Эпилог

Олаф Борг-Педерсен издал злобное шипение сквозь рыжую бороду, когда Ларс Бьёрн хладнокровно сообщил ему о том, что, поскольку им придется оформить документы у омбудсмена, провести внутренние исследования, согласовать результаты с комитетом по делам прессы, получить разрешение суда, подтвердить достоверность отснятых материалов, предусмотреть всяческие политические уловки и прочее и прочее, то «Стейшн Три», вероятнее всего, никогда не получит разрешение на обнародование последних тридцати минут видеозаписи. Журналистам пришлось сдать карты памяти, причем немедленно.

Карл улыбался. Все-таки готовность Бьёрна к сотрудничеству с прессой была не безгранична. Интересно, неужели он и впрямь думал о реакции начальника полиции и главы пресс-службы на просьбу объяснить на одном из государственных каналов, каким образом могло случиться так, что полицейский, не имеющий права на ношение оружия, угрожает тележурналистам пистолетом за несколько мгновений до того, как на них обрушивается дождь из человеческого мяса и рваных банкнот?

– Ты задержал Джеймса Франка и Биргит Циммерманн? – шепнул Карл. Бьёрн кивнул.

– И они признались?

Ларс вновь кивнул.

– Тогда поговори с Борг-Педерсеном, преподнеси ему эти сюжеты на серебряном блюде. Два раскрытых убийства – все же лучше, чем ничего.

Бьёрн на мгновение прищурился и жестом подозвал к себе журналиста.

– У меня есть для вас кое-какое предложение, господин Борг-Педерсен, – сказал он.

Карл с Ассадом отвернулись и одновременно задрали головы на огромные корпуса Королевской больницы.

– Пойдем навестим ее? – предложил сириец.

Мёрк пребывал в замешательстве. Одно дело – попытаться по паре кусков плоти идентифицировать женщину, которую они только что преследовали. И совсем другое – преодолеть себя и встретиться с той, которую они любили всем сердцем и которая теперь превратилась в собственную тень.

В лифте они молчали, пытаясь морально подготовиться к ожидающей их картине и ощущению тотального бессилия.

Встретивший их у лифта Гордон был гораздо бледнее, чем всегда, зато выглядел он на удивление повзрослевшим.

– Как тут ситуация? – преодолев себя, спросил Карл. К чему задавать вопрос, если не желаешь слышать ответ?

– Не думаю, что вам позволят к ней подойти. – Он кивнул в коридор отделения интенсивной терапии. – Перед мониторами, установленными около ее палаты, сидят две медсестры и врач, так что спросите лучше у них. Роза лежит в первой палате.

Мёрк осторожно постучал в стеклянное окошко двери и приложил к стеклу удостоверение.

В тот же миг из палаты вышла медсестра.

– Вы не можете допросить Розу Кнудсен – она слишком слаба и не прекращает галлюцинировать.

– Мы пришли не для допроса. Она – наша дорогая и любимая коллега, и мы хотели бы рассказать ей кое-что. Мы рассчитываем, что это может улучшить ее состояние.

Медсестра сморщила лоб с таким деспотичным выражением лица, какое могут позволить себе лишь властители судеб.

– Я считаю, что на данной критической стадии мы не можем этого позволить. Мне необходимо переговорить об этом с коллегами. Но ни на что не рассчитывайте.

Кивнув, Карл бросил взгляд на лицо Розы, утопающее в подушке.

– Идем, – Ассад потянул его за рукав. – Пока что ты ничего не можешь сделать.

Все трое сидели в ряд и молчали. Лифты тем временем сновали вверх и вниз, а люди в белых халатах беспрерывно боролись за жизнь и здоровье каждого пациента.

– Карл, – прозвучал вдруг у него над головой женский голос. Мёрк уже приготовился встать и выслушать вердикт медсестры, но, подняв голову, увидел прекрасное лицо Моны. Глаза ее блестели – неужели слезы?

– Я находилась здесь, когда услышала, что привезли Розу, – тихо сказала она. – Значит, ты ее нашел…

Карл кивнул.

– Да, мы все вместе, втроем, – он повернулся к двум своим верным помощникам. – Боюсь, что нам не позволят с ней пообщаться. Но, Мона, мы хотели сообщить ей то, что, как нам кажется, могло бы очень помочь ей. – Он неуклюже попытался улыбнуться, но не смог. – Я прекрасно знаю, что не должен тебя просить, но, быть может, тебя они послушают, ты ведь психолог и знакома с ситуацией. Не могла бы ты сказать им, что мы желаем Розе лишь добра и что, возможно, сможем ей помочь? Сделаешь это для нас, Мона?

Она молча стояла и смотрела ему в глаза. Затем едва заметно кивнула и так бережно погладила его по щеке, что Карл почти не почувствовал прикосновения ее пальцев.

Он закрыл глаза и опустился в кресло. Прикосновение пробудило в нем разные чувства, но, как ни странно, на первый план вышла печаль и необъяснимая сентиментальность. Мёрк почувствовал, как чья-то рука ложится на его руку, и осознал, что всхлипывает. После удивительных успехов нескольких последних дней наступила иррациональная реакция его тела, которое вдруг задрожало мелкой дрожью, а кожа словно оказалась охвачена пламенем.

