Юрий Андропов (1983)

С таким же успехом этот год можно назвать первым, так как он был единственным годом правления Андропова. Но именно тогда в стране появилось множество легенд, и по сегодняшний день я не могу в них разобраться, отделить правду от выдумки.

1983 год. Март. Я еду на Киностудию имени Горького. Шофер такси, разбитной московский мужичок, расспрашивает меня о кино и артистах. Сам делится воспоминаниями, кого из знаменитых развозил домой из ресторана. Треп идет. Веселый московский треп.

Мы прощаемся довольные друг другом. И водитель таинственно говорит мне:

– Ты поаккуратнее, друг, по городу облавы идут.

– Ты что, какие еще облавы?

– Попадешь – узнаешь. Ни о каких облавах я тогда не думал. На студии по моему сценарию делали двухсерийный фильм «Приступить к ликвидации», по тем временам большая удача, и я был весь поглощен этой работой.

На студию меня выдернул директор картины, надо было выбить дополнительные деньги к смете, а сделать это без особого труда мог только я, так как директором студии стал мой хороший товарищ Женя Котов.

Но Жени на работе не было, он находился «в верхах», и я пошел к его заму, знаменитому на весь кинематограф крикуну и матерщиннику Грише Рималису.

Когда я вошел в его кабинет, Гриша сказал сразу:

– Нет! Далее следовали выражения непереводимые.

– Что ты кричишь, я же к тебе зашел кофе выпить.

Секретарша принесла кофе. У Гриши нашлось по рюмке хорошего коньяка. Мы пили кофе и говорили о будущем фильме. Я сетовал, что не хватает денег на найм машин того времени, «эмок», «виллисов», «студебеккеров».

– Давай письмо, – сказал Гриша. Я вынул заранее заготовленную бумагу, и он поставил резолюцию. Мы выпили еще по рюмке. И нам очень захотелось есть.

– Пойдем на ВДНХ, в «Узбекский», возьмем манты и плов.

– Ты что, – Гриша покрутил пальцем у виска, – с ума сошел? В Москве облавы.

– А кого ловят-то?

– Всех, кто в рабочее время ходит по ресторанам, магазинам, баням. Отлавливают и сообщают начальству.

– Гриша, мы же с тобой кинематографисты, начинаем большой фильм, поэтому пришли в ресторан, чтобы прикинуть, можно ли в этом интерьере создать неповторимое художественное полотно. А манты и плов едим в наше обеденное время.

– Тебе хорошо, – вздохнул Гриша, – ты же вольный художник.

Действительно, третий год я не ходил в присутствие и нисколько не жалел об этом. Мое издание, кстати в те годы одно из самых популярных литературных приложений «Подвиг», было весьма трудоемким. Особенно тяжело было отбиваться от умников из ЦК ВЛКСМ, «литературоведов» из ЦК КПСС, начальников всевозможных пресс-служб КГБ, МВД, прокуратуры. А больше всего гадостей делал нам начальник отдела культуры Главпура МО генерал Волкогонов, будущий ярый обличитель советской власти. Но это потом, а тогда он за эту власть готов был порвать на куски любого журналиста. Каждая правдивая публикация о прошедшей войне вызывала у него ярость, и мне приходилось оправдываться наверху.

Освободившись от этих забот, я чувствовал себя вполне счастливым человеком и не боялся никаких облав.

Наперекор всему мы пошли в узбекский ресторан. Выпили, съели разные вкусности и не заметили никаких намеков на облаву.

Но через несколько дней, придя в Сандуновские бани с приятелем, мы заметили, что народу стало значительно меньше, чем обычно.

– Боятся облав, – вздохнул знакомый банщик, принеся к нам в кабину пиво, соленую рыбку и по сотке водки.

– А у вас хоть раз облава была? – спросил я.

– Да пока нет, Бог миловал.

Рассказы об облавах катились по Москве, словно снежный ком, обрастая все новыми и новыми устрашающими подробностями. Говорили о персональных партийных делах, об увольнениях и понижениях в должности.

Удивительное дело. Я в те годы общался по работе с огромным количеством самых разных людей, и никто из них ни разу не попадал в эти ужасные облавы. Правда, все слышали о них. И эти страшные рассказы повлияли на строителей развитого социализма. Опустели бани, куда любил днем сбегать среднеруководящий люд, в ресторанах стало свободнее, исчезло из ЦУМа огромное количество дам из расположенных на улице 25 Октября многочисленных контор и неведомых научных институтов. Власть бескровно добилась своего – укрепила трудовую дисциплину.

