Глава 2

Политическая школа

К концу 1916 г. среди флотских офицеров, служивших преимущественно в Морском генеральном штабе (МГШ), сложилась группа, имевшая вкус к политической деятельности. Недоброжелатели иронически прозвали их «младотурками Генерального штаба». Сам термин «младотурки» возник в европейской печати еще в первой половине XIX в. как аналогия с младочехами, младогерманцами и тому подобными политическими течениями. Под младотурками поначалу понимали вообще всех сторонников европеизации Османской империи, а в XX в. этот термин закрепился за офицерами, совершившими «младотурецкую революцию» 1908 г. В переносном смысле младотурками называли бесцеремонных и бескомпромиссных реформаторов, отличающихся сплоченностью, энергией, пренебрежением к авторитетам.

Общественная активность части офицеров флота возникла как попытка найти ответы на вопросы, порожденные проигранной Русско-японской войной. Как писал капитан 2 ранга Гаральд Карлович Граф (1885–1966), «не дожидаясь почина свыше, они проявляли свою инициативу, создав Санкт-Петербургский морской кружок для научной разработки военно-морских вопросов. На его собрания собирались самые выдающиеся офицеры. Среди них были – кн[язь] А. А. Ливен, А. А. Эбергард, А. И. Русин, Н. О. фон Эссен, А. Н. Щеглов, В. К. Пилкин, Е. А. Беренс, гр[аф] А. П. Капнист, М. М. Римский-Корсаков, М. А. Кедров, А. В. Развозов, М. К. Бахирев, П. В. Гельмерсен, В. М. Альтфатер, А. В. Немитц, А. Д. Бубнов, А. В. Колчак, кн[язь] М. Б. Черкасский, Б. И. [фон] Бок, В. И. Руднев, Н. М. Григоров, А. И. Непенин, М. И. Никольский и много других. Председателем кружка был А. В. Колчак. На собраниях обсуждались и вопросы реорганизации управления флотом и постройки новых кораблей. Высшее начальство, узнав про эти собрания, сначала косилось на них, так как это было необычным явлением во флоте, но участие в кружке видных офицеров заставило его прислушиваться к ним. Впоследствии почти все эти офицеры выдвинулись в первые ряды и явились воссоздателями флота». В этой цитате смешаны несколько временных пластов. Например, известно, что А. В. Колчак не был руководителем этого кружка, он выдвинулся позднее. Но характерно широко распространившееся после Цусимы сознание, что спасение флота – дело самих офицеров флота, а не высшего начальства. От подобной установки было легко перейти и к рассуждениям о политике.

Если до Первой мировой войны «младотурки» скорее симпатизировали Германии из-за бурного развития ее флота, то во время войны флотское офицерство искренне переместилось на антантофильские позиции. Были, правда, единичные исключения: например, в марте 1915 г. лейтенант барон Борис Николаевич Гойнинген-Гюне (1883–1918) был отчислен из школы юнг и направлен в состав действующей армии. Причиной тому стали «нетактичные разговоры с юнгами и любовь ко всему германскому».

О внутриполитических взглядах морских офицеров времен Первой мировой войны ярко свидетельствует рассуждение из записки 1906 г. офицера МГШ Михаила Михайловича Римского-Корсакова (1872–1950), впоследствии капитана 1 ранга. Записка была посвящена подготовке к будущей войне с Японией, но попутно автор замечал: «Что будет происходить внутри нашего отечества, нас (военных. – К. Н.) не касается, и мы не можем и не имеем права входить в обсуждение этого. Будет ли образовано думское министерство с представителями крайней левой, центра или правой во главе; будет ли введена военная диктатура; произойдут ли внутренние события еще большей важности – это все равно, и задача, которая должна быть возложена на военную силу, остается все та же – обеспечить целость и независимость нашего отечества (курсив Римского-Корсакова. – К. Н.). Пусть внутренние события развертываются в нашем отечестве естественным ходом, пусть люди, призванные заниматься внутренней политикой, пытаются направлять эти события, но деятельность их должна быть гарантирована от внешних давлений и вмешательств и независимость государства должна быть сохранена». Понятно, что фразой о «внутренних событиях еще большей важности» М. М. Римский-Корсаков признавал возможность и допустимость установления в России республики, а дальнейшими рассуждениями авансом оправдывал офицеров, которые останутся на службе Российской республики. При этом подразумевалось, что положение офицерского корпуса останется неизменным – что в монархии, что в республике.

