Книга: Пока не остыл кофе
Назад: История III. Сестры
Дальше: Об авторе

История IV. Мать

В поэзии хайку цикада хигураши всегда используется как символ осени. Именно поэтому у японцев упоминание хигураши вызывает грустный образ прощания с летом. Стрекот этого насекомого можно услышать и в начале лета. Но пронзительный треск цикад абура и мин-мин ассоциируется с палящим солнцем и жаркими днями, а песни хигураши – с вечером и угасанием тепла. Когда солнце клонится к закату и сгущаются сумерки, стрекот кана-кана-кана цикады хигураши пробуждает грусть, и хочется побыстрее вернуться домой.

В городе редко можно услышать цикад хигураши. Это потому, что в отличие от цикад абура и мин-мин хигураши любят тенистые места, такие как смешанные леса или кипарисовые рощи. Рядом с кафе жила одна хигураши. Когда солнце начинало садиться, раздавался стрекот кана-кана-кана, пронзительный и щемящий. Иногда, если хорошо прислушаться, это можно было услышать и в самом кафе.

Стоял августовский вечер. Снаружи цикада абура громко стрекотала: жи-жи-жи. Метеорологическое бюро сообщило, что сегодняшний день был самым жарким в этом году. Но в кафе, как всегда, было прохладно без кондиционера. Казу читала электронное письмо, которое Хирай отправила на адрес Нагаре.

«Я вернулась в гостиницу "Такакура" уже две недели назад. Здесь так много всего, чему мне нужно научиться, что каждый день я чуть не плачу. Это очень тяжело».

– Похоже, ей и правда тяжело…

Котаке и Нагаре слушали Казу. Так как ни у Казу, ни у Кей не было телефона, именно на телефон Нагаре приходили все электронные письма и сообщения, отправленные в кафе. У Казу не было телефона, потому что она плохо ладила с людьми и считала, что от телефонов одни неприятности. У Кей не было телефона, потому что она перестала им пользоваться после замужества. «Одного телефона для супружеской пары достаточно», – сказала она. А у Хирай было три телефона: для клиентов, для личной переписки и для семьи. В своем семейном телефоне она хранила только домашний номер семьи и номер ее сестры Куми. Хотя никто в кафе об этом не знал, теперь она добавила в семейный телефон еще два контакта: номер кафе и мобильного Нагаре. Казу продолжала зачитывать электронное письмо.

«…Я все еще неловко чувствую себя с родителями, но понимаю, что возвращение домой было правильным решением. Я думаю, что если смерть Куми принесла столько горя мне и моим родителям, я должна постараться сделать все для процветания ее гостиницы, ее дела, которое станет служить памяти о ней и поможет нам справиться с потерей.

Я решила, что направлю все свои силы на то, чтобы реализовать мечту Куми. Думаю, вы не ожидали, что я могу быть такой серьезной.

Я хочу, чтобы вы знали: у меня все хорошо, я счастлива. Если сумеете, пожалуйста, приезжайте навестить меня. Хотя фестиваль этого года уже закончился, я настоятельно рекомендую вам когда-нибудь посетить фестиваль Танабата. Пожалуйста, передавайте привет всем.

Яэко Хирай»

Нагаре слушал, стоя у входа на кухню со сложенными руками. Его глаза сузились еще больше, чем обычно. Наверное, он улыбался – это всегда сложно было понять.

– О, разве это не чудесно, – радостно воскликнула Котаке. Она зашла в рабочий перерыв и была одета в форму медсестры.

– Оцените, – Казу показала сидящей за барной стойкой Котаке фотографию, прикрепленную к письму. Та взяла телефон в руки, чтобы получше рассмотреть снимок.

– Хирай теперь выглядит как настоящая хозяйка старинной гостиницы, – сказала Котаке с легким изумлением.

– Верно! – согласилась Казу.

На фотографии Хирай стояла перед гостиницей. Ее волосы были собраны в пучок, розовое кимоно указывало на статус владелицы отеля «Такакура».

– Она выглядит счастливой.

– Да, это правда.

Хирай на фото беззаботно улыбалась. Она написала, что между ней и ее родителями все еще сохраняются натянутые отношения, но вместе с Хирай позировали ее отец Ясуо и мать Митико.

– И Куми тоже… – пробормотал Нагаре, глядя на фотографию. – Куми, несомненно, тоже счастлива.

– Да, я в этом уверена, – согласилась Котаке. Казу, стоящая рядом с ней, тоже кивнула. Сейчас ее лицо не было строгим и торжественным, как во время ритуала перенесения в прошлое, глаза девушки излучали нежность и доброту.

– Кстати, – сказала Котаке, возвращая телефон Казу. Она повернулась и вопросительно посмотрела на женщину в платье, сидящую на том самом месте. – Что она там делает?

Котаке говорила не о женщине в платье, а о Фумико Киёкава, сидевшей на стуле напротив женщины. Фумико возвращалась в прошлое этой весной. Обычно она напоминала деловую леди с рекламного плаката, но сегодня у нее, похоже, был выходной. На девушке была черная футболка с рукавами три четверти, белые обтягивающие брюки и сандалии на шнуровке.

Фумико не проявила интереса к письму от Хирай. Она внимательно смотрела на женщину в платье.

– Мне тоже интересно… – это все, что Казу смогла ответить. Она не знала, зачем сюда приходит Фумико.

После своего возвращения в прошлое Фумико стала иногда наведываться в кафе. Приходя, она всегда садилась напротив женщины в платье.

Внезапно Фумико посмотрела на Казу.

– Прошу прощения… – сказала она.

– Да?

– Меня кое-что беспокоит.

– Что именно?

– Все это, когда тебя переносят во времени… Можно ли таким образом попасть и в будущее?

– В будущее?

– Да, в будущее.

После вопроса Фумико Котаке тоже стало любопытно.

– Да, мне тоже интересно это знать.

– Ведь интересно, правда? – согласилась Фумико.

– И возвращение в прошлое, и перемещение в будущее относятся к путешествиям во времени… И я подумала, вдруг это возможно? – развивала Фумико свою мысль. Котаке кивнула в знак согласия.

– Так это возможно? – спросила Фумико с надеждой и любопытством в глазах.

– Да, конечно, вы можете попасть в будущее, – спокойно ответила Казу.

– Правда? – спросила Фумико. От волнения она случайно ударила по столу, кофе пролился на женщину в платье, и та недовольно вскинула брови. Фумико в панике вытерла пролитый кофе салфеткой. Она не хотела, чтобы ее проклинали.

– Ого! – воскликнула Котаке.

Казу наблюдала за реакцией обеих женщин.

– Но никто так не делает, – добавила она бесстрастным тоном.

– Что? Почему бы так не сделать? – ошеломленно спросила Фумико, приближаясь к Казу. Конечно, она была не единственной, кому пришла в голову идея путешествия в будущее. Котаке тоже хотела знать, почему никто еще не путешествовал в будущее. Ее глаза загорелись, и она пристально посмотрела на Казу. Казу переглянулась с Нагаре, а затем посмотрела на Фумико.

– Ну ладно… Если ты хочешь отправиться в будущее, на сколько лет вперед ты хочешь переместиться?

Вопрос прозвучал неожиданно, но оказалось, что Фумико уже обдумала его.

– На три года, считая от настоящего момента! – Фумико ответила мгновенно, как будто ждала, когда ее спросят. Ее лицо залилось краской.

– Хочешь повидаться со своим парнем? – холодно спросила Казу.

– Ну… Ну и что здесь такого? – Фумико выдвинула нижнюю челюсть, будто защищаясь, но ее лицо еще больше покраснело.

В этот момент в разговор вмешался Нагаре:

– Тут нечего стыдиться…

– Я и не стыжусь! – отреагировала Фумико. Но Нагаре явно коснулся ее больной темы, они с Котаке незаметно обменялись ехидными улыбками.

– …

Казу не была настроена ехидничать. Она смотрела на Фумико с обычным бесстрастным выражением лица. Фумико поддержала серьезный настрой Казу.

– Это невозможно? – спросила она тихо.

– Нет, это возможно… Не думаю, что это невозможно, – монотонно продолжала Казу.

– Но?

– Откуда ты знаешь, что через три года он посетит это кафе?

– …

Фумико, похоже, не поняла смысл вопроса.

– Разве непонятно? – спросила Казу, как будто проводя перекрестный допрос.

– О! – до Фумико наконец-то дошло. Даже если бы она отправилась в будущее на три года вперед, как она могла быть уверена, что Горо придет в это кафе.

– В этом-то и загвоздка…

– …

– То, что случилось в прошлом, уже случилось. Ты можешь постараться вспомнить это во всех подробностях и вернуться туда. Но…

– Будущее совершенно неизвестно! – воскликнула Котаке, хлопая в ладоши, будто угадала ответ на вопрос викторины.

– Конечно, ты можешь отправиться в тот день, в который пожелаешь, но никак нельзя предугадать, будет ли там нужный тебе человек.

Казу говорила спокойно, должно быть, она не впервые объясняла это людям.

