14

Кофейня была почти пустой. Вечерний свет солнца убывал, утренняя и дневная спешка прекратилась, публика перешла на тихий шепот, пьяницы ушли после ланча, а до вечерних оргий оставалось несколько часов. Вот почему во второй рыночный день каждого месяца любой завсегдатай кофейни «Ароматный цветок» мог найти под вечер нескольких пеллианских галатианок, обсуждавших чары после графина черного кофе.

Сегодня здесь были только Эмма, Намира, Лиета и взволнованая Вения, чья сестра на этой неделе выходила замуж и привлекла всю семью к устроению торжества.

– Она хочет огромный торт, – жаловалась Вения. – Галатианцы используют его вместо бака, но, к сожалению, никто из нас не знает, как его делать.

Девушка ссылалась на сладкую выпечку, которую пеллианцы делали на десерт.

– Я помогу, – сказала Эмми. – Я знаю, как его делают. Это нетрудно.

В отличие от других и подобно мне, она родилась в Галатии.

– Она хочет все только галатианское, – продолжила Вения. – Даже платье. Она не желает носить вуаль моей матери и султу.

Я видела драпированные мантию и вуаль пеллианской невесты только на большом расстоянии, когда свадебная процессия пересекала Площадь фонтанов. И я не винила сестру Вении. Убор вряд ли был удобным и никогда не использовался снова – в отличие от платья галатианского стиля.

– Возьми, это сделано специально для нее, – сказала я, передавая большой кружевной платок. – Она, если захочет, может носить его с платьем или завернуть в него букет…

– Букет?

Вения наморщила нос.

– Многие галатианские невесты носят небольшие букеты цветов, – пояснила я традицию, которая казалась мне вполне нормальной. – Для удачи. Платок тоже зачарован на удачу.

– Спасибо, – сказала Вения. – Хотела бы я тоже что-то для нее сделать.

Работая с женщинами, я быстро поняла, что чары отличались друг от друга. Конечно, некоторые чародейки были лучше других – так же как определенные люди превосходили других в музыке, в математике или в соревнованиях по бегу. Вению нельзя было назвать талантливой, так как ее искусство отличалось малой гибкостью. Если бы она внимательнее собирала энергию, то могла бы закладывать достойные чары в глиняные таблички. Но девушка так и не научилась работать с особыми видами удачи – со здоровьем, любовью и богатством – и не знала, как переносить чары на что-либо еще.

Лиета и Эмми сделали табличку для невесты. Лиета приготовила несколько нитей бисера, наделив их чарами на удачу, а Эмми (под моим руководством) смешала в мешочке особые травы, создав чары на богатство. Мне понравилась идея Эмми о расшитом мешочке с травяными смесями. Я сочла ее интересной, но нельзя было проверить эффективность совмещенных чар. Никто не мог научно доказать, работает этот метод или нет.

– Надеюсь, что во время свадьбы не будет дождя, – продолжила Вения, сбив меня с мысли о проверке чар. Я как раз размышляла о том, как понять, что сдвоенные чары сильнее, чем одна. – Она хочет танцевать во дворе. Но уже холодно, и лично я нахожу это плохой затеей.

– Через час или около того кто-нибудь получит обморожение, – со смехом сказала Эмми. – Впрочем, холодная ясная ночь может быть великолепной. Звезды выглядят ярче, чем при летнем тумане.

– Ты уже привыкла к этим зимам. – Лиета пожала плечами. – Мои-то кости по-прежнему пеллианские. Они болят, когда погода холодная.

– Мои тоже, – сказала Намира, хотя я знала, что она не видела берегов Пеллии с десятилетнего возраста.

Однако она по-прежнему носила свои волосы зачесанными, как у пеллианских матрон. И мне было известно, что Намира держала в своем кармане ля – религиозные тотемы, воплощавшие ее предков и особый семейный дух. Даже моя мать не использовала ля, и мы никогда не возводили в нашем доме святилище аб-лирет, как это делали многие пеллианцы.

– Все же я бы больше озаботилась всякими… помехами.

Другие обменялись понимающими взглядами, а Эмми закатила глаза.

– Какие еще помехи? – спросила я.

– Красные колпаки, – сказала Эмми. – Они со своими плакатами появляются на рынке каждый день – больших проблем не создают, но поют очень громко.

– Они не создают проблем, пока не начинают вести себя как дамас, – пошутила Намира, используя пеллианское слово, означавшее «маленькую старую леди».

Я представила себе седых пеллианских женщин с бантами, завернутых в шали и тыкавших дрожавшими пальцами в любого человека, носившего красный колпак и стоявшего перед их тележкой или ларьком.

– Значит, Красные колпаки стали активными в квартале? – спросила я.

– Очень, – ответила Лиета. – И это наