Глава 16

Аннели, пребывая в хмельном тумане, легла на кровать, продолжая дрожать под влиянием коктейля, состоявшего из возбуждения и адреналина, которым пропитало ее убийство Мишель в Северо-Западном квартале. Это было совершенно новое ощущение для такой правильной «девочки», которая вот уже почти пятьдесят лет будто сидела за первой партой в интернате для благородных девиц и ни разу никого не обидела ни словом, ни делом. Откуда ей было знать, как здорово чувствовать себя властителем чужих жизней? Это было сродни ощущению, возникающему в момент спонтанного секса, на который никто не рассчитывал. Словно настойчивые прикосновения смелых рук возбуждали тело и пробуждали желание делать то, что прежде казалось недопустимым. Однажды в кинотеатре Аннели не стала сопротивляться, когда мужчина, сидевший рядом, вдруг положил руку ей на бедро. Она предоставила ему свободу делать все, что он хотел, – и сидела, впитывая в себя объятия с экрана, которые так никогда и не стали частью ее жизни. И состояние, в которое он погрузил ее, запустив руку в ее плоть – тогда она позволила себе лишь тихо вскрикнуть от высвободившейся сексуальной энергии, – было очень похоже на то, что Аннели испытывала сейчас, лежа на собственной постели и лаская себя; тело то расслаблялось, то напрягалось, реагируя на непостижимую мысль о том, что она убила человека.

Мишель Хансен оказалась очень легкой добычей, в точности как и рассчитывала Аннели. Девчонка ступила на проезжую часть, чтобы перейти дорогу наискосок, даже толком не осмотревшись по сторонам, и наивно попыталась защитить себя рукой, причем в тот момент, когда это было уже бесполезно.

Аннели представляла себе, что она будет нервничать в предвкушении запланированного действа. Что у нее заболит живот, и сердце забьется в диком ритме, но вплоть до того момента, как она надавила на педаль газа, никакой подобной реакции со стороны своего организма не почувствовала. Мощный десятисекундный выброс адреналина – и всё позади.

Возможно, Аннели ожидала, что ощутит столкновение несколько иначе, но глухой звук в момент удара совсем невозможно было соотнести с тем, как тело Мишель Хансен отлетало назад и падало головой на тротуарные плитки.

Непосредственно перед моментом столкновения их взгляды встретились на десятую долю секунды, и именно это принесло наибольшее удовлетворение. То, что девушка с последним глотком воздуха осознала: ее заранее выбрали жертвой. Как осознала и то, что водитель машины знаком ей и что она получила по заслугам.

Небольшой «Пежо», который угнала Аннели, оказался удивительно удобным и легким в управлении, и она решила, что если надумает избавиться от очередной жертвы уже в выходные, то непременно снова воспользуется этим автомобилем.

Ясно представив себе объятое ужасом лицо Мишель Хансен, Аннели забыла про болезнь, боль и страх. Она с силой вжалась в подушку. Возможно, на самом деле это знак, данный свыше: последний взгляд тупой девчонки наделяет человека поистине внеземным наслаждением. Да, быть может, судьба и впрямь избирает себе жертв на роль исполнителей такого взаимовыгодного искупления. Одну – чтобы уйти из жизни, другую – чтобы помочь первой осуществить свою миссию.

Аннели проснулась хорошо отдохнувшей; голова ее была занята грядущим планом действий. Уже через сутки она избавит мир от еще одного никчемного существа. Ах, какое же это потрясающее чувство! Конечно, она прекрасно понимала, что в общепринятом смысле это неправильно. Самоуправство, не говоря уже об убийстве, стояло вне закона. Но если подумать о многих тысячах часов, в течение которых эти подлые девицы дурачили ее саму и всю систему в целом, разве не пора наконец кому-то взять на себя ответственность за их устранение ради всеобщего блага? А если подумать о скорости падения нравов в современной Дании, то множество вещей следовало бы осудить еще жестче, чем ее небольшую месть. Политики ведут себя по-свински и навязывают обществу поспешные решения и безумные идеологии, характерные для диктатур. И что, черт возьми, значат два ничтожных убийства в сравнении с самодискредитацией власти в масштабах целой нации?

