Часть I
Прошлое внутри времени

Небо было мутно-серым. Знакомый послеобеденный дождик затянул озеро легкой моросью. Трава на берегу, волнуясь под легким ветерком, жадно пила сладкие капли. Игрушечный кораблик, сплетенный из травинок, покачивался на порожденной моросящим дождем ряби, все дальше и дальше уплывая от берега.

«Как будто он стремится к краю мира…»

Юнь Тяньмин сидел на берегу и бездумно швырял в озеро камешки, наблюдая, как расходящиеся круги набегают друг на друга. Рядом сидела женщина и смотрела на него, не говоря ни слова. Ветерок играл ее длинными волосами, чьи кончики гладили его щеку. Эта ласка пробуждала в нем желание.

На одно мгновение Тяньмину примерещилось, будто он находится в другом месте и другом времени – на студенческом пикнике в пригороде Пекина, в том счастливом дне, который провел рядом с Чэн Синь. Но лимонно-желтая вода, голубая трава и разноцветная галька на берегу напоминали, что сейчас другая эра и здесь другой мир – планета в трехстах световых годах от Земли и почти на семьсот лет позже.

И женщина тоже другая.

«Косой дождик, мягкий ветерок, ни к чему возвращаться домой».

Тяньмин не знал, почему вдруг вспомнил строчку из традиционного китайского стихотворения, которое родители, одержимые идеей дать сыну классическое образование, заставили его выучить наизусть. Возвращение домой невозможно было даже вообразить – больше не существовало дома, куда он мог бы вернуться. Оставалось терпеть холодные ветры и дожди на этой чужой планете.

«Вот же дурак! – ругал себя Тяньмин. – С чего это ты вообразил, что тебе предоставится второй шанс? Что будешь сидеть у озера со своей любимой Чэн Синь и пускать игрушечные кораблики? Проснись!» Сама мысль о воссоединении с женщиной своей мечты через семь веков была абсурдом. Сам факт, что он сейчас сидит рядом с женщиной своей расы, уже был невероятным чудом.

Но еще большее чудо однажды ускользнуло между его пальцев. После разлуки длиной в семьсот лет Тяньмин мог бы увидеться с любимой, если бы прибыл на эту планету на несколько часов, да нет – на несколько минут раньше! Тогда он провел бы остаток жизни на берегу этого озера с женщиной, которую любил семь столетий, и никогда не расстался бы с ней. Но с другой стороны, женщина, которая сейчас сидит с ним рядом, была бы тогда всего лишь лучшей подругой его жены и женой другого мужчины.

Впрочем, Чэн Синь находилась сейчас совсем недалеко, всего в нескольких сотнях километров отсюда. Ясными ночами он видел ее корабль – тот медленно облетал планету. И тем не менее, хотя он и мог восхищаться ею издалека, Чэн Синь оставалась навеки недосягаема.

Когда-то давно он подарил ей звезду. Но сейчас из-за неожиданного разрыва «линии смерти» она навсегда лишилась возможности приземлиться на поверхность планеты. Теперь Чэн Синь стала его звездой.

Тяньмин поморщился и привычно глянул в небо. Идет дождь, ничего не видно. Но он знал, что она там, за облаками, возможно, в этот самый момент даже проплывает над его головой…

Тяньмин опустил глаза и обнаружил, что взгляд спутницы по-прежнему устремлен на него. Он сделал вид, что не замечает. Две руки, словно лозы, обвились вокруг его шеи. Он уже приготовился насладиться этим моментом близости, когда обладательница рук заговорила. Она задала вопрос, который задают влюбленные всех эпох и галактик, рас и полов:

– Кого ты любишь больше – меня или ее?

– Конечно тебя!

– Но как именно? – не отступала 艾 АА. – Можно конкретнее? Я думала, что Чэн Синь… – Но он закрыл ей рот поцелуем. Тяньмин не раз попадал в неловкие ситуации и вынес из них болезненный урок: в таких обстоятельствах не существует подходящих ответов, да и разговаривать вообще ни к чему.

艾 АА отдалась поцелую, а как только он завершился, не пыталась продолжить разговор. Она робко прикусила мочку уха Тяньмина. Мгновением позже, словно не удовлетворившись этим, она крепко укусила его за плечо.

Тяньмин вскрикнул и оттолкнул ее. Галлюцинации, давно похороненные в глубинах его памяти, прорвались наружу, грозя опрокинуть его сознание. Стало трудно дышать, а думать и вовсе не получалось. Он сжал ладонями раскалывающуюся от боли голову.

– Я же просто дурачилась! – Поначалу 艾 АА посчитала, что он переигрывает, но, взглянув на его побледневшее лицо, увидев, как дрожь прошла по его телу, поняла: он в ужасе, возможно даже впал в помрачение. Она уже бывала свидетелем таких припадков, случавшихся с ним время от времени.

– Тяньмин, что с тобой? – с тревогой спросила АА.

Он смотрел на нее перепуганными, растерянными глазами, тяжело дыша. После долгого молчания он выговорил:

– Ты… ты настоящая?

– Что ты такое говоришь? – АА перепугалась. Она приблизилась к нему, раскрыв объятия, но Тяньмин отстранился и уставился на нее с подозрением. Все его тело съежилось, как бы уходя в защиту. Он повторил вопрос:

– Ты реальный человек или галлюцинация? Может, весь этот мир – только игра моего воображения?

АА осознала серьезность ситуации. Глубоко вздохнув, она медленно заговорила:

– Я настоящая. Тяньмин, взгляни на меня. Я здесь, рядом с тобой. Каждый сантиметр моей кожи, каждый волосок на моей голове – все реально. Планета, на которой мы живем, абсолютно реальна. Это… это наш мир!

– Наш… мир? – переспросил Тяньмин.

– Да! Помнишь день, когда мы стояли здесь и ждали Чэн Синь и Гуань Ифаня? Мы видели, как их корабль заходит на орбиту вокруг Голубой. Ты смеялся как ребенок, держал меня за руку и предвкушал ее удивление, когда ты поведешь ее в эту удивительную миниатюрную вселенную, в которой даже ты не бывал. А потом вдруг «линия смерти» расширилась, небо потемнело, не стало ни солнца, ни звезд. Поняв, что произошло, ты просто застыл, как зомби, – не плакал, не кричал… Я не понимала, насколько сильно ты любил ее, пока не увидела всей глубины твоего отчаяния.

– Я помню, – пробормотал Тяньмин, блуждая мыслями где-то далеко.

– Три дня и три ночи ты не пил, не ел и практически не спал. Я все твердила тебе, что они не умерли, что они просто живут в другой системе координат и, возможно, в один прекрасный день вы снова встретитесь, но ты, похоже, не слышал меня. И лишь на третью ночь ты заплакал. Сначала беззвучно, потом громко, навзрыд, а потом наконец ты закричал. А я… Я обняла тебя. И услышала, как ты прошептал: «Нас только двое на этой планете! Только двое!» Помнишь, что я сказала в ответ?

– Ты сказала: «Ты мой Адам, а я твоя Ева». – Тяньмин закрыл глаза, вспоминая.

– Не знаю, как я нашла слова. – 艾 АА закусила губу и покраснела. – Не важно… Так мы с тобой стали парой. Конечно, отчаяние не отпускало нас, но по крайней мере в тот день мы забыли о нем и… Это было прекрасно! На следующий день ты сказал мне: «Отныне это наш мир». Разве ты не помнишь?

На лице Тяньмина появилась улыбка, чего он, возможно, даже не осознавал.

– Конечно помню.

– Так как все это может быть нереальным? – спросила АА.

Ободряюще улыбнувшись, она придвинулась к нему. На этот раз он не отшатнулся. АА взяла его руки и обвила ими себя, приникла ухом к груди Тяньмина, чтобы услышать биение его сердца. Все еще растерянный, Тяньмин смотрел куда-то вдаль, позволяя ей обнимать себя. АА покрыла его лицо нежными поцелуями, и он постепенно, нерешительно обнял ее в ответ. Его взгляд потеплел, и он ответил ей на поцелуй, а она отозвалась с еще бо́льшим пылом…

Тяньмин получил самое что ни на есть примитивное и доподлинное доказательство реальности Вселенной.

Дождь прекратился некоторое время назад, и голубая трава заколыхалась на вечернем ветерке. Закатный свет пробился сквозь облака и обвел лазурные холмы золотой каймой.

То, что случилось дальше, на Земле было бы невообразимо: голубые деревья и кусты пробудились к жизни. Они потянулись, просыпаясь, повернули сотни тысяч листьев к теплу закатного солнца и стали вбирать в себя каждую крупицу энергии. Некоторые ветки, желая получить больше света, толкали и отпихивали друг друга, наполняя воздух шелестом. Из озера взмыли четырехкрылые насекомые-амфибии, похожие на земных стрекоз, и затанцевали, всасывая питательные вещества, выделяемые голубой травой, тоненько застрекотали, привлекая пару. Насекомые противоположного пола ответили собственной песней, а затем пары закружились над озером в сложном брачном танце – священном ритуале, служащем продолжению и приумножению жизни… Все эти звуки слились в единую композицию, уникальную кантату жизни на Голубой планете.

В сердце этого нового черного домена жизнь, казалось, текла как раньше, если не считать вторжения двух скитальцев из дальнего далека. В этом мире они соединились, и здесь они останутся навсегда. Но для планеты, насчитывающей уже миллиарды лет и впереди у которой были еще многие миллиарды, чужаки были ничем – они исчезнут в мгновение ока, не оставив следа, словно пробежавшая по озеру рябь.

Глядя на садящееся солнце, Юнь Тяньмин тихо сказал:

– Я уже думал об этом мире как о сне. АА, прости, что я так вел себя. Даже сейчас я не совсем уверен, что проснулся. Не могу различить, где сон начинается, а где заканчивается. Такое впечатление, что… что все это не имеет конца.

– Не имеет конца? – удивилась АА. – О чем ты?

– Сколько тебе сейчас лет? – спросил Тяньмин.

– Не помню. По меньшей мере лет четыреста.

– А если исключить годы, проведенные в гибернации?

– Тогда двадцать… тридцать с чем-то? Нет, я в самом деле не помню, – ответила АА.

– По стандартам Эры Устрашения, ты все еще очень молода. А знаешь, сколько лет мне?

– Я бы сказала – чуть больше семисот. Но если не считать гибернацию, думаю, ты ненамного старше меня.

– Нет. Моему мозгу по меньшей мере несколько тысяч лет, может, даже десятков тысяч. – Глаза Тяньмина, когда он произносил это, казались очень старыми.

Недоумение 艾 АА становилось все сильнее. Но вместо того чтобы пуститься в расспросы, она обратилась в слух.

С гримасой боли Тяньмин принялся объяснять:

– Знаю, в это трудно поверить. В том-то и состоит разница между нами: я провел бо́льшую часть жизни во сне, – во сне, продлившемся десятки тысяч лет.

С первого года Эры Кризиса, с того момента, когда меня… нет, мой мозг заморозили, я начал видеть сны. Бесконечные сны – вот что заполняло мое время, пока я летел в космической бездне. Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что по большей части это были ложные воспоминания, сфабрикованные моим мозгом позже, потому что при почти абсолютном нуле мозг не может генерировать сны… А потом, когда трисоляриане поймали меня, они ухватились за сновидения как за самое мощное оружие и применили его для того, чтобы стимулировать меня, изучать меня… использовать меня.

Голос Тяньмина был спокоен, как будто он описывал прогулку по берегу озера. Но АА поежилась. Она понимала – и подтверждение Тяньмина было ей не нужно, – что о большей части невообразимых мучений, боли и страхов он умалчивает.

艾 АА и Юнь Тяньмин прожили на Голубой уже год – столько прошло времени с момента расширения «линии смерти». Они рассчитывали друг на друга, поддерживали друг друга. За это время с Тяньмином случилось несколько подобных припадков. Тяньмин никогда не объяснял, а его подруга не пыталась выведать у него их причины, хотя и подозревала – они кроются в том, что он пережил у трисоляриан.

АА считала Тяньмина величайшим шпионом в истории человечества. Без тела, будучи лишь изолированным мозгом, он сумел проникнуть в среду пришельцев и передал людям бесценную разведывательную информацию. Сознавая, что такой успех дается дорогой ценой, ценой кровавых, жестоких пыток, которым трисоляриане подвергли Тяньмина, она страстно желала узнать правду, переложить на свои плечи часть груза былых мучений, утешить его. Но она не решалась расспрашивать, бередить его раны. Иногда она даже задавалась вопросом, смогут ли хрупкие узы любви стянуть раны, оставшиеся после выпавших ему ужасных испытаний.

И вот сегодня, когда Тяньмин, кажется, созрел, чтобы облегчить душу, сердце АА наполнила горько-сладкая радость.

– Ничего не могу с собой поделать, все время вспоминаю те кошмары. – Тяньмин нервно поковырял ногой галечник. – Во многих из этих сфабрикованных трисолярианами снов я видел себя на том студенческом пикнике: сижу рядом с Чэн Синь, мы доверительно беседуем. А потом она притягивает меня к себе, целует, меня охватывают неописуемые восторг и счастье… и в этот момент она внезапно превращается в жуткое чудовище: кожа, покрытая чешуей, острые клыки между алых губ… Она смыкает челюсти у меня на горле и утаскивает в бездонное озеро, где я тону, объятый холодным страхом.

– Какой ужас! – вскрикнула АА.

– Ужас? – Тяньмин испустил смешок, больше похожий на всхлип. – Да я еще даже не дошел до настоящего ужаса. Многие страдают от кошмаров похлеще этого. Но мои сны чрезвычайно точны в мельчайших деталях. Я до сих пор со всей отчетливостью помню, как острые зубы вонзаются в мое тело и бездушные фасеточные глаза смотрят в мои… Ощущение агонии и удушья не отличить от реального. Но это еще не все. Кошмар на этом не заканчивался. Я не мог дышать в воде, но я и не просыпался, и не терял сознания, и уж конечно не мог умереть. Время останавливалось, а боль длилась и длилась.

Мое сознание мерцало. В одно мгновение я понимал, что галлюцинирую, в следующее забывал и снова безнадежно боролся с пожирающим меня монстром…

Голос Тяньмина стал более глухим, как будто он разговаривал во сне.

– В такие моменты я цеплялся за воспоминания об одном человеке. Словно Дантова Беатриче, она являлась мне среди облаков, окруженная ангелами, в венке из цветов на голове, одетая в огонь, как в платье. Это священное сияние пронизывало темную воду озера, даря мне надежду. Я говорил себе: «Чэн Синь – не чудовище, она богиня, которая принесет мне спасение. Она не предаст. Все это лишь проделки дьявола…» Но мир – не волшебная сказка. Моя богиня не придет и не спасет меня только потому, что я воззвал к ней. Мысли о Чэн Синь и тонкая ниточка надежды не давали мне облегчения. Вместо этого они разрывали мне сердце.

– Остановись, – сказала АА, ласково поглаживая его поросшую щетиной щеку. – Я понимаю. Забудь о кошмарах. Это только сны, и они остались в прошлом.

– Нет! Ты ничего не понимаешь! – Тяньмин оттолкнул ее руку и вскочил в возбуждении. – Это были совсем не сны! Разве не ясно? Трисоляриане стимулировали мои нейроны электрическими сигналами. Для меня все это происходило на самом деле – как сейчас, когда я вижу тебя, ощущаю тебя. На уровне нейронной активности никакой разницы нет. Они внедряли кошмары в мой мозг, делали их реальными, задействовав биологические механизмы, и защиты от этого у меня не было. Я не боролся с иллюзиями при помощи реальности – наоборот, я создавал иллюзии, чтобы побороть реальность! И выиграть в этой битве я не мог.

Какой прок был призывать Чэн Синь?! В ответ на мольбы мучители вызывали в моем сознании ее образ, давали надежду, что чудо свершилось, что спасение – вот оно, только протяни руку. А потом они опять превращали все в ад, в тысячу раз худший, чем тот, через который я только что прошел.

В одном из снов я прожил с Чэн Синь десять лет, у нас даже была чудесная маленькая дочка. Но эти десять лет радости и покоя оказались лишь прелюдией к кошмару. Великий голод поразил страну, и все мы были изнурены до того, что от нас оставались лишь кожа да кости. Мы умирали. И все же однажды Чэн Синь исхитрилась приготовить для меня жаркое. Я был озадачен: где она достала мясо? Немного поев, я вдруг увидел в углу кухни прядку волос и клочок кожи. Я был потрясен. И тут Чэн Синь выудила половником из горшка что-то круглое, мясистое… оно варилось так долго, что почти распадалось на части. Я узнал головку нашей дочери. Улыбаясь, Чэн Синь проговорила: «Очень вкусно, правда? Добавки хочешь?»

– А-а-ах! – АА схватила Тяньмина за руку, ее едва не стошнило. Она и представить себе не могла, как можно перенести такой кошмар и не сломаться.

Но Тяньмин продолжал рассказывать чуть ли не с ожесточением:

– Хуже всего то, что, хотя меня едва не выворачивало наизнанку, а моему ужасу и скорби не было предела, испытываемый мной голод, казалось, обладал собственной волей. Я ничего не мог поделать – набивал и набивал рот, ел свою дочурку, пока не наелся до отвала. Насытившись, мы с Чэн Синь предались любви, а после заснули прямо рядом с костями нашего ребенка.

Пробудившись, я обнаружил, что связан по рукам и ногам и не могу пошевелиться. Чэн Синь опустилась передо мной на колени и сообщила, что ради собственного выживания должна съесть меня. Я в ужасе смотрел, как она вгрызлась в мою руку, оторвала зубами кусок плоти, разжевала и проглотила. Она продолжала до тех пор, пока не счистила с моих костей все мясо…

АА больше не могла этого вынести.

– Прекрати! Прекрати! Умоляю! – Она отвернулась, и ее стошнило. Рот наполнился гадостным кислым вкусом.

Оправившись, она спросила:

– Но зачем? Зачем трисоляриане изводили тебя такими отвратительными иллюзиями?

– Чтобы понять людей, – ответил Тяньмин. – Подумай как следует и увидишь, что ничего странного тут нет. Хотя софоны и помогали держать все происходящее на Земле под наблюдением, они не могли понять наши эмоциональные или физические реакции без постановки экспериментов. Кошмар, который я только что описал, трисоляриане вовсе не восприняли бы как трагедию, поскольку их моральный кодекс абсолютно иной. Они часто поедают плоть других дегидрированных трисоляриан и не могут понять, почему человек испытывает такое отвращение к каннибализму. Я мог бы порассказать тебе куда более отвратительные истории. Например…

– Может, отложим все эти мерзости до другого раза? – перебила АА. Наконец-то ей стало понятно, почему Тяньмин хранил молчание о своем пребывании среди трисоляриан. – Что бы ни случилось, Тяньмин, помни одно: ты выжил в этих испытаниях и завоевал их доверие и уважение; ты внедрился в самое сердце инопланетного общества. Твои жертвы стоили того.

Тяньмин взглянул на нее с перекошенным лицом:

– Да, конечно, мои жертвы стоили того. Они способствовали уничтожению Земли и человеческой расы.

АА в недоумении воззрилась на мужа. Тот, сделав глубокий вдох, наконец поведал ей тайну, которую скрывал от всех.