– Так что, даже если ты выберешь момент в будущем и отправишься туда, шанс встретиться с нужным человеком за время, пока не остыл кофе, очень мал, – добавил Нагаре.

– Понимаешь, о чем я? – закончил он, глядя на Фумико.

– Выходит, путешествие в будущее – пустая трата времени? – обреченно пробормотала она.

– Именно.

– Я поняла…

Попасть в будущее для Фумико явно не было вопросом жизни и смерти. Можно было бы предположить, что в этот раз она легко откажется от идеи путешествовать во времени. Но ее продолжали интересовать и удивлять правила этих путешествий.

Фумико промолчала, но про себя подумала: «Путешествия в прошлое не позволяют изменить настоящее. А путешествия в будущее – это просто пустая трата времени. Прекрасно! Теперь я понимаю, почему та статья в журнале называла их "бессмысленными"».

Нагаре прищурился.

– Что ты хотела сделать? Убедиться, что вы поженились?

– Ничего подобного!

– Ха… Я так и знал.

– Нет… Я же говорю тебе, что дело не в этом!

Чем больше Фумико отрицала, тем очевиднее становилось, что Нагаре прав.

Так или иначе, Фумико не могла отправиться в будущее. Существовало еще одно правило, делающее это невозможным: человек, который однажды перемещался здесь во времени, не мог сделать это снова. Каждый получал только один шанс.

«Думаю, проще не говорить об этом Фумико, потому что она начнет требовать объяснить смысл этого правила», – подумала Казу.



Дзинь-дзинь



– Привет! Добро пожаловать!

Это был Фусаги. Он был одет в военно-морскую рубашку поло, бежево-коричневые брюки и сандалии. На плече висела сумка. На улице стоял по-настоящему жаркий день, поэтому в руке Фусаги держал маленькое белое полотенце, чтобы вытирать пот.

– Фусаги! – Нагаре назвал его по имени, вместо того чтобы приветствовать стандартной фразой «Здравствуйте! Добро пожаловать!».

Сначала Фусаги выглядел немного растерянным, но затем кивнул в ответ и занял привычное место за ближайшим ко входу столом. Котаке, сцепив руки за спиной, приблизилась к нему.

– Привет, дорогой! – сказала Котаке с улыбкой. Она больше не называла его Фусаги, как раньше.

– Простите, я вас знаю?

– Я твоя жена, милый.

– Жена?.. Моя жена?

– Да.

– Это же шутка… Не правда ли?

– Нет. Я действительно твоя жена!

Котаке без колебаний села на стул напротив мужа. Не понимая, как правильно реагировать на поведение незнакомой женщины, Фусаги выглядел обеспокоенным.

– Я бы предпочел, чтобы вы сели где-нибудь в другом месте.

– Но я сяду здесь… Потому что я твоя жена.

– Эм, со мной не все в порядке. Я вас не узнаю.

– Ну, тогда тебе придется познакомиться со мной поближе снова. Давай начнем прямо сейчас.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду наш брак, свадьбу.

Пока Фусаги с презрением смотрел на женщину перед ним, Котаке молча улыбалась. Мужчина разволновался и обратился за помощью к Казу, которая принесла ему стакан воды.

– Пожалуйста, сделайте что-нибудь с этой женщиной.

Со стороны это могло выглядеть как флирт пожилой супружеской пары. Но лицо Фусаги выражало неподдельную тревогу.

– Он выглядит очень расстроенным, – сказала Казу с улыбкой, защищая Фусаги.

– Неужели?.. О, хорошо.

– Может, на сегодня хватит? – спросил Нагаре из-за барной стойки.

Подобные сцены между супругами разыгрывались здесь не первый раз. Иногда Котаке говорила Фусаги, что она его жена, и он никак не желал признавать это, иногда отвечал: «Правда?» – и соглашался. Всего два дня назад Котаке сидела напротив мужа и вела приятную беседу.

Они вспоминали о путешествиях. Фусаги с удовольствием рассказывал жене о том, какие места ему довелось посетить. Котаке с улыбкой смотрела на него и отвечала: «Я тоже там была», – от этого оба приходили в восторг. Котаке выглядела по-настоящему счастливой в такие дни.

– Наверное, да… Я продолжу разговор, когда мы вернемся домой, – сказала она и села на свое прежнее место у барной стойки.

Похоже, она временно сдалась.

– Вы выглядите счастливой, – заметил Нагаре.

– Так и есть, – кивнула Котаке.

Несмотря на то что в кафе было прохладно, Фусаги продолжал вытирать пот со лба.

– Кофе, пожалуйста, – заказал он, доставая из сумки туристический журнал и кладя его на стол.

– Хорошо, – улыбнулась Казу и исчезла на кухне. Фумико снова начала сверлить взглядом женщину в платье. Котаке наклонилась вперед и смотрела на Фусаги, пока тот самозабвенно листал журнал. Нагаре, наблюдая за этой парой, начал измельчать зерна в кофемолке. Женщина в платье, как всегда, продолжала читать свой роман. Как только аромат кофе наполнил помещение, из подсобки появилась Кей. Ее вид заставил Нагаре прервать свое занятие.

– Боже правый! – воскликнула Котаке, увидев цвет лица Кей. Та была очень бледной, почти серой, и казалось, что она сейчас упадет в обморок.

– Ты в порядке? – спросил Нагаре с ужасом, тоже резко бледнея.

– О, дорогая сестренка, я думаю, тебе сегодня лучше отдохнуть… – крикнула из кухни Казу.

– Нет, я в порядке, в порядке, – нарочито бодро произнесла Кей, изо всех сил стараясь не показывать, насколько ей плохо.

– Не похоже, чтобы ты сегодня была в порядке, – сказала Котаке. – Тебе следует отдохнуть, не так ли?

Но Кей покачала головой.

– Нет, все нормально, правда, – и как бы в подтверждение своих слов она показала двумя пальцами знак победы.

Но всем было ясно, что это не так.

Кей родилась со слабым сердцем. Врачи советовали ей избегать физических нагрузок, поэтому даже в школе она никогда не участвовала в субботниках и других подобных мероприятиях. Тем не менее Кей была общительной и жизнерадостной девушкой, она действительно умела наслаждаться жизнью. Это был один из талантов Кей – жить счастливо, как всегда отмечала Хирай.

«Если физические нагрузки мне запрещены, это нормально, я просто буду их избегать». Так думала Кей.

Это не могло помешать Кей жить полной жизнью. Она принимала участие в спортивных соревнованиях – один из мальчиков катил ее в инвалидной коляске. Конечно, у такой команды не было шансов на победу, но они делали все возможное и были искренне разочарованы поражением. Кей не оставалась в стороне и когда дело касалось танцев, просто выбирала медленные, спокойные, состоящие из плавных движений. Обыкновенно люди не любят тех, кто от них отличается, но Кей не считали белой вороной. У нее всегда были друзья, люди тянулись к ней.

И все же, хотя воле и характеру Кей могли позавидовать многие, сердце часто подводило ее. Тогда Кей забирали из школы и клали в больницу. Именно в больнице она познакомилась с Нагаре.

Кей было семнадцать, и она уже второй год училась в старшей школе. В больнице девушке приходилось проводить все время в кровати, поэтому она была рада разговорам с посетителями и медсестрами, приходившими к ней в палату. А еще Кей нравилось смотреть из окна на мир за стенами палаты. Однажды она сидела на подоконнике и увидела в больничном саду мужчину, замотанного в бинты с головы до ног.

Кей не могла оторвать от него глаз. Он был больше всех, кого ей доводилось встречать прежде. Когда к мужчине подошла девочка, она показалась Кей крошечной. Пожалуй, это было невежливо, но про себя Кей стала называть этого мужчину человеком-мумией. С того дня она полюбила наблюдать за ним, иногда часами, из окна, и это ей не наскучивало.

Медсестра сказала Кей, что человека-мумию госпитализировали после автомобильной аварии. Он переходил дорогу, и прямо перед ним произошло столкновение легковой машины с грузовиком. Грузовик на время потерял управление, протащил мужчину за собой около двадцати метров и отбросил в витрину магазина. Если бы это случилось с человеком обычного телосложения, летальный исход был бы неизбежен. Но большой человек встал через несколько минут, как будто ничего не произошло. Конечно, он был весь в порезах и истекал кровью, но несмотря на это доковылял до перевернутого грузовика и крикнул: «Вы в порядке?» Из грузовика выливался бензин. Водитель не дал ответа, он был без сознания. Большой человек вытащил водителя из грузовика и, взвалив его на плечо, крикнул одному из собравшихся на месте происшествия зевак: «Вызовите скорую!» Когда скорая прибыла, она забрала и большого человека тоже. Он потерял много крови, но отделался порезами и ссадинами, не сломав ни одной кости.

Услышав историю человека-мумии, Кей еще больше заинтересовалась им. Потом эта заинтересованность переросла в настоящую влюбленность. Большой человек стал первой любовью Кей. На первом свидании, стоя рядом с этим мужчиной, огромным и надежным, как скала, он вдруг поняла и тут же, ни капли не смущаясь, сказала: «Я думаю, что ты тот человек, за которого я хочу выйти замуж».

