Глава 40

– На заводе все тебя ненавидят, Роза. Все без исключения, поверь мне. Они улыбаются тебе в лицо, но за твоей спиной потешаются над тем, насколько никчемно ты выполняешь свои обязанности. Они хохочут в голос – «ха-ха-ха!» – но в то же время проявляют недовольство, ибо прекрасно понимают, насколько опасны на предприятии такие сотрудники, как ты. Так что пора тебе собраться с мыслями, иначе непременно случится какая-нибудь неприятность.

Отец поглядел на записку, отметил мелом несколько слябов и потянулся к Розе своими желтыми пальцами. Никогда не было понятно, чего ждать от этих пальцев, так как в голове у отца Розы существовал свой хорошо продуманный план издевательств, и насмешки в ее адрес никогда не повторялись. Он жил и дышал той радостью, которую доставляла ему травля Розы. Любая пакость годилась для этой цели.

Она прекрасно понимала: все, что он говорит, не более чем гнусная ложь, – но терпеть это уже не могла. Жизнь в непрестанном ожидании очередной нападки с его стороны вытягивала из Розы все силы, и несколько дней назад она решила, что пора положить этому конец.

– Ты должна быть благодарна мне за то, что слышишь всю правду от меня, а не от постороннего человека. Знай, что я, и только я вступаюсь за тебя, Роза. Запомни это. Ты должна хоть что-то зарабатывать, хотя бы ради своей матери. – Отец выглядел глубоко тронутым своими собственными словами, однако тут же, как и всегда, медаль повернулась другой стороной – лицо его окаменело. – Ведь ты всегда обходилась нам недешево, но ты даже не в состоянии понять это своими куриными мозгами, верно?

Он отступил на пару шагов назад, когда магнитный кран захватил очередной металлический сляб, и в тот же миг заметил, что Роза собирается возразить. Глаза его загорелись от ликования и ненависти, рот расплылся до невероятных размеров. Зубы стали напоминать исполинских каменных истуканов, брызги слюнявой пены образовали целое облако и сбивали Розу с ног.

– Всю работу приходится переделывать за тобой, и руководство непременно должно узнать об этом. Не сказать, чтобы у них в последнее время дела шли в гору, так что я, быть может, даже сделаю им одолжение, если расскажу о том, как ты тут работаешь на самом деле. Так как же все-таки, ты думаешь, мне лучше поступить, а? А еще я хотел довести до твоего сведения…

Роза сжала в кармане вибрирующую рацию и усилием воли абстрагировалась от происходящего, чтобы не слышать весь этот вздор. Затем она до отказа наполнила легкие воздухом, чтобы наконец исторгнуть те слова, которые теснились у нее в голове, и мощным потоком обрушить их на отца.

– ЕСЛИ ТЫ СЕЙЧАС ЖЕ НЕ ЗАТКНЕШЬСЯ, УБЛЮДОК, ТО Я ТЕБЯ ЗАТКНУ!..

Как и следовало ожидать, он опешил. Окружающий мир перестал для него существовать, однако счастливая улыбка потихоньку расплывалась на его мерзкой физиономии. Такие моменты были для него лучшими в жизни, и Роза знала об этом. Ничто не могло сравниться с ними.

– Вот оно что… И что же ты собираешься сделать?

Когда галлюцинации одолевали Розу и погружали в полубессознательное состояние, вытесняя действительность, она пыталась выпростаться из сковывавших ее пут. С тех пор как уже больше трех суток назад девушки привязали Розу к унитазу, ее снова и снова посещало одно и то же видение. В таком состоянии слова сплавлялись в единую черную массу, в памяти всплывали оглушительные звуки прокатного механизма, находящегося с противоположной стороны печи. На протяжении трех суток все повторялось опять и опять. И всякий раз, когда Роза пыталась вернуться к действительности, ее ожидало продолжение кошмара – вышедший из проката сляб угрожающе шипел из-за резкого охлаждения водой. Со времен работы на прокатном заводе она не выносила это противное шипение.

– Ты все равно ничего не сделаешь! – орал отец из тумана, разевая гигантскую пасть.

Роза, проглотив последнюю порцию издевательств, исторгнутых отцом, вдруг нащупала в кармане рацию. Этот момент призван был стать ее окончательным триумфом. Ей повезло, что обличающий указательный палец отца внезапно замер, и в следующий миг прямо на него обрушилась какая-то тень.

Впоследствии Роза не могла вспомнить звук, произведенный оторвавшейся плитой. Она помнила лишь крик, исторгнутый отцом, когда стальная громадина сбила его с ног и размозжила ему все кости ниже пояса.

Испытывая дискомфорт от скопившегося на ресницах пота, Роза никак не могла окончательно очнуться. Наполовину приоткрыв один глаз, она в очередной раз осознала свое местонахождение и поняла, что с последними силами ее покидает и жизнь.