– Ну как ты не понимаешь, АА? Единственной причиной, почему я смог завоевать доверие трисоляриан и «внедриться» в их общество, как раз и было то, что я сдался. Атака капель, покончившая с Эрой Устрашения, по большому счету была делом моих рук.

Если уж искать кого-то, ответственного за уничтожение колыбели человечества, то самым подходящим кандидатом на эту роль была бы не Чэн Синь, не Юнь Тяньмин или еще кто-то, чьи решения повлияли на жизни миллиардов людей, а Томас Уэйд, посвятивший себя спасению человечества с помощью программы беспощадной борьбы. Более шестисот лет назад именно он сказал слова, определившие конечную судьбу обеих рас:

«We’ll send only a brain».

– Мы пошлем только мозг.

Эта гениальная идея вытащила программу «Лестница» из мрачного тупика и вручила трисолярианам великую драгоценность – человеческий мозг. Хотя софоны и могли наблюдать деятельность человеческого мозга во всех подробностях, пассивное слежение не позволяло с необходимой глубиной изучить, каким образом люди познают и осмысляют окружающий мир. Вдобавок после того, как Отвернувшийся Билл Хайнс попытался вмешаться в деятельность мозга, лидеров человечества стали все больше тревожить опасности, связанные с нейробиологическими исследованиями. Ученым было запрещено вникать в специфику того, как биоэлектрическое взаимодействие между нейронами порождает мысли, – ведь такие исследования дали бы трисолярианам возможность читать мысли людей посредством детального нейроэлектрического мониторинга.

После первого контакта прошло два века, а мыслительные процессы людей по-прежнему были для трисоляриан непроницаемым черным ящиком. Инопланетяне жаждали провести опыты на живом человеке. Впрочем, их энтузиазм диктовался отнюдь не только научной любознательностью; скорее его питала отчаянная практическая необходимость научиться стратегическому обману.

В течение всей Эры Кризиса трисоляриане не ощущали потребности применять в отношении человечества хитрости и уловки – точно так же, как людям в борьбе с вредными насекомыми не нужна ложь, нужны лишь пестициды. Однако это не означало, что трисоляриане не отдавали себе отчета в ценности подобной стратегии для достижения других целей. С того самого момента, когда они открыли царящий в космосе закон темного леса, трисоляриане жили в постоянном страхе перед остальной Вселенной. Они знали, что в галактике скрываются бесчисленные охотники, и тот давний обмен сообщениями между Землей и Трисолярисом наверняка будет обнаружен и расценен как угроза существованию этих самых охотников. Трисоляриане рассматривали стратегические уловки как важное оборонительное оружие, но чтобы овладеть им, нужно было сначала изучить единственный известный им вид, обладающий способностями к обману, то есть человечество.

Вскоре после того как Эванс рассказал инопланетянам об этом уникальном свойстве людской натуры, в среде трисолярианской научной элиты возникла новая отрасль знания – «обманология». Трисоляриане надеялись, что освоить это человеческое умение будет несложно, но надежды быстро увяли. Чисто теоретически понимание принципов обмана не представляло трудности: нужно попросту выдавать ложные утверждения, и как только противник поверит им, желаемая цель будет достигнута. К несчастью, трисолярианские ученые почти сразу обнаружили, что у их расы не сформирован биологический механизм лжи и они не в состоянии применить эту нехитрую технику на практике. Примерно то же самое происходит с учеными-людьми: они способны досконально описать четырехмерное пространство средствами математики, но не могут сконструировать в уме даже самой простой четырехмерной фигуры.

Как все разумные существа, трисоляриане иногда совершали ошибки, но поскольку их язык состоял из электрических мыслеобразов, излучаемых напрямую в мозг собеседника, выдавать заведомую фальшивку за правду у них не получалось. Если трисолярианин знал, что утверждение ложное, когнитивные маркеры немедленно разоблачали его. Хотя в некоторых специфических обстоятельствах, например в дальней связи, осуществляемой при помощи техники, можно было сфабриковать сигналы ложной мозговой активности, глубинный инстинкт трисоляриан, наследие долгой эволюции от примитивных до развитых жизненных форм, удерживал их от подобного шага.

Трисоляриане надеялись овладеть искусством лжи, изучая историю человечества, а также выдающиеся работы в области политики, военной стратегии, торговли и теории игр. Но вскоре они выяснили, что не могут понять историю землян, как не могут разобраться и в теоретических работах по данным вопросам, принадлежащих перу земных ученых. (Истины ради заметим, что и среди людей эти работы понимают немногие.)

Тогда они обратились к художественной литературе, понять которую, кажется, было легче. Одно время трисолярианским ученым и политикам предписывалось читать популярные произведения, повествующие об интригах и обмане. Книги наподобие «Графа Монте-Кристо», «Приключений Шерлока Холмса» и «Троецарствия» стали бестселлерами. Но инопланетяне не обладали нужными качествами, чтобы по достоинству оценить и эти книги. Романы, которыми люди зачитывались на досуге просто ради удовольствия, трисолярианам представлялись мудреными, непостижимыми трактатами. Даже после многих лет их изучения наиболее продвинутые стратеги смогли понять лишь простейшие обманы, представленные в таких сказках, как «Красная Шапочка». Для ведения межзвездной войны эти знания были бесполезны.

После нескольких десятилетий бесплодных усилий трисоляриане были вынуждены отказаться от амбициозного плана фундаментально изменить собственную природу. Тогда они стали разрабатывать компьютерные симуляции, способные выстраивать перспективные сценарии стратегического обмана. Однако компьютеры могут лишь воспроизвести и расширить дарования своих создателей. Чтобы наделить компьютеры особыми навыками, нужно написать необходимое программное обеспечение, а чтобы написать такое программное обеспечение, необходимо глубоко разбираться в соответствующих принципах. Если люди не в состоянии найти доказательство проблемы Гольдбаха, вряд ли им стоит рассчитывать, что с этой задачей смогут справиться сделанные людьми компьютеры. Так и здесь: поскольку трисоляриане не понимали, как работает обман, этого не могли понять и их компьютеры.

Наконец после долгих лет концентрированных усилий и упорных попыток, предпринятых целыми поколениями лучших трисолярианских умов, в распоряжении которых была база данных, включающая в себя содержание всех земных библиотек, наиболее совершенные трисолярианские компьютеры научились лгать примерно как двенадцатилетний землянин. Впрочем, и это действие было возможно только в обстоятельствах, близких к земным (поскольку все сценарии, по которым тренировали компьютеры, имели земное происхождение). Такие навыки имели лишь ограниченную применимость в потенциальных конфликтах между трисолярианской и другими, еще не открытыми инопланетными цивилизациями. Во многих случаях эти «продвинутые» компьютеры не умели даже вести содержательную беседу, проваливая стандартный тест Тьюринга.

Потратив столько времени попусту, трисолярианские ученые пришли к выводу, что для овладения навыком стратегического обмана жизненно необходимо изучать настоящего, живого человека. До того как межзвездный флот достигнет Земли и завоюет ее, единственным человеком, которого могли бы заполучить трисоляриане, был Юнь Тяньмин, вернее, его мозг, уже покинувший Солнечную систему. В конце Эры Кризиса флот отрядил корабль с единственной целью – перехватить зонд, несущий мозг Юнь Тяньмина.

Человечество ошибочно истолковало отбытие этого корабля как попытку трисоляриан, осознавших подавляющее превосходство земных сил, заключить мир, и эта ошибка косвенным образом привела к уничтожению всего земного флота в битве Судного дня. В этом смысле непреднамеренный «стратегический обман» со стороны Трисоляриса, можно сказать, увенчался успехом.

Флоту удалось выловить зонд с мозгом Юнь Тяньмина только после того, как Ло Цзи ввел в действие систему Устрашения. Теперь между Землей и Трисолярисом установился хрупкий баланс сил. После многих лет блокады софонов развитие земных технологий пошло громадными скачками. Трисолярису же оставалось лишь смотреть, как его преимущество убывает день ото дня. Теперь для него основной целью стратегического обмана стала не какая-то покуда неизвестная инопланетная раса, а человечество. Хотя на Земле еще и оставались кое-какие последователи общества «Земля – Трисолярис», готовые плести интриги и играть на стороне пришельцев, трисоляриане не хотели пускаться в рискованные предприятия под пристальным взором землян, дабы те не осуществили всеобщую космическую передачу. В таких обстоятельствах стало необычайно важно прозондировать и понять мозг Юнь Тяньмина.

На выяснение базовой структуры органа трисолярианам понадобилось примерно десять земных лет. Принимая во внимание эффективность трисоляриан, которая намного превосходила человеческую, их прогресс был эквивалентен целому столетию работы земных ученых. Инопланетяне сконструировали симуляцию тела для захваченного мозга, чтобы он мог видеть, слышать, осязать, ощущать вкус и запах, а затем принялись изучать, как генерируются и передаются сенсорные сигналы.

Следующим этапом была попытка истолковать информацию, содержащуюся в памяти Тяньмина. Трисоляриане в определенные моменты стимулировали языковой центр мозга, чтобы он мог рассказать им, что он видит, слышит, о чем думает и так далее. Не умея еще читать мысли Тяньмина напрямую, они методом проб и ошибок, перебирая различные стимулы, научились вводить в его мозг любую информацию, а затем изучать его реакции по его собственным описаниям.

Поначалу трисоляриане обращались с подопытным объектом бережно, и эксперименты были осторожными и мягкими. Они показали Тяньмину множество прекрасных видов и приятных сцен. Вот эти самые опыты и оставили в сознании Тяньмина иллюзорные воспоминания о снах, которые он якобы видел в течение своего долгого полета сквозь космический мрак. Но по мере того как пришельцы детальнее знакомились с человеческим мозгом, эксперименты становились все более грубыми и бесцеремонными. Много раз мучители приводили Тяньмина к грани безумия, но они знали уже достаточно, чтобы остановиться на краю пропасти и успокоить подопытного с помощью химических транквилизаторов, давая тому возможность восстановиться.