На наш взгляд, это рассуждение – один из ключей к пониманию того, как вообще морские генштабисты и морские офицеры делали свой политический выбор в «эпоху войн и революций». Разумеется, офицеры, рассуждавшие о политике во время Первой мировой войны, и в страшном сне не могли увидеть той политической реальности, которая сложилась в нашей стране после Февраля 1917 г. Очевидно, что свержение монархии они представляли себе в лучшем случае по португальскому образцу. В октябре 1910 г. в революции в этой стране принимали активное участие моряки, два боевых корабля даже обстреливали королевский дворец. Юный король Мануэл II (1889–1932) был свергнут. При этом матросы остались в подчинении офицеров, никаких эксцессов не было. Не прошло и года, как Учредительное собрание выработало новую конституцию Португалии, и жизнь вошла в привычное русло. Другое дело, что португальская революция 1910 г. не разрешила кризиса, в котором находилась страна, но об этом флотские офицеры не задумывались, надо полагать, и в самой Португалии, а не то что в России.

Важно отметить, что «младотурки» МГШ отличались особым единством взглядов на решение военно-морских (а возможно, и политических) проблем, так что мнение, высказанное одним из них, можно с большой долей уверенности распространить и на других.

В историографии высказывались предположения, что такие офицеры, как редактор «Морского сборника» капитан 2 ранга Константин Георгиевич Житков (1883–1920), сотрудники штаба Балтийского флота капитан 1 ранга князь М. Б. Черкасский, капитаны 2 ранга И. И. Ренгартен и Федор Юльевич Довконт (1884–1960) и некоторые другие, составляли тесный кружок, имевший свои взгляды на политическую ситуацию в стране. Вероятно, к этому кружку был близок и А. М. Щастный.

До Февральской революции их политические симпатии склонялись к октябристам. Характерно, что политическая программа кружка Черкасского – Ренгартена заключалась в создании правительства, ответственного перед специально созданным представительным органом, образованным из слияния существовавшей Думы с Государственным советом, то есть перед более правым органом, чем была IV Дума сама по себе.

«Младотурки» активно интриговали в высших сферах. В октябре – начале ноября 1916 г. осуществлялась придворная интрига с целью провести морского министра адмирала Ивана Константиновича Григоровича (1853–1930) в премьеры, однако она не увенчалась успехом, и правительство (в ноябре-декабре 1916 г.) возглавил Александр Федорович Трепов (1862–1928). Одновременно развивалась успешная интрига с целью сделать командующим Балтийским флотом вице-адмирала А. И. Непенина. Главным ее двигателем был капитан 1 ранга В. М. Альтфатер, занимавший должность начальника Военно-морского управления при главнокомандующем армиями Северного фронта, которому в оперативном отношении подчинялся Балтийский флот. Тогдашний командующий адмирал Василий Александрович Канин (1962–1927) не устраивал «младотурок» как неэнергичный.

6 сентября 1916 г. вице-адмирал А. И. Непенин стал командующим Балтийским флотом. От предшественника ему достался начальник штаба флота контр-адмирал Николай Митрофанович Григоров (1873–1944), который, очевидно, полностью устраивал А. И. Непенина. Вторым лицом в штабе флота уже в это время был князь М. Б. Черкасский (флаг-офицер по оперативной части), полностью поддерживавший А. И. Непенина, так же как и члены его кружка.

А. И. Непенин, несомненно, знал А. М. Щастного. В 1903–1904 гг. они вместе служили на канонерской лодке «Манджур». В 1911–1916 гг. А. И. Непенин был начальником Службы связи Балтийского моря, в то время как А. М. Щастный в 1909–1914 гг. был вторым минным офицером (отвечавшим за радиотелеграфное дело) в штабе флота. Несомненно, А. М. Щастный должен был тесно соприкасаться с А. И. Непениным по службе в 1911–1913 гг. Учитывая выдающиеся достоинства А. М. Щастного как офицера, А. И. Непенин не мог не обратить на него внимание.