Придя к власти в ноябре 1982 года, Юрий Андропов считал главным в дальнейшем развитии общества укрепление трудовой дисциплины и борьбу с коррупцией. При его предшественнике началось сращивание госаппарата и правоохранительных органов с делягами из теневой экономики, а через них – с королями преступного мира.

Андропова не очень волновали уголовники. Огромная, созданная им машина КГБ могла раздавить их в любую минуту. Андропов свято считал, что разваливающуюся экономику спасет твердая трудовая дисциплина и, конечно, борьба с чиновниками-жуликами. Он всегда говорил, что партия должна опираться на здоровые силы социалистического общества.

В 1982 году, выступая с докладом вместо больного Брежнева, Юрий Владимирович сказал неожиданную фразу: «Мы не знаем как следует общества, в котором мы живем». Этот политический пассаж вызвал в том самом обществе бурю восторга. Вся страна ждала, когда на смену больному Леониду Ильичу придет человек со столь прогрессивными взглядами. Всю жизнь Россия ожидала доброго и умного царя, и вот, наконец, он нашелся!

Особенно ликовала творческая интеллигенция, сразу забыв, что именно при Андропове появилось в КГБ 5-е управление, занимающееся оперативной работой среди интеллигенции.

Я помню, как за столиками Пестрого зала в клубе писателей, знаменитом ЦДЛ, до хрипоты спорили «инженеры» и «сантехники» человеческих душ о прогрессивных реформах нового генсека. Причем целая группа людей утверждала, что они своими глазами читали некий документ за подписью Андропова, направленный членам Политбюро. Это был даже не документ, а ария «варяжского гостя» из оперы «Садко» в новой интерпретации. Документ сей отвергал цензуру, возвращал страну к ленинскому НЭПу, значительно облегчал выезд за границу. Я ни тогда, ни после не видел этого замечательного документа. Но слышал о нем достаточно много. Уверен, что ни один творец или ученый не видел в глаза этой знаменитой бумаги. Слух о ней был подобен слухам об облавах.

Андропов недаром руководил пятнадцать лет самой сильной спецслужбой в мире. Мои добрые знакомые, работавшие с ним, рассказывали, что оперативному мастерству Юрий Владимирович обучался в годы работы. Он не стеснялся спрашивать у подчиненных, как необходимо поступить в той или иной ситуации.

Но главным коньком его была идеологическая борьба. И в этом, как человек весьма умный, он добился многого. КГБ имел огромную, разветвленную агентурную сеть. Думаю, что именно через нее поползли слухи об облавах и неведомых реформах.

А жизнь в стране сильно худшала. С продуктами был полный обвал. Во многих областях ввели талоны. Чтобы успокоить народ, на прилавки была выброшена дешевая водка, прозванная благодарным населением «андроповкой». В те годы бутылка обычной водки стоила три рубля шестьдесят две копейки, а «андроповка» только трешку.

Я сам слышал, как в Свердловске, в магазине рядом с гостиницей «Большой Урал», где я «стоял постоем», работяга в строительной спецовке взял две бутылки «андроповки» и сказал:

– Вот нам какого вождя Бог послал. Он о простом работяге думает. Как Сталин, тот тоже цены для народа понижал.

Сама фигура Андропова порождала целую кучу легенд.

Например, все его биографы пишут о том, что во время войны он, как первый секретарь ЦК ЛКСМ Карело-Финской ССР, активно занимался подготовкой диверсионных групп и руководил партизанским подпольем.

Но в списке его наград нет ни медали «Партизан Отечественной войны», ни медали «За Победу над Германией», ни одного военного ордена.

Правда, значительно позднее он получил орден Красного Знамени по представлению председателя КГБ И. Серова, но это было компенсацией за испуг во время венгерских событий 1956 года (Андропов был послом в Венгрии).

О нем любили говорить как о весьма образованном человеке, якобы владеющем финским и английским языками. Но люди, близко общавшиеся с ним, утверждали, что никаких иностранных языков он не знал.

А образование у него было среднетехническое. Юрий Владимирович в свое время окончил Рыбинский речной техникум. Значительно позже, будучи уже председателем КГБ, он экстерном сдал экзамены в Высшей партшколе ЦК КПСС.

Андропов писал стихи. Теперь говорят, что неплохие. В отличие от своих коллег по Политбюро, любил джаз и неплохо разбирался в нем.

Но существовала еще одна, главная легенда.

В сентябре 1982 года министр внутренних дел Николай Щелоков приехал на дачу к больному Брежневу и рассказал ему, что второе лицо в ЦК КПСС, Юрий Андропов, готовится захватить власть в стране. Брежнев разрешил своему другу арестовать Андропова. Получив разрешение, Щелоков начал активно действовать.