Хотя трисоляриане и научились читать мысли Тяньмина с относительной точностью, они обнаружили, что благодаря уникальной нервной топологии каждого отдельного человека то, что они узнали от своего пленника, применимо к другим людям только на самом базовом уровне. Нейронные структуры и паттерны высшей мыслительной деятельности, которые они изучали, были присущи только Тяньмину, и никому другому. Мечта трисоляриан научиться читать в головах всех людей оставалась недостижимой.

Таким образом, глубоко индивидуальный характер опыта и памяти сохранил природу человеческого мышления в тайне – оно по-прежнему оставалось черным ящиком. Если бы у трисоляриан был доступ к тысячам или миллионам подопытных, возможно, тогда им бы и удалось преодолеть этот барьер. Увы, у них имелся лишь Юнь Тяньмин.

И все же, имея в распоряжении только один мозг, они достигли великолепных результатов.

Еще семь земных лет концентрированных усилий по исследованию мозга Тяньмина – и трисоляриане создали первую цифровую модель этого органа. Модель содержала всю информацию, хранящуюся в разуме пленника на квантовом уровне, и могла использоваться для имитации основных процессов его мышления. После того как трисоляриане удалили из цифрового мозга все «бесполезные» человеческие эмоции и чувство видовой принадлежности, они наполнили его собственными данными, надеясь, что машинный разум поможет им плести интриги и строить козни. Трисоляриане назвали эту технологию «облачным компьютингом» – во-первых, потому что она окутывала туманом свет истины, а во-вторых, потому что «юнь» по-китайски означает «облако».

По мере того как цивилизация трисоляриан становилась все более коммерчески ориентированной, были выпущены недорогие версии цифрового мозга Юнь Тяньмина для массового потребления. Трисоляриане вживляли эти «облачные» устройства в свои органы мышления, маскируя с их помощью свои истинные мысли и достигая таким образом беспрецедентных результатов, невозможных для «неусовершенствованного» трисолярианина.

Например, традиционная беседа во время трисолярианского брачного периода могла пойти вот так:

– Моя дорогая особь-первого-пола, эта смиренная особь-второго-пола желает, чтобы наши тела соединились. – Трисолярианин, обращающийся с просьбой, делал щупальцами жест, выражающий желание. (Трисоляриане тоже делились на два пола, хотя и совершенно иные, чем у людей.)

– Пошел вон, уродина! Один твой вид вызывает у меня желание извергнуть фекальные массы! – Второй трисолярианин посылал мыслеволну, выражающую крайнее отвращение.

Такая откровенность со стороны второго трисолярианина часто приводила к ситуации, не желательной ни для одной из сторон, а именно к бешеной драке. Изобретение «облачного компьютинга» позволяло незаинтересованной секс-особи отвечать в более деликатной манере:

– Благодарю! По-моему, ты чудесная особь. Но, думаю, я для тебя недостаточно хороша.

После такого ответа проситель уходил гордый и довольный, – возможно, даже еще более счастливый, чем если бы спаривание произошло.

Это, несомненно, было грандиозным шагом вперед для трисолярианского общества, но некоторые другие случаи применения этой технологии оказались не столь приятны. Поскольку трисоляриане не умели обманывать и отличались почти эйдетической памятью, на их планете не были в ходу физические деньги. Большинство деловых транзакций даже не регистрировались, а представляли собой лишь объявление желаемой цены и остатка на счетах. Типовая купля-продажа, описываемая ниже, в людском сообществе была бы попросту невообразима:

– Я хочу приобрести вот этот дегидратор быстрого действия. У меня есть 12 563 кредита. Сейчас я заплачу тебе 231 кредит, и у меня останется 12 332 кредита.

– Согласен. У меня было 73 212 кредитов. Только что получен 231 кредит, в итоге у меня 73 443 кредита.

– По рукам. Теперь я забираю дегидратор быстрого действия и ухожу.

При реальной же купле-продаже такие тяжеловесные диалоги не велись. Обе стороны попросту проецировали каждый свои расчеты и следили за движениями на счетах собеседника. Если один из них делал ошибку, другой тут же ее поправлял. Но облачный компьютинг позволял трисолярианам маскировать свои истинные мыслеволны и проецировать ложные результаты. Бедняк без гроша мог объявить себя миллиардером, и что бы он ни покупал, остаток на его счету не уменьшался. Торговец мог объявить самые обычные товары люксовыми и взвинтить цены.

Популярность облачного компьютинга едва не привела к тотальному коллапсу трисолярианской экономики. Правительство было вынуждено запретить прямое внедрение облачных устройств в органы мышления граждан под угрозой немедленной дегидрации с последующим сожжением. Чтобы обеспечить выполнение этого закона, повсюду были установлены противооблачные детекторы. Только тогда порядок в рыночных отношениях был восстановлен.

Хотя облачные устройства и не могли быть интегрированы в мышление трисоляриан напрямую, рядовому гражданину было интересно пообщаться с имитацией мозга Юнь Тяньмина. Даже с учетом относительной медлительности мозговых процессов и явной забывчивости ум человека не уступал трисолярианскому. Собственно говоря, человеческий разум обладает некоторыми качествами, не присущими разуму трисолярианина. Люди не только обманщики – они тонко чувствуют природу, любознательны, одарены воображением и стремлением к творчеству. И непредсказуемы. В некотором смысле освоение процессов человеческого мышления – в частности, Юнь Тяньмина – послужило ключом к технологическому прорыву на Трисолярисе в конце Эры Устрашения, кульминацией которого стало изобретение двигателя, искривляющего пространство.

Вот почему трисоляриане испытывали к Юнь Тяньмину искреннее почтение и глубокую благодарность. Позже, после того как он продемонстрировал свою лояльность к Трисолярису, они наделили его очень высоким социальным статусом.

Облачные технологии, однако, показали свою недостаточность для непосредственного продвижения трисоляриан к их стратегическим целям. Второе поколение эмуляторов мозга Юнь Тяньмина пользовалось цифровыми моделями, оперирующими данными на квантовом уровне. Но, как обнаружил Хайнс еще в Общую Эру, человеческая мысль подвержена воздействию квантовой неопределенности. Трисоляриане не могли воспроизвести процессы, идущие в мозгу Юнь Тяньмина на квантовом уровне, поэтому истинная суть человеческой мысли от них ускользала. Чтобы достичь уровня сложности и многогранности, присущих разуму людей, они вынуждены были опереться на изучение подлинного человеческого мозга.

Создав три поколения экспериментальных облачных устройств, трисоляриане были вынуждены признать, что симуляция ответов не дает. Им оставался последний выбор: пробудить Юнь Тяньмина от бесконечного сна и, запугивая или улещивая, заставить его служить Трисолярису.

Юнь Тяньмин прервал свой рассказ. АА смотрела на него с напряженным лицом.

– И ты… согласился? – Она задержала дыхание, боясь услышать ответ, который разбил бы ее надежды.

Тяньмин помотал головой, но АА это не успокоило. Она догадывалась: поначалу он отказался, но после бесконечного ряда изобретательных пыток, конечно, не выдержал. АА понимала: есть предел издевательствам, которые может вынести мозг, и она не была столь наивна, чтобы презирать Тяньмина за это. И все же в глубине души ей было трудно примириться с тем, что человек, которого она любит, ответствен за уничтожение человечества. Она не желала слушать дальше.

– Мне холодно, – сказала АА, дрожа и обнимая себя руками. – Давай вернемся на корабль.

Солнце уже село, и призрачный звездный свет черного домена озарил небосвод. Температура воздуха резко упала, а на АА не было одежды – ни единой нитки.

Совсем недавно она и Тяньмин встречали на Голубой планете лето. Их первоначальное суждение о климате их мира оказалось не совсем верным. По причине значительного эксцентриситета орбиты в самый холодный период на двух третях планеты устанавливались погодные условия, близкие к земной Антарктике, зато летом температура кое-где достигала 50º по Цельсию. Жара была просто непереносимая, поэтому оба поселенца решили избавиться от одежды и жить, как в раю до грехопадения. Но времена года на Голубой сменялись быстро, и после нескольких бурь наступила прохладная осень.

Тяньмин покрутил кольцо на пальце – единственный предмет одежды, вернее, украшение, которое он носил, – и вокруг них возникло защитное силовое поле радиусом три метра. Температура внутри поля быстро поднялась до комфортного уровня. Никакого источника тепла АА не видела. Она иронически усмехнулась. Люди Эры Устрашения умели манипулировать силовыми полями с такой же точностью – эта технология использовалась для поддержания необходимой для жизни атмосферы в открытом космосе без физических барьеров. Однако людям для достижения такого результата требовалась помощь огромных машин, поглощающих уйму энергии, тогда как Юнь Тяньмину только и нужно было, что колечко на пальце.

АА не знала, откуда у Тяньмина такая передовая технология. Хотя его корабль не мог вырваться из черного домена, он вполне удовлетворял все их нужды. Даже на этой безлюдной планете наша пара поселенцев жили в относительном комфорте, сравнимом с условиями, существовавшими когда-то в Солнечной системе.

Несколькими днями раньше, плавая в озере – вода содержала немного металлических примесей, но купаться в ней было практически безопасно, – АА вспомнила о том эпизоде своей жизни, когда они с Чэн Синь экспериментировали с древним куском мыла. Она рассказала Тяньмину эту историю, а затем, наполовину в шутку, заметила:

– Ох, вот бы раздобыть кусочек ароматного мыла! Правда, было бы здорово принять здесь пенную ванну?

