Глава 38

Анна

Том ел салат, когда зазвонил телефон. Мы ждали звонка от немецких врачей Реми, и я решил пообедать в кабинете, чтобы не пропустить новости. Команда в Мюнхене следовала радикальным рекомендациям Тома в течение нескольких месяцев, вознамерившись вылечить инфекцию позвоночника девушки. Мы уже знали, что Реми теперь не находится на грани смерти, и подозревали, что инфекция больше не распространялась. Сдерживание является важным признаком прогресса; Реми и ее семья теперь думали, что она могла бы окончить среднюю школу, хоть и на год или два позже.

– Это доктор Леви, – раздался из громкоговорителя голос.

Он координирует лечение Реми, информируя Тома обо всех результатах анализов. Он несет ответственность за осуществление каких-либо изменений в ее лечении. Реми перевели в реабилитационный центр, и, несмотря на то, что лихорадка прекратилась, она все еще испытывала тупые боли в позвоночнике.

– Кажется, ей нужна люмбальная пункция, – сказал Леви.

– Что у нее с уровнем СРБ? – спросил Том.

СРБ – это С-реактивный белок, маркер воспаления, по нему можно оценить клинический ответ у пациентов с инфекциями позвоночника. Это был старый тест, разработанный в 1930-х годах. Я не был фанатом этого анализа, но Том убедил меня, что он полезен. Я перемешивал рис с курицей в контейнере из пенополистирола, ожидая ответа.

– Тенденция к понижению, – ответил врач. – Упал до шести.

– Как себя чувствует Реми?

– Лучше, она уже может ходить и хочет вернуться в школу, но боли еще есть.

– Она может ходить! Прекрасная новость!

Том открыл последний МРТ-снимок Реми на рабочем столе и позвал меня. Мы увидели, что заражение стало гораздо меньше, чем раньше, и лейкоз ушел в стадию ремиссии.

– Нужно поговорить об ожидаемых результатах, – сказал он. – Как мы можем объединить терапию и улучшить качество жизни без риска прогрессирования заболевания?

Реми все еще была на трех внутривенных препаратах для лечения инфекции, которая ограничивала ее возможности покинуть медицинское учреждение и вернуться к нормальной жизни.

Том включил концерт до-минор Вивальди, чтобы сделать фармакодинамические расчеты.

– Давайте снизим амфотерицин B с пяти миллиграммов на килограмм в сутки до семи с половиной миллиграммов три раза в неделю.

На том конце провода врачи записывали рекомендацию.

– Это облегчит ей жизнь. Также нужно разобраться с ее болями.

Я сделал собственный медленный расчет, пока Том описывал последовательность шагов, которые бы постепенно сняли Реми с внутривенного введения препаратов, один за другим, до тех пор, пока не останется лишь несколько таблеток, которые она сможет принимать дома.

– Цель состоит в том, чтобы вернуть Реми ее жизнь, – сказал Том, – и сделать это безопасно. Нет необходимости делать еще одну люмбальную пункцию.

Он никогда не встречался с Реми, но принимал жизненно важные решения для нее.

– Она будет так счастлива услышать это, – воскликнул Леви. – Она боялась еще одной пункции.

– Мы должны делать все очень осторожно, – предупредил он врача. – И повторю, нужно решить проблему с болями. – Он кратко рассказал про анальгетики и ненаркотические болеутоляющие.

– У нее назначена встреча с хирургом на следующей неделе, – сказал Леви. – Вы не возражаете, если он позвонит вам?

– Конечно, нет.

– Мы с коллегами благодарны вам, доктор Уолш. И родители Реми благодарят вас, мы перед вами в долгу.

Том повесил трубку и повернулся ко мне.

– Ладно, – сказал он, – что дальше?

Он сложил руки вместе и выжидательно посмотрел. Я не был готов двигаться дальше. Было несколько рукописей к рассмотрению и новый протокол для обсуждения, но это могло подождать.

– Я никогда не спрашивал у тебя, – сказал я, – каким был твой самый запоминающийся случай? После всех этих лет, сорок с лишним лет, какой ты выберешь?

Я знал, что он управлял лечением по крайней мере десятка пациентов со странными инфекциями удаленно, но никогда не спрашивал его о наиболее выдающихся случаях. Или страшных.

– Есть что-нибудь? – я подумал о том, как все пошло с Алисией, и представлял, как он бы справился с ее болезнью.

Том задумался на мгновение.

– Полагаю, они все памятные. По-своему.

Я закатил глаза.

– Ну ладно, должен быть какой-то один!

