50

Коронация была короткой. Она проводилась в часовне кафедрального собора, задрапированного в черный креп и неземную тишину. Гудел лишь голос Лорда Скипетра. Он поместил корону на голову поседевшего отца Теодора, и даже я, сидевшая в задней части зала, видела слезы в его глазах.

Королева – то есть королева-вдова – и принцесса Аннетт сидели на подиуме вместе с остальными домочадцами. Аннетт уже не собиралась замуж. Делегация из Серафа вернулась в свою страну после Средизимней революции, и о разрыве помолвки было уже объявлено. Кроме того, подумала я с кислым чувством, больше не имелось причин для ее поспешного брака. Ей уже не нужно производить наследника.

В краткой дополнительной части Теодора назвали принцем Вестланда и первым наследником трона. Слезы побежали из моих глаз. Я всегда видела дистанцию, которую мы не могли стереть ланчами в оранжерее и свиданиями в саду. Официальное признание вернуло меня на землю, сковав железом по рукам. Теодор принял кольцо-печатку принца Вестланда, но, когда он повторял клятву наследника, его глаза нашли меня.

Я плакала, роняя слезы в свой носовой платок.

Поток черного шелка и вельвета омыл часовню, а затем выплеснулся на белые улицы. Тем временем Площадь фонтанов изменилась. Мятежников сменили женщины, продававшие траурные повязки и белые шелковые розы. Революция растворилась в горе. Оппозиция все еще кипела под поверхностью, но было ясно, что большая часть протестующих не захочет чьей-либо смерти.

Мой брат все еще не появлялся.

Несколько Красных колпаков, служивших сержантами во время революции и прятавших квайсетское оружие, были пойманы. После быстрых трибуналов их повесили. Нико так и не нашли. Я узнала имена нескольких сержантов, и Теодор рассказал мне, что женщину, которая привела толпу к моему ателье, признали виновной в хранении оружия. Моя соседка говорила, что та пошла на виселицу за издевательства над солдатами. Я не посещала казней, но зажгла свечу в алькове кафедрального собора – для Джека в тот день, когда его похоронили. Возможно, эта милосердная дань была и для нее. И даже для Пьорда.

Лорд Ключей и новый король решили не преследовать армию Красных колпаков. Вопреки всему я надеялась, что Кристос бежал из города. Но многие пропавшие без вести были скорее всего мертвы.

Я возвращалась в свое ателье – назад к работе и к жизни, которую выстраивала для себя. Назад к Алисе и к ее обучению, зная, что она оставит меня и начнет свою карьеру. Назад к Эмми, чтобы тренировать ее ловкие пальцы. Назад к шквалу заказов, который последовал за балом Средизимья. Назад к созданию нового придворного платья для мадам Плини, ведь старое я испортила и не могла уже починить. Назад, хотя уже ничего не могло быть прежним.

– Подожди!

Знакомый голос прозвучал у замерзшего фонтана и остановил меня. Теодор! Он бежал за мной. Его золотисто-каштановые волосы развевались на ходу.

– Не думаю, что бег через площадь считается достойным поведением для принца, – сказала я, когда он поравнялся со мной.

– Забудь о достоинстве, – ответил он. – Поедем со мной.

– Разве вас не ждет званый обед? – спросила я. – Какой-нибудь коронационный пир?

– Нет. Мы отказались от этого, учитывая глубокий траур нации. Мать говорит, что мы проведем бал весной. – Теодор мягко улыбнулся. – Я надеюсь свозить ее в общественные сады и убедить в своей просьбе.

Он взял мою руку.

– Пожалуйста, Теодор, – попросила я его, не в силах найти другие слова. – Пожалуйста…

Все уже закончилось. Швея не может выйти замуж за принца – наследника престола. Наверное, были какие-то шансы, когда он являлся просто Первым герцогом. Там угадывались определенные шаги… Но сейчас? Это было невозможно. В нашей памяти навсегда останется оранжерея, ужин в зеркальной комнате и ночь после бунта. Но пути вперед не существовало. Я не могла вечно барахтаться в несовместимости наших жизней.

– Поедем со мной, – настаивал он.

И я подчинилась.

Карета была та же самая, и даже кучер. Ему удалось выбраться невредимым из потасовки после бала. Но королевская гвардия, следовавшая сзади, была чем-то новым. Солдаты скакали на одинаковых гнедых лошадях – прямо в общественные сады, через украшенные железные ворота и мост, мимо речных аллей, к дверям оранжереи. Они оставили нас только у самых дверей.