Вероятно, у А. И. Непенина были планы переместить А. М. Щастного в штаб флота. Неслучайно 2 марта 1917 г.

А. М. Щастный был назначен офицером для поручений штаба. Февральская революция уже началась, и 4 марта около 13 часов 40 минут А. И. Непенин был убит в воротах Свеаборгского порта (ныне угол ул. Сатамакату и ул. Катаяноканлайтури в Хельсинки). Это событие обросло множеством слухов и домыслов. Остается до конца не ясным, было это убийство случайным или требование расстрела адмирала выдвинул матросско-солдатский митинг. На короткое время офицеры штаба флота были арестованы матросами. В общей сложности в Гельсингфорсе было убито 37 флотских офицеров, а еще один был тяжело ранен и умер летом 1918 г. Несомненно, самосуды произвели сильнейшее впечатление, прежде всего потому, что боевые потери Балтийского флота к этому времени не превышали 100 офицеров.

Наиболее поразительным событием 4 марта стало избрание матросами нового командующего флотом – вице-адмирала Андрея Семеновича Максимова (1866–1951), ранее занимавшего должность командующего минной обороной Балтийского моря. Это избрание было утверждено Временным правительством. Через несколько дней в отставку ушел Н. М. Григоров. Короткое время начальником штаба флота был контр-адмирал Дмитрий Николаевич Вердеревский (1873–1947), а в мае исполняющим обязанности начальника штаба флота был назначен князь М. Б. Черкасский.

М. Б. Черкасский был выдающимся военно-морским специалистом. В частности, летом 1917 г. он совместно с Ф. Ю. Довконтом и Александром Дмитриевичем Бубновым (1883–1963) задумал монографию о морской тактике, которая фактически должна была стать боевым уставом флота. В ней М. Б. Черкасский брал на себя разделы об управлении в бою и о бое на подготовленной позиции, а совместно с товарищами составлял предисловие, раздел о терминологии, о составе маневренных групп, о развертывании флота, о походных порядках, а также занимался практическими задачами. А. Д. Бубнов уже работал над этой темой, а задуманную монографию написал один, находясь в эмиграции в Югославии и преподавая в местной Морской академии. Широкому кругу любителей истории А. Д. Бубнов известен как автор воспоминаний о Первой мировой войне.

В конце мая 1917 г. А. М. Щастный стал флаг-капитаном по распорядительной части штаба Балтийского флота, в июле его произвели в чин капитана 1 ранга. Отметим, что назначение А. М. Щастного флаг-капитаном совпало с назначением М. Б. Черкасского начальником штаба флота. Это лишний раз показывает, что они принадлежали к одной команде.

Поскольку Временное правительство подозревало А. С. Максимова в нелояльности и в том, что он из-за своей близости к матросам может возглавить антиправительственное выступление, то 1 июня его со скандалом сняли с поста командующего, который занял контр-адмирал Д. Н. Вердеревский. В защиту Максимова энергично высказывались матросы, и лишь его собственное согласие со снятием с поста позволило замять скандал.

В свою очередь, Д. Н. Вердеревский был снят с поста командующего 5 июля 1917 г. за разглашение перед Центробалтом приказа помощника морского министра Бориса Петровича Дудорова (1882–1965) направить в Петроград корабли для поддержки Временного правительства и топить корабли, самовольно идущие в столицу. Д. Н. Вердеревский был отдан под суд, однако во время Корниловского мятежа, 30 августа, его не только освободили из-под ареста, но и назначили морским министром. Этот кульбит был частью маневра А. Ф. Керенского влево, с целью привлечь к себе рядовых моряков в процессе борьбы с Лавром Георгиевичем Корниловым (1870–1918).

7 июля командующим Балтийским флотом вместо Д. Н. Вердеревского был назначен капитан 1 ранга А. В. Развозов, произведенный в контр-адмиралы лишь 10 дней спустя. Таким образом, еще при Временном правительстве для офицеров, не имевших адмиральского чина, открылась дорога к высшим командным постам на флоте, что было абсолютно исключено до Февральской революции.