Аннели сидела на своей маленькой кухне с жуткими дверцами шкафов, обклеенными пленкой, и потихоньку встраивала в собственное глубоко индивидуальное представление о мире это новое ощущение праведного гнева и стремление к эпохальной активности. Здесь, в этой убогой каморке, она возомнила себя действующей от лица исполнительной власти мирового масштаба, и никто не мог ей перечить.

Аннели намеревалась отпраздновать новость о гибели Мишель, которая вот-вот появится в СМИ, и как следует порадовать себя. Купить шмотки, которые раньше не позволяла себе приобрести, побаловать себя чем-нибудь вкусненьким. И лишь затем продумать детали своей следующей «карательной экспедиции».

Однако, когда она включила телетекст и отыскала нужный сюжет, ее словно пырнули кинжалом в сердце, и ощущение счастья вмиг улетучилось.

«Молодая женщина, сбитая на северо-западе Копенгагена водителем, скрывшимся с места преступления, чудом выжила», – гласила строка на экране.

Аннели окаменела. Она снова и снова перечитывала новость, прежде чем пришла в себя, а затем лихорадочными движениями прокрутила текст вниз.

Имя жертвы не называлось по понятным причинам, но не оставалось ни единого сомнения, что это была Мишель Хансен.

В отчаянии Аннели перечитывала текст опять и опять, надеясь отыскать что-нибудь про «крайне тяжелое состояние» пострадавшей, но ничего такого не обнаружила. Она была шокирована. Едва могла дышать.

Затем в глазах у нее потемнело, и она рухнула на кухонный пол.

Когда Аннели очнулась и с трудом отползла в угол кухни к холодильнику, ее одолела целая череда неприятных вопросов. Итак, вправду ли Мишель Хансен видела ее лицо? Но как она могла успеть что-то увидеть сквозь такое грязное лобовое стекло? Тем более что речь шла о какой-то доле секунды. И если она все-таки узнала ее, что же это означало? Аннели прекрасно понимала, что женщин средних лет, схожих с нею чертами лица, в городе пруд пруди. Так что она запросто может откреститься. Сослаться на то, что девушка фантазирует или совершенно сознательно наговаривает на нее, так как питает к ней ненависть. Что она просто-напросто паразитирует на обществе и таким недостойным способом пытается мстить Аннели, так как та усложняет ей жизнь.

Аннели убедила себя в том, что больше никто не мог ее заметить. Улица была абсолютно пустой, и, хотя кто-то и мог наблюдать за происходящим из окна, едва ли эти свидетели сумели бы идентифицировать ее.

Задумавшись, она пододвинула к себе бутылку красного вина и открутила крышку. А что, если кто-то успел разглядеть регистрационный номер машины? От этой мысли у нее даже дрогнула рука, когда она наливала себе вино. Ведь в таком случае полиция уже вовсю разыскивает этот автомобиль.

Размышляя, Аннели осушила бокал в два глотка.

Каким образом она узнает о том, что машина находится в розыске? А если та в розыске, на достаточном ли расстоянии от ее жилища на Веберсгэде она припаркована?

Аннели оценивала ситуацию со всех точек зрения. И теперь многое казалось ей неправильным. В первую очередь то, что Мишель Хансен жива и в связи с этим весь грандиозный проект поставлен под угрозу.

– Нет! – громко крикнула она после третьего бокала.

Впервые в жизни Аннели заметила, что действительно живет. Внезапно она ощутила, что жажда жизни переполняет ее, и она ни за что не желала отказываться от этого нового ощущения. Даже под риском разоблачения Аннели не собиралась останавливаться.

Она оделась, даже не приняв душ, решительно вышла на улицу в мягкий солнечный свет и направилась к месту, где оставила красный «Пежо». Дождалась, пока на улице станет безлюдно, а затем отогнула пластик от выбитого бокового стекла и, открыв дверцу, села за руль и вставила отвертку в замок зажигания.

