пациентку в течение четырех недель после свадьбы, и дефлорация в конце концов была осуществлена хирургически, хотя в ее девственной плеве не было никаких отклонений, а муж обладал нормальной потенцией. Спазм стал частично выражением ее сильнейшего неприятия женской роли, частично защитным механизмом против собственных кастрационных импульсов, направленных на предмет ее зависти – мужчину.

Неприятие женской роли часто оказывает огромное воздействие вне зависимости от того, каково его возможное происхождение. В одном случае это был младший брат, которому отдавали предпочтение оба родителя. Зависть к нему отравляла пациентке всю жизнь и особенно ее отношения с мужчинами. Ей самой хотелось быть мужчиной, и она играла эту роль в фантазиях и сновидениях. Во время полового сношения она иногда испытывала вполне осознанное желание поменяться сексуальными ролями.

У фригидных женщин вы встретите и другую конфликтную ситуацию, часто еще более важную в динамическом отношении, – конфликт с матерью или старшей сестрой. На уровне сознания можно питать различные чувства к матери. Иногда такие пациентки в начале лечения соглашаются признать – даже для самих себя – только позитивную сторону своих отношений с матерью. Возможно, они пережили потрясение, заметив, что, несмотря на страстное желание материнской любви, в действительности они всегда делали прямо противоположное тому, чего хотела бы от них мать. В других же случаях имеет место откровенная ненависть. Но даже отдавая себе отчет в существовании конфликта, они ничего не знают ни о его существенных причинах, ни о влиянии, которое он оказывает на их психосексуальную жизнь. Одной из таких существенных черт может быть, например, то, что мать по-прежнему представляет собой для этих женщин инстанцию, запрещающую сексуальную жизнь и сексуальное удовольствие. Один этнолог недавно сообщил об обычае некоего примитивного племени, проливающем свет на всеобщность подобных конфликтов. Когда умирает отец, дочери остаются в доме покойного, а сыновья покидают его, опасаясь, как бы дух мертвого отца не проявил к ним враждебности и не причинил вреда. Когда умирает мать, сыновья остаются в доме, а дочери покидают дом из страха, что дух матери может их убить. Этот обычай отражает тот же антагонизм и страх перед возмездием, который обнаруживается нами при анализе фригидных женщин.

Здесь человек, не знакомый с процессом психоанализа, вправе спросить: если эти конфликты не осознаются пациентками, как вы можете столь определенно полагать, будто они существуют, да еще играют эту особую роль? Ответ на этот вопрос, который, однако, может показаться трудным для понимания тому, у кого нет психоаналитического опыта, таков: старые иррациональные установки пациента оживают и вновь включаются в действие по отношению к аналитику. Например, по отношению ко мне пациентка X на уровне сознания испытывала привязанность, хотя всегда с некоторой примесью страха. Но когда ее застарелая инфантильная ненависть к матери готова была выплеснуться наружу, она дрожала от страха в приемной, эмоционально видя во мне нечто вроде безжалостного злого духа. Стало ясно, что в подобных ситуациях она переносила на меня свой прежний страх перед матерью. Один особый случай позволил нам увидеть, насколько важную роль в ее фригидности играл страх перед запрещающей матерью. В период анализа, когда ее сексуальная скованность уже пошла на убыль, мне пришлось на две недели уехать. После моего возвращения она рассказала мне, что как-то вечером, собравшись с друзьями, немного выпила, но не больше, чем обычно позволяла себе, – и дальнейшего не помнила. Но ее друг рассказал ей, что она пришла в сильное возбуждение, предложила вступить с ней в половое сношение, испытала полный оргазм (до этого она была совершенно фригидна) и несколько раз воскликнула с чем-то вроде триумфа в голосе: «Я отдыхаю от Хорни!» Меня, запрещающей матери в ее фантазии, не было, и поэтому она могла без опаски быть любящей женщиной.

Другая пациентка, страдавшая вагинизмом, а позже фригидностью, перенесла на меня свой прежний страх перед матерью и особенно перед сестрой, бывшей на восемь лет ее старше. Пациентка не раз предпринимала попытки установить взаимоотношения с мужчинами, но всегда терпела неудачи из-за своих комплексов. В подобных ситуациях она постоянно приходила в ярость на мой счет и даже высказывала чуть ли не параноидную идею, что это я не подпускаю к ней мужчин. И хотя разумом она понимала, что я-то как раз хочу помочь ей наладить жизнь, застарелый страх перед сестрой оказался сильнее. Еще в то время, когда она приобрела свой первый сексуальный опыт с мужчиной, ей сразу же приснился тревожный сон, в котором сестра ее преследовала.