Человек-мумия несколько минут смотрел на нее с высоты своего роста и молчал, а потом произнес:

– Ты будешь работать в кафе, если мы поженимся.

С тех пор они не разлучались. Когда Кей было двадцать, а Нагаре двадцать три, они поженились.

Кей ушла за барную стойку вытирать и расставлять посуду. С кухни послышалось бульканье кофейного сифона. Котаке продолжала с беспокойством смотреть на Кей, но Казу исчезла на кухне, а Нагаре снова принялся измельчать кофейные зерна на кофемолке. По какой-то никому не известной причине женщина в платье уставилась на Кей.

– Ох! – воскликнула Котаке за миг до того, как все услышали звук разбитого стекла.

Стакан выпал из рук Кей.

– Сестренка! Ты в порядке? – запаниковала Казу.

– Прошу прощения, – смущенно проговорила Кей, наклоняясь, чтобы собрать куски разбитого стакана.

– Оставь это, сестренка, я все сделаю… – воскликнула Казу, останавливая Кей.

– …

Нагаре молча наблюдал за ними.

Котаке впервые увидела Кей в таком тяжелом состоянии. Она была медсестрой и постоянно имела дело с больными людьми, но видеть, как страдает ее подруга, было невыносимо.

– Кей, дорогая… – пробормотала она.

Фумико тоже разволновалась:

– Ты в порядке?

Происходящее привлекло и внимание Фусаги, и он поднял голову.

– Мне очень жаль.

– Я думаю, Кей должна сходить в больницу, – сказала Котаке.

– Нет, со мной все хорошо, правда…

– Но я действительно думаю…

Кей упрямо покачала головой.

Она сделала глубокий вдох и почувствовала, как тяжело стало дышать. Все оказалось хуже, чем она думала.

– …

Нагаре ничего не сказал. Он просто продолжал мрачно смотреть на Кей.

Кей глубоко вздохнула.

– Думаю, мне лучше прилечь, – сказала она и, шатаясь, пошла в подсобку. По выражению лица Нагаре она поняла, что он серьезно обеспокоен ее состоянием…

– Казу, присмотри за кафе, пожалуйста, – сказал Нагаре и последовал за Кей.

– Да, конечно, – ответила Казу, не шелохнувшись, словно ее мысли витали где-то в другом месте.

– Кофе, пожалуйста.

– Ах, да! Извините.

Очевидно, Фусаги угадал ее настроение и покорно ждал заказ. Его напоминание вернуло Казу к реальности. Внезапно она поняла, что настолько была поглощена самочувствием Кей, что до сих пор не подала Фусаги его заказ.

К концу дня гнетущая атмосфера не развеялась.

* * *

С тех пор как Кей забеременела, она каждый день разговаривала со своим ребенком. В четыре недели, возможно, слишком рано называть плод ребенком, но Кей это не смущало. Она считала время, проведенное за этими разговорами, самым счастливым в своей жизни.

– Посмотри! Это твой папа!

– Мой папа?

– Да!

– Он огромный!

– Да, но у него не только огромное тело. Еще у него огромное сердце! Он очень добрый, любящий папа.

– О боже! Не могу дождаться.

– Папа и мама тоже не могут дождаться встречи с тобой, милый!

Таким было содержание этих разговоров, в которых Кей, конечно же, играла обе роли. Но несмотря на счастье, которое она испытывала, ее состояние ухудшалось с развитием беременности. На пятой неделе, когда в матке сформировался эмбрион размером один или два миллиметра и уже можно было слышать сердце малыша, а органы его тела начали быстро формироваться, беременность стала подрывать здоровье Кей.

У нее возникали приступы жара, ее лихорадило. Она ощущала вялость и сонливость. Ей казалось, что привычные продукты изменили свой вкус. Настроение постоянно менялось – тревога, гнев, апатия…

Кей не жаловалась, она с детства привыкла не жаловаться на плохое самочувствие.

Однако в течение нескольких последних дней состояние Кей стремительно ухудшалось. Два дня назад Нагаре проконсультировался с ее лечащим врачом:

«Скажу прямо, сердце вашей жены может не выдержать роды. С шестой недели начнется тошнота по утрам, ей понадобится госпитализация. Если она решит оставить ребенка, то должна осознать, что шансов на то, что они оба выживут, очень мало. Даже если и она, и ребенок выживут после родов, ее организму будет нанесен огромный урон. Это существенно сократит продолжительность ее жизни».

На минуту задумавшись, врач добавил: «Обычно аборты делают на сроке от шести до двенадцати недель. В случае с вашей женой, если она решит прервать беременность, это должно быть сделано как можно раньше…»

Вернувшись домой, Нагаре честно передал Кей слова доктора. Когда он закончил, Кей просто кивнула.

– Я знаю, – это все, что она сказала.

* * *

После закрытия кафе Нагаре сидел один за барной стойкой. Помещение было освещено только настенными светильниками. Перед Нагаре лежали несколько небольших бумажных журавликов. Он сложил их из салфеток. Единственным звуком, который нарушал тишину в маленьком зале, было тиканье настенных часов. Единственным движением – движение рук Нагаре.



Дзинь-дзинь



Прозвенел дверной колокольчик, Нагаре не отреагировал на этот звук, он медленно поставил на барную стойку еще одного журавлика. Котаке вошла в кафе. Она решила зайти сюда по дороге домой, потому что беспокоилась за Кей.

– …

Нагаре кивнул, не отрывая глаз от бумажных птиц на барной стойке. Котаке стояла у входа.

– Как дела у Кей? – спросила она. Котаке узнала о беременности Кей вскоре после того, как об этом стало известно самой Кей. Она никогда не думала, что это так подорвет здоровье молодой женщины. Котаке выглядела такой же обеспокоенной, как и несколькими часами раньше.

Нагаре ответил не сразу. Он взял еще одну салфетку и начал складывать ее.

– Она как-то справляется, – сказал он.

Котаке села за стойку.

– …

Нагаре почесал кончик носа.

– Извините, я так сильно беспокоюсь… – произнес он с виноватым видом.

– О, не переживай… Но разве она не должна быть в больнице?

– Я говорил ей, что должна, но она и слушать не хочет.

– Да, но…

– …

Нагаре закончил складывать бумажного журавлика и посмотрел на Котаке.

– Я был против того, чтобы она оставляла ребенка, – пробормотал Нагаре так тихо, что если бы кафе не было таким маленьким, Котаке не услышала бы его.

– Но повлиять на ее решение невозможно, – сказал Нагаре, глядя на Котаке с легкой улыбкой, а затем опустил голову.

Нагаре сказал, что он «был против», но он не мог настаивать, не мог сказать: «Сделай аборт» или «Я хочу, чтобы ты родила ребенка». Он не мог делать выбор между ними, выбирая Кей, а не ребенка, или, наоборот, выбрав ребенка, а не Кей.

Котаке не знала, что ответить. Она посмотрела на плавно вращавшийся вентилятор под потолком.

– Это тяжело, – согласилась она.

Казу вышла из подсобки.

– Ну как?.. – прошептала Котаке.

Но Казу отвела взгляд от нее и посмотрела на Нагаре. Она не была отстраненной, как обычно; Казу казалась грустной и подавленной.

– Как она? – спросил Нагаре.

Казу молча указала глазами на подсобку. Нагаре посмотрел в ту сторону и увидел медленно приближающуюся Кей. Лицо ее все еще оставалось бледным, походка была неуверенной, но все же казалось, что ей гораздо лучше. Кей прошла за барную стойку и встала перед Нагаре.

– …

Нагаре старался не смотреть на Кей, он внимательно изучал своих бумажных журавликов. Ни Нагаре, ни Кей не произнесли ни слова, молчание между ними с каждой минутой становилось все более напряженным. Котаке замерла.

Казу вернулась на кухню и начала готовить кофе. Она поместила фильтр в воронку и налила горячую воду из котла. Поскольку в кафе стояла полная тишина, было легко понять, что Казу делала, даже если она находилась вне поля зрения. Вскоре горячая вода в колбе закипела. Через несколько минут запах свежего кофе наполнил маленький зал. Как будто разбуженный этим ароматом, Нагаре поднял глаза.

– Прости меня, Нагаре, – пробормотала Кей.

– За что? – спросил он, все еще рассматривая бумажных журавликов.

– Завтра я поеду в больницу.

– …

– Я… меня… госпитализируют, – проговорила Кей каждое слово, как будто пыталась смириться с мыслью, которую по-прежнему не хотела принимать.

– Честно говоря, всякий раз, когда я попадаю в больницу, я представляю, что никогда больше не вернусь домой. Я не смогла принять это решение…

– Понятно, – Нагаре крепко сжал кулаки.

Кей подняла подбородок и уставилась в стену невидящим взглядом.

– Но, похоже, я больше так не выдержу… – сказала она и разрыдалась.