Конечно, она сказала это не всерьез, но, к ее удивлению, Тяньмин пошел в корабль и, вернувшись через пару минут, кинул ей брусок. Аромат у мыла был еще сильней, чем у того, что они купили в музее сотни лет назад. Она терялась в догадках, откуда Тяньмин взял его.

А еще Тяньмин привез с собой подарок для Чэн Синь – миниатюрную вселенную. АА собственными глазами видела плавающий в воздухе прямоугольный контур. Хотя она никогда туда не входила, сама концепция представлялась ей совершенно непостижимой. Маленькая, замкнутая на себя вселенная, существующая независимо от большой, окружающей ее Вселенной? Неужели трисоляриане владеют такой продвинутой технологией? Но если это так, то с чего бы им тогда тревожиться о разрушении Трисоляриса? Могли бы расселиться по таким мини-вселенным, и дело с концом. Так как же этакое чудо попало в руки Юнь Тяньмина?

АА решила не уходить со свежего воздуха.

– Я уже согрелась. Может, продолжишь? Лучше выговориться и снять груз с души. Я в любом случае на твоей стороне.

Тяньмин в глубокой задумчивости поднял лицо к небу. Прошло много времени, прежде чем он заговорил опять.

– Расскажу тебе о том дне, когда я проснулся, о дне, который никогда не забуду.

Тяньмин проснулся и увидел, что лежит в кровати.

У него было тело.

Должно быть, клонированное, решил он. Это было тело без раковых клеток, и Тяньмин чувствовал себя здоровее и сильнее, чем когда-либо на Земле. Все вокруг было автоматизировано. Трисоляриан нигде не видно. «Возможно, пришельцы не хотят мне показываться, потому что их устрашающая инопланетная наружность может помешать эффективному общению», – подумал Тяньмин.

Он поднялся и осмотрел комнату. Дверь не была заперта. Мгновение поколебавшись, он толкнул ее, вышел наружу и оказался в саду. Он увидел знакомую со времен Общей Эры картину: газон, мостик через узкий ручеек, альпийская горка, маленькая пагода… Модель, сделанная трисолярианами в соответствии с их представлениями о Земле. Сад окружала высокая стена, не позволявшая увидеть находящееся за ней. Пушистые облака плыли в чистом небе, сияло яркое и теплое солнце.

Тяньмин сообразил, что все это место – лишь часть трисолярианского корабля, превращенная в комфортабельную клетку специально для него. Небо, скорее всего, – голографическая проекция. Интересно, как трисоляриане намереваются общаться со своим пленником?

И тут в небе появилась строчка:

Приветствие потрясло Тяньмина – впервые трисоляриане заговорили с ним. Но он сумел сохранить самообладание и кивнул.

– Как делишки? – спросил он.

«Хорошо. – Трисоляриане перешли прямо к делу. – Мы разбудили тебя, потому что нам надо, чтобы ты помог нам завершить план завоевания Земли».

Саркастическая усмешка приподняла уголки рта Тяньмина. Требование не стало для него сюрпризом. Когда он на церемонии в ООН отказался поклясться в верности человеческой расе, он знал, что этот день может прийти. Время принять решение.

– И какой мне резон предавать своих соплеменников? – холодно спросил он.

– Прошу прощения, но вы жестоко ошибаетесь, приравнивая меня к этим жалким трусам из ОЗТ.

Пришельцев его ответ не рассердил.

«Нам всем известно, что земляне обошлись с тобой безжалостно. Вовсе не случайность, что ты оказался среди нас. Благодаря изучению твоего мозга и твоего разума за последние несколько лет наше общество далеко продвинулось по пути прогресса, и твое имя пользуется высочайшим уважением среди трисоляриан. Если ты согласишься помогать нам, ты станешь самым почитаемым гражданином Трисоляриса, чьи привилегии будут уступать лишь привилегиям правителя. Мы понимаем, что наши материальные блага, возможно, не представляют для тебя интереса, но как только наш флот прибудет на Землю, в твое распоряжение поступят ресурсы целой планеты и ты получишь все, о чем только может мечтать человек».

Тяньмин ощерился:

– И зачем оно мне, если человечество будет уничтожено?

Поскольку трисоляриане не умели врать, Тяньмин знал, что их посулы искренни.

– А если я откажусь? – осведомился он.

Тяньмина сотрясала неконтролируемая дрожь. Он понимал, что крылось за этим обещанием: сплошной беспробудный кошмар. Это будет хуже, чем любая физическая пытка.

Так, с него хватит. Почему он должен жить с этим адом в голове? Ради своих соплеменников-людей? Да что они такое – люди?! Они вытащили его из тихой гавани эвтаназии, вырезали мозг, заморозили его, сунули в космический зонд и отправили навстречу судьбе, которая хуже смерти! С какой радости ему заботиться о них?

Темные мысли замелькали в его голове, требуя не быть глупцом. Трисоляриане терпеливо ждали ответа.

– Мне жаль, но я вынужден сказать нет, – проговорил он. Тяньмин и сам не совсем понимал, почему выбрал сопротивление. Знал лишь, что если даже все люди на Земле проклянут его как предателя, никакого чувства вины он ощущать не будет. Это не его бремя, не его ответственность. Скорее всего, он отказался не из чувства долга, а из какого-то анахроничного благородства.

Сохранять свободную волю, отказываться от участи раба, презирать как соблазны, так и угрозы – вот что составляет достоинство и гордость каждого человеческого существа. Это то, чего трисоляриане, исповедующие единственную философию – философию выживания, никогда не смогут да и, наверное, не захотят понять.

– Не нужно, – отрезал Тяньмин.

…Он не представлял, сколько прошло времени.

Он стоял на обрамленной деревьями аллее, золотые листья кружились в воздухе и падали на землю. Была осень. Перед ним расстилался центральный газон университетского кампуса. На травке сидели, уткнувшись в книги, несколько студентов; в отдалении обнималась какая-то парочка; на баскетбольной площадке рядом с газоном шла игра, спортсмены криками подбадривали друг друга… Тяньмин бесцельно побрел по дорожке. Должно быть, он по-прежнему здешний студент, но был слишком потрясен, чтобы задумываться, как он сюда вернулся.

Весь мир, казалось, осветился, когда в конце аллеи появилась знакомая фигурка. По мере того как расстояние между ними сокращалось, фигурка – молодая женщина в бледно-желтой ветровке – увеличивалась в росте. Подойдя, она остановилась перед ним, на ее лице заиграла улыбка.

– Ты пришел, – сказала она.

Тяньмин услышал ласковые нотки в голосе Чэн Синь. Увидел, как она берет его за локоть и прижимается к его боку, словно они пара влюбленных. Он впал в замешательство. «Когда… как…»

Любовь и нежность переполняли его сердце, но он сразу же понял, что происходящее слишком прекрасно, слишком сладостно, чтобы быть правдой. С глубоким содроганием он осознал, что это еще один сон – начало очередной страшной пытки.

– Нет! – закричал он. Но не проснулся. Чэн Синь смотрела на него в недоумении.

Встревоженный, Тяньмин оглянулся вокруг. Что сейчас произойдет – небо расколется и обольет его потоками крови? Или земля разверзнется под ногами? Или все эти студенты превратятся в зомби и нападут на них с Чэн Синь? А может, сама Чэн Синь обратится в мумию с клочковатыми белыми волосами или чудовище с кровавыми нарывами по всему телу? Их закопают живьем? Или хладнокровно разрежут на куски? Какие ужасы, какое зло ждет их в этом райском сне?

– Что с тобой, Тяньмин? – заботливо спросила Чэн Синь. – Ты в порядке?

Он смотрел в ее ясные невинные глаза и не мог даже подумать о том, какие мучения и пытки придется ей вытерпеть. Тяньмин упал наземь, не в силах выносить эту извращенную версию «жизни».

– Прекратите! Пожалуйста. Я не хочу больше видеть сны… Я… я буду вам помогать. Вы меня слышите?!

Все вокруг исчезло. Тяньмин оказался в постели, в той комнате, где проснулся в первый раз. Все его тело было мокро от пота.

– Прошу вас только об одном, – произнес он. – Я хочу каждую ночь видеть сны о Чэн Синь – что мы с ней вместе. Счастливые сны, не кошмары.

«Не проблема», – ответили трисоляриане парящей в воздухе строчкой. Тяньмин вообразил хищные усмешки на лицах пришельцев, написавших эти слова. Наверняка они думают: «Ты всего лишь клоп. Как бы ты ни брыкался, мы все равно победим».

Прервав рассказ, Тяньмин, однако, не очнулся от воспоминаний. 艾 АА обняла его сзади и прошептала:

– Ты ни в чем не виноват. Не виноват!

Но она запуталась в собственных противоречивых эмоциях, страх и горечь росли в ее сердце.

Герой, которого она возвела на пьедестал, оказался таким же уязвимым, как самый обычный человек.

На лице Тяньмина опять появилась кривая усмешка.

– Моя история совсем не так проста.

Достигнув понимания с пленником, трисоляриане предоставили ему все данные и документы, которые он затребовал. В общей сложности этой информации хватило бы на огромную библиотеку. Потратив некоторое время на просмотр файлов, Тяньмин объяснил, что задача – помочь трисолярианам обмануть людей – крайне трудна и ему надо подумать.

Инопланетяне оставили его наедине с собственными мыслями. Тяньмин расхаживал взад-вперед по своему искусственному мирку, время от времени присаживаясь, чтобы отдохнуть. В саду возвышалась семиярусная пагода. Он взобрался на самый верх и стал обозревать окрестности с высоты, погрузившись в глубокую задумчивость.

На следующий день он вернулся на вершину пагоды и пробыл там около часа. Трисоляриане его не беспокоили. Тяньмин пришел к выводу, что они, возможно, ослабили бдительность.