У нее созрел план, не только мудрый, но и очень простой. Необходимо было узнать, обладает ли полиция информацией о регистрационном номере автомобиля, сбившего девушку, – а что может лучше помочь ей в этом, чем припарковать машину в каком-нибудь оживленном месте с интенсивным дорожным движением и частыми визитами полиции? Таким образом рано или поздно она получит ответ на вопрос, интересуются ли они данным средством передвижения.

За те два часа, что Аннели стояла в некотором отдалении и наблюдала за припаркованным «Пежо», мимо неспешно проехали как минимум четыре полицейские патрульные машины. И поскольку ничего так и не случилось, Аннели заплатила за парковку и оставила «Пежо» в покое. Если он так и будет стоять тут до завтра, значит, ее орудие возмездия остается при ней.

Она изменила имя на Сенту Бергер в честь популярной немецкой кинозвезды, и Аннели никак не могла привыкнуть к новому имени. Прежде эта самая Сента была Аней Ольсен, затем стала Олин Анжу и наконец успокоилась на более гламурном имени, которому никоим образом не соответствовала. Она являлась давней клиенткой Аннели – с восемнадцати лет девушка действовала ей на нервы своим самодовольством и зашкаливающей привередливостью; теперь же она превратилась в надменную дрянь двадцати восьми лет, которая ничего собой не представляла, зато сверкала, как медный таз. Аннели передергивало от одной мысли об этой Сенте, а потому она очень обрадовалась, когда ее перевели работать в другой офис и эта тварь осталась в ведении других сотрудников. И все же, несмотря на то что по службе она больше не пересекалась с этой отвратительной «куклой Барби», в городе та постоянно попадалась ей на глаза. Сента всегда была обвешана пакетами из магазинов одежды, она тратила государственные средства исключительно на то, чтобы удовлетворить жажду потребления. После таких встреч Аннели часами испытывала гнев и возмущение. И потому она вовсе не случайно вытянула номер Сенты в этой чудной лотерее с участием девушек-бездельниц, тем самым приговорив Бергер к смерти.

Аннели не спешила. Обычно такие бездельницы редко выбираются на улицу раньше обеда после субботней вечеринки, так что она удобно расположилась на водительском сиденье с термосом в руках и вперила взгляд в дверь подъезда, откуда должна была выйти девушка. Если она будет не одна, Аннели отложит свой план на другой день. Или если на улице вдруг окажутся пешеходы.

Вальбю после воскресного полудня вымирал точно так же, как рестораны Люнгбю в новогоднюю ночь. Изредка на тротуаре появлялся какой-то пешеход, шагающий за булочками к кофе, или мимо проезжал велосипедист, направлявшийся к Вигерслеввай. В остальном было тихо. Именно так, как должно было быть.

Ближе к пяти часам вечера в квартире Сенты Бергер началась какая-то активность. Шторы раздвинулись, в окне мелькнула чья-то тень.

Аннели закрутила крышку термоса и натянула перчатки.

Не прошло и четверти часа, как дверь отворилась и на тротуар ступила Сента с сумкой, копирующей известный бренд, в ультракороткой юбке, кожаных ботфортах по самые бедра и накидке из искусственного меха бордового цвета.

Она была убита в ста метрах от подъезда, прямо на тротуаре. Видимо, тупая мерзавка слишком громко слушала музыку в наушниках, так как даже не попыталась ничего предпринять. Ее тело отлетело и стукнулось о стену здания.

Тварь погибла совершенно точно, и все же Аннели с некоторым разочарованием выехала на проезжую часть и покинула квартал. Смысл был в том, чтобы девчонка, будь она проклята, оглянулась на нее. Чтобы она узнала убийцу за мгновение до того, как мыслительная деятельность прервется и мозги окажутся размазаны по стене. Тогда она признала бы совершенные в жизни ошибки и бесчисленные злоупотребления. Ровно за секунду до смерти. Вот в чем заключалась вся прелесть! Вот что приводило Аннели в возбуждение! Так что – нет, она была недовольна. На этот раз тоже все пошло не совсем так, как надо.

