Глава 1
Выводы
Карла Лемаршан подняла голову, посмотрела на Пуаро печальными, полными боли глазами и усталым жестом отбросила со лба волосы.
– Я в замешательстве. Не знаю, что и думать. И все потому, что угол зрения постоянно меняется. – Она дотронулась до стопки рукописей. – Каждый видит мою мать по-своему, не так, как другие. Но факты одни и те же. В этом отношении все согласны, расхождений нет.
– Вы удручены? Прочли и расстроились?
– Да. А вы разве нет?
– Нет. Я считаю эти документы очень ценными и информативными, – медленно и задумчиво произнес Пуаро.
– Лучше б я их не читала, – вздохнула Карла.
Детектив взглянул на нее.
– Вот, значит, как?
– Они все считают, что это сделала она. Все, кроме тети Анжелы, а ее мнение в расчет не принимается, потому что оно не подкрепляется доказательствами. Она просто из тех людей, которые верны до конца, несмотря ни на что. Поэтому и повторяет одно и то же: «Каролина этого сделать не могла».
– Вы так это видите?
– А как иначе? Знаете, я так поняла, что если это сделала не моя мать, то, стало быть, кто-то другой, один из пятерых. У меня даже есть теперь свои теории.
– Вот как! Это интересно. Расскажите.
– Ничего особенного, просто рассуждения. Взять, к примеру, Филиппа Блейка. Он биржевой маклер. Был лучшим другом моего отца. Возможно, тот доверял ему. Художники, как известно, люди в денежных делах беспечные. Может быть, он устроил так, что отец подписал что-то. Потом возникла опасность, что вся эта история выйдет наружу, и спасти Филиппа Блейка могла только смерть моего отца. Это один из возможных вариантов.
– Неплохо придумано. Что еще?
– Ну, есть еще Эльза. Филипп Блейк говорит в своих записях, что она слишком умна, чтобы иметь дело с ядом, но мне совершенно так не кажется. Предположим, моя мама пошла к ней и сказала, что не станет разводиться с отцом и ничто не заставит ее передумать. Можете говорить что угодно, но, как мне представляется, склад ума у Эльзы обывательский – ей хотелось удачно выйти замуж. Она вполне могла раздобыть яд – и в тот день, во время визита к Мередиту Блейку, у нее была прекрасная возможность это сделать – и попытаться убрать с дороги мою мать, отравив ее. Мне представляется, это было бы в ее духе. Но потом, возможно, по какой-то роковой случайности отравленное пиво вместо Каролины выпил Эмиас.
– У вас действительно неплохое воображение. Что-то еще?
– Я подумала, – медленно сказала Карла, – может быть… Мередит!
– Ага… Мередит Блейк?
– Да. Знаете, мне он представляется как раз таким человеком, способным на убийство. Медлительный, не очень сообразительный, над которым все смеются, и его это возмущает и злит. А потом мой отец женится на девушке, которая ему нравится. К тому же Эмиас успешен и богат. И яды у него под рукой, он сам их изготавливает. Может, он и увлекся этим с тайной мыслью, что однажды сможет кого-нибудь убить. Чтобы отвести от себя подозрение, он сам привлекает к ним внимание. И, конечно, ему было легче всего взять яд. Может быть, Мередит даже хотел, чтобы Каролину повесили, – ведь это она когда-то отвергла его. Знаете, есть что-то подозрительное в этих рассуждениях насчет того, что люди порой совершают несвойственные им поступки. Что, если он, когда писал об этом, имел в виду не кого-то, а себя самого?
– Вы правы по меньшей мере в том, что не стоит принимать на веру все, о чем сказано в записях. Нельзя исключать, что кто-то писал с определенной целью: увести расследование в сторону.
– Да, знаю. Я держала это в уме.
– Еще идеи есть?
– Я думала, – медленно сказала Карла, – еще до того, как прочитала это… о мисс Уильямс. Она ведь лишилась работы, когда Анжелу отправили в школу. И в случае внезапной смерти Эмиаса Анжела, возможно, никуда и не поехала бы. То есть если б смерть сошла за естественную, что вполне могло случиться, а вскрытие ничего подозрительного не показало, то причиной посчитали бы солнечный удар.
Знаю, потеря работы не самый убедительный мотив для убийства. Но ведь убивают и по мотивам, которые кажутся совершенно нелепыми. Иногда из-за ничтожно малых сумм. Немолодая, возможно, не очень компетентная гувернантка могла впасть в отчаяние и, не видя перед собой будущего, решиться на убийство. Я думала так до того, как прочитала ее записи. Но мисс Уильямс не такая. Она вовсе не показалась мне некомпетентной.
– Отнюдь. Мисс Уильямс и сейчас женщина деловитая и разумная.
– Знаю. Это видно. По-моему, она заслуживает полного доверия. Именно это меня и огорчает. Вы ведь понимаете. Вы с самого начала дали ясно понять, что вам нужна правда. Полагаю, теперь мы ее получили! Мисс Уильямс права. Мы должны принять правду. Нельзя строить жизнь на лжи только потому, что нам хочется в нее верить. А раз так – я могу ее принять! Моя мать не невиновна! Письмо мне она написала, потому что была слаба и несчастна и хотела защитить меня. Я не осуждаю ее. Возможно, на ее месте я чувствовала бы то же самое. Не знаю, что значит тюрьма для вас. И я не виню ее – если она так отчаянно любила моего отца, то, наверное, не могла поступить иначе. Но и отца я тоже не могу винить во всем. Я понимаю отчасти и его чувства. Он был такой жизнелюбивый, так хотел владеть всем… Он просто не мог иначе, не мог перебороть себя. А еще он был великий художник. Думаю, таким многое прощается.
Она повернулась к Пуаро, разгоряченная и взволнованная, с гордо вскинутым подбородком.
– Итак, вы удовлетворены? – спросил тот.
– Удовлетворена? – Голос Карлы Лемаршан дрогнул.
Пуаро подался вперед и по-отечески похлопал ее по плечу.
– Послушайте. Вы отказываетесь от борьбы, когда от вас требуется бороться. Вы отказываетесь от борьбы, когда я, Эркюль Пуаро, уже представляю, что на самом деле случилось тогда.
Карла недоуменно посмотрела на сыщика.
– Мисс Уильямс любила мою мать. Она своими глазами видела, как Каролина фальсифицировала улику. Если вы верите тому, что она написала…
Пуаро поднялся.
– Мадемуазель, именно тот факт, что Сесилия Уильямс утверждает, что видела, как ваша мать прижимала пальцы Эмиаса Крейла к пивной бутылке – пивной бутылке, запомните это, – окончательно убеждает меня в невиновности вашей матери. Каролина Крейл не убивала вашего отца.
Он несколько раз кивнул и вышел из комнаты, оставив Карлу в полнейшей растерянности.