В Москву стали выдвигаться три спецгруппы. Одна из них должна была блокировать квартиру Андропова на Кутузовском проспекте, другая – отсечь здание КГБ на Лубянке, а третья – блокировать Старую площадь и арестовать Андропова на рабочем месте.

Но КГБ был вездесущим. Его сотрудники узнали о заговоре Щелокова. При въезде в Москву спецназ КГБ блокировал машину людей Щелокова и разоружил их.

Та же участь постигла группу на Старой площади, а вот на Кутузовском проспекте завязался настоящий бой с применением гранатометов между офицерами «девятки» и спецгруппой МВД.

Победили, естественно, чекисты.

Эта легенда долгое время ходила по Москве. Я никогда в нее не верил и никогда не слышал об этом от своих знакомых в обоих ведомствах. Но когда мне впервые рассказали эту сногсшибательную историю, я все-таки пришел к ребятам в МУР, и они показали все сводки о происшествиях за сентябрь – никакого огнестрела в Москве в этом месяце не было.

Мне приходилось несколько раз общаться с Николаем Анисимовичем Щелоковым. О нем говорили разное, но политическим авантюристом он не был. Знакомые ребята из УКГБ Москвы, знакомившие меня с материалами о теневом бизнесе, сказали прямо:

– Если бы такое случилось, то Щелоков в тот же день обливался бы горючими слезами в камере Лефортова.

Однако слух о перестрелке на Кутузовском упорно циркулировал по стране, о ней говорили даже «вражьи голоса». Много позже, когда наступила перестройка, данная история начала появляться в газетах и некоторых книгах о том периоде.

Но «параша» эта, как говорят на зоне, сделала свое дело. Люди узнали, что новый генсек чуть не был уничтожен мафией.

* * *

1983 год был продолжением борьбы КГБ с «беловоротничковой» преступностью. В июне арестовали целую группу ответственных торговых работников.

Заместитель начальника Главторга А. Петриков, директор Куйбышевского райпищеторга М. Бегельман, директор гастронома ГУМа Б. Тверентинов, директор гастронома «Новоарбатский» В. Филиппов, начальник отдела организации торговли Главторга Т. Хохлов и т. д. – вот далеко не полный список людей, арестованных по делу московской торговли.

Официальные сообщения об их аресте были опубликованы в московских газетах, страна встречала эти сообщения с невероятным ликованием. Теперь всем стало ясно, почему пустуют полки магазинов и кто съел всю вожделенную колбасу. Доверие людей к новому генсеку было безграничным.

На июньском пленуме ЦК КПСС «за допущенные ошибки в работе» были выведены из состава ленинского штаба партии Н. Щелоков и бывший краснодарский вождь С. Медунов. Такого не было давно. Сообщение появилось во всех газетах.

Волна арестов и разоблачений катилась по Украине и Белоруссии. Андропов рассчитал правильно. Ему нужно было убрать украинского гетмана Щербицкого и московского воеводу Гришина, потому что они были реальными претендентами на власть.

Проживи Андропов чуть дольше, и оба этих пламенных большевика вылетели бы из партии и, возможно, держали бы более строгий ответ.

Наиболее сильный удар КГБ нанес по Узбекистану.

Первый секретарь компартии республики внезапно умер в октябре. По республике, да и по всей стране понеслись слухи о его самоубийстве и даже о том, что Шарафу Рашидову помогли уйти из жизни.

Для него смерть, как ни странно, была лучшим выходом. В Узбекистане начались массовые аресты. Среди задержанных были секретари обкомов – до сих пор люди неприкосновенные. Впервые за много лет советской власти об арестах партбонз начали писать в газетах. Номера с этими публикациями рвали из рук.

Несколько лет назад один весьма почтенный человек позвонил мне и попросил приехать к нему. Он сказал, что хочет показать интересные материалы времен андроповского всевластия. Я приехал на улицу Алексея Толстого – тогда еще не успели сменить таблички на домах, – вошел в дом, в который раньше было нелегко попасть. Но сегодня, вместо крепких ребят из «девятки», вязала носки весьма почтенная дама.

Человек, пригласивший меня, когда-то занимал весьма высокий пост, и хотя он уже ушел из жизни, я выполняю нашу договоренность и не называю его фамилию. Я шел к нему в сладостном предчувствии сенсации, знакомства с невероятными документами, проливающими свет на андроповское правление.

Хозяин радушно встретил меня, усадил на диван. На маленьком столике стояли бутылка коньяка и разные закуски. Он ушел за документами в другую комнату, а я начал с интересом рассматривать гостиную. Когда-то по Москве ходил слух, что этот человек вывез с Урала дорогостоящую мебель карельской березы, изъял из провинциальных маленьких музеев подлинники великих русских живописцев, а вся посуда в его доме изготовлена в мастерских Фаберже.

Ничего подобного я не увидел и понял, что это такая же деза, как и свадьба дочери Романова в Зимнем дворце. Что и говорить, КГБ умел в то время работать.

Наконец пришел хозяин и положил на стол пять альбомов. В них были собраны газетные вырезки по арестам дельцов и партийных бонз за 1983 год. Хозяин дома собрался писать книжку об избиении партийных кадров, которое привело страну к горбачевскому беспределу.

Просматривая эти альбомы, я с изумлением увидел, сколько же было публикаций о разоблачении теневых дельцов. Каждая статья вызывала у людей надежду. Нет, даже не надежду, а твердую уверенность в том, что грядут перемены. Надо признаться, что и я на какое-то время поверил в это. Почему-то вдруг показалось, что я увижу наконец человеческое лицо социализма, о котором так много спорили на московских кухнях.

Кто знает, возможно, Андропов что-нибудь изменил бы, проживи он дольше. Он был бескорыстным человеком, не использовал свой высокий пост в личных целях, в отличие от властных старичков, которые любили пошалить.

1983 год славен не только борьбой с хапугами-партаппаратчиками. Разгром системы МВД, который проводил новый министр Федорчук и переведенный из КГБ в помощь ему генерал Лежепеков, не мог не отразиться на росте уголовной преступности.

Особенно громким стало дело об убийстве в доме на Тверском бульваре вице-адмирала в отставке Георгия Холостякова 18 июня того знаменитого года. Приехавшая на место преступления опергруппа МУРа увидела два трупа: самого адмирала и его жены Натальи Васильевны.

На помощь позвала внучка убитых Наташа, спавшая в дальней комнате огромной адмиральской квартиры.

Чета Холостяковых была убита тупым тяжелым предметом, предположительно монтировкой или маленьким ломиком.

Для раскрытия преступления была создана оперативная группа во главе с замечательным сыщиком, замначальника МУРа Анатолием Егоровым. Он назначил в группу лучших оперативников – Владимира Погребняка и Анатолия Сидорова. Возглавлял группу следователь по особо важным делам горпрокуратуры Александр Шпеер.

Юрий Андропов взял дело под личный контроль.

Из квартиры ничего не пропало, хотя у Холостяковых были ценные вещи. Исчез только китель со всеми орденами адмирала и все наградные документы.

В те годы в стране действовала банда некоего Тарасенко. Его люди занимались кражами орденов, особенно тех, в которых содержался драгметалл.

До 1960 года ордена Ленина изготавливали из высокопробного золота и платины, из золота делались звезды Героев Советского Союза и Соцтруда.

Тогда еще не было свободной торговли государственными регалиями, как нынче. Каждая украденная награда непременно оставляла свой след.

Сыщики вышли на перекупщика золотых изделий, у которого нашли орден Ленина адмирала Холостякова. Узнать, кто принес ему эту награду, было делом не очень сложным.

Услышав, что на ордене кровь, золотишник «пошел в сознанку» и выдал Тарасенко. Главарь банды начал колоться. Мокруху, да еще такую, никому не хотелось вешать на себя.

Тарасенко поведал сыщикам, что в его банде есть милая семейная пара, Геннадий и Инна Ивановы, которые разъезжают по стране под видом журналистов, выясняют адреса ветеранов, входят к ним в доверие и крадут награды.

Кроме отечественных, очень дорогих орденов, у Холостякова был английский – очень редкий морской орден, за который известный московский коллекционер давал огромные деньги. Но почему Ивановы впервые пошли на мокруху, осталось непонятным.

Шел третий месяц поиска убийц, и тут оперативники узнали, что в городе невест Иванове некто Гена украл у своей старой учительницы два ордена Ленина.

Группа МУРа вылетела в Иваново, где и задержала уголовников.

В МУРе мне показали золотой перстень, обычный, не очень изящный, такие называют «гайками».

Перстень этот был изъят у Геннадия Иванова, сделан он был из драгметалла, идущего на ордена. Мошенник носил на пальце перстень из чужой славы.

* * *

В феврале 1984 года Андропова не стало. И немедленно начали закрываться громкие уголовные дела. Партийные вожди вздохнули свободно. А народ жалел ушедшего из жизни генсека. Впервые за много лет появилась надежда на перемены. Но это была еще одна иллюзия, в которую хотелось людям верить. А реальность была трагична. Все так же гибли наши ребята в предгорьях Гиндукуша, проливали кровь в Эфиопии и джунглях Северной Африки.