– …

Нагаре молча слушал.

– Это предел для моего тела…

Кей положила руку на живот, который еще не увеличился ни на сантиметр.

– Похоже, что рождение этого ребенка отнимет у меня все… – сказала она с кривой усмешкой. Что касается возможностей ее тела, она знала их лучше, чем кто-либо другой.

– Вот почему…

Кей сказала, что поедет в больницу. Нагаре посмотрел на нее.

– Хорошо… – это все, что он мог ответить.

– Кей, дорогая…

Котаке впервые видела Кей такой расстроенной. Как медсестра она понимала опасность, которая грозит Кей, если она решится родить этого ребенка. Ее тело уже было на пределе, а ведь еще даже не начался токсикоз. Если бы она выбрала прерывание беременности, ни у кого бы язык не повернулся ее осудить, но Кей решила рожать.

– Мне и правда очень страшно… – тихо произнесла Кей. – Интересно, будет ли мой ребенок счастлив… – сказала она, аккуратно положив руку на живот.

– Будет ли тебе одиноко без меня? Ты будешь плакать? – Кей, как обычно, разговаривала с малышом в животе. – Возможно, я смогу только выносить тебя, малыш. Ты простишь меня? – Кей прислушалась, но ответа не последовало.

– …

По ее щеке поползла слеза.

– Мне страшно… Мысль о том, что я не буду рядом со своим ребенком, пугает меня… – сказала Кей, глядя в упор на Нагаре.

– Я не знаю, что мне делать. Я хочу, чтобы мой ребенок был счастлив… Как может такое простое желание быть таким страшным? – плакала она.

– …

Нагаре не ответил. Он просто смотрел на бумажных журавликов на стойке.

Хлоп

Женщина в платье закрыла свой роман. Она еще не закончила его. Белая закладка с привязанной к ней красной лентой лежала между страницами. Услышав, как захлопнулась книга, Кей взглянула на женщину в платье, а женщина в платье пристально посмотрела на Кей.

– …

Не отрывая взгляда от Кей, женщина в платье ласково подмигнула. Затем она плавно встала с места. Как будто она хотела что-то сказать Кей этим подмигиванием. Но женщина просто прошла позади Нагаре и Котаке и исчезла в туалете.

Ее место – то самое место – теперь было свободно.

– …

Кей стала приближаться к стулу, как будто что-то тянуло ее туда. Потом, подойдя к тому самому месту, она остановилась.

– Казу… ты не могла бы приготовить кофе? – позвала она слабым голосом.

Услышав голос Кей, Казу высунула голову с кухни. Когда она увидела, что Кей стоит рядом с тем местом, она не сразу поняла, что творится у нее в голове.

– …

Нагаре повернулся и посмотрел в спину Кей.

– Брось… Ты ведь не серьезно? – спросил он.

Казу заметила, что женщина в платье исчезла, и вспомнила о сегодняшнем разговоре. Фумико Киёкава спросила ее: «Можно ли отправиться в будущее?» Намерения Фумико были ясны. Она хотела знать, вернется ли Горо из Америки через три года и поженятся ли они в будущем. Казу сказала, что это «было возможно», но «никто не решился отправиться в будущее».

Конечно, можно было отправиться в будущее. Но не было никакой гарантии, что вы встретитесь там с человеком, ради которого решились на путешествие во времени. Невозможно гарантировать это, потому что никто не знает, что произойдет в будущем. А учитывая, что время путешествия ограничено, шанс встретиться с нужным человеком близок к нулю.

Никто еще не решился отправиться в будущее, потому что это было бессмысленно. Но Кей решила, что ей необходимо попасть туда.

– Всего один взгляд – это все, чего я хочу.

– Держись…

– Если бы я хоть на секунду увидела, этого было бы достаточно…

– Ты серьезно собираешься отправиться в будущее?

Нагаре спросил это в более грубой манере, чем обычно.

– Это все, что я могу сделать…

– Но ты не знаешь, сможете ли вы встретиться там!

– …

– Какой смысл отправляться туда, если вы не встретитесь?

– Я понимаю это, но…

– …

Кей умоляюще посмотрела в глаза Нагаре. Но он произнес только одно слово.

– Нет, – отрезал Нагаре, повернулся спиной к Кей и замолчал.

Никогда раньше Нагаре не пытался давить на Кей. Он действительно уважал ее настойчивость и несгибаемость. Он не был так категоричен, даже когда Кей решила поставить свою жизнь на карту, чтобы родить ребенка. Но Нагаре запрещал ей отправляться в это путешествие.

Его беспокоило не только то, удастся ли Кей встретить своего ребенка. Он думал, что если она отправится в будущее и обнаружит, что ее ребенка там не существует, это отнимет у нее последние силы. Именно поэтому Нагаре был так непреклонен.

– …

Кей стояла перед тем самым стулом, слабая, но непоколебимая. Она не могла отказаться от своего решения. Она не собиралась отступать.

– Мне нужно, чтобы ты решила, на сколько лет ты переместишься в будущее… – внезапно сказала Казу. Она проскользнула перед Кей и убрала чашку кофе, из которой пила женщина в платье.

– Сколько лет? И какой месяц, день и время? – уточнила она свой вопрос.

Затем Казу посмотрела в глаза Кей и кивнула.

– Казу! – строго крикнул Нагаре. Но та проигнорировала его и произнесла со своим фирменным бесстрастным выражением:

– Я запомню. Я позабочусь о том, чтобы вы могли встретиться…

– Казу, милая…

Казу пообещала Кей, что позаботится о том, чтобы ее ребенок был в кафе, когда Кей переместится в будущее.

– Так что тебе не о чем беспокоиться, – подтвердила Казу.

Кей коротко кивнула, глядя ей в глаза.

Казу считала, что ухудшение состояния Кей в последние дни связано не только с развитием беременности, но и со стрессом, который она переживала. Кей не боялась умереть. Ей было страшно от мысли, что ребенок будет расти без нее. Этот страх разрушал ее здоровье и отнимал ее силы. И чем хуже становилось ее здоровье, тем сильнее был страх не выжить, оставить ребенка без матери. Казу боялась, что если Кэй продолжит двигаться по этому порочному кругу, то она истощит себя, и тогда жизни обоих, матери и ребенка, могут оборваться.

В глазах Кей появился проблеск надежды.

(«Я могу встретиться со своим ребенком».)

Это была маленькая, очень маленькая надежда. Кей повернулась, чтобы посмотреть на Нагаре, сидящего за барной стойкой.

– …

Нагаре мгновение молчал, а затем с коротким вздохом отвернулся.

– Делай что хочешь… – сказал он, разворачивая барный стул так, чтобы быть спиной к Кей.

– Спасибо… – сказала Кей, глядя в спину Нагаре.

– …

Убедившись, что Кей сможет протиснуться между столиком и стулом, Казу взяла чашку, из которой пила женщина в платье, и исчезла на кухне. Кей глубоко вдохнула, медленно опустилась на стул и закрыла глаза. Котаке молитвенно сложила руки, а Нагаре молча смотрел на бумажных журавликов.

Кажется, Кей впервые увидела, как Казу пошла против воли Нагаре. За пределами кафе Казу редко чувствовала себя комфортно, она почти не разговаривала с незнакомыми людьми. Казу ходила в художественную школу, но Кей никогда не видела, чтобы она общалась с другими студентами. Возвращаясь из университета, она помогала в кафе, а когда кафе закрывалось, уходила в свою комнату, где работала над рисунками.

Рисунки Казу были в стиле гиперреализма. Используя только карандаши, она создавала работы, которые казались такими же реалистичными, как фотографии. Она могла изобразить реальность только такой, какой видела ее сама. Другими словами, она не рисовала ни воображаемого, ни вымышленного. Люди не видят и не слышат реальность настолько объективно, как им кажется. Она искажается их собственными переживаниями, мыслями, обстоятельствами, фантазиями, предрассудками, предпочтениями, знаниями. Знаменитый художник Пабло Пикассо в возрасте восьми лет сделал набросок обнаженного мужчины. В 14 лет он написал реалистичную картину католического причастия. Позже, переживая шок от самоубийства лучшего друга, он создал цикл картин в оттенках синего, которые стали известны как «голубой период». Потом встретил большую любовь и создал яркие и красочные произведения «розового периода». Под влиянием африканских скульптур он увлекся кубизмом. Позже обратился к неоклассическому стилю, продолжал творить в стиле сюрреализма, а потом создал свои знаменитые картины «Плачущая женщина» и «Герника».

Эти работы отражали объективный мир глазами Пабло Пикассо. Они стали проекцией мира, проходящего через фильтр, которым и был сам Пикассо. До сих пор Казу никогда не опровергала и не спорила с мнениями и поступками людей. Это потому, что внешние объекты проходили через фильтр, не содержащий ее собственных чувств. Что бы ни случилось, она не принимала происходящее близко к сердцу. Это было кредо Казу и ее мироощущение.