В каждом случае фригидности к ней примешивались другие психические факторы; некоторые из них я сейчас упомяну. Я не стану вдаваться в их связи с фригидностью, а просто укажу на то значение, которое они могут иметь для некоторых других функциональных расстройств.

Прежде всего речь идет о страхах по поводу мастурбации, способных повлиять как на психические установки, так и на телесные процессы. Хорошо известно, что при наличии подобных страхов чуть ли не каждое заболевание можно рассматривать как их результат. Особая форма, которую они часто принимают у женщин, – это страх, что их половые органы физически повреждены мастурбацией. Такой страх нередко связан с фантастической идеей, будто некогда они были такими же, как мальчики, но затем их кастрировали. Подобный страх может выражаться в разных формах:

1) смутного, но глубокого страха оказаться «ненормальной»;

2) ипохондрических страхов и симптомов, таких, как боли и выделения, не имеющие органической основы, которые побуждают пациенток обращаться за советом к гинекологу. Там они получают лечение с помощью суггестии, или своего рода успокоение, им становится лучше, но страх, естественно, возвращается, и они вновь приходят с теми же жалобами. Иногда страх приводит к тому, что пациентки настаивают на операции. Они испытывают чувство, будто физически у них не в порядке что-то такое, что можно исправить только столь радикальным способом, как операция;

3) страхи могут принимать и такую форму: повредив себя, я никогда не смогу иметь ребенка. У совсем молоденьких девушек связанный с этим страх может иной раз полностью сознаваться. Но даже эти юные пациентки обычно скажут вам сначала, что иметь детей представляется им делом, вызывающим отвращение, и они никогда не собирались их иметь. Лишь гораздо позже вы узнаете, что чувство отвращения представляет собой реакцию типа «зелен виноград» на бывшее раньше очень сильным желание иметь много детей и что вышеупомянутый страх привел их к отрицанию этого желания.

Противоречивых бессознательных тенденций, связанных с желанием иметь ребенка, предостаточно. Природный материнский инстинкт может столкнуться с противодействием некоторых бессознательных мотивов. Я не могу сейчас вдаваться во все детали и упомяну только одну возможность: для тех женщин, у которых в каком-то уголке их души присутствует желание быть мужчиной, беременность и материнство, олицетворяющие собой женские достижения, имеют преувеличенное значение.

Мне, к сожалению, не довелось наблюдать случая мнимой беременности, но, вероятно, она тоже проистекает из бессознательно усиленного желания иметь ребенка. Каждому гинекологу знакомы женщины, необычайно нервные и подавленные, но обретающие полное счастье, стоит им забеременеть. Для них тоже беременность представляет собой особую форму удовлетворения.

То, что усиливается в указанных случаях, – это не столько идея иметь ребенка, нянчить и ласкать его, сколько идея беременности сама по себе, идея вынашивания ребенка в своем теле. Состояние беременности имеет для них утонченную нарциссическую ценность. В двух подобных случаях имела место задержка родов. Было бы слишком поспешно делать какие-либо выводы, но и при всей критической осмотрительности можно было бы по крайней мере подумать здесь о возможности того, что бессознательное желание удержать ребенка в себе могло послужить объяснением некоторых случаев задержки родов, по-иному не объяснимых.

Еще один фактор, иногда играющий определенную роль, – сильный страх умереть во время родов. Сам по себе этот страх может осознаваться, а может и нет. Но подлинный его источник не сознается никогда. Один из основных его элементов, как подсказывает мой опыт, – это застарелая вражда к беременной матери. Одна пациентка, которую я имею в виду, чрезвычайно боявшаяся умереть во время родов, вспомнила, что, будучи ребенком, она в течение многих лет с тревогой наблюдала за матерью, не беременна ли та снова. Стоило ей увидеть беременную женщину на улице, как ею овладевало желание пнуть ее в живот, и, естественно, в ответ она боялась, как бы нечто столь же ужасное не случилось и с ней.

С другой стороны, материнскому инстинкту могут противодействовать бессознательные враждебные импульсы, направленные против ребенка. Здесь очень интересную проблему представляет возможное влияние таких импульсов на гиперемию, преждевременные роды и послеродовую депрессию.

Однако вернемся еще раз к страхам, связанным с мастурбацией. Я уже упомянула о том, что они могли возникнуть как следствие идеи пациентки о физическом повреждении и что этот страх способен вести к ипохондрическим симптомам. Есть еще один способ выражения этих страхов: через отношение к менструации. Мысль о нанесенном себе вреде заставляет женщину негодовать на свои гениталии как на своего рода рану, и менструации поэтому эмоционально воспринимаются как еще одно подтверждение такого предположения. Для этих женщин существует тесная связь между кровотечением и раной. Отсюда понятно, что для них менструация никак не может представляться естественным процессом и что они всегда будут испытывать чувство глубокого отвращения к ней.