– У меня сильная тяга к этому месту, – сказал Теодор. – Теперь, когда мне некогда изучать тропики, меня все более влечет к их аналогу, который я создал здесь.

Он открыл дверь и повел меня внутрь. На небольшой поляне был установлен стол с незатейливым ланчем и тремя креслами. Не выпуская моей руки, он сел рядом со мной.

– Теодор, – прошептала я, – вы смущаете меня. Будем считать, что между нами ничего не было. А если и было, то пусть это закончится прямо теперь.

– Нет, мы должны обсудить наши отношения, – возразил он мне. – Я не намерен отказываться от своего вздорного желания жениться на тебе. Но мы пока не будем этого делать. Теперь я всегда могу поговорить с королем. А наша свадьба может оказаться политически выгодна – единство с народом, брак с простолюдинкой, сама понимаешь.

Я потеряла дар речи, но мне удалось кивнуть. Он улыбнулся.

– Давай договоримся так. Я не стану жениться на какой-нибудь зарубежной принцессе, а ты не станешь выходить замуж за мясника или парикмахера с соседнего переулка.

Я, сама не желая того, рассмеялась.

– Во всяком случае, не сейчас.

– Но я привез тебя сюда не ради этого.

Дверь в задней части оранжереи открылась – та, что находилась между двух апельсиновых деревьев, облепленных белыми соцветиями, – и из служебного помещения вышел мужчина.

Кристос.

Я вскочила на ноги, но тут же остановилась и не стала подбегать к нему. Он быстро зашагал ко мне и обнял меня, прежде чем я заговорила. Первоначальный мой гнев сменился облегчением. Он не погиб.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я.

– Извини меня, Софи.

Брат опустился в кресло рядом со мной.

– Немного поздно для этого, – ответила я, глядя на Теодора.

Он потерял своего дядю. Его отец потерял брата. Наша страна потеряла короля. И это было только начало. Десятки знатных людей и сотни простых горожан умерли в одну ночь из-за неудавшегося восстания. О других последствиях никто не говорил: бизнес почти затих, доходы семей понизились. Я была возмущена тем, что Кристос внес в мою жизнь ради своей революции, в которую слепо верил. Но он рисковал не только моей судьбой. Его извинения выглядели несерьезными.

– Почему ты остался?

– Это не альтруизм. Везде стоят солдаты короля. Дороги из города перекрыты. Кораблям не позволено выходить из гавани. Можно было бы бежать пешком, но я не дровосек. Лучше останусь в городе. Это лучше, чем голодать в зимнем лесу.

– И твои товарищи согласились прятать тебя? – В моем голосе слышалась с трудом сдерживаемая желчь. – Скажи, кто ты для них? Герой неудавшейся революции или враг, из-за которого погибли их родственники?

– Ни то ни другое. Для многих я воплощение их разочарования, но единственная причина, по которой они остались в живых.

– Ты остановил их, – сказал Теодор, – когда они еще сражались за человека, который их предал.

Кристос машинально стал защищаться.

– Идеалы Пьорда не были такими уж порочными. Он не хотел становиться королем или кем-то типа этого. Я читал его письма. Он намеревался быть единственной переходной фигурой к демократическому правительству. Но профессор многому научил нас. Теперь я знаю, что может сделать консолидированная сила. Да, он желал другого – не того, что хотели мы. У нас с самого начала был комитет руководителей.

– Значит, он платил квайсетским наемникам, чтобы воплотить в жизнь свои идеалы? – спросила я.

– Мы спорили из-за наемников, – сказал Кристос. – Однако армия не была на нашей стороне.

Им еще и армию, подумала я. Что за бойню они тогда бы устроили.

– По крайней мере до большой резни не дошло, – произнес Теодор. – Ваше восстание могло перерасти в международную войну.

– Пьорд планировал это, – сказал Кристос.

Я открыла рот, и он засмеялся.

– Не принимай все так близко к сердцу, – весело заметил брат. – Профессор говорил, что если дело дойдет до международного конфликта, нам нужно занять правильную позицию. «Пусть большие собаки грызутся друг с другом», – вот его слова.

– Он был хитрым человеком, – сухо ответила я.

– Это точно, – согласился Кристос. – Оставив вас той ночью, я попытался найти как можно больше сержантов, которые вывели наших людей на улицы. Благодаря им я остановил сражение. И то, что мне довелось увидеть…

Он замолчал. Я терпеливо ждала.