Так она вела себя со всеми. Ее холодность при обращении с клиентами, желающими вернуться в прошлое, была ее способом сказать: «Что бы там ни было, но ваши причины вернуться в прошлое – это не мое дело». Но сейчас все было по-другому. Казу дала обещание. Она подталкивала Кей к путешествию в будущее. Поведение Казу напрямую влияло на будущее Кей. Кей знала, что у Казу должны были быть свои причины вести себя не как обычно. Но она не сразу поняла, что это за причины.

– Сестренка… – Кей открыла глаза на голос Казу. Стоя у стола, Казу держала в руках серебряный поднос с белой чашкой и маленьким серебряным кофейником.

– Ты в порядке?

– Да, я в порядке.

Кей выпрямилась, и Казу молча поставила перед ней кофейную чашку.

(«Сколько лет, отсчитывая с этого момента?»)

Легким наклоном головы она подсказала, что нужно делать.

Кей задумалась на мгновение.

– Хорошо, тогда я хочу, чтобы сейчас было 27 августа, на десять лет вперед… – объявила она. Услышав дату, Казу еле заметно улыбнулась.

– Хорошо, – ответила она. 27 августа было днем рождения Кей. Она подумала, что это была дата, которую ни Казу, ни Нагаре не забудут.

– А время? – спросила Казу.

– 15 часов, – ответила Кей мгновенно.

– Через десять лет, 27 августа, в 15 часов…

– Да, пожалуйста… – сказала Кей, улыбаясь. Казу кивнула и взялась за ручку серебряного кофейника.

– Приступим… – Казу вернулась к обычному хладнокровному поведению.

Кей посмотрела на Нагаре.

– Скоро увидимся… – игриво произнесла она. Нагаре не обернулся.

– Да, ладно, – просто ответил он.

Пока Кей и Нагаре перекидывались словами, Казу подняла кофейник и держала его неподвижно над чашкой.

– Выпей свой кофе до того, как он остынет… – прошептала она.

Кей почувствовала общее напряжение в зале.

Казу начала наливать кофе, узкая черная струйка побежала из носика кофейника, медленно заполняя чашку. Но взгляд Кей был прикован не к чашке, а к Казу. Когда кофе заполнил чашку, Казу заметила взгляд Кей и тепло улыбнулась. Она давала понять: «Я прослежу за тем, чтобы вы встретились».

Из чашки начал подниматься мерцающий пар. Кей почувствовала, как ее тело становится невесомым, прозрачным, растворяется вместе с паром и полутемным залом кафе.

Раньше Кей с восторгом погрузилась бы в этот опыт, стараясь не пропустить ни минуты этого уникального путешествия, но сейчас все, что ее интересовало, это предстоящая встреча со своим ребенком. Она просто ощущала головокружение и вспомнила свое детство.

У отца Кей Митинори Мацузава тоже было слабое сердце. Когда Кей училась в третьем классе начальной школы, он упал в обморок на работе. После этого он часто лежал в больнице, а год спустя умер. Кей было девять лет. Она всегда была общительным, веселым и улыбчивым, но в то же время очень чувствительным и ранимым ребенком. После смерти ее отца Митинори что-то изменилось в девочке, ей казалось, что она почернела изнутри. Впервые столкнувшись со смертью, Кей назвала ее темной коробкой. «Если ты однажды забрался в эту коробку, то уже никогда не выберешься наружу», – думала она. Ее отец был заперт в этой ловушке – в этом ужасном и одиноком месте, где ты не можешь ни с кем встретиться. Каждую ночь Кей думала об этом и не могла уснуть. Постепенно улыбка исчезла с лица девочки.

Реакция ее матери Томако на смерть мужа была совсем другой. Улыбка не сходила с ее лица. Она никогда еще не чувствовала себя такой счастливой. Они с Митинори были обычной скучной семейной парой. Томако плакала на похоронах, но с того дня ее лицо никогда не омрачалось. Она улыбалась намного чаще, чем раньше. Кей никак не могла понять, почему ее мать ведет себя так. Однажды она спросила ее: «Почему ты так счастлива, ведь отец умер? Разве тебе не грустно?» Томако, знавшая, что Кей называла смерть темной коробкой, ответила ей так: «Ну, если твой отец видит нас сейчас из той самой темной коробки, как тебе кажется, о чем он думает?»

Томако, которая испытывала к покойному мужу самые добрые чувства, пыталась исчерпывающе ответить на обвинительный вопрос Кей: «Почему ты так счастлива?»

«Твой отец ушел в эту коробку не потому, что хотел. На то была своя причина. Он должен был уйти в ту коробку. Если бы твой отец мог видеть, как ты плачешь каждый день, что бы он, по-твоему, подумал?

Наверное, это бы его расстроило. Ты знаешь, как сильно твой отец любил тебя.

Не кажется ли тебе, что ему было бы больно видеть несчастное лицо того, кого он любил?.. Так почему бы тебе не улыбаться каждый день, чтобы твой отец мог улыбаться из своей коробки? Наши улыбки позволяют твоему отцу улыбаться. Наше счастье позволяет твоему отцу был счастливым в своей коробке». После такого объяснения глаза Кей наполнились слезами.

Томако крепко прижала Кей к себе и тоже заплакала, позволив себе это впервые со дня похорон.

(«Моя очередь следующая – идти в коробку…»)

Кей наконец поняла, как тяжело было ее отцу. Ее сердце сжалось от мысли о том, что он чувствовал, зная, что его время истекло и он должен покинуть свою семью. Она также впервые поняла всю глубину слов матери и всю глубину ее чувств к мужу.

* * *

Через некоторое время все вокруг начало приобретать знакомые очертания.

Кей оказалась в будущем и теперь внимательно осматривала кафе.

Темно-коричневые, блестящие, как оболочка каштанов, толстые опоры и деревянная балка, пересекающая потолок, стены отделаны глиняной штукатуркой со столетней патиной, трое старинных часов… Тусклое освещение окрашивало все кафе в оттенок сепия, и было неясно, день за окном или ночь. Под деревянным потолком медленно и беззвучно вращался вентилятор. Ничто не указывало на то, что Кей прибыла в будущее на десять лет вперед.

Тем не менее отрывной календарь рядом с кассой действительно показывал 27 августа, но ни Казу, ни Нагаре, ни Котаке нигде не было видно.

Вместо них за прилавком стоял мужчина, наблюдавший за Кей.

– Что? – Кей была сбита с толку, увидев человека за стойкой. Она его не знала. Человек был в белой рубашке и черном жилете. Совершенно очевидно, что он работал в кафе. Он не удивился, что Кей внезапно появилась на том самом месте, должно быть, он знал о специальном стуле для путешествий во времени.

Мужчина ничего не говорил, он просто молча смотрел на Кей. Он не обратился к нежданной гостье, и это свидетельствовало о том, что он здесь не посторонний, – сотрудники кафе вели себя именно так. Через некоторое время мужчина начал со скрипом протирать стакан, который держал в руках. Среднего телосложения и среднего роста, лет тридцати, может, сорока… он выглядел как обычный официант. Его манеры были не самые дружелюбные, а от правой брови до правого уха протянулся большой шрам от ожога, из-за которого мужчина явно комплексовал.

– Эм, извините меня…

Обычно Кей не беспокоило, насколько общительный человек ее собеседник. Она могла завести разговор с кем угодно. Но сейчас Кей была выбита из колеи всем происходящим. Она говорила с мужчиной, как будто была иностранкой, плохо владеющей местным языком.

– А где ваш управляющий?

– …управляющий?

– Да, управляющий кафе, он здесь?

Человек за стойкой поставил стакан на полку.

– Наверное, это я… – ответил он.

– Что?

– Простите, а в чем дело?

– Правда? Вы управляющий этого кафе?

– Да.

– …здесь?

– Да.

– …этого кафе?

– Да.

– Правда?

– Ага.

(«Этого не может быть!»)

Кей в изумлении отпрянула.

Человек за прилавком был шокирован реакцией Кей. Он прекратил работу и вышел из-за стойки.

– Что… а что не так? – мужчина как будто испугался. Кей пришла в ужас от его довольно обычного ответа, и драматизм ее реакции заставил мужчину занервничать.

Кей нужно было разобраться в ситуации. Что случилось за эти десять лет? Она даже представить себе не могла. У нее было столько вопросов к мужчине, но мысли путались, а время уходило. Ее кофе скоро остынет, и путешествие в будущее окажется напрасным.

Кей собралась с мыслями. Она посмотрела на мужчину, с беспокойством следившего за ней.

(«Я должна успокоиться…»)

– Эм…

– Да?

– А что насчет предыдущего управляющего…

– Предыдущего управляющего?

– Знаете… очень большой парень, с узкими глазами…

– А, Нагаре…

– Точно!

По крайней мере, он знал Нагаре. Кей наклонилась вперед.

– Ну, Нагаре сейчас на Хоккайдо.

– Хоккайдо?..

– Да.

Кей моргнула в изумлении – ей нужно было еще раз это услышать.

– Что? Хоккайдо?

– Да.

– …

Кей почувствовала головокружение.

(???)

