Анжела Уоррен медленно повернулась и скользнула жестким, презрительным взглядом по обращенным к ней лицам.

– Глупцы. Слепые глупцы – вы все. Неужели не понимаете, что если б я сделала это, то обязательно призналась бы? Никогда бы я не позволила, чтобы Каролина страдала из-за меня. Никогда!

– Но вы же добавляли что-то в пиво, – сказал Пуаро.

– Я? Добавляла что-то в пиво?

Пуаро повернулся к Мередиту Блейку.

– Послушайте, месье. В своем отчете о случившемся здесь вы пишете, что утром в день убийства слышали какие-то звуки, доносившиеся из этой комнаты, которая находится под вашей спальней.

Блейк кивнул.

– Но то была только кошка.

– Откуда вы знаете, что это была кошка?

– Ммм… не помню. Но это была кошка. Я просто уверен. Окно было открыто достаточно широко, чтобы кошка забралась в лабораторию.

– Да, но рама не была зафиксирована в этом положении, а она здесь ходит легко. Ее могли поднять, и тогда человек свободно пролез бы в помещение и вылез.

– Да, все так, но там была только кошка.

– Вы сами ее видели?

– Нет, не видел, – медленно и растерянно произнес Мередит Блейк и, нахмурившись, добавил после паузы: – И тем не менее я знаю.

– Я скажу, почему вы знаете, а пока обращаю ваше внимание вот на что.

В то утро кто угодно мог забраться в ваш дом, проникнуть в лабораторию, взять что-то с полки и незаметно уйти. Если кто-то пришел из Олдербери, то это не мог быть ни Филипп Блейк, ни Эльза Грир, ни Эмиас Крейл, ни Каролина Крейл. Что делали эти четверо, мы прекрасно знаем.

Остаются двое – Анжела Уоррен и мисс Уильямс. Мисс Уильямс была здесь, и вы даже встретились с ней, когда вышли из дома. Она объяснила, что ищет Анжелу. Рано утром Анжела ушла купаться, но ни на берегу, ни в воде мисс Уильямс ее не видела. Она могла легко переплыть через залив, что и сделала позднее, когда ходила купаться с Филиппом Блейком. Я предполагаю, что Анжела переплыла на эту сторону, пришла к дому, забралась через открытое окно в лабораторию и взяла что-то с полки.

– Ничего подобного я не делала, – возразила Анжела Уоррен. – То есть… по крайней мере…

– Ага! – воскликнул Пуаро. – Вы вспомнили. Вы сами рассказали мне – не так ли? – что задумали сыграть злую шутку с Эмиасом Крейлом и стащили что-то – «кошачьи капли», так вы выразились…

– Валерьянка! – перебил его Мередит Блейк. – Ну конечно.

– Совершенно верно. Вот почему вы и убедили себя, что в лаборатории побывала кошка. У вас очень чувствительное обоняние. Вы уловили слабый и весьма неприятный запах валерьянки, но не придали этому значения, а ваше подсознание подсказало объяснение – кошка. Эти животные любят валерьянку и пойдут за ней куда угодно. Вкус у нее крайне неприятный, и ваш собственный рассказ о ней накануне подтолкнул юную проказницу, мисс Анжелу, подлить ее в пиво мужу сестры, имевшему обыкновение выпивать стакан залпом.

– Неужели это было в тот самый день? – удивленно сказала Анжела Уоррен. – Я прекрасно помню, как стащила пузырек. Помню, как достала бутылку из холодильника и как Каролина едва не поймала меня, когда я открывала ее. Разумеется, я помню это все, только никогда не связывала это именно с тем днем.

– Конечно, не связывали – потому что такой связи у вас в голове не существует. Для вас эти два события совершенно разные. Одно из них соотносится с прочими вашими розыгрышами и шалостями, другое – с трагедией, грянувшей как гром среди ясного неба и стершей из вашей памяти все более мелкие события. Но я заметил, что когда вы говорили об этом, то сказали: «…стащила кошачьи капли, чтобы добавить ему в напиток». Вы не сказали, что и в самом деле сделали это.

– Не сказала, потому что не сделала. Каролина вошла в теплицу, когда я откручивала крышку. О! – Неожиданно для себя самой Анжела Уоррен вскрикнула. – И Каролина подумала… подумала, что я… – Она не договорила. Огляделась. И уже своим обычным, сдержанным тоном сказала: – И вы все тоже так думаете. – Она помолчала. – Я не убивала Эмиаса. Ни нечаянно, в результате какой-то злой шутки, ни каким-либо другим образом. Если б убила, молчать бы не стала.