По-прежнему люди брали штурмом магазины, а цены на продукты медленно росли.

Год смерти Юрия Андропова стал последним годом великой империи. После него началось смутное время, которое длится по сегодняшний день.

В 17 часов 33 минуты…

Итак, Москва, 8 января 1977 года, суббота, 17 часов 33 минуты…

Но сначала давайте вернемся на месяц назад. В декабрь 1976 года.

Как писала газета «Правда», все прогрессивное человечество отмечало знаменательную дату. 19 декабря, семьдесят лет назад, в поселке Каменское Екатеринославской губернии родился Генеральный секретарь ЦК КПСС, Маршал Советского Союза, Верховный главнокомандующий Вооруженных сил СССР «товарищ Леонид Ильич Брежнев».

Этот праздник, как и подобает, отмечался по «первому банному разряду».

Завотделом ЦК КПСС Леонид Замятин и его зам Виталий Игнатенко написали сценарий бессмертного документального кинополотна «Повесть о коммунисте». Чуть позже за этот фильм они получат Ленинскую премию.

Вручая Леониду Брежневу вторую Звезду Героя Советского Союза, верный ленинец, член Политбюро ЦК КПСС Андрей Кириленко сказал, что семьдесят лет – это время творческого расцвета, средний возраст для политического деятеля. Фраза эта, как впоследствии словесные «перлы» Виктора Черномырдина, стала крылатой и обросла невиданным количеством анекдотов.

У нас умели делать всенародные праздники. А юбилей пламенного борца, награжденного Ленинской премией «За укрепление мира между народами», преподносился как событие мирового масштаба.

Практически весь месяц прерывались телепередачи. Хоккей и горячо любимое в те годы фигурное катание выключались на самых интересных местах. На экране появлялась надпись: «Смотрите важное сообщение».

И болельщики, матерясь, наблюдали вместо бросков любимого Саши Рогулина вручение очередной награды генсеку. На экране появлялся кремлевский зал, застывшие в широкой улыбке лица членов Политбюро и челяди помельче, наблюдавших исторический момент награждения.

Вполне естественно, что все страны Варшавского договора вручали Брежневу звания своих героев, потом настала очередь КНДР, Вьетнама, Таиланда, Индонезии, Индии.

На шею или на грудь дорогого юбиляра вешали или прикалывали звезды, ордена в виде слонов и обязательно вручалось усыпанное камнями именное оружие: шашки, сабли, кортики, ятаганы.

На экранах телевизоров появлялись жуликоватые африканские царьки, которых великий миротворец обильно снабжал оружием, – они тоже вручали ордена и ценные подарки.

К юбилейному столу, погулять на халяву, съехались гости со всего мира.

Милиция и КГБ стояли на ушах. Город был закрыт плотным кольцом спецподразделений. Ответственное мероприятие прошло успешно. Никаких эксцессов.

К Новому году начали разъезжаться иностранные делегации, и доблестные охранники правопорядка вздохнули свободно. Они уже готовили место на мундирах для новых орденов и медалей. Парадные представления были написаны и ушли по инстанциям.

В Москву пришел новый, 1977 год.

Все как обычно. Праздничные заказы на работе. Экспедиции за дефицитом по магазинным подсобкам, беготня в поисках подарков. Ну а потом бой кремлевских часов, сдвинутые бокалы и непременный «Голубой огонек».

Газеты сообщили, что страна вошла в новый год пятилетки с невероятными трудовыми достижениями, а народ еще больше сплотился вокруг любимой партии.

И пришла первая суббота 1977 года.

В 17 часов 33 минуты в вагоне поезда столичного метро между станциями «Измайловская» и «Первомайская» раздался взрыв.

День был субботний, время школьных каникул. Люди ехали в гости или возвращались с новогодних елок. Взрыв произошел в вагоне, в замкнутом пространстве, осколки безжалостно косили ни в чем не повинных людей.

В 18 часов 5 минут в торговом зале магазина номер 18 Бауманского пищеторга раздался второй взрыв. 18 часов 10 минут. Рядом с продовольственным магазином номер 5 на улице 25 Октября рванула урна.

В результате трех терактов погибло семь и ранено тридцать семь человек.

Такого в столице государства развитого социализма не было никогда.

Немедленно был создан оперативный штаб из сотрудников КГБ, МВД и прокуратуры.

Лучшие разыскники начали, как водится, с опроса свидетелей. Более пятисот человек прошли перед операми контрразведки и инспекторами уголовного розыска. Но никто толком не мог ничего сказать.

Было изготовлено более ста фотороботов. Через пять лет ребята из контрразведки показали мне их. Ни один даже приблизительно не был похож на подлинных преступников. Оставалось ждать заключения экспертов.