Аннели закатила машину на мойку и осталась внутри. Щетки едва не выбили пластик, закрывавший боковое окно. Затем она почистила салон от проникшей мыльной пены и протерла все поверхности, к которым прикасалась.

Аннели решила, что воспользуется этой машиной еще один раз, и на этом всё. Ибо ей следовало проявлять осмотрительность не только при выборе жертв и избегать повторения схемы преступления – надо было тщательно относиться к выбору орудия убийства.

Как и в последний раз, она решила припарковать «Пежо» на улице Гриффенфельдсгэде.

Неважно, станут разыскивать машину по причине угона или по причине наезда на пешеходов; основной вопрос заключался в том, ищет ли ее полиция в принципе. Сейчас надо было набить паркомат монетами и потом ежедневно возвращаться к машине, чтобы вовремя поменять парковочный билет. Пока полиция не обнаружит автомобиль, им можно пользоваться.

Аннели собрала в пакет термос, крошки от крекеров и несколько использованных салфеток, стряхнула с сиденья пару волосков и захлопнула дверцу. Совсем скоро она отправится в очередной рейд – и тогда уж точно позаботится о том, чтобы жертва вовремя обернулась.

Даже если придется воспользоваться звуковым сигналом.

Отделение лучевой терапии рядом с главным входом в Королевскую больницу совершенно затерялось в лабиринте бытовок; тут велась бурная строительная деятельность. Аннели прошла по указателям до входа 39 и спустилась на несколько этажей под землю, размышляя об опасности облучения и о бункерах шестидесятых годов, призванных выдержать ядерную атаку. «Успокойся, Аннели, тебе хотят только добра», – успокаивала она сама себя, входя в зал ожидания невероятного размера, вмещавший информационную стойку, аквариум, несколько диванов и телевизор с плоским экраном. Поток солнечного света лился в помещение сквозь длинную световую шахту в потолке, создавая условия для роста множества живых растений в горшках. Этим ранним утром понедельника здесь собрались пациенты, ожидающие своей очереди на сеанс лучевой терапии, и, несмотря на столь печальный повод, объединивший собравшихся, в помещении царила расслабленная, а отнюдь не гнетущая атмосфера. Тут сидели товарищи по несчастью. На определенный участок тела каждого из них были нанесены микроскопические точки, чтобы медсестры и врачи могли сразу сориентироваться, куда подключать оборудование. Каждый спускался сюда, как и Анетта, пять дней в неделю в течение последующих четырех-пяти недель, чтобы дать шанс жизни победить.

Если, вопреки ожиданиям, окажется, что ни лучевая, ни химиотерапия не справятся с болезнью, Аннели придется форсировать запланированные убийства. По здравым оценкам, она может уничтожить несколько десятков этих женщин, если постарается как следует. А если полиция подберется к ней слишком близко, то вполне можно будет убивать по несколько кандидаток в день, ведь это проще простого. А прикончит она одну девку или сорок – в стране, где высшей мерой наказания является пожизненное заключение, разницы нет никакой. Ведь она не раз видела по телевизору, как замечательно живут в психиатрических лечебницах преступники, которых нельзя выпускать обратно в общество. И если это самое страшное, то она готова и к этому…

Аннели улыбнулась про себя, когда ее вызвали в кабинет, и продолжала улыбаться, сидя через час на своем рабочем месте и консультируя клиентов.

После пары не особо успешных консультаций наконец настала очередь Ясмин Йоргенсен.

«Ну, погоди у меня», – с восторгом подумала Аннели, когда мерзавка села перед ней и уже через несколько секунд отвернулась к окну, демонстрируя тотальное безразличие к происходящему, хотя на повестке дня стояла ее судьба.

Скоро она узнает, что думает о такой безучастности Аннели.

На протяжении вот уже нескольких лет Ясмин Йоргенсен удавалось отвертеться от серьезного разговора благодаря своим беременностям, связанному с ними недомоганию и декретному отпуску; так и продолжала она отлынивать от работы.

Теперь ее отправили к психологу, и, если ей не предложат лечение более радикальными превентивными методами, будет созвано специальное совещание, чтобы решить, что с ней делать дальше.