– Мои товарищи сражались на улицах как герои. Они были в крови. Их убивали. Но меня глодало другое. В мою душу врезалось, словно вражеский меч, зрелище того, как они ранили и убивали королевских солдат. Не то чтобы я симпатизировал тем, кто живет на серебро короля… Но я видел, как мои товарищи превращаются в мерзких типов – в тех, кто был мне невыносим. Я думал, что знаю, какой будет революция… какой будет война, но…

Он покачал головой, отгоняя воспоминания, которые скрыл от меня.

– Грубость моих товарищей была непонятна мне, – продолжил брат. – Она напугала меня. Наши бойцы находились в такой ярости, что их единственной целью было одно желание – забрать чью-то жизнь. Я не знал, что люди так быстро становятся зверями. Это ужасно, Софи.

Я видела блеск в его глазах и знала, что он не лгал. Гнев, который я с трудом сдерживала, внезапно пропал. Волны ярости отхлынули от покоренного берега. В моем брате, которого я любила – даже когда он разочаровывал меня, – было много идеализма, веры в нечто большее, чем он сам. Я не знала, как он заглядывает за грани наших серых дней и видит пусть туманное, но золотое будущее. Это был дар, которого я не имела. Без него он казался бы уменьшенной версией себя – кроткой, противной и тусклой.

– А что ты хотел? – тихо спросила я. – То, что люди превратятся в зверей, убивая друг друга на улицах, я предвидела, когда смотрела в создаваемое тобой будущее.

– Я думал, что мы построим правильный мир – справедливый. Возможно, так оно и было бы. Но я не видел этого в их лицах. Во всяком случае, тогда.

– Ты остановил кровопролитие, Кристос, – сказала я, отмахнувшись от многих страхов, которые клубились во мне. – Ты удержал мятеж от распространения. Иначе все зашло бы куда дальше.

Нашлись бы Красные колпаки, недовольные новым правительством или истреблением знати. Некоторые люди – например я – вообще не поддерживали мятежников. Их считали бы коллаборационистами, сговорившимися со знатью.

– Ты уберег их от падения на самое дно.

Кристос кивнул, соглашаясь с этой мыслью, но не желая принимать ее как противоядие от чувства вины.

– Я увидел кое-что еще. – Он склонил голову набок и посмотрел на меня. – Эмблемы на солдатских плащах. Лист какого-то растения. Я догадался, чей этот дизайн.

– Мои чары, – прошептала я. – Ты узнал мою работу?

– Один из твоих старых мотивов. Тебя обучала ему наша мать. Члены Лиги, сражавшиеся на улицах, прозвали этих солдат Воинами Роз. Они думали, что это какой-то особый боевой отряд – хорошо обученный и лучший в гарнизоне. Потому что солдаты бились с утроенной силой.

– Они ошибались, – сказала я. – Мои чары так не действуют. Я не делаю из людей сверхспособных солдат.

– А ведь ты можешь. Все они верили в эти символы. И хотя я не видел, как вы с принцем раздавали эти цветы, мне сразу стало ясно, что моя маленькая сестренка вдохнула в них свою силу. Я ощутил странное чувство, что еше ничего не кончилось. Ты права. Должен быть путь к переменам без трупов на улицах. Обязан быть. Но там есть множество людей, которых нужно в этом убедить.

– Ты идиот, – сказала я, старательно не замечая слез, которые катились по моим щекам. – Тебя схватят и казнят.

– Смерть придет, так или иначе. Какая разница, когда это случится?

– Не смешно, – сказала я. – Власти не простят тебя.

– А мне и не нужно их прощение, – сказал он, вскидывая подбородок. – Меня зовут в бой идеалы, в которые я верю. Да, я все еще верю в них. И мне хочется за них сражаться, при всем уважении к вам, принц. Я снова начну писать. Типография будет печатать мои рукописи. Но на этот раз мои труды будут направлены не в защиту революции.

– Я могу успокоить вашего брата, сказав, что в его отсутствие не будет ограничений на распространение памфлетов, – произнес Теодор.

– В его отсутствие?

Я посмотрела на обоих мужчин, ожидая объяснений.

– Он уезжает из страны, – приподнимая брови, сказал Теодор. – На неком корабле нужен матрос. Разовый контракт. Если его поймают, я не смогу остановить процесс правосудия. Поэтому, если он хочет жить, ему нужно уехать,

– Куда? – спросила я, не вполне разбираясь в своих чувствах.

Кристос будет в безопасности, но я в последний раз вижу своего брата.

– Разве это важно? – с кривой улыбкой спросил Кристос.

– Да. По некоторым причинам.

– В Фен, – ответил брат. – Пока туда. Пьорд был в чем-то прав. Понимание различных форм правления может позволить человеку увидеть собственные слабости. Чтобы продолжать писать памфлеты, мне нужно учиться.