Все вышло не так, как она планировала. С тех пор как она познакомилась с Нагаре, он никогда ничего не упоминал о Хоккайдо.

– Но почему?

– Ну, я не могу ответить… – сказал мужчина, беспокойно потерев лоб над правой бровью.

– …

Кей была очень взволнована. Какая-то бессмыслица!

– О, вы собирались встретиться с Нагаре?

Не догадываясь о цели визита Кей, он сделал ошибочное предположение.

– …

У Кей пропало всякое желание отвечать. Она была раздавлена осознанием того, что ее путешествие оказалось бессмысленным, и не понимала, что теперь делать. Когда Кей совсем пала духом, мужчина внезапно спросил:

– Тогда вы пришли встретиться с Казу?

– Да, точно!

Как она могла забыть! Она сосредоточилась на том, чтобы расспросить мужчину об управляющем кафе, но забыла самое важное. Ведь это Казу подтолкнула ее к тому, чтобы отправиться в будущее; это она дала обещание. Неважно, был ли Нагаре на Хоккайдо. До тех пор пока Казу здесь, ситуация была под контролем. Кей пыталась сдержать бурю эмоций.

– И что же Казу? – быстро переспросила она.

– А?

– Казу! Казу здесь?

Если бы мужчина стоял ближе, Кей, вероятно, схватила бы его за рубашку.

– !

Мужчина отреагировал на ее натиск, отступив на пару шагов назад.

– Она здесь или нет?

– Эм, видите ли… – Мужчина отвел глаза, смущенный напором Кей.

– Дело в том… что Казу…

– …

– …она тоже на Хоккайдо, – осторожно и лаконично ответил он.

(«Вот и все…»)

Ответ мужчины полностью разрушил ее надежды.

– О боже, даже Казу здесь нет?!

Мужчина с тревогой смотрел на Кей. Она выглядела так, будто полностью утратила присутствие духа.

– С вами все в порядке? – спросил он.

Кей бросила на мужчину взгляд, означающий: «Разве не видно?» – но он, конечно, понятия не имел о ее переживаниях и поэтому ни о чем не догадался.

– Да, я в порядке… – отрезала она.

– …

Мужчина в смятении поклонился и отошел назад за барную стойку.

Кей погладила живот.

(«Я не знаю почему, но если эти двое на Хоккайдо, то мой ребенок, должно быть, вместе с ними на Хоккайдо… Не похоже, что мне удастся с ним встретиться…»)

Кей опустила голову. Жизнь похожа на азартную игру. Если бы удача улыбнулась ей, они бы встретились. Кей знала это. Если бы встречаться с людьми в будущем было так просто, то все бы пытались это сделать.

Например, если бы Фумико Киёкава и Горо пообещали друг другу встретиться в кафе через три года, то, конечно, они могли бы встретиться. Но для этого Горо должен был сдержать обещание и прийти в кафе. Но ведь он мог попытаться приехать на машине и застрять в пробке или решить пойти пешком и не попасть в кафе из-за дорожных работ. Его могли остановить и спросить дорогу, или он мог просто сбиться с пути. Мог внезапно начаться проливной дождь или даже стихийное бедствие. Он мог заснуть или перепутать время встречи. Другими словами, будущее никак нельзя предугадать.

Неважно, по какой причине Нагаре и Казу были на Хоккайдо, так далеко от кафе. Все эти пробки, дорожные работы и еще множество непредвиденных обстоятельств могли коснуться и их, даже если бы они были в одной остановке отсюда.

Предположим, когда Кей вернется в прошлое, она расскажет, что не застала в кафе Нагаре и Казу, но это не изменит того, что Нагаре и Казу были на Хоккайдо. Кей знала правило. Ей просто не повезло. Обдумав все это, Кей медленно выдохнула и собралась. Она взяла чашку и сделала маленький глоток. Кофе все еще был довольно теплый. Кей умела управлять своим настроением. Это был еще один из талантов Кей жить счастливо. Да, жаль, что она не смогла встретиться со своим ребенком, но такова судьба. Кей сделала все от нее зависящее, и ей удалось отправиться в будущее. Она не сердилась на Казу и Нагаре. У них, конечно, была веская причина. Она не допускала и мысли, что они не сделали все возможное, чтобы встретиться. («Данное мне обещание было выполнено несколько минут назад. Я здесь, десять лет спустя. Это мне не помогло, но ничего не поделаешь. Когда я вернусь назад, я могу сказать им, что мы встретились…»)

Кей потянулась за сахарницей.



Дзинь-дзинь



Только она собралась добавить сахар в свой кофе, как на двери зазвенел колокольчик. По инерции она открыла рот, чтобы произнести: «Привет, добро пожаловать!» – но мужчина сказал это раньше нее.

Кей прикусила губу и посмотрела на вход.

– О, это ты, – сказал мужчина.

– Привет, я вернулась, – ответила девочка-школьница.

Девочка выглядела лет на четырнадцать-пятнадцать. Она была одета в летнюю одежду: белую рубашку с короткими рукавами, джинсовые брюки и сандалии на шнурках. Волосы были аккуратно собраны в хвостик, сцепленный красной заколкой.

(«О… это же девушка из того дня…»)

Увидев лицо девочки, Кей сразу узнала ее. Это была девушка, которая прибыла из будущего и попросила сфотографироваться вместе. Тогда она была одета в зимнюю одежду, и ее волосы были коротко стрижены, поэтому она выглядела немного по-другому. Но Кей хорошо запомнила большие красивые глаза девушки.

(«Ну вот мы и встретились вновь…»)

Кей кивнула своим мыслям и сложила руки. Она подумала, что тогда это была странная встреча, но теперь она обрела смысл…

– У нас ведь есть совместная фотография, не так ли? – спросила Кей девочку, стоящую у входа в кафе.

На лице девочки отразилось недоумение.

– Простите, о чем вы говорите?

Кей сразу поняла свою ошибку.

(«О, конечно…»)

Девушка должна прийти после этой встречи. «У нас ведь есть совместная фотография, не так ли?» сейчас звучит абсолютно бессмысленно.

– О, забудь, что я сказала, ничего страшного… – произнесла Кей, улыбаясь девочке. Но та казалась совершенно спокойной. Она вежливо кивнула и исчезла в подсобном помещении.

(«Ну вот, мне уже гораздо лучше».)

Кей погладила себя по животу и лучезарно улыбнулась девочке, направлявшейся в подсобку. Теперь она чувствовала себя намного счастливее. Она пришла в будущее, чтобы найти Казу и Нагаре, которых там не оказалось, а вместо них встретила незнакомого мужчину. Она впала в уныние от перспективы вернуться домой, так и не осуществив ничего из задуманного. Но все изменилось, когда появилась эта девочка…

Кей дотронулась до своей чашки, чтобы убедиться, что кофе еще теплый.

(«Мы должны подружиться, пока не остыл кофе».)

Кей подумала об этом с воодушевлением – дружба между людьми с разницей больше десяти лет.

Девочка вернулась в зал.

(«Так…»)

Она держала в руке фартук винно-красного цвета.

(«Это фартук, который надевала я сама!»)

Кей не забыла о своей главной цели. Но она не была из тех, кто упускает реальные возможности в погоне за призрачной мечтой. Кей резко изменила свои планы, чтобы подружиться с этой интересной девочкой. Мужчина выглянул из кухни и посмотрел на девочку в фартуке.

– О, тебе не обязательно сегодня помогать. В конце концов… У нас всего один клиент, – сказал он.

Но девочка ничего не ответила и встала за барной стойкой.

– …

Мужчина ушел обратно на кухню. Девочка начала ловко протирать стойку.

(«Эй! Посмотри же сюда!»)

Кей отчаянно пыталась привлечь внимание девочки, жестикулируя и раскачиваясь влево и вправо, но та ни разу не взглянула на нее.

(Если она помогает здесь, возможно, она дочь управляющего?)

Мысли Кей лились беззаботно.

Бип-бип-бип-бип-бип-бип-бип… Бип-бип-бип-бип-бип-бип-бип-бип.

Прерывистый звук телефона раздался из подсобки.

«Я слушаю…» – Кей с трудом поборола желание ответить на телефонный звонок, его звук не изменился за десять лет.

(«О… Будь осторожна… Ты на грани…»)

Она едва не нарушила правило не покидать то самое место. Это грозило бы ей немедленным возвращением обратно в настоящее.

Мужчина вышел из кухни, сказав: «Я возьму», – и направился в подсобку ответить на звонок. Кей провела ладонью по лбу и вздохнула с облегчением. Она слышала, как мужчина говорит по телефону:

– Да, алло?.. О, привет! Да, она… Ах, да… Ладно, подожди… Я принесу ей…

Мужчина быстро вышел из подсобки.

(«Хмм?»)

Он принес телефон Кей.

– Это вас… – сказал он, вручая ей трубку.

– Меня?

– Это Нагаре.

– Что?

– Он сказал передать вам трубку.

Услышав имя Нагаре, Кей быстро забрала телефон из рук мужчины.