– Разумеется, моя дорогая, вы ничего такого не делали, – резко сказала мисс Уильямс и посмотрела на Эркюля Пуаро. – Только глупец мог так подумать.

– Я не глупец и так не думаю, – мягко сказал Пуаро. – Я хорошо знаю, кто убил Эмиаса Крейла.

Он помолчал.

– Всегда существует опасность принимать как доказанные те факты, которые на самом деле не доказаны.

Возьмем ситуацию в Олдербери. Она стара как мир. Две женщины и один мужчина. Мы все согласились с тем, что Эмиас Крейл вознамерился бросить жену ради другой женщины. Но я утверждаю, что ничего подобного он делать не собирался. Увлечения случались у него и раньше. На время он терял голову из-за женщин, но эти увлечения никогда не длились долго. Женщины, в которых он влюблялся, обладали обычно некоторым опытом и не ждали от этих отношений многого.

Однако в этот раз ему встретилась женщина, которая ждала всего. Впрочем, она и женщиной-то не была, а оставалась девушкой, невероятно искренней, по словам Каролины Крейл. Пусть искушенная и изощренная в речах, но в любви – пугающе прямая и искренняя. Вспыхнувшая между ними страсть – навсегда, так она решила. Без вопросов. Ради нее он оставит жену – так она решила, не спрашивая его самого.

Но почему, спросите вы, Эмиас Крейл не развеял ее заблуждений? Мой ответ – из-за картины. Он хотел закончить картину. Кому-то это может показаться невероятным. Кому-то, но не тому, кто знает художников. И в принципе мы уже согласились с таким объяснением.

Более понятен теперь и разговор между Крейлом и Мередитом Блейком. Крейл смущен – похлопывает Блейка по спине, заверяет его, что все уладится, все будет хорошо. Для Эмиаса Крейла все просто. Он занят картиной, работе над которой мешают, по его собственным словам, пара ревнивых вздорных дамочек. Но ни одной, ни другой не позволено отвлекать его от того, что он считает важнейшим делом жизни.

Сказать правду Эльзе – значит поставить крест на картине. Возможно, вначале, поддавшись порыву чувств, он и говорил, что уйдет от Каролины. Мужчины говорят такое, когда влюблены. Возможно, он просто позволил кому-то так думать. Ему нет дела до того, что там предполагает Эльза. Пусть думает, что хочет. Все хорошо, что удержит ее еще на день-другой. Потом он скажет ей правду – что между ними все кончено. Угрызения совести – это не для него.

Думаю, он с самого начала старался не связываться с Эльзой. Предупредил ее, объяснил, что он за человек, но она не вняла предупреждению и отдалась на волю Судьбы. А для такого, как Крейл, женщины всегда были добычей, охотничьим трофеем. И если б его спросили, что и как, он пожал бы плечами и сказал, что Эльза молода – как-нибудь переживет.

Вот так рассуждал Эмиас Крейл.

Если кто-то и был действительно ему дорог, то только лишь жена. О ней он особенно не беспокоился. Все, что требовалось от нее, это продержаться еще несколько дней. Он злился на Эльзу, разболтавшую о своих планах Каролине, но оптимистично верил, что все уладится. Каролина простит, как прощала раньше, а Эльза… Ей придется смириться. Вот так решались жизненные проблемы в представлении Эмиаса Крейла.

Но, думаю, в последний вечер он забеспокоился всерьез. Из-за Каролины, не из-за Эльзы. Может быть, пошел к ней, но она отказалась разговаривать. Так или иначе, проведя бессонную ночь, он утром, после завтрака, отозвал жену в сторонку и выложил все, как есть. Да, увлекся девушкой, но теперь все кончено. Он завершит картину и никогда больше Эльзу не увидит.

Именно в ответ на это заявление Каролина Крейл и выпалила негодующе: «Ты и твои женщины!» Эта фраза означала, что Эльза занесена в разряд остальных, тех, что были и ушли своей дорогой. «Так тебя и убила бы. И когда-нибудь точно убью!» – добавила Каролина. Она сердилась, ее возмущало его бессердечие и жестокость по отношению к юной особе. Когда Филипп Блейк, встретив Каролину в холле, услышал, как она бормочет себе под нос «слишком жестоко!», это касалось Эльзы.