Мы полагаем, что эти бурные события стали важнейшей политической школой для А. М. Щастного. Из них он мог сделать однозначные выводы: матросы Балтийского флота стали реальной политической силой, правительство с ними считается, действия в согласии с матросскими выборными органами (прежде всего с Центробалтом) в конечном счете ведут к успеху даже в том случае, если вызывают временные репрессии со стороны правительства. Временное правительство крайне слабо, не может последовательно проводить в жизнь собственные решения и «спускает с рук» неповиновение себе. Единственный способ проводить в жизнь те или иные решения – делать это в согласии с Центробалтом (как действовал Д. Н. Вердеревский).

В мае 1917 г. И. И. Ренгартен, один из близких к А. М. Щастному офицеров штаба флота, попытался организовать Союз воинов-республиканцев, который стоял в целом на правоэсеровских позициях, признавая лозунги демократической республики, раздела земли между крестьянами, но заявляя о необходимости довести войну до победного конца. Позднее И. И. Ренгартен и старший лейтенант Владимир Николаевич Демчинский (1875 – после 1924) были выдвинуты кандидатами в депутаты Учредительного собрания от «Группы офицеров армии и флота». Они едва набрали 2 тыс. голосов, а список большевиков (Владимир Ильич Ленин (1870–1924) и Павел Ефимович Дыбенко (1889–1938)) собрал 60 тыс. голосов. Кроме этих двух списков, в выборах участвовал список партии эсеров-интернационалистов (Прош Перчевич Прошьян (1883–1918) и матрос Павел Игнатьевич Шишко (1893–1941)), список партии эсеров (участник Свеаборгского восстания 1906 г. подполковник артиллерии Сергей Анатольевич Цион (1874–1947) и министр земледелия Семен Леонтьевич Маслов (1873–1938)) и список группы беспартийных избирателей (народоволец Герман Александрович Лопатин (1845–1918)). Фактически на выборах произошло столкновение большевиков с народниками разных оттенков, в котором большевики одержали убедительную победу. Опыт деятельности Союза воинов-республиканцев и выборы в Учредительное собрание должны были убедить А. М. Щастного в бесперспективности создания легальных политических организаций и попытки открытого выступления против большевиков, поскольку матросская масса их очевидно поддерживала.

Во время Корниловского мятежа на линкоре «Петропавловск» матросы расстреляли четверых офицеров – лейтенанта Бориса Петровича Тизенко (1890–1917), мичманов Дмитрия Михайловича Кандыбу (1896–1917), Михаила Евгеньевича Кондратьева (1896–1917) и Кирилла Дмитриевича Михайлова (1895–1917), после того как они отказались дать подписку о том, что не поддерживают выступление Корнилова и готовы подчиняться ЦИК Советов. На вопрос, будут ли они подчиняться командующему флотом, если тот перейдет на сторону Корнилова, офицеры (с оговорками) ответили «да», что категорически не устроило матросов.

Этот эпизод должен был склонить А. М. Щастного к выводу, что открытое выступление против настроений матросской массы в тогдашних условиях не приведет ни к чему, кроме быстрого конца.

После провала попытки установления военной диктатуры Л. Г. Корнилова, 1 сентября 1917 г. Россия была провозглашена республикой. Вечером 3 сентября на заседании Центробалта «Щастный сообщает о получении из Петрограда известий, что Россия объявлена демократической республикой. Щастный хочет поднять на мачте красный флаг и сигнал. (Аплодисменты)». Имелось в виду, что он предлагал поднять красные стеньговые флаги днем и красные топовые огни ночью.

В этой ситуации А. М. Щастный чутко уловил настроение матросов, что свидетельствует о его недюжинных политических способностях. Заметим, что поступок А. М. Щастного был нетипичным для флотских офицеров этого времени, которые в большинстве своем лишь пассивно наблюдали за событиями.