Это подводит меня к проблеме меноррагии и дисменореи. Разумеется, я говорю только о тех случаях, в которых нет ни локальной, ни какой-либо иной органической причины. Основа для понимания любого функционального менструального расстройства такова: психическим эквивалентом телесных процессов в гениталиях в это время является возросшее либидинозное напряжение. Женщина, психосексуальное развитие которой протекало уравновешенно, справится с ним без каких-либо серьезных затруднений. Но есть множество женщин, которым едва удается поддерживать хоть какое-то равновесие и для которых возрастание либидинозного напряжения оказывается последней каплей, переполняющей чашу.

Под бременем растущего напряжения оживают всякого рода инфантильные фантазии, особенно те, что тем или иным образом связаны с процессом кровотечения. Во всех этих фантазиях, вообще говоря, половой акт предстает как нечто жестокое, кровавое и болезненное. Я обнаружила, что подобные фантазии играли существенную роль у всех без исключения пациенток, страдавших меноррагией и дисменореей. Обычно дисменорея начинается если не в пубертате, то в период, когда пациентка сталкивается с сексуальными проблемами взрослых.

Я попытаюсь привести несколько примеров. Одну мою пациентку, хронически страдавшую тяжелой формой меноррагии, всякий раз, стоило ей подумать о половом сношении, преследовал вид крови. В процессе анализа мы обнаружили, что детерминанты этого видения, возникавшего при определенных обстоятельствах, содержатся в некоторых детских воспоминаниях.

Она была старшей из восьми детей, и ее самые страшные воспоминания относились к тому времени, когда рождался новый ребенок. Она слышала крики матери, видела тазы с кровью, которые выносили из ее комнаты. Ранняя ассоциация деторождения, половых отношений и крови была так близка ей, что когда однажды вечером у ее матери случилось легочное кровотечение, девочка немедленно связала его с супружескими отношениями между родителями. Менструация оживила в ней эти детские впечатления и фантазии о весьма кровавой половой жизни.

Только что упомянутая пациентка страдала и тяжелой формой дисменореи. Она сама полностью отдавала себе отчет, что ее реальная сексуальная жизнь связана со всевозможными садистскими фантазиями. Стоило ей услышать или прочитать о жестокостях, она испытывала сексуальное возбуждение. По ее собственному описанию, во время менструаций она испытывала такие боли, как если бы ей вырывали внутренности. Столь специфическая форма была обусловлена инфантильными фантазиями. Она вспомнила, что, когда была маленькой девочкой, считала, что во время полового акта мужчина что-то вырывает из тела женщины. В дисменорее она эмоционально проигрывала эти старые фантазии.

Я допускаю, что большинство моих утверждений, касающихся психогенных факторов, могут прозвучать как совершенно фантастические, хотя, пожалуй, на самом деле все это отнюдь не фантазия – просто это чуждо нашему привычному медицинскому мышлению. Если мы хотим иметь нечто большее, чем чисто эмоциональная оценка, существует только один научно оправданный путь – проверка фактов. То, что симптомы болезни исчезают в процессе выявления и раскрытия ее психических корней, разумеется, еще не может быть доказательством того, что именно этот процесс вызывает исцеление. Любое искусное внушение может привести к тому же результату.

Научная проверка должна быть здесь такой же, как и в других областях науки: применение психоаналитической техники свободных ассоциаций и сопоставление полученных данных. Каждое заключение, не отвечающее этому требованию, не имеет научной ценности.

Кроме того, мне кажется, что у гинекологов есть еще один путь, чтобы по крайней мере удостовериться в существовании особой корреляции между некоторыми эмоциональными факторами и определенными функциональными нарушениями. Если уделять пациенткам хоть немного времени и внимания, по крайней мере некоторые из них с легкостью раскрыли бы свои конфликты. Я думаю, что такой образ действия уже сам по себе мог бы иметь терапевтическую ценность. Правильно провести анализ может только врач, получивший соответствующую психоаналитическую подготовку. Эту процедуру можно сравнить с хирургической операцией. Но существует ведь не только большая, но и малая хирургия. Малая психотерапия состояла бы в том, чтобы заниматься сравнительно недавними конфликтами и раскрывать их связь с симптомами. Работу, уже проделанную в этой области, с легкостью можно было бы значительно расширить.

Для подобной возможности есть только одно ограничение, в котором следует отдавать себе отчет: надо иметь основательные психологические знания, если хочешь избежать ошибок, особенно тех, что могут возбудить эмоции, с которыми ты не в силах совладать.