Крейл же, выйдя из библиотеки, увидел девушку в компании Филиппа Блейка и без лишних церемоний приказал ей идти в сад. Он не знал, что Эльза Грир сидела под окном библиотеки и все слышала. В своем отчете она написала неправду о том разговоре. И подтвердить ее слова некому.

А теперь представьте, как шокировала ее правда, высказанная столь откровенно и цинично!

Описывая события предыдущего дня, Мередит Блейк сказал нам, что, ожидая задержавшуюся в лаборатории Каролину, он стоял у двери, спиной к комнате, и разговаривал с Эльзой. Следовательно, она стояла лицом к нему и могла видеть, что делает в лаборатории Каролина. Она – единственная, кто видел это. Она знала, что Каролина взяла яд. И она никому ничего не сказала, но вспомнила о яде, когда сидела под окном библиотеки.

Когда вышел Эмиас, Эльза заявила, что хочет взять пуловер, и поднялась в комнату Каролины. Женщины знают, где прятать и где искать. Она нашла флакон и осторожно, помня, что отпечатки оставлять нельзя, набрала яд в пипетку от авторучки. Потом спустилась и пошла вместе с Крейлом в Батарейный сад. Там добавила кониин в стакан с пивом и подала Крейлу, который тот выпил, по своему обыкновению, залпом.

Между тем Каролина Крейл разволновалась не на шутку и, увидев, что Эльза поднимается к дому (теперь уже действительно за пуловером), быстро прошла в сад и принялась выговаривать мужу. То, что он вытворяет, непристойно! Она этого не потерпит! Какая невероятная жестокость, так вести себя с девушкой! Раздраженный тем, что его отрывают от работы, Эмиас говорит, что все улажено и что, как только закончит картину, он ее выпроводит!

Они слышат шаги – это идут братья Блейки, – Каролина выходит из сада и, слегка смущаясь, лепечет что-то насчет Анжелы, школы и сборах. Естественно, Филипп и Мередит решают, что в разговоре, который они случайно услышали, речь шла об Анжеле, и «выпроводит» становится «проводит».

Эльза, с пуловером в руке и спокойной улыбкой, спускается по тропинке и занимает свое место на стене. Она, несомненно, рассчитывала, что в убийстве заподозрят миссис Крейл, а в комнате найдут флакон с ядом. Тут еще и сама Каролина играет ей на руку. Она приносит охлажденное пиво и наливает мужу в стакан. Эмиас выпивает, морщится и говорит: «Сегодня у всего противный вкус».

Вы понимаете, как много смысла в этой реплике? У всего… Значит, и до этого было что-то неприятное, и этот неприятный вкус остался у него во рту. И еще одно. Филипп Блейк упоминает, что Крейл немного покачивался, «как будто успел приложиться к бутылке». На самом деле то был первый признак действия кониина. А значит, яд попал в организм еще до того, как Каролина принесла мужу охлажденное пиво.

И вот Эльза Грир сидела на серой стене, позировала, а чтобы Эмиас Крейл не заподозрил ничего, пока не будет поздно, весело и непринужденно с ним разговаривала. Заметив на скамейке вверху Мередита Блейка, она помахала рукой, еще старательнее сыграв свою роль для него.

А Эмиас Крейл, человек, который терпеть не мог болеть и не признавал никакие болезни, продолжал упрямо работать, пока руки и ноги не перестали слушаться, а язык не онемел. И тогда он прилег на скамейке, беспомощный, но еще в ясном сознании. В доме ударили в гонг, и Мередит спустился в Батарейный сад. Думаю, в этот короткий миг Эльза соскочила со стены, подбежала к столу и выдавила последние капли яда в стакан из-под пива. (От пипетки она избавилась по пути к дому – просто раздавила ее ногой.) Потом встретила Мередита у калитки. Солнце там бьет в глаза, когда выходишь из тени. Мередит видел только, как его друг, полулежавший в знакомой позе, оторвал глаза от картины и устремил на него злобный взгляд.

Понял ли Эмиас? Догадался ли? Насколько ясным оставалось его сознание? Этого мы не знаем, но ни рука, ни глаз его не подвели.

Пуаро повернулся к висящей на стене картине.

– Я должен был все понять, когда в первый раз увидел ее. Потому что сама картина замечательна. Это портрет убийцы, написанный ее жертвой, и портрет девушки, наблюдающей, как умирает ее возлюбленный…