В университете я состояла в женском клубе. Как у многих студенческих женских клубов, у моего были свои ежегодные традиции. В начале каждого учебного года все 64 девушки собирались в одном зале. Мы садились в круг на светло-голубом ковре, и руководительница клуба объясняла правила. В этом году каждая должна была рассказать историю на тему «То, о чем не знала моя мама». Одна девушка рассказала о ночной поездке в другой город в нетрезвом виде. Другая поделилась пикантной историей о заигрывании в ванной с соседом. Все истории сопровождались смехом и периодическими восклицаниями «Да ладно!» или «Не может быть!». В какой-то момент я поняла, что на меня смотрят 63 пары глаз.
Я молча сидела, не отрывая глаз от своих ногтей и обдумывая возможные варианты действий. Стоило ли мне участвовать в игре? И что тогда? Рассказать правду? Или извиниться и выйти из комнаты? Девушка, сидевшая слева, толкнула меня локтем.
– Твой черед, – сказала она.
Я подняла голову.
– Пожалуй, я откажусь, – сказала я.
– Ни за что!
– Перестань!
– Расскажи, расскажи, расскажи!
– Нет, я же сказала, что пропущу ход, – возразила я.
Девушки окончательно развеселились.
– Брось!
– Ты что, скрываешь что-то особенное?
– Ни за что, все должны рассказать историю.
Я запаниковала и замерла. Неожиданно у меня вырвалось:
– У меня нет мамы, но есть папа. Я могу рассказать вам о том, чего не знает он.
В комнате повисла неудобная тишина. Я рассказала замысловатую историю о парне, с которым познакомилась в Новом Орлеане этой зимой. Я не помню подробностей. Вряд ли тогда я уделяла им внимание. Мне хотелось побыстрее закончить и избавиться от всеобщего внимания, которого я избегала весь год.
Я высидела еще несколько историй. Руководительница клуба заметила, что у меня дрожит подбородок, и вывела меня в коридор.
– Мне так жаль, – сказала она, протягивая пачку бумажных платков, и я разрыдалась. – Мне так жаль. Я не знала.
Никто не знал. Да и откуда? Я никогда не рассказывала о своей утрате. Женский клуб был моим убежищем от трагедии, которую я скрывала от всех. Он стал местом, где я притворялась беспечной тусовщицей, не обремененной грузом прошлого. В комнате, обставленной со вкусом, я притворялась, что не отличаюсь от остальных. В городке, что в 1300 километрах отсюда, все знали меня как девочку, у которой умерла мама.
Группа ровесниц, важный молодой трибунал в жизни девочки-подростка, играет огромную роль после смерти матери. Многие подростки направляют большую часть энергии, которую они когда-то вкладывали в отношения с родителями, в отношения с ровесницами или лучшими подругами. Девочка, потерявшая члена семьи, скорее всего, обратится за помощью к подруге. Но многие подростки никогда не переживали тяжелую утрату. Ровесницы зачастую не понимают чувства девочки и не осознают степень ее утраты.
27-летняя Робин, которой было 16 лет, когда ее мать умерла, вспоминает, какими сложными были ее отношения с подругами в то время. Она до сих пор благодарна однокласснице, которая помогла ей в первый тяжелый год:
В то время я не могла общаться со многими подругами. Они жаловались на то, как много нам задавали уроков, а я думала: «Тоже мне проблема.
Как можно переживать из-за этого, если моя мама умерла?» Еще я чувствовала, что они соревнуются между собой за то, от кого из них я буду зависеть больше. Это сводило меня с ума. Мне казалось, что я не могу сказать что-то одной подруге, не расстроив при этом остальных. У меня была подруга, которая всегда смотрела на меня как на брошенного щенка и говорила: «Ох, как мне тебя жаль». Я чувствовала, что должна утешить ее и дать понять, что со мной все хорошо, чтобы она не переживала. Я сама держалась с трудом. Как я могла помочь кому-то другому?