– Привет! Почему ты на Хоккайдо? Можешь объяснить мне, что происходит? – спросила она громко, так что ее было слышно во всех уголках кафе.

Мужчина, все еще ничего не понимая, в замешательстве вернулся на кухню.

– Алло? – девочка вообще не реагировала, будто была невосприимчива к громкому голосу Кей. Она просто продолжала заниматься своей работой.

– Что? У тебя нет времени? Это у меня нет времени!

Пока она говорила, кофе остывал.

– А? Я тебя почти не слышу! Что? – Кей держала трубку у левого уха, зажимая правое ухо рукой. В трубке стоял ужасный шум, и услышать что-либо было почти невозможно.

– Что? Девочка-школьница? – переспросила она Нагаре. – Да, она здесь. Она приходила в кафе около двух недель назад; она пришла из будущего, чтобы сфотографироваться со мной.

Кей посмотрела на девочку.

– Да, да. Так что насчет нее? – спросила Кей, продолжая глядеть на девочку, которая, избегая ее взгляда, теперь стояла неподвижно. Она определенно нервничала.

(«Интересно, почему она так напряжена?»)

Кей вскользь подумала об этом. Это заинтересовало ее, но все внимание было сосредоточено на важном разговоре с Нагаре.

– Я плохо слышу, что ты говоришь. А? Что? Эта девочка?

Наша дочь.

В этот момент средние настенные часы начали звонить – дзинь, дзинь… десять раз.

– !

Именно тогда Кей наконец поняла, что это было за время. Она прибыла в будущее не в 15 часов. Было 10 часов утра. Улыбка исчезла с лица Кей.

– О, ладно… Хорошо, – ответила Кей слабым голосом. Она нажала на отбой и положила трубку на стол.

– …

Кей с нетерпением ждала разговора с девочкой. Но теперь ее лицо было бледным и напряженным. Девочка тоже прекратила свою работу, она выглядела испуганной. Кей медленно протянула руку к чашке, чтобы проверить температуру кофе. Он все еще был теплым. У нее еще оставалось время, пока не остыл кофе.

– …

Кей повернулась и снова посмотрела на девочку.

(«Мой ребенок…»)

Она внезапно осознала, что прямо сейчас находится лицом к лицу со своей дочерью. Слова Нагаре было трудно расслышать из-за помех, но он все объяснил, и она поняла его:

«Ты собиралась отправиться в будущее на десять лет вперед, но произошла какая-то ошибка, и ты отправилась на 15 лет вперед. Похоже, возникла путаница между 10 годами 15 часами и 15 годами 10 часами. Мы узнали об этом, когда ты вернулась из будущего, но сейчас мы на Хоккайдо, я не буду объяснять почему, у тебя нет времени на это. Девочка, которую ты видишь перед собой, – наша дочь. У тебя осталось мало времени, так что просто хорошенько посмотри на нашу взрослую, здоровую и прекрасную дочь и возвращайся домой».

Сказав все это, Нагаре, должно быть, забеспокоился о времени, оставшемся у Кей, и просто повесил трубку. Когда Кей поняла, что видит перед собой дочь, она вдруг осознала, что не может найти слов для разговора с ней.

Она испытала тревогу и сожаление.

Она сожалела о том, что девочка с самого начала знала, что Кей ее мать, а Кей не понимала, что видит свою дочь. Условия были неравными. Кей внезапно услышала тиканье настенных часов, хотя до сих пор не обращала на него никакого внимания. Казалось, будто часы говорили ей: «Тик-так, тик-так, твой кофе остывает!» Конечно, у нее уже не оставалось времени. Но Кей видела печальное выражение лица девочки, которое и было ответом на ее незаданный вопрос: «Ты можешь простить меня за то, что я дала тебе жизнь, но не смогла остаться и прожить ее с тобой?» И это разбивало сердце Кей. Она лихорадочно обдумывала, что ей сказать.

– Как тебя зовут? – спросила она.

Девочка только молча склонила голову. Повисла неловкая пауза.

– …

Кей истолковала молчание девочки как еще одно доказательство того, что дочь осуждала ее. Не в силах больше выдерживать это молчание, Кей тоже склонила голову. И тогда…

– Мики… – назвала девочка свое имя тихим грустным голосом.

Кей так много хотелось у нее спросить. Но услышав печальный голос Мики, она подумала, что та не хочет с ней разговаривать.

Все, что она смогла ответить, было:

– Мики, какое милое имя…

– …

Мики ничего не сказала. Она посмотрела на Кей так, будто ей не понравилась ее реакция, и быстро пошла в подсобку. В тот момент мужчина высунул голову с кухни.

– Мики, ты в порядке? – позвал он ее, но девочка проигнорировала его и исчезла в подсобке.



Дзинь-дзинь



– Здравствуйте, добро пожаловать!

В тот момент, когда прозвучало приветствие мужчины, в кафе вошла женщина. Она была одета в белую блузку с короткими рукавами, черные брюки и винно-красный фартук. Должно быть, она бежала под палящим солнцем, потому что учащенно дышала.

– О боже! – Кей узнала ее.

Глядя на запыхавшуюся женщину, Кей впервые явственно осознала, что прошло пятнадцать лет. Это была Фумико Киёкава, женщина, которая еще утром спрашивала Кей: «Ты в порядке?» Тогда Фумико была худенькой, а теперь сильно располнела.

Фумико заметила отсутствие Мики.

– Где Мики? – жестко спросила она мужчину.

Фумико, должно быть, знала, что Кей появится сегодня. Она торопилась. Очевидно, что мужчина был задет реакцией Фумико.

– Там… – ответил он, кивнув на подсобку. Он все еще не понимал ситуацию до конца.

– Почему? – взорвалась Фумико, стукнув рукой по стойке.

– Э-э-э-э… Что-что? – переспросил он без намека на оправдания. Мужчина потер шрам над правой бровью, не понимая, в чем его обвиняют.

– Я не могу поверить… – ахнула Фумико, глядя на мужчину. Но она не собиралась его укорять. Она сама чувствовала себя виноватой в том, что опоздала на такое важное событие.

– Так это ты присматриваешь за кафе? – спросила Кей еле слышно.

– Да… – ответила Фумико, переведя взгляд на Кей.

– Ты говорила с Мики? – спросила Фумико. Кей стало неудобно от этого прямого вопроса.

– …

Кей потупила взор.

– Ты правильно с ней говорила? – спросила Фумико.

– Я не знаю… – сказала Кей неуверенно.

– Я пойду и позову ее.

– Нет, не надо! – твердо сказала Кей, останавливая Фумико, уже направлявшуюся в подсобку.

– Почему?

– Достаточно… – с усилием произнесла Кей.

– …

– Мы видели лица друг друга.

– О, да ладно тебе…

– Не похоже, чтобы она хотела со мной встретиться…

– Но она этого хочет! – воскликнула Фумико, в ее голосе слышался упрек в адрес Кей.

– Мики и правда очень хотела познакомиться с тобой. Она с нетерпением ждала этого дня…

– Я просто думаю, что причинила ей столько боли…

– Конечно, у нее были тяжелые времена, – похоже, Фумико говорила правду о том, что Мики с нетерпением ждала этого дня, потому что не приукрашивала, честно упомянула и о том, что в жизни девочки не все гладко.

– Я так много думала…

Кей потянулась за чашкой кофе. Фумико наблюдала за ней.

– Значит, ты просто вернешься назад, оставив все как есть? – сказала она, уже понимая, что не сможет переубедить Кей.

– Не могла бы ты просто сказать ей, что я прошу прощения?..

Услышав эти слова, Фумико вдруг помрачнела.

– Но… – сказала она, приближаясь к Кей. – …но я думаю, что ты ошибаешься. Ты сожалеешь, что родила Мики? Разве ты не понимаешь, что извинения могут означать лишь то, что ты считаешь ошибкой ее рождение?

«Я еще не родила ее. Я не сделала этого. Но у меня нет никаких сомнений в верности этого решения». Кей отрицательно покачала головой в ответ на вопрос Фумико.

– …

Увидев реакцию Кей, Фумико сказала:

– Позволь мне позвать Мики.

У Кей не было сил возражать.

– Я схожу за ней.

Фумико скрылась в подсобке, не дожидаясь ответа Кей. Она тоже прекрасно понимала, что времени у той осталось совсем мало.

– Эй, Фумико… – мужчина последовал за ней в подсобку.

(«Боже, что мне делать?»)

Оставшись одна в зале, Кей уставилась на чашку кофе перед собой.

(«Фумико права. Но от этого мне еще сложнее подобрать слова для Мики…»)

Вскоре из подсобки появилась Мики; Фумико держала ее руками за плечи.

– …

Глаза Мики были устремлены в пол, а не на Кей.

– Давай, дорогая, не трать время впустую… – сказала Фумико.

(«Мики…»)

Кей хотела произнести ее имя вслух, но голос не слушался ее.

– Хорошо, тогда… – Фумико аккуратно убрала руки с плеч Мики, быстро взглянула на Кей, а затем тихо отступила назад в подсобку.