Ноги болели невыносимо. Малейшая дрожь в икрах отзывалась в нервных окончаниях острыми иглами. А ступни она вообще перестала чувствовать еще два дня назад, как и предплечья с ладонями. Естественно, Роза пыталась двигаться. Если б ей только удалось освободить одну руку из ремня, привязывающего ее к поручню на стене, она обрела бы хоть какой-то шанс на спасение. Однако, чем больше она шевелилась, тем глубже ремень впивался в кожу.

Как только Роза осознала, насколько она промерзла в этом холодном помещении, ей сразу стало ясно, что реакция со стороны желудка не заставит себя долго ждать. Опыт подсказывал: стоило ей пробыть в холоде в течение продолжительного времени, желудок тотчас же расстраивался. Так происходило из года в год в период цветения боярышника, когда сестрам не терпелось устроить пикник в городском зоопарке. В это время года, как правило, было еще очень холодно сидеть на земле на тоненьких подстилках, и Роза всякий раз возвращалась с пикника больная, к превеликому удовольствию отца, поскольку тот получал очередной повод запугать дочь и испытать ее терпение. В результате переохлаждения Роза несколько дней мучилась от диареи, вируса Норфолк и других болячек и не посещала школу, что само по себе было нехорошо. А в туалете Циммерманн она мерзла уже в течение нескольких суток. Вообще-то, ела Роза в последний раз бог знает когда, так что в кишечнике почти ничего не было, и все же кое-какие скудные жидкие испражнения внезапно полились в унитаз.

Как и следовало ожидать, от едких экскрементов в заднем проходе жутко защипало, так что если б ее мучительницы на мгновение отклеили скотч от ее губ, Роза немедленно попросила бы вытереть ей зад. Но она уже поняла, что подобное желание было слишком утопично для данной ситуации. «Тюремщицы» лишь поили ее, да и то лишь когда вспоминали. Из великой милости более бойкая девушка, которую звали Дениса, позволила своей подруге погрузить трубочку, торчащую у Розы изо рта, в стакан с водой. Они кричали что-то про третью девушку, но Роза не очень понимала, что именно, так как бо́льшую часть времени ее одолевали галлюцинации и не всегда удавалось разобраться в том, что творится вокруг.

Накануне вечером перед тем, как отправиться спать, Дениса, по своему обыкновению, справила малую нужду в раковину и тогда впервые обратилась к Розе, если не считать моментов, когда она приходила с водой:

– Возможно, ты задаешь себе вопрос – что мы тут делаем?

Дениса рассказала о том, что Ригмор была ее бабушкой, что она являлась ведьмой и дьяволом в одном лице и что теперь она, к счастью, умерла.

– Так что, видишь, нет ничего странного в том, что мы поселились в ее квартире, правда ведь?

Быть может, она хотела, чтобы Роза хотя бы слегка кивнула головой, но поскольку та этого не сделала, выражение лица Денисы переменилось.

– Может, ты считаешь, что она была прекрасным человеком? Так? – холодно спросила она, когда Роза отвернулась. – Она была дрянью, она разрушила мою жизнь. Не веришь? Посмотри мне в глаза.

Ее губы блестели от красной помады, зубы сияли белоснежной белизной, но рот исказился так же отвратительно, как некогда искажался рот Розиного отца. Возможно, она-то и прикончила свою бабку, подумала Роза. Люди не так уж редко убивают собственных родственников. Родители – детей, дети – родителей и дедушек с бабушками… Ей ли не знать.

– Ты вообще слушаешь, тварь легавая? – донеслось от раковины, где сидела и подтиралась Дениса.

Но Роза не слушала.

Когда в уборной зажигался свет, она концентрировалась на изучении помещения. В вытяжном отверстии был установлен вентилятор, работавший только при включении света. Кажется, выше второго этажа жизнь замерла. Если б на третьем этаже кто-то обитал, Роза могла бы постараться громко застонать в надежде быть услышанной через отдушину, хотя это и было маловероятно. Но соседей сверху не было дома, квартира пустовала. А помимо этой ничтожной возможности, никаких иных вариантов коммуникации с внешним миром не оставалось.

Она попыталась приподнять голову, потянувшись к правой руке – по ощущениям, здесь ремень стягивал запястье чуть слабее, – однако на этот раз даже не смогла толком повернуть голову. В общем, Роза никак не могла помочь себе, а рассчитывать на то, что женщина, находившаяся рядом, сжалится над ней, не приходилось.

– Вряд ли ты слышала о том, как однажды дед взял меня на аукцион, где я нечаянно уронила на пол китайскую вазу. Думаешь, бабка обрадовалась, когда мы вернулись домой и сказали, что я разбила вещь стоимостью в тридцать тысяч крон? А мать, думаешь, встала на мою защиту?