Он повернул голову к экрану компьютера и очень долго смотрел на МРТ Реми, так долго, что я решил, что он уже думает о чем-то другом.

– Ну, – наконец сказал он, – был один такой. Слышал историю про Анну?

* * *

В феврале 2007 года у семилетней девочки Анны из Висконсина диагностировали редкую форму рака под названием «острый лимфобластный лейкоз». Такая форма может быть смертельной, но есть шанс вылечить болезнь комбинированной химиотерапией и облучением. Анну сразу же забрали из школы, чтобы начать лечение. Она потеряла все волосы, началась мучительная тошнота, но подход сработал. Но год спустя Анна потеряла чувствительность в левой стороне тела. Врачи обнаружили большой абсцесс в мозге, из-за которого случился обширный инсульт. Химиотерапия ослабила рак, но повредила ее иммунную систему, предрасположив девочку к инфекции. Изучив скан ее мозга, доктора сказали отцу Анны: «Это, конечно, не смертельный приговор, однако…»

Нейрохирурги собирались удалить гнойный абсцесс размером с яйцо, но обнаружили несколько абсцессов. Они начали удалять зараженный материал, который появился из-за грибка Aspergillus, но не смогли удалить всю пораженную ткань без удаления мозговой ткани. Когда Анна проснулась после операции, то левая нога и рука все еще не подчинялись ей. Кроме того, она потеряла зрение.

Были основания полагать, что остаточная инфекция распространится и убьет ее.

Один из врачей предложил нечто радикальное: удаление правой стороны мозга. Процедура называется гемисферэктомией и делается в очень редких случаях для предотвращения распространения грибка в другие органы. Операция очень рискованная, а в случае успешного завершения ее личность уже никогда не будет прежней: Анна потеряет возможность к абстрактному мышлению. Однако это единственный способ спасти ей жизнь. Онколог Анны обратился к одному из врачей, к которому всегда обращался в подобных безнадежных случаях.

– Я не мог поверить, что они собрались удалить половину мозга бедной девочке, – рассказывал мне Том, пока я ел рис. – Согласно результатам анализов, существует медикаментозное лечение. Радикальное хирургическое вмешательство было излишним. Абсолютно ненужным!

Он улыбнулся, вспомнив первую беседу с отцом Анны – Алексом.

– Он порядочный человек, разговаривает, как сварщик, но у него три диплома Массачусетского технологического института.

Алекс был по нраву Тому: умный, но не показывающий всем, насколько умный.

Уолш сказал команде в Висконсине не делать гемисферэктомию, а порекомендовал провести стереотаксическую декомпрессию – метод, сочетающий в себе микрохирургию и комбинацию противогрибковых препаратов, которую он испытывал в своей лаборатории. Это была последняя попытка спасти мозг ребенка, и никто не знал, сработает ли это.

После операции и нового лекарства Алекс напишет, что «начали происходить чудеса». Под руководством Тома к Анне вернулась чувствительность левой ноги и руки; вскоре после этого она начала звонить ему по телефону каждую неделю.

– Каждую субботу утром, – сказал Том, – раздавался телефонный звонок от семилетки, сообщающей мне новости о ее крови. Мне безумно это нравилось. Ей становилось все лучше, и через сорок дней ее выписали. Она вышла из больницы, держа отца за руку.

Я сразу подумал, что, когда у Анны случился инсульт, она была в возрасте Тома, когда он потерял мать, умершую от рака. Конечно, это было всего лишь совпадение, но интересное. Он помогал семьям, когда другие врачи не могли, и я подозревал, что отчасти дело было в детской травме.

– У Анны сейчас все в порядке?

– Она оканчивает школу, – сказал он, показывая ее фото на компьютере.

Он перетащил изображение Анны к МРТ Реми.

– Она волонтер в больнице, где ее вылечили, – Том сиял, как и я. – В последний раз, когда они с отцом были в Нью-Йорке, мы встретились и ели пиццу.

Пока он вспоминал подробности метода, который использовал для лечения и который на десять лет опередил свое время, я нашел блог Алекса – «Миссию сердца». Там было много отзывов от врачей и пациентов, которые имели дело с человеком, сидящим напротив меня. Он никогда не говорил об этом. Пока Том рассказывал о той встрече, я читал слова ее отца:

Научные открытия доктора Уолша спасли жизнь Анны. Мы с женой благодарны за всю ту работу, что он проделал. Спасибо, доктор Уолш, за вашу преданность и страсть к медицине. Я искренне надеюсь, что доктор Уолш и его единомышленники продолжат открывать и развивать новые медицинские достижения, что в конечном счете поможет другим жить дольше или пережить смертельные инфекции.