Конечно, возникли самые разные версии. Первую предложил сам Юрий Андропов: взрыв – дело рук диссидентов. Надо сказать, что председатель КГБ видел в этих людях основной корень зла.

Но ему возразили руководители 5-го управления КГБ.

– Да, – сказали они, – наши клиенты могут выйти на Красную площадь протестовать против ввода войск в Чехословакию, могут написать листовки, но поднять руку на своих соотечественников – никогда.

Версию эту оставили, естественно, как малоперспективную.

А по городу поползли слухи. Отсутствие информации всегда порождает фантастические истории. Говорили, что был взорван не один вагон, а целый состав, что в метро погибло более тысячи человек. А за взрывами магазинов стоят некие таинственные силы «черных мстителей», то бишь уголовников, мстящих коммунистам за расстрел нескольких воров в законе.

Кое-кто был твердо убежден, что это дело рук сионистов, решивших извести русский народ.

В Пестром зале ресторана Центрального дома литераторов, места сходняка либеральных творцов, говорили, что взрывы – дело рук КГБ, который таким образом задумал расправиться с творческой интеллигенцией. Почему именно с творческой, а не с физиками, инженерами или учителями, либеральные творцы объяснить не могли.

Выпив положенное количество коньяка, заев его бутербродами с дефицитной по тем временам ветчиной и красной рыбой, творцы разошлись по домам, заранее примеряя на себя ризы мучеников.

Слухи волной катились по Москве, а лучшие эксперты страны работали с вещдоками. Только на месте взрыва в метро удалось собрать восемьсот фрагментов взрывного устройства. Из трупа убитого мужчины медэксперты извлекли странный предмет, напоминавший ручку от утятницы синего цвета.

Эксперты, работая с вещдоками, твердо заявили, что взрывчатка находилась в чугунных, заваренных утятницах.

Мне позвонили сыщики из 108-го отделения:

– Приходи к нам немедленно, мы вроде вышли в цвет.

Когда я пришел на Бронную в отделение, ребята нарисовали мне ужасную картину: на контрольной встрече агент передал инспектору динамитную шашку.

– Ты где ее взял?

– У Кольки Безбородова купил. У него их целый мешок.

В результате беседы выяснилось, что день назад агент гулял у Безбородова, увидел мешок и купил одну шашку. Кроме того, агент слил еще одну ценную информацию: на горячее подавали рыбу, которую хозяин добыл на подледной рыбалке, и запекали ее в синей утятнице.

В дом рядом с Палашевским рынком отправились немедленно. Дверь открыл маленький мужичок, сильно поддатый. Увидев оперов и сержантов с автоматами, он с перепугу даже говорить не мог. Десять динамитных шашек он извлек из кухонного шкафа, все время повторяя:

– Аче, аче…

– А ничего, – ответили ему сыщики, – где твоя утятница?

Хозяин отрезвел от удивления и вынул из плиты чугунную утятницу.

Через час в отделение приехали контрразведчики, забрали задержанного, динамит и утятницу.

Им сразу стало ясно, что этот персонаж к взрывам никакого отношения не имел. Более того, когда его начали трясти сыщики в отделении, оказалось, что о взрывах в метро он вообще ничего не слышал, как и большинство людей, живших в Москве. Динамит раздобыл, чтобы глушить рыбу, а утятница принадлежала его родителям и использовалась только по своему прямому назначению.

* * *

Эксперты КГБ уже знали, что подобные утятницы изготовлены в городе Харькове и отгружены на продажу в пятьдесят городов страны. В каждый из них полетели спецсообщения, и местные контрразведчики начали трясти работников магазинов и покупателей.

Обрывки кожзаменителя, найденные во взорванном вагоне, помогли чекистам реконструировать сумку, в которой лежало взрывное устройство в метро. Сегодня найти производителя ширпотреба практически невозможно, но в те далекие времена выбор был не очень велик, и поэтому вскоре разыскали в Горьковской области предприятие, выпускавшее эти сумки. Их продукция расходилась практически по всему Союзу.

К работе экспертной группы привлекли лучших специалистов-металлургов. Они-то и обнаружили наличие в самодельных бомбах следы еще одного металла. Сырье для его производства добывалось в руднике под Керчью, который снабжал сталелитейные заводы всего в трех республиках. Именно это и позволило сузить круг поисков. Руда шла на Украину, в Литву и Армению.

Начала складываться версия. На Украине, особенно в ее западной части, чекисты постоянно вскрывали организации националистов. Бандеровцы до 1953 года дрались в лесах с оперативными группами МГБ.