Все-таки Аннели и представить себе не могла, что все зайдет настолько далеко. В любом случае спустя пару месяцев Ясмин Йоргенсен будет лежать в могиле – неважно, беременная или нет.

В течение следующих нескольких минут Аннели обозначила рамки их последующего сотрудничества, рассказала про технологию поиска работы, про настрой на нужный лад, про управление собственным бюджетом. Как и ожидалось, Ясмин ни на секунду не оторвала взгляд от окна. Конечно, такое поведение являлось провокационным, но оно укрепило уверенность Аннели в том, что она, Аннели, борется за правое дело.

Аннели подтолкнула лист бумаги через стол, чтобы дать возможность этой попрыгунье-стрекозе подробнее ознакомиться с информацией, которую только что пытались до нее донести, и вдруг девушка повернулась к ней лицом.

Для такой молодой женщины, которая независимо от ситуации старалась предстать в наиболее выгодном для себя свете, выражение лица внезапно оказалось слишком холодным и малопривлекательным. Сквозь толстый слой подводки для глаз, тонального крема и помады на примитивной кукольной мордашке просматривались кое-какие черты, которых Аннели не замечала прежде. Готовая выплеснуться на нее агрессивная строптивость. Проблеск железной силы воли, которая на этот раз не ограничивалась отстаиванием привычного права получить деньги при упорном нежелании хоть как-то их заработать.

– Вы слышали, что Мишель Хансен справилась? – внезапно спросила она.

Выражение лица Ясмин Йоргенсен ничуть не изменилось. С ледяной ненавистью во взгляде она продолжала смотреть на Аннели, которая рефлекторно вздрогнула – слава богу, почти незаметно. Однако внутри у нее разыгрался настоящий шторм. Мысли хаотично роились в голове, предлагая всевозможные оборонительные маневры; внешне же проявлялись лишь сдержанность и отсутствие понимания, о чем идет речь.

Что, черт возьми, известно этой тупой сучке?

– Мишель Хансен? – переспросила Аннели, чуть помедлив. – А что с ней случилось? Ты с ней знакома? – удивилась она, будто была не в курсе их общения. Да-да, три пустышки сидели тогда в зале ожидания и сплетничали о ней… Такое не забывается.

Они сидели и смотрели друг на друга: Аннели – слегка приподняв брови, Ясмин – глядя исподлобья, как пес, который вот-вот оскалится и покажет клыки, готовые вонзиться противнику в глотку.

«Она предоставляет инициативу тебе, так что подумай хорошенько, Аннели!» – приказала она сама себе.

– Ясмин, ты не отвечаешь на мои вопросы, а я что-то ничего не пойму… Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что Мишель справилась? Справилась с чем?

Ясмин, продолжая молчать, уставилась на Аннели, словно в ожидании, когда малейшее подергивание глаза или биение пульса на шее разоблачит ее.

Аннели сохраняла ровное дыхание, несмотря на то, что все в ней взывало к небесам и вопило, что этого не может быть. Ее загнали в угол, и она лишь твердила себе, что никто на свете не сможет доказать ее вину. Слава богу, не нашлось ни единого свидетеля наездов на Мишель Хансен и на Сенту Бергер.

– Вы, случайно, не имеете никакого отношения к красным автомобилям? – ледяным тоном спросила мерзавка, сидящая напротив.

Аннели улыбнулась как можно более искренне.

– Скажи, Ясмин, ты хорошо себя чувствуешь?.. Возьми с собой эту бумагу и как следует изучи ее дома. – Она еще на пару сантиметров пододвинула лист к Ясмин. – А машина у меня синяя с черным. Маленький «Форд Ка» – знаешь эту модель?

Дав понять Ясмин Йоргенсен, что прием окончен, Аннели решила, что больше не воспользуется красным автомобилем – и что отныне неплохо было бы следить за перемещениями этой девицы и за ее взаимодействием с окружающими.

В любом случае этот диалог означал, что Ясмин придется передвинуть поближе к верхней строчке в роковом списке.