Но когда моя мама болела, я работала волонтером и помогала вьетнамским беженцам. Там я познакомилась с другой девушкой-волонтером. Раньше мы не были близки. Она выглядела очень рассудительной и всегда оставалась отстраненной, не давала волю чувствам. С ней я смогла по-настоящему поговорить о болезни и смерти мамы. Эта девушка ни разу не сказала: «Мне так жаль, бедняжка». Вместо этого она спросила: «Каково тебе?» Она дала мне возможность поговорить о моих чувствах и не проявляла при этом жалость. Я думаю, многие из моих подруг ужасно боялись этой темы, поэтому не могли поговорить со мной. Но та девушка из центра не знала мою маму, и это тоже сыграло свою роль. Остальные подруги знали, поэтому ее смерть казалась им более реальной, чем той девушке. Я начала проводить с ней много времени. Мы часто общались, и мне стало гораздо легче.
Это один из самых больших страхов девочки-подростка – страх, что ее отвергнут друзья, особенно когда члены семьи ошеломлены утратой и не могут уделить ей время. В ходе отделения от семей у подростков появляется много общего с сиротами: чувство отчуждения и изоляции, низкая самооценка, неустойчивые домашние условия и боязнь быть отвергнутым. Девочки без матерей нередко стыдятся того, что у них нет одного из родителей, ведь многие считают это важным. Девочка-подросток, которая думает, что из-за смерти матери она будет отличаться от других и станет изгоем, постарается избегать разговоров об утрате или скрыть свой гнев, чувство вины и растерянности, депрессию и тревогу от друзей. У нее сформируется стоический и безэмоциональный стиль адаптации. Отчасти подростки ведут себя так, чтобы соответствовать «допустимому» поведению в группе, но таким образом они могут и защищаться от серьезных чувств тревоги и горя. Девочка, которая всегда выглядит спокойной, рискует столкнуться с неразрешенным ощущением горя в будущем. Современные исследователи знают, что это, в свою очередь, может привести к депрессии, заболеваниям, а также наркотической и алкогольной зависимости.
В то же время, отталкивая эмоции горя, девочка может излучать огромную энергию, стараясь выглядеть нормально на людях. Она словно говорит: «Посмотрите, я капитан футбольной команды, староста класса, лучшая ученица, и у меня главная роль в школьном спектакле. Со мной все в порядке!» Ее самоопределение начинает формироваться еще при жизни матери и меняется лишь после ее смерти, которую нельзя отменить. Позволить личности развиваться по новому маршруту – значит осознать себя подростком без матери; вряд ли девочка выбрала бы такое самоопределение, и уж точно она не захочет его афишировать. Теперь она пытается сформировать новую личность, которая будет существовать независимо от прошлого.
В попытке переделать себя девочка старается выглядеть взрослой и самодостаточной. Неудивительно, что женщины без матерей, страдающие расстройствами пищевого поведения, алкогольной или наркотической зависимостью, утверждают, что их проблемы начались в подростковые годы. Подростковый период – время переживаний и поисков, но девушка без матери, желающая контролировать свое тело или окружающий мир, может начать вредить себе. 25-летняя Джулиет начала курить и пить, когда ее маме диагностировали рак. Как только здоровье матери ухудшалось, она стала вести себя еще хуже. «Накануне первой химиотерапии меня поймали на краже в магазине, – вспоминает Джулиет. – Я украла дешевый лак для ногтей, и меня отвезли в полицию. Затем у мамы началась ремиссия, но перед операцией по удалению щитовидной железы я напилась на вечеринке, меня вырвало на посторонних людей, и я почти ввязалась в драку. Я много пила и употребляла марихуану, когда мама умерла. Все становилось хуже до тех пор, пока мне не исполнилось 23 года и я не взяла себя в руки». Когда перемены происходят вокруг и внутри, девочка без матери пытается утешить себя мнимым самоконтролем.