В Литве тоже были подпольные националистические группы.

Это определило два основных направления поиска. Армянскую националистическую организацию «Дашнак-цутюн» никто всерьез не принимал.

Следствие по делу «Взрывники» продолжалось, и еще больше обострялись отношения между двумя влиятельными лицами в государстве. Сегодня мы их называем силовиками. Вражда руководителя МВД Николая Щелокова и председателя КГБ Юрия Андропова вспыхнула с новой силой.

Руководитель спецслужбы слишком хорошо знал о сомнительных делах, в которых был замешан министр внутренних дел. Но Щелоков был ближайшим другом Брежнева, и бороться с ним было нелегко.

Николай Щелоков тоже не очень, мягко скажем, любил Юрия Андропова, но компромата на первого чекиста страны нарыть не мог. Андропов жил предельно скромно.

Дело под кодовым названием «Взрывники» открывало перед Щелоковым большие возможности усилить свое влияние и тем самым обезопасить себя от «происков» Андропова. Если сыщики угрозыска первыми найдут террористов, то могущественная служба госбезопасности не только будет посрамлена, но и возникнет вопрос о ее целесообразности в таком виде.

Генералы МВД открыто говорили, что КГБ должен заниматься разведкой, а остальные функции вполне может взять на себя МВД, как это было в 1930-х годах.

Щелоков постоянно намекал Брежневу о необходимости новой реформы карательных органов, в которой МВД займет ведущую роль. Справку по этому вопросу подготовил начальник Академии МВД Сергей Крылов. Угрозыск в те годы был весьма сильной службой. В нем работали лучшие, специально подобранные люди.

Усилиями министра внутренних дел авторитет милиции, и особенно сыщиков угрозыска, среди населения был весьма велик. Да и сами сыщики не хотели «отставать» от своих экранных героев.

И вот случилось невероятное. Николай Щелоков первым доложил генсеку, что его люди задержали террориста, сознавшегося во взрывах в Москве.

А все произошло в тихой деревне под Тамбовом.

Местный лесник был человеком весьма строгих правил и четко выполнял все служебные инструкции. За незаконные порубки он строго штрафовал и даже передавал материалы для возбуждения уголовного дела. Самым вредным лесным браконьером был его сосед Семен Пахомов.

Исчерпав свои возможности воздействия на «злодея», лесник подал в район документ на возбуждение уголовного дела. Пахомова вызвали к милицейскому следователю в райцентр. Вернувшись после беседы в отделе милиции, Пахомов решил покончить дело миром. Купил водки и пошел к соседу.

Но тот был непреклонен: «Воровал лес – ответишь».

Тогда Пахомов решил разобраться с соседом по-другому. Он сделал пороховую бомбу и положил под крыльцо дома лесника.

Тот вернулся домой, поставил ногу на ступеньку крыльца…

Взрыв.

К счастью, лесник не пострадал, а просто сильно испугался.

Пахомова забрали в райотдел. Вполне естественно, что о столь необычном в те годы происшествии было доложено в областное УВД.

Оттуда приехала бригада и увезла Пахомова в Тамбов.

Через три дня он сознался, что взрывы в Москве – дело его рук и совершил он их по соображениям антисоветским.

Виновник был найден, и начальник УВД Тамбова поспешил доложить об этом Николаю Щелокову, а тот немедленно побежал к генсеку.

Мой товарищ работал в КГБ и входил в оперативную группу по делу «Взрывники». Он-то и поведал мне детали этой истории. Когда они приехали в Тамбов, пришли в СИЗО, то увидели насмерть перепуганного мужика. Его, видимо, допрашивали, без стеснения применяя кулаки.

Чекисты, выехав в райцентр, быстро выяснили, что Пахомов дальше районной столицы никуда не ездит. В Москве никогда не был, о взрывах в столице даже не слышал, как, впрочем, и все остальные жители Тамбовской области.

* * *

Прошло полгода, а следствие не сдвинулось с места.

По всем подразделениям милиции были отправлены фотографии дорожной сумки, в которой террористы переносили бомбы.

В Ташкенте в аэропорту молодой опер КГБ увидел в зале ожидания женщину с похожей сумкой. Ее задержали, сумку осмотрели. Вполне естественно, ничего подозрительного не нашли, но выяснили главное: на подкладке сумки стояло клеймо ереванской фабрики. Оказывается, такие сумки производились и в Армении, о чем прежде не знали следователи.

Уже много месяцев следственная группа отрабатывала три главных направления: украинских, литовских и армянских националистов. Но армянская версия была не главной, тем более что местные чекисты, выполняя отдельные поручения Генпрокуратуры и указания руководства КГБ, ни о чем тревожном не сообщали. Позже станет известно, что по указаниям первого секретаря ЦК КПА Демирчяна они просто саботировали следствие.

Приближалась новая круглая дата – шестидесятилетие Великой Октябрьской революции, и армянский партлидер даже думать не хотел, что его республика станет местом прописки террористов. Если это, не дай бог, случится, то прощай награды, карьера, избрание в члены Полит бюро.

Но постепенно все нити оперативных разработок сходились на городе Ереване. Туда вылетела специальная оперативно-следственная группа, руководил ею генерал-майор КГБ Удилов.

А из Еревана в Москву тем временем приехали террористы. Наступало 7 ноября, и они решили взорвать еще одну, более мощную бомбу.

На Курском вокзале в те дни народу было особенно много, приближались праздники, и люди спешили по своим важным делам. Террористов было двое. Они вошли в зал ожидания вокзала, устроились на скамеечке в центре. Открыли сумку, поставили на нужное время часовой механизм.

У них были билеты на поезд, который отходил через двадцать минут в Ереван, и, чтобы замаскировать бомбу, они сняли куртки и зимнюю шапку и положили их сверху в сумку.

Когда поезд тронулся, два молодых человека спокойно смотрели на здание вокзала, в котором через двадцать минут должны были погибнуть люди. Но взрыв не произошел. Как потом выяснила экспертиза, отошел один из проводков, связывающий часовой механизм с блоком питания.

До утра сумка простояла под лавкой в зале ожидания, пока один из пассажиров не полюбопытствовал, что в ней лежит.

Когда он вынул старые куртки и потрепанную зимнюю шапку, то сразу понял, что за цилиндры с часами лежат в сумке.

Появилась милиция.

Теперь у следственной группы были крепкие улики: отпечатки пальцев на стекле часового механизма, волосы на подкладке шапки, куртки. А главное, на этот раз нашлись свидетели, видевшие двоих молодых людей в одних пиджаках, без пальто или курток, хотя в Москве был холодный ноябрь. Они садились в поезд, отправлявшийся в Ереван.

Их взяли на административной границе Грузии опера из КГБ Грузии. Операцией лично руководил председатель КГБ Грузии генерал Инаури.

Много позже, приехав к друзьям на дачу в Жуковку, во время веселого застолья я познакомился с генералом Инаури и он рассказал мне, что с удовольствием повязал армян-террористов.

Был такой грузинский анекдот: «Тбилисское радио спрашивают:

– Что такое дружба народов?

– Отвечаем: это когда великий русский народ и великий грузинский народ, взявшись за руки, идут бить армян».

Да, с «дружбой народов» в СССР постоянно возникали разные заморочки.

* * *

Но вернемся в Ереван, где люди генерала Удилова допрашивали задержанных Степаняна и Багдасаряна. Вина их была практически доказана. И тут вмешался армянский партлидер. Он потребовал освободить задержанных и прекратить унижение национального достоинства республики. Более того, он пообещал Удилову, что в составе делегации республики вылетает в Москву на празднование Великого Октября, где попросит Брежнева разобраться с генералом, который так и не понял всю сложность межнациональных отношений.

У армянского руководства были свои причины обижаться на КГБ СССР. Юрий Андропов нанес весьма болезненный удар по армянским цеховикам. И чекисты располагали материалами о связях теневой экономики с властной верхушкой Армении.

Генерал контрразведки был человеком неробким. Тем более что он выполнял личный приказ Андропова. Он приказал произвести обыски в квартирах задержанных. Там-то и нашли все главные улики по делу: готовые к применению взрывные устройства, взрывчатку, детали к новым «адским машинам». По делу были арестованы Акоп Степанян, Завен Багдасарян и Степан Затикян.

Они организовали боевую националистическую группу, чтобы мстить русским за унижение армянского народа. Правда, что они имели в виду, я до сих пор не могу понять. Насколько я помню, именно Россия спасала армян от турецкого геноцида.

Ровно год длилось следствие, потом были короткий суд и высшая мера наказания.

Прошло двадцать семь лет, и в Московском метро прогремел новый, еще более страшный взрыв.

Наша память устроена странно. Мы быстро забываем о плохом. Прошлым стали взрывы домов, теракты шахидок в самом центре Москвы, захват Театрального центра на Дубровке… Из моего окна виден изумительный кусок старой Москвы. Церковь, которую построил Малюта Скуратов, Москва-река, дома в стиле городского модерна прошлого века.

Крыши домов и деревья покрыты снегом. И все это напоминает рождественскую открытку.

Мы живем в очень красивом городе. Прекрасном, но беззащитном.