На третий день он опять взошел на пагоду, но, взойдя наверх, перепрыгнул через перила и полетел вниз с более чем двадцатиметровой высоты.

Он заранее продумал последовательность действий: первоначальный отказ, затем признание поражения во сне и согласие на сотрудничество после пробуждения. Целью всей затеи была его собственная смерть. Гравитация на корабле была примерно такая же, как на Земле, и Тяньмин долго и тщательно взвешивал, где и как совершить прыжок. Он летел головой вниз; как только его череп расколется, мозг разлетится брызгами. Какими бы передовыми технологиями ни обладали трисоляриане, Тяньмин подозревал, что это разбитое яйцо им не собрать. Единственное, чего он боялся, – это что трисоляриане смогут навести силовое поле, которое задержит его в воздухе и не позволит разбиться.

Земля приближалась стремительно, заполняя все поле его зрения, и у него едва хватило времени на вспышку радости и облегчения перед тем, как настала тьма. Юнь Тяньмин совершил самое счастливое самоубийство за всю историю человечества.

– Так как же они оживили тебя? – Голос АА дрожал. Осознание того, что Тяньмин остался жив после попытки самоубийства, не изгнало не поддающийся описанию страх из ее души.

– Я снова проснулся и обнаружил, что лежу на постели в той же комнате, жив и невредим. Все в точности как раньше.

– Но… но как же это? Ты хочешь сказать… Ох… – АА догадалась.

– Верно. Я никогда не прыгал с пагоды. – На лице Тяньмина появилось выражение насмешки над самим собой. – Не существовало ни пагоды, ни пробуждения, ни клонированного тела. Все это было очередным сном, который они внедрили в мой мозг. Трисоляриане не встревожились, потому что в действительности никакая опасность мне не угрожала. Сознательного обмана с их стороны не было – они не информировали меня об этой подробности, потому что не посчитали ее важной. Хотя общение со мной во сне велось просто из соображений удобства, позже трисоляриане сказали, что на них произвела впечатление моя попытка применить хитрость с последующим самоубийством – сами они не в состоянии придумать такую уловку. Они подозревали, что если бы наделили меня клонированным телом, то остановить меня им бы не удалось. Это лишний раз убедило их, что они сделали верный выбор, что я способен на стратегическую ложь. Какая ирония, не правда ли?

После этого поединок воль между мной и трисолярианами разгорелся с новой силой. Я отказывался сотрудничать, и в наказание они состряпали множество чудовищных кошмаров. Каждый раз, когда силы оставляли меня, я соглашался помогать, а потом придумывал всяческие предлоги, чтобы потянуть время, или выдавал им негодные идеи. Понятно, что дурачить трисоляриан становилось все труднее, ведь они изучали мой мозг уже так долго, что мои мысли стали для них более прозрачны, чем мысли какого-нибудь другого человека.

С другой стороны, ужасы и пытки постепенно закалили мой разум и я даже научился сознательно подавлять ощущение физической боли, которую мучители проецировали в мой мозг. Наконец им надоела эта игра в кошки-мышки, и они решили воздействовать на мозг напрямую, без моего согласия.

– Как это – напрямую? – спросила АА.

Тяньмин объяснил, что человеческий мозг можно в каком-то смысле считать машиной для решения проблем. Если его простимулировать, он ответит определенным, предсказуемым образом. Чаще всего это происходит без вмешательства сознания. Многие важные когнитивные задачи решаются на подсознательном уровне, сознание обеспечивает лишь дополнительные функции, такие как мониторинг, хранение, организация и корректировка. Тем не менее, если подопытный не желал сотрудничать, они могли произвольно вмешиваться в эти почти автоматические процессы. Чтобы заставить подсознание Юнь Тяньмина служить им, трисоляриане аккуратно изолировали его сознание от остального мозга, а потом воспользовались компьютерами, чтобы контролировать и направлять оставшиеся когнитивные функции.

Но опыт провалился. Истязатели обнаружили, что компьютер не может заменить рефлективную и корректирующую функции живого сознания, – особенно трисолярианский компьютер, плохо совместимый с человеческим разумом. Трисоляриане должны были заставить всего Тяньмина служить им, включая и его сознательную волю.

Поэтому, чтобы получить хотя бы некое подобие сотрудничества, они прибегли к другим способам. Например, накачивали мозг пленника наркотиками, вводя того в галлюцинаторное состояние, и пытались вытянуть из него методы стратегического обмана. Однако затуманенный разум Тяньмина не желал генерировать полезные идеи.

Трисоляриане попробовали также применить способ, который Тяньмин позже окрестил «психошоковой терапией». Он состоял в том, что подопытному давали задачи и принуждали думать, как их решить. Как только Тяньмин пытался сопротивляться, его мозговой центр подавал специфический сигнал, запускающий механизм шока: мощная волна стимулов причиняла Тяньмину ошеломляющее душевное страдание и вызывала ощущение непереносимой физической боли. Такими методами трисоляриане надеялись сломить строптивца.

Вначале им сопутствовала некоторая удача. Но затем Тяньмин научился пользоваться некоторыми ментальными приемами, похожими на практики йоги и чань-буддизма. Вместо активного сопротивления он приводил свой рассудок в состояние пустоты. Он ни о чем не думал и тем самым уводил мысли в тайный сектор, где они текли, никем не прерываемые. Он также развил в себе почти сверхчеловеческую способность терпеть физические пытки, которым подвергали его трисоляриане, и выходить из них несломленным.

Обычный человек использует только крохотную часть своего мозга, а бессердечные трисоляриане непреднамеренно заставляли Тяньмина открывать все новые и новые возможности своего безграничного умственного потенциала. Несмотря на повторные массированные атаки в этой эпической психомахии, технологически гораздо более развитые трисоляриане так и не смогли проделать брешь в крепостной стене, которой Тяньмин окружил свой разум, и вынуждены были признать поражение.

Недоумение АА росло.

– Если трисоляриане не смогли победить твой разум, почему же ты все-таки поддался им?

Тяньмин ответил вопросом на вопрос:

– Как ты думаешь, в чем ключ к успешной лжи?

АА поколебалась.

– Думаю… в правдоподобных деталях? Или, может, в понимании психологии противника?

– Нет. В искренности. Надо быть настолько искренним, чтобы даже отъявленный лжец тебе поверил. – Тяньмин вздохнул.

Трисоляриане отнюдь не отличались единодушием. Встреча с цивилизацией людей потрясла их общество до основания. В первые годы Эры Устрашения, когда шла борьба за душу Юнь Тяньмина, трисолярианское общество само столкнулось с беспрецедентным кризисом. Устрашение положило конец мечтам о завоевании Земли, и осознание провала привело к социальной нестабильности. Популярность земной культуры и облачный компьютинг нанесли еще один удар основам традиционного трисолярианского общества. Засверкали искры недовольства, бунтарские настроения стали распространяться как по Трисолярису, так и в межзвездном флоте. И тут неожиданно грянула Эра Хаоса, приведшая к социальному коллапсу и буре трисолярианской революции.

Поскольку трисоляриане жили в крайне враждебных для жизни условиях, стабильность была превалирующей идеей их политической философии. За всю историю планеты произошло очень немного событий, которые можно было бы расценить как настоящую революцию. Даже если когда-либо в народе и зрели зерна восстания, неспособность трисоляриан ко лжи делала невозможным использование обычных революционных методов вроде тайных заговоров или подпольных организаций. Трисоляриане, исповедующие крамольные идеи, не умели их маскировать, а это значит, что их схватили бы за мыслепреступления задолго до того, как они претворили бы свои намерения в жизнь. Мысль о том, что можно организовать тайное общество с целью изменить статус-кво, стала посещать головы трисоляриан только после контакта с человечеством.

Но теперь у них имелся облачный компьютинг. Хотя рядовым гражданам применение устройств было запрещено, правительственные и армейские исследовательские институты по-прежнему располагали некоторым их количеством. Благодаря маскирующим возможностям этой техники революционеры избегали разоблачения вплоть до периода социальной нестабильности в конце Эры Порядка, а когда наступила Эра Хаоса, они подняли бунт. Тот покатился словно снежный ком и вскоре вышел из-под контроля. Революционерам сопутствовал успех, превзошедший их самые смелые мечты, потому что правящая элита была застигнута врасплох. Всего одна ночь – и старый порядок рухнул.

Восставшие на Трисолярисе свергли старого правителя и властную элиту и отказались от планов стратегической контратаки против Земли. В глазах нового правительства земная цивилизация была окутана романтическим флером, и новые лидеры стремились заключить мир с землянами в обмен на возможность поселиться на одной из планет Солнечной системы. По каналам мгновенной софонной связи они взяли на себя командование межзвездным флотом. Хотя на флоте господствовали «ястребы», поставившие себе целью завоевать Землю и уничтожить человечество, они подчинились новому правительству. Послушание было инстинктивной реакцией большинства трисоляриан, ведь они не привыкли говорить одно, а замышлять другое.

Находясь на межзвездном корабле, Тяньмин не знал всех подробностей случившегося на Трисолярисе, однако он быстро ощутил некие перемены в своих тюремщиках. Мучения, которым они его подвергали, становились все реже, а потом и вовсе прекратились. Через некоторое время инопланетяне возобновили контакт с ним и сообщили, что дома, на Трисолярисе, произошли кое-какие перемены. Теперь они хотели, чтобы Тяньмин выступил в роли моста между двумя цивилизациями и помог выстроить отношения дружбы и доверия.

– Минутку! – воскликнула АА. – Но ведь это наверняка была уловка! И ты что – поддался на нее?

Хотя сама АА одно время верила в дружелюбие трисоляриан, опыт инопланетного завоевания разбил ее иллюзии целиком и полностью. Она бы никогда не поверила ничему, сказанному трисолярианами.