Во время Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде А. М. Щастный вновь проявил неординарные для строевого офицера качества политического аналитика. Вечером 24 октября 1917 г., вернувшись из Петрограда, он передал офицерам штаба Балтфлота, что, по его сведениям, «в столице кризис власти, причем конъюнктура складывается в пользу большевиков». Характерно, что именно он был послан в Петроград, чтобы разведать политическую обстановку. Также симптоматично, что А. М. Щастный дал абсолютно верный прогноз развития событий в столице, хотя он мог наблюдать их лишь до своего отъезда в Гельсингфорс, то есть до раннего утра 24 октября. А ведь восстание приняло решительный характер лишь с вечера этого дня, когда В. И. Ленин пришел в Смольный!

25 октября 1917 г. начальник оперативного отдела штаба командующего флотом Балтийского моря капитан 1 ранга И. И. Ренгартен записал в дневнике: «15 час[ов]. Меня призвал [контр-адмирал князь М. Б.] Черкасский, у него сидел “хитрейший из хитрейших” – А. М. Щастный». Затем следует рассказ о том, что начальник штаба командующего Северным фронтом Сергей Георгиевич Лукирский (1875–1938) прислал шифрованную телеграмму с требованием посылки войск и артиллерии в Петроград на помощь Временному правительству. В штабе Балтийского флота были не расположены «защищать Керенского и его правительство», поэтому Ренгартен предложил ответить, что приказание «исполнено быть не может». На это «оба мужа (Черкасский и Щастный. – К. Н.) обозвали меня “простецом”» и предложили ответить, что телеграмму не удалось расшифровать и что за перепиской штаба установлен контроль со стороны Центробалта. Далее на страницах дневника Ренгартен заметил, что фактически Центробалт еще не контролировал переписку штаба, такой контроль был установлен лишь 26 октября.

Этот лживый ответ надежно «прикрывал» командование флотом на случай возможной победы Временного правительства – его было бы невозможно обвинить в невыполнении приказания. Следует подчеркнуть, что такой стиль поведения – сознательный отказ от выполнения приказов, прикрытый глубоко продуманным ложным объяснением, – нетипичен для кадрового офицера. В этой ситуации И. И. Ренгартен выступает как офицер, тогда как А. М. Щастный и М. Б. Черкасский – как политические деятели, ведущие собственную игру.

Мнение окружающих о «хитрости» Щастного подтверждают и показания бывшего главного комиссара Балтийского флота Евгения Семеновича Блохина (1892 – после 1924), данные 5 июня 1918 г.: «…я всегда докладывал, что он такой хитрый, что в его душу не влезешь». В. А. Белли, который осенью 1917 – весной 1918 г. был непосредственным подчиненным А. М. Щастного по штабу флота, писал о нем: «Это был, несомненно, человек большого ума, благородства, широко образованный, с большой волей и энергией, большой русский патриот. Наряду со всеми этими качествами – с немалой хитрецой».

Значительно позднее, уже после вынесения смертного приговора, газеты писали: «Капитан Щастный пользовался во флоте репутацией твердого человека, выносливого по натуре и очень работоспособного… Во время революции он выдвинулся, главным образом, потому, что отличался крепкими нервами и здравым смыслом».

А. М. Щастный, несомненно, обладал актерскими данными. По воспоминаниям старшего офицера крейсера «Диана» В. И. Семенова, во время японской бомбардировки Порт-Артура 25 июля необходимо было удержать матросов в нижних помещениях крейсера, и «мне в голову приходит счастливая идея, и вот – в шпилевом отделении, по условиям данного момента наиболее прикрытом, – устраивается литературное утро. Мичман Щ[астный], талантливый чтец, своим искусством доставивший команде в тоскливые дни осады немало светлых минут, садится читать “Сорочинскую ярмарку”. Известие распространяется по крейсеру; верхняя палуба быстро пустеет, и скоро через фор-люк начинают доноситься взрывы дружного смеха, так странно звучащие среди резкого металлического лязга рвущихся снарядов неприятеля и глухого гула ответных выстрелов с нашей стороны… Я спускался туда раза два-три, и по чести скажу – у них было превесело!»

События января-мая 1918 г. показали, что А. М. Щастный хорошо усвоил уроки, преподнесенные ему жизнью в 1916 и особенно в 1917 г. Он сделал абсолютно верный вывод о том, что вести собственную политическую игру на флоте можно, только потакая матросским настроениям, и что при известной ловкости эта игра может быть успешной.