Роза потупила взгляд. Всю жизнь она слишком близко к сердцу воспринимала подобные истории. Она не могла смотреть фильм, в котором по сюжету с ребенком плохо обращались. Она терпеть не могла слушать взрослых, пытавшихся оправдать собственные жестокие поступки. Она не переносила мужчин с пальцами, пропитанными никотином, мужчин с пробором на правую сторону, мужчин, которые начинали фразу со слов «но ведь ты…». К черту эта проклятое самодовольное «ведь», которое служит лишь для того, чтобы создать пропасть между говорящим и слушающим! И еще она не выносила женщин, которые не защищали собственных детей. И вот теперь эта дурочка решила вспомнить былое… Роза не желала все это выслушивать!

Тут подруга позвала Денису в гостиную, так как по телевизору шли какие-то важные новости. Дениса спрыгнула с раковины, бросив использованный клочок туалетной бумаги на пол.

Судя по всему, новости были долгожданными, ибо Дениса даже не потрудилась прикрыть за собой дверь.

«Им плевать на меня. Теперь они уже даже не опасаются разговаривать при мне друг с другом».

Роза открыла глаза и посмотрела перед собой пустым взглядом. Она прекрасно понимала, что ее просто-напросто заморят до смерти. И впервые за несколько недель желание умереть отступило.

На некоторое время в гостиной воцарилась мертвая тишина, если не считать слабого звука работающего телевизора.

Но когда девушки выключили «ящик» и перебрались за обеденный стол, Роза, изрядно напрягаясь, начала вычленять из их разговора отдельные слова, а то и целые предложения, если Дениса немного повышала голос.

Она не очень поняла, о чем именно идет речь, но одно было несомненно: девушки, в особенности Ясмин, испытывали сильное беспокойство, если не сказать страх.

Тревогу у них вызывал человек по имени Патрик. Они говорили о том, что из-за него полицейские могли бы провести связи между Бирной, Мишель, Бертой и Сентой. Что члены группировки Бирны уже вызывались на допрос и упомянули в своих ответах Ясмин и Мишель, недавно сбитую насмерть.

Роза навострила уши. Голос Ясмин задрожал. Дыхание Розы стало глубже; скопления мелких пузырьков из слюны перемещались по трубочке, следуя за ритмом Розиного дыхания. Подруги говорили о выстреле, о погибшей Мишель, о полиции и об ограблении на дискотеке. Теперь Роза четко и ясно слышала реплики Денисы.

– Нам придется обзавестись новыми паспортами, Ясмин, и займешься этим ты. А я тем временем отправлюсь к Анне-Лине и ворвусь в ее жилище. Если у нее имеются деньги, я их заберу. Если нет – дождусь ее возвращения домой.

В квартире стало спокойно. Судя по всему, только что ее тюремщицы обсуждали поворот событий, которого никто из них не ожидал. Теперь они готовились к побегу.

А она сидела в туалете в одиночестве. Брошеная на произвол судьбы.

Пауза затянулась, но Ясмин в конце концов произнесла:

– Анне-Лине убьет тебя, Дениса.

Ей в ответ раздался смех.

– С этой вещичкой мне ничто не угрожает.

Судя по всему, она что-то продемонстрировала Ясмин.

– Дениса, ты не возьмешь с собой гранату! Ты хоть знаешь, как она работает? Ты вообще в курсе, работает ли она в принципе?

– Да, проще простого. Нужно отвинтить нижнюю крышку; за ней находится маленький шарик со шнурком, который нужно выпустить наружу, а затем потянуть за него. У тебя есть четыре секунды, после чего раздастся «БА-БАХ!».

– Но ты же не собираешься пользоваться ею, да?

Дениса опять рассмеялась.

– Ты чересчур наивна, Ясмин. Во-первых, граната наделает много шума, а кроме того, я прекрасно знаю, во что она может превратить человека, – дедушка показывал мне множество фотографий, иллюстрирующих возможности этой штуковины. Ты даже представить себе не можешь!.. Нет-нет, я возьму с собой пистолет; я уже снарядила магазин. Мы ведь теперь знаем, что он работает. Так что гранату забирай себе, если тебе некомфортно оставаться одной.

– Хватит надо мной издеваться! Я пойду с тобой, Дениса. Не хочу оставаться с ней.

«Интересно, чего она боится? – подумала Роза. – Что я похудею на три десятка килограммов за пару секунд и ремни станут мне велики? Что я вдруг сделаю выпад и вырублю ее парой спиннинг-бэкфистов? Или вышибу из нее дух десятком приемов из кикбоксинга?»

Она не смогла удержаться, чтобы не прищуриться и не издать подобие смеха заклеенным скотчем ртом. И замолчала лишь тогда, когда заметила, что девушки стоят на пороге и смотрят на нее. Затем усмехнулась еще пару раз, словно находилась во власти какого-то видения.

– Ты останешься и будешь следить за ней до моего возвращения, – сухо заявила Дениса. – А затем я позабочусь о том, чтобы о ней больше никто никогда не услышал.