Фен не был страной ученых. Как Квайсет и Пеллия. Я кивнула, осознав, что он имеет в виду. Кристос намеревался попасть в Объединенные Экваториальные Штаты, с их публичными библиотеками и принцами, которые щедро занимались поддержкой перспективных людей, или в Западный Сераф, с его университетами, открытыми для всех желающих, кто наделен талантом и упорством в поисках спонсоров. Этого было достаточно.

Я повернулась к Теодору и вытерла слезы тыльной стороной ладони.

– Почему ты помогаешь ему?

– Если честно, я делаю это ради тебя, – с улыбкой сказал Теодор. – Но Кристос прав. Мы не покончили с революцией. Без каких-либо перемен она станет ждать другой возможности, чтобы вспыхнуть и поглотить всю страну. Нам нужны реформы. Если мы хотим избежать повторного восстания, нам требуется народная поддержка – чтобы люди рассмотрели эти реформы и приняли их как альтернативу жестокости. Они могут прислушаться к доводам того же писателя, который привел их к революции.

Он многозначительно посмотрел на Кристоса.

– В этом месяце я представлю свой проект на Совете и изложу некоторые меры, облегчающие заботы людей. Дюжину из них я взял из памфлетов твоего брата.

– Ну, по крайней мере кто-то их читал, – взглянув на меня, пошутил Кристос.

– Не пора ли тебе на корабль?

– Я буду скучать по тебе, – сказал Кристос с отблеском прежней усмешки.

Я еще не была готова простить его. Возможно, никогда не прощу. Но я приняла его точку зрения и тоже буду скучать по нему, когда он уплывет. Я уже скучала, хотя он сидел в двух футах от меня.

– Береги себя, Кристос.

Брат кивнул и сделал шаг, чтобы уйти, затем вдруг повернулся обратно и обнял меня. Взлохматив мои волосы, он исчез в двери, которая находилась за апельсиновыми деревьями.

– Спасибо тебе, – прошептала я.

– Он был бы хорошим тайным советником, – сказал Теодор. – Если бы не революция, он мог бы провести реформы.

– Это что, оранжерейный саммит? – спросила я.

Реформа звучала слишком слабо в сравнении с революцией. Но любые перемены начинались с реформ. С идей. Так писал Кристос.

– Итак, Софи. Со следующей недели я занимаю место главы Совета дворян. Несмотря на тот факт, что мне придется закопаться в грязь и управлять собранием паникеров и хулителей, я отдам свой долг стране, которая нуждается в переменах.

Мои пальцы теребили белую оборку на черном рукаве моего платья.

– Мы не можем вернуться назад, – наконец сказала я, – так что стоит попытаться идти вперед.

– Лучше я пойду вперед вместе с тобой, чем без тебя.

Он так понятно все изложил. Разве может быть еще проще?

– Но не все так просто, – ответила я ему… и себе. – Королевства объединяются, печати ставятся…

– С этим прекрасно справляются ручки и бумага. Видишь ли, я не в силах обещать всего. И не могу просить тебя шагнуть со мной в осиное гнездо. Мои лучшие планы могут закончиться пшиком, но, если я буду управлять страной, мне хотелось бы, чтобы ты была рядом.

Я прикусила губу. У меня не было желания терять Теодора, но я хотела, чтобы моя жизнь осталась прежней – в повседневном ритме и комфорте ателье, в покое, который дарили мне игла и шелк. Я не желала быть королевой… как и Теодор не хотел быть королем. Два сапога пара!

– Так чего ты хочешь, Софи? – спросил герцог опять, и я увидела его таким, каким он был в ночь перед бунтом – в спальне, когда нас обоих объединил простой лен.

Равные по одежде, раз уж не по сану и не по крови.

Я вдохнула тяжелый воздух оранжереи – густой от цветов и фруктов, от почвы, мха и коры. Мне хотелось пить его, как воду. Я посмотрела на свои руки, на знакомые мозоли от иглы. Мне хотелось продолжать шить платья и заниматься чародейством. Я взглянула на падавшие снежинки, мягко опускавшиеся на голые ветки за окнами оранжереи. Мне хотелось жить в этом городе, несмотря на любые возможные перемены.

Я посмотрела на Теодора и увидела неопределенное будущее и роль, которую никогда не желала для себя. Но я также увидела доверие, надежду и любовь.

– Тебя.

Я взяла его под руку и увлекла на лавку у клумбы с темно-розовой недотрогой.

– Я хочу тебя.

Сейчас и этого было довольно.