– Нет, это не была уловка, – ответил Тяньмин, качая головой. – Если бы трисоляриане были способны на такой хитроумный обман, им мои услуги были бы ни к чему. Если бы я пошел на сотрудничество с ними, возможно, я и впрямь смог бы помочь двум народам найти способы мирного сосуществования. Но история полна неожиданных поворотов и иронических вывертов… Я упустил шанс.

Тяньмин не поверил в искренность своих мучителей и продолжал упорствовать. На этот раз трисоляриане, занятые проблемами, возникшими в ходе революции, оставили его в покое, дали спокойно спать и видеть сны. Они больше не мучили его искусственно созданными кошмарами и не будили. С этого момента Тяньмин жил в мире собственных грез и не осознавал течения субъективного времени. Может, он провел так две тысячи лет, а может, и пять, и десять тысяч.

– А сколько на самом деле? – спросила АА.

– Объективных ориентиров, таких как восходы и закаты солнца, там не было, поэтому не могу сказать точно. В реальности, возможно, прошло лет двадцать, но для меня это было все равно что тысяча. В одной из своих грез я даже основал цивилизацию и наблюдал ее расцвет и падение…

– Они замкнули тебя в царстве снов на тысячелетия?! Это… это же куда страшнее, чем смертная казнь! – рассердилась АА.

– Да вовсе нет, – возразил Тяньмин. – Этот долгий-долгий сон был самым счастливым временем моей жизни. Я существовал внутри собственного разума, и никто меня не беспокоил. Такого счастья я не испытывал, даже живя на Земле.

После многих лет жесточайших умственных пыток мой разум превратился в точнейший инструмент. Я не только создал с его помощью невообразимо огромный внутренний ландшафт – я был полновластным хозяином этого нового домена. Образование в области классической литературы, которое навязали мне родители в юности, оказалось бесценным – оно снабжало меня сырьем для строительства мира моих грез. Я вместе с героями эпоса отплывал на «Арго» за золотым руном, готовый сражаться с морскими змеями и прочими чудищами; или следовал за Гренгуаром по темным улочкам средневекового Парижа, слушая перезвон колоколов Квазимодо; или летел на облачной колеснице, запряженной крылатыми конями, над укрытыми снегом вершинами, чтобы навестить Царицу-Мать Запада в горах Куньлуня…

Я не просто был гостем в этих мирах – я их создавал. Воображал себе мельчайшие детали этих вселенных: новозаветный Иерусалим, или Ад и Рай «Божественной комедии»; или Бяньлян с полотна «По реке в День поминовения усопших», или Небесный дворец и Чистые Земли Будды, как они описаны в «Путешествии на Запад»… Я также придумал немало чудес, дотоле никем не описанных: царства на лепестках цветов, вселенные в ореховых скорлупках, огромные города на морском дне, сады, парящие в космосе…

Я был творцом этих грез, а потому мне не надо было вникать в технические детали или следовать научным законам. Все, что от меня требовалось, это вообразить их – и они возникали. Да будет свет, объявлял я, и вселенная сияла. Я воздвигал здания, которые, согласно законам механики, не могли существовать, однако существовали – величественные, впечатляющие, возвышенные… Я конструировал чудеса, перемешивающие времена и пространства: Венецию в пустыне, первобытный лес в сердце громадной столицы, водопады, ниспадающие на землю со звезд, тропические острова, парящие в воздухе…

Я населил свои миры колоритными персонажами и изумительными сказаниями. В них были войны между богами, таинственные сокровища, легендарные герои, юные искатели приключений, любовь, выжигающая душу и разбивающая сердца… Собственно, бо́льшую часть историй, позже рассказанных трисолярианам, я сочинил именно в то время.

– Вот как? – воскликнула АА. – А я-то думала, тебе пришлось тяжко трудиться, выдумывая все эти волшебные истории, и всё только затем, чтобы замаскировать тайные послания в трех сказках для Чэн Синь!

– Не так уж тяжко, – улыбаясь, сказал Тяньмин. – Когда твое время ограниченно, тебе почему-то хочется помедлить, расслабиться, подремать. А когда у тебя времени вдосталь, тебе не хочется делать ничего другого, кроме как творить. Те сказки были лишь малой частью всего того, что я насочинял.

– Тогда почему бы тебе не рассказать мне какую-нибудь из своих романтических историй? – попросила АА. Ее так захватил рассказ Тяньмина, что она позабыла, зачем он все это говорит. Она с нежностью обвила руками его шею и прильнула к плечу.

– Ладно. Что же тебе рассказать… О, знаю. Вот одна из моих самых любимых историй.

В Древнем Китае, у истоков реки Янцзы, в деревне у подножия гор Тангла жил юноша-тибетец. Юноша любил представлять себе мир за горами, в котором никогда не бывал. Однажды через деревню шел купец из срединного Китая. Паренек повсюду следовал за ним и расспрашивал обо всем, что тот повидал. Купец рассказал, что ручей, бегущий мимо их деревушки, уходит на восток и, вбирая в себя множество других ручьев и речек, становится шире и глубже, течет в ущельях между гор и по равнинам, огибая холмы; и, преодолев двенадцать тысяч ли, впадает в бескрайнее море. Это самая могучая река в стране.

Паренек не знал, что такое море, и купец поведал ему, что это водоем, такой огромный, что корабль не может доплыть до другого берега. В него впадают все реки мира, и зеркало его вод больше любой суши, а синева так же чиста, как небесная лазурь. Около моря, в нижнем течении реки Янцзы, расположена Цзяннань – страна зеленых холмов и подернутых дымкой озер, где расписные беседки и изящные домики красуются на лугах, подобные фигурам на картине или словам в поэме. Женщины, одетые в струящийся шелк, гребут в легких челноках по спокойным водам и напевают песенки на нежном, утонченном наречии У.

Юношу зачаровал рассказ купца, и он захотел уйти с ним в Цзяннань, но никто в деревне не поверил байкам проезжего торговца, и родители не отпустили сына. Купец ушел, но оставил новому знакомому бутылочку из Цзяннани. Юноша написал письмо на тибетском диалекте, в котором обрисовал свои мечты и фантазии, вложил его в бутылочку вместе с кусочком чистого нефрита с близлежащих гор, запечатал и бросил в ручей, бегущий за деревней, с надеждой, что река принесет его послание в Цзяннань, за тысячи ли отсюда.

Через полгода одинокая девушка гуляла по берегу Янцзы за стенами Цзянькана – Города Камней и самой большой столицы в мире, увидела бутылочку, качавшуюся на волнах, и…

Тяньмин остановился, увидев на лице АА ужас, – ужас при осознании грозной тайны.

– Но… но это же «Сказки Янцзы»! – наконец воскликнула она. Сотни лет назад АА показала этот удостоенный многочисленных наград фильм своей подруге Чэн Синь. Поскольку после этого АА провела бо́льшую часть времени в гибернации, фильм все еще был свеж в ее памяти.

АА была так счастлива поделиться с Чэн Синь этим великолепным произведением искусства, сообщив ей, что его создали трисоляриане! А по словам Тяньмина, эту историю соткал его разум во сне…

– Верно, я рассказываю тебе «Сказки Янцзы», – спокойно подтвердил Тяньмин. И тем же ровным тоном сделал следующее признание: – Этот фильм, как и огромное множество других так называемых художественных произведений трисоляриан, я сочинил во сне. Трисоляриане завоевали доверие землян с помощью моих грез.

Стратегической целью трисоляриан было уничтожить земную систему гравитационной связи, так чтобы земляне не успели осуществить всеобщую космическую передачу, положив тем самым конец Устрашению. Для этого необходимо было склонить землян к выбору на пост Держателя Меча кого-нибудь добросердечного и слабого, например Чэн Синь. А единственным способом достичь этой цели было убедить землян, что трисоляриане больше не представляют угрозы.

Уверить людей в том, что у трисоляриан вырваны клыки, можно было по-разному, но наиболее эффективный метод – это установить отношения доверия и доброй воли. Чтобы люди поверили захватчикам, в них нужно вызвать эмпатию к пришельцам, внушить им мысль: «Они такие же, как мы».

Эта цепочка рассуждений сложилась в результате многократных долгих дискуссий между трисолярианскими лидерами. Но они не представляли себе, как выполнить первую задачу в этой цепочке, а именно: изменить восприятие людьми трисоляриан как непреодолимо чуждых существ. Слишком велики были различия между двумя цивилизациями. В начале Эры Устрашения трисоляриане по неопытности открыли землянам некоторые факты об организации своего социума. Например, что родители, соединив свои тела при спаривании, умирают, распадаясь на нескольких «детей»; или что стариков и инвалидов принудительно дегидрируют и сжигают, чтобы повысить эффективность функционирования общества. В результате люди начали относиться к инопланетянам с величайшим ужасом и отвращением. Знаменитое изречение, когда-то брошенное людям трисолярианами, земляне подхватили и обернули против пришельцев:

«Вы клопы!»

Этой фразой трисоляриане хотели подчеркнуть огромный разрыв между двумя цивилизациями в научных знаниях и технологических достижениях. Но люди вложили в нее моральное и культурное осуждение. Как только на Трисолярисе пришли к власти сторонники мира, они попытались улучшить отношения между двумя народами, но историческое бремя и культурная пропасть были таковы, что их усилия не дали практических результатов. Трисоляриане были существами рациональными, мало подверженными эмоциям и сантиментам, а вот люди… Люди не могли забыть о зверствах, совершенных чужаками во время битвы Судного дня. Такая непримиримая ненависть казалась трисолярианам абсолютно иррациональной, они не понимали, как с ней бороться.

И тогда они вспомнили про Юнь Тяньмина и попытались найти ключ к сердцу землян в его разуме. Они записали все его сновидения, которые считали настоящей сокровищницей. Сам Тяньмин стал идолом для поклонников земной культуры. После тщательной обработки его сны были претворены в литературные и визуальные композиции, встретившие широкое одобрение среди трисоляриан. После тщательной адаптации эти работы были пересланы на Землю под видом творений трисолярианского искусства.

Осталось неясным, намеревались ли инопланетяне с самого начала обмануть людей. Возможно, отправка на Землю произведений Тяньмина была просто жестом, призванным продемонстрировать добрую волю. К тому же трисолярианской культуре был присущ крайний коллективизм, а потому концепция авторства у них практически отсутствовала. Слегка переделав сны Тяньмина согласно своим вкусам, они совершенно естественно стали считать их собственными произведениями. К тому времени трисоляриане уже более-менее научились базовым принципам сохранения тайны, поэтому когда земляне спросили об источнике этих творений, они не дали прямого ответа. Эта уклончивость была вершиной их способности ко лжи. Люди же и понятия не имели, что в распоряжении пришельцев есть человеческий мозг, который бессознательно создает для них произведения искусства, и, само собой, пришли к заключению, что творцами были сами трисоляриане.

То, что сны Тяньмина были насквозь проникнуты идеями гуманизма и имели глубокие корни в человеческой культуре, должно было разбудить в людях подозрения, но чрезмерная самонадеянность, присущая Эре Устрашения, и искреннее восхищение, которое испытывали трисоляриане к земной цивилизации, сделали землян слепыми. Они верили: несмотря на то, что цивилизация Земли – это только-только проклюнувшийся в темном лесу росток, человечество уже выработало универсальные моральные ценности, применимые повсюду в мироздании независимо от места и времени. Им казалось естественным, что варвары-пришельцы так восторгаются земной культурой и подражают ей. Самым весомым доказательством универсального характера человеческих ценностей был тот факт, что трисоляриане, другая продвинутая цивилизация, должным образом стимулированная, создала произведения искусства, похожие на земные. Кроме того, в процессе адаптации трисоляриане добавили в сны Тяньмина некоторые трисолярианские элементы и подмешали несколько подлинно трисолярианских творений, сработанных в подражание земным, хотя и не такого высокого качества, как грезы Тяньмина. Полученный результат усыпил бдительность землян.

Слушая рассказ, АА припомнила еще одну «очеловеченную» трисолярианскую поделку.

– Погоди-ка… А ты случайно не приложил руку к созданию Томоко? – АА передернуло при мысли о трисолярианской «посланнице», которая являлась то в облике ниндзя, то в виде классической японской красавицы.

Тяньмин смущенно кивнул.

– Да. Томоко тоже вышла из моих грез…

Поскольку на Земле Тяньмин вел одинокий образ жизни, сторонясь общества, в его снах, пока он спал на трисолярианском корабле, появлялось не так уж много женских персонажей, если не считать матери, сестры и Чэн Синь. И все же одна женщина часто возникала в его воображении – иногда нежная и робкая, иногда страстная и дерзкая. Трисоляриане весьма заинтересовались этой таинственной фигурой и после долгих исследований с помощью софонов обнаружили, что ею была японская актриса из Общей Эры, которую звали Ран Асакава. Студентом Тяньмин частенько наслаждался ее интернет-клипами, сидя в одиночестве в своей комнате в общежитии, а после того как начал работать, купил целую коробку ее фильмов. Ран, по всей видимости, являлась представительницей некоего проявления японской культуры, которое в ту эпоху пользовалось чрезвычайной популярностью в большой части Азии.

Поначалу трисоляриане уделяли Японии не слишком много внимания, но сны Тяньмина побудили их стратегов заинтересоваться этим географически изолированным государством. Они узнали, что Японские острова, лежащие на разломе тектонических плит, подвержены разрушительным природным катаклизмам, таким как землетрясения, цунами и извержения вулканов. Одно из самых сильных цунами, случившихся в конце Общей Эры, забрало жизни десятков тысяч человек. Многие японские лидеры высказывали озабоченность тем, что острова находятся в зоне нестабильности, и в течение своей истории Япония не раз совершала завоевательные походы на материк. О японцах отзывались как о людях суровых, дисциплинированных, приверженных строгому порядку… Не оставляет сомнений, что японский опыт стал для трисоляриан весьма полезен.

Наиболее поучительным эпизодом был для них один, произошедший задолго до рождения Юнь Тяньмина. Японцы осуществили кровавое вторжение на родину их пленника, в Китай, в результате которого обе нации стали непримиримыми врагами. Однако не прошло и нескольких десятков лет, как японская развлекательная продукция получила в Китае широчайшее распространение. Миллионы китайцев стали поклонниками японской культуры и фанатами японских звезд, позабыв многолетнюю вражду. Исходя из этого, трисолярианские ученые пришли к выводу: чтобы заставить человечество забыть о нанесенных ему в сражении Судного дня жестоких ранах, надо повторить успех Японии.

Так появилась Томоко – в виде японки, смоделированной по образу Ран Асакавы.

– Вот оно что! – воскликнула АА. – После встречи с ней Чэн Синь рассказывала, что она напомнила ей иностранную актрису из ее времени, только не могла припомнить кого. Оказывается, вы оба были поклонниками этой актрисы!

– Чэн Синь была поклонницей Ран Асакавы?

– А что тебя так удивляет? – АА не могла понять, почему Тяньмин задал свой вопрос таким странным тоном.

– Гм-м… Не важно. – Тяньмин смущенно улыбнулся и покачал головой.

Презентации Томоко на Земле сопутствовал грандиозный успех. В середине Эры Устрашения люди начали все больше ценить традиционные «женские» качества, и сверхженственный образ Томоко соответствовал требованиям времени. Ее одежда, макияж и украшения стали задавать тон моде. Внешность Томоко ускорила тенденции в обществе, ради которых она и создавалась. Многие люди пришли к выводу, что если некогда жестокие, необузданные трисоляриане избрали для себя такой мягкий женственный облик, то это несомненный сигнал к тому, что подобная же эволюция в человеческом обществе совпала бы с общей эволюцией универсальных цивилизационных ценностей. Классическая строка из «Фауста», слегка модифицированная, стала символом новой концепции космической цивилизации:

«Вечная женственность влечет и нас, и трисоляриан вперед и вверх!»

Вскоре, однако, трисоляриане перестали следовать за цивилизацией Земли.

Движение за реформы на Трисолярисе протянуло недолго. Слепое заимствование и подражание земной культуре не решали практических проблем трисоляриан. Эры Хаоса никуда не делись только потому, что общество «гуманизировалось». Положение даже ухудшилось. Благодаря расцвету индивидуализма старая авторитарная, милитаристская вертикаль власти распалась. Пока длилась Эра Порядка, различные фракции грызлись между собой, преследуя собственные интересы, и это привело к дроблению трисолярианского общества. С приходом Эры Хаоса фракции, вместо того чтобы консолидироваться, продолжали грызню, результатом которой стала гибель миллиардов трисоляриан. Через двадцать лет после установления нового режима рядовой трисолярианин не мог сказать ничего хорошего о положении вещей, и многие характеризовали новое правительство как «власть земных клопов, осуществляемая земными клопами для земных клопов».

Реформисты пытались решить свои политические проблемы путем демократических выборов – еще одного заимствования с Земли. Но результат оказался не тем, которого ожидали. Кандидаты – приверженцы старого режима получили подавляющее большинство голосов и вернулись во власть, после чего немедленно начали жестокое преследование «проземной» фракции. После нескольких десятилетий общественных волнений трисоляриане разочаровались в человеческих ценностях и в моду снова вошел строгий военный порядок. И опять в повестку дня вернулись вопросы стратегического обмана и завоевания Земли.

Новые ястребы обнаружили, к своему удовольствию, что великая стратегия лжи, по сути, уже увенчалась успехом. Люди в основной своей массе придерживались теперь мнения, что трисоляриане – дружественная и добрая раса. Ключевыми факторами успеха оказались художественные творения Юнь Тяньмина и некогда искреннее увлечение трисоляриан земной культурой.

Теперь обман людей стал делом нетрудным. Люди сами вырвали у себя клыки. Ученые пришли к выводу, что процесс саморазоружения в человеческом обществе продлится еще около ста лет. Они давали больше 90 % гарантии, что почившее на лаврах человечество изберет следующим Держателем Меча кого-нибудь мягкосердечного и доброго; а у трисоляриан оставалось еще много других произведений Юнь Тяньмина, могущих послужить опиумом для человеческого рода. Трисоляриане пока еще были относительно неумелы в искусстве интриг и уловок, но они знали уже достаточно, чтобы позволить Томоко и дальше составлять цветочные аранжировки и проводить чайные церемонии – всё ради удовольствия землян.

Именно в этот период трисолярианские ученые провели первые успешные испытания светолетов с двигателями, искривляющими пространство. Люди более поздних эпох иногда недоумевали, зачем пришельцам Земля, с их-то передовыми технологиями? Ответ крылся в упорстве трисоляриан. Раз их Первый флот уже находится на пути к Земле, то, пожалуй, можно и довести миссию до конца. Светолеты служили дополнительной гарантией успеха. Если бы план захвата Земли провалился и человечество осуществило всеобщую космическую передачу, у трисоляриан было бы в запасе еще лет сто пятьдесят, чтобы построить большие светолеты с целью эвакуировать большинство населения Трисоляриса прежде, чем их постигнет удар темного леса. Принимая во внимание, сколько времени потребовалось, чтобы «заклятье» Ло Цзи подействовало, это была адекватная оценка.

Никто не мог предугадать, что удар темного леса, обусловленный всеобщей космической передачей, последует так быстро. Прошло всего три года – и Трисоляриса не стало.