– …

Даже после того как Фумико ушла, Мики продолжала молча смотреть в пол.

(«Мне нужно сказать тебе кое-что…»)

Кей убрала руку с чашки и выдохнула.

– У тебя все хорошо? – спросила она.

Мики слегка приподняла голову и посмотрела на Кей.

– Да, – сказала она спокойным, ровным голосом.

– Ты здесь помогаешь?

– Да.

Мики отвечала односложно. Кей стоило огромных усилий продолжать разговор.

– Нагаре и Казу на Хоккайдо?

– Да.

Мики избегала встречаться взглядом с Кей. Каждый ответ она давала все тише и тише. Похоже, она не очень хотела разговаривать. Стараясь не думать об этом, Кей спросила Мики:

– Почему ты осталась здесь?

(«Ой…»)

Как только этот вопрос слетел с ее губ, Кей пожалела, что задала его. Когда она поняла, что ждет ответа, что Мики хотела встретиться с ней, она осознала, насколько бестактным был такой откровенный вопрос. Кей смущенно потупилась. Но потом заговорила Мики.

– Понимаешь… – начала она мягким голосом, как будто собираясь сказать что-то важное. – Я готовлю кофе для людей на этом месте…

– Готовишь кофе?

– Да, как это всегда делала Казу.

– Ого!

– Теперь это моя работа.

– Правда?

– Да.

– …

На этом разговор оборвался. Похоже, Мики не знала, что еще сказать, и снова опустила глаза. Кей тоже не могла найти нужных слов, но хотела спросить одну вещь.

(«Дать тебе жизнь – вот все, что я сделала для тебя. Ты можешь простить меня за это?»)

Но как она могла рассчитывать на прощение? Девочка испытала столько боли. А Кей, решившая поговорить с ней для собственного успокоения, почувствовала себя эгоисткой.

(«Было бы лучше, если бы я никогда не отправлялась сюда…»)

Понимая, что ей становится все труднее смотреть на Мики, Кей перевела взгляд на свой кофе.

Пар больше не поднимался над чашкой. Это означало, что совсем скоро время Кей подойдет к концу.

(«Зачем я пришла сюда? Был ли смысл отправляться в будущее? Теперь все кажется таким бессмысленным. Единственное, что вышло из этого, – еще больше страданий для Мики. Когда я вернусь в прошлое, как бы я ни старалась, это не изменит судьбы Мики. Этого нельзя изменить. Котаке вернулась в прошлое, но это не вылечило Фусаги. И Хирай не смогла спасти свою сестру от аварии».)

У Фусаги, мужа Котаке, была болезнь Альцгеймера. В течение последних нескольких лет он постепенно терял память и начал называть Котаке по девичьей фамилии. В прошлом месяце все воспоминания о Котаке, казалось, начисто стерлись из его памяти. Котаке приняла решение ухаживать за ним как медсестра, но узнав о существовании письма, которое Фусаги не отважился ей передать, она вернулась в прошлое, чтобы получить это письмо.

Хирай вернулась в прошлое, чтобы встретиться со своей сестрой Куми, погибшей в автомобильной аварии. Куми много раз приезжала в Токио повидаться с Хирай, чтобы убедить ее вернуться к родителям назад. Но в итоге Куми покинула этот мир, так и не успев вернуть Хирай домой. Накануне аварии Хирай нарочно спряталась от Куми. Котаке и Хирай вернулись в прошлое, но настоящее не изменилось. Просто Котаке нужно было получить письмо, а Хирай – встретиться с сестрой. Болезнь Фусаги продолжает прогрессировать, а Хирай больше никогда не увидит свою сестру.

(«То же самое и у меня. Я ничего не могу сделать, чтобы изменить эти пятнадцать лет, принесшие Мики столько боли…»)

Она попала в будущее, как хотела, но это ничего не меняло. Кей ощущала отчаяние.

– Я не могу позволить, чтобы мой кофе остыл… – сказала Кей, протянув руку к чашке.

(«Время возвращаться назад…»)

В этот момент она услышала приближающиеся громкие шаги. Мики, стоявшая у входа в подсобку, внезапно подошла к ней на расстояние вытянутой руки.

– !

Кей поставила чашку на стол и посмотрела на Мики.

(«Мики…»)

Кей не знала, о чем думает Мики. Но она не могла оторвать глаз от ее лица. Мики стояла так близко, что Кей могла прикоснуться к ней. Девочка глубоко вздохнула.

– Сейчас… – начала она дрожащим голосом.

– ?

– …ты думаешь, я не хотела увидеться с тобой?.. Все совсем не так…

Кей слушала ее, затаив дыхание.

– Я всегда думала, что если мы встретимся, мне захочется так много сказать тебе…

Кей тоже хотела о многом спросить Мики.

– Но когда это действительно произошло, я не могла найти слов.

– …

Кей тоже не знала, что сказать. Она боялась узнать, что чувствовала сейчас Мики. Она не могла выразить словами то, о чем хотела спросить.

– И да… иногда мне было грустно…

Кей понимала это. Мысль о том, что Мики была совершенно одинокой, разрывала ее сердце.

(«Я не могу изменить твои годы, прожитые без матери».)

– Но…

– …

Мики робко улыбнулась, сделав шаг поближе.

– Я очень благодарна тебе за жизнь, которую ты мне подарила.

Нужна была смелость, чтобы произнести это. Голос Мики срывался, Кей слышала в нем все, что чувствует ее дочь.

(«Но…»)

Из глаз Кей брызнули слезы.

(«Но рождение – это единственное, что я смогла для тебя сделать…»)

Мики заплакала. Вытирая слезы обеими руками, она нежно улыбнулась матери.

– Мама, – она сказала это дрожащим голосом, но Кей ясно услышала это.

Мики назвала ее «мама».

(«Но я ничего тебе не дала…»)

Кей закрыла лицо обеими руками. Она плакала, ее плечи дрожали.

– Мама…

Вновь услышав это слово, Кей вдруг вспомнила. Скоро настанет момент прощания.

– Что? – Кей подняла лицо и улыбнулась, отвечая взаимностью на чувства Мики.

– Спасибо тебе… – сказала Мики, широко улыбаясь. – Спасибо за то, что ты родила меня… Спасибо тебе… – Мики посмотрела на Кей и быстро подняла два пальца в виде знака победы.

– Мики…

– Мама…

В этот момент сердце Кей пело от счастья, она была матерью девочки, стоящей перед ней. Слезы текли по щекам Кей.

(«Я наконец-то чувствую это».)

Настоящее не изменилось для Котаке, но ее отношение к Фусаги стало другим. Она осталась его женой, даже когда исчезла из его памяти. Хирай отказалась от своей привычной жизни, но снова обрела семью.

(«Настоящее не меняется».)

Ничего не изменилось для Фусаги, но Котаке смогла снова стать его женой и общаться со своим мужем. Куми больше не было в живых, но Хирай вернула себе родителей и многому научилась, осуществляя мечту сестры. Настоящее не изменилось, но те, кто вернулся в прошлое, изменились сами. Котаке и Хирай вернулись в настоящее другими, и это изменило их жизнь.

Кей медленно закрыла глаза.

(Я была настолько поглощена мыслями о том, чего не могу изменить, что забыла о самом главном.)

Фумико была рядом с Мики все эти пятнадцать лет.

Нагаре был рядом с Мики как ее отец, наполняя ее жизнь любовью за двоих – за себя и за Кей. Казу была для Мики лучшей старшей сестрой. Кей поняла, как много людей любили и оберегали Мики все эти пятнадцать лет.

(«Спасибо тебе за то, что ты выросла счастливой. За то, что ты такая красивая… Ты сделала мне подарок… Это все, что я хочу тебе сказать… это то, что я чувствую…»)

– Мики…

Сквозь слезы Кей улыбнулась дочери самой счастливой улыбкой.

– Спасибо, что ты родилась у меня…

* * *

Лицо Кей по возвращении из будущего было мокрым от слез. Но всем было ясно, что это не слезы грусти. Нагаре вздохнул с облегчением, а Котаке разрыдалась. Казу улыбнулась такой счастливой улыбкой, как будто своими глазами видела все, что произошло в будущем.

– С возвращением домой, – сказала она.

На следующий день Кей согласилась лечь на обследование в больницу. Весной следующего года на свет появилась здоровая и счастливая девочка.

В журнальной статье о городской легенде писали: «Возвращается ли человек в прошлое или же отправляется в будущее, настоящее все равно не меняется. В чем же тогда смысл этих путешествий?»

У Казу есть ответ на этот вопрос:

«Что бы ни происходило с вами сегодня, помните, что человек может преодолеть все… И если прошлое может изменить ваши мысли, чувства, вас самих для настоящего, смысл есть».

Но она просто скажет вам с бесстрастным выражением лица: «Выпейте свой кофе, пока он не остыл».



* Эта история является произведением художественной литературы. Она не имеет никакого отношения к реальным людям, кафе, организациям и т. д.

Назад: История III. Сестры
Дальше: Об авторе