– Не плачь, – услышал он утешающий голос Ассада. – Мона наверняка нам поможет.

Карл открыл глаза и увидел мир сквозь мутную пелену слез, от чего вполне обычная обстановка приобрела странный вид. Порывшись в кармане, вице-комиссар вытащил рацию и передал ее Ассаду.

– Я не смогу, – сказал он. – Ты сходишь и расскажешь ей обо всем, если нам позволят?

Ассад сидел, уставившись на рацию, словно это была святая реликвия, которая испарится и исчезнет навсегда, если он до нее дотронется. Оказывается, у него такие длинные выразительные ресницы – Карл никогда прежде этого не замечал… Затем сириец отпустил руку Карла, встал и, одернув рубашку и пригладив курчавые волосы, направился к входу в отделение. Немного постоял перед дверью, словно собираясь с силами, и наконец зашел внутрь.

Из-за двери послышался недовольный голос, но тут же вмешалась Мона, уладившая ситуацию, и наступила тишина.

Спустя минуту Карл с Гордоном встали с кресел. Обменявшись ободряющими взглядами, полицейские направились в отделение. Сквозь стеклянную стенку комнаты с мониторами они увидели Мону, стоявшую к ним спиной. Ассада там не было.

– Идем, Карл, – позвал Гордон. – Я думаю, мы можем войти.

Они немного постояли в дверном проеме и, поскольку никто не реагировал на их присутствие, проскользнули в палату.

Отсюда было прекрасно видно все происходящее. Медсестра, недавно отказавшая им в посещении Розы, стояла рядом с Ассадом и внимательно следила за его действиями. Карл отчетливо видел взгляд своего помощника, устремленный на Розу, и непрерывную артикуляцию его губ. Лицо сирийца отражало множество охвативших его эмоций. Взгляд был напряжен, как и отчаянно жестикулирующие руки. Рассказ о событиях одного дня из давнего прошлого, когда убили Розиного отца, в восприятии Карла превратился в пантомиму, которую он понимал и трактовал без доли сомнения.

Ассад проявил выдающееся терпение по ходу своего рассказа. Медсестра стояла, то и дело кивая и глядя на него так, словно он произносил некое магическое заклинание.

Наконец сириец протянул Розе рацию. Карл ясно видел, что медсестра чрезвычайно тронута нежностью и заботой, проявленной Ассадом к пациентке.

То, что случилось дальше, заставило Мону дышать глубже, а Гордон схватился за плечо Карла, чтобы не упасть.

Внезапно на мониторе отразился резкий рост частоты сердечных сокращений, Роза приподняла руку над одеялом. Было очевидно, что на большее она не способна, и Ассад взял ее руку и вложил в раскрытую ладонь рацию. Она так и лежала в Розиной руке, пока Ассад завершал свое повествование. Затем пальцы Розы медленно сжали рацию, и рука упала обратно на одеяло. Врач и медсестры уставились на монитор, который продемонстрировал нормализацию пульса.

Все присутствующие закивали друг другу, словно у всех разом отлегло от сердца.

Выйдя из палаты в зал ожидания, Ассад буквально валился с ног. Мона крепко обняла его, прежде чем он тяжело опустился на кресло с таким видом, как будто готов был тут же глубоко заснуть.

– Ассад, она все поняла? – спросил Карл.

Помощник вытер глаза.

– Я никогда не думал, что она может быть такой слабой, Карл. Я каждое мгновение боялся, что она вот-вот покинет нас. Что она закроет глаза и больше никогда их не откроет. Я очень испугался, Карл, правда.

– Мы видели, как она взяла рацию. Думаешь, она поняла, что это значит? Поняла, что в свое время окружающие злоупотребили ее доверием? И что рация является символом ее невиновности?

Ассад кивнул.

– Она все поняла, Карл. Она не переставала плакать; временами я даже не осмеливался продолжать, но медсестра постоянно кивала мне, так что я все-таки сделал это.

Мёрк взглянул на Мону.

– Как думаешь, у Розы есть шанс?

Мона улыбнулась; по ее щекам катились слезы.

– По крайней мере, благодаря вам мы все можем на это надеяться, Карл. А остальное время покажет. В любом случае я уверена, что в психологическом отношении ей будет гораздо легче.

Мёрк кивнул. Он прекрасно понимал, что она не могла бы сказать иначе, ведь именно так и обстояли дела на самом деле.

Мона вдруг нахмурилась, ее лицо исказилось болью, Карл не замечал ничего подобного прежде. И вдруг он сообразил. И почему он не подумал об этом раньше?

– Мона, а ты-то что делаешь в больнице? Что-то с дочкой?

Она отвернулась и часто заморгала, сжав губы. Затем резко кивнула и посмотрела ему прямо в глаза.

– Обними меня, Карл, – только и сказала она.

И Карл знал, что если уж Мона попросила его обнять ее, то объятия их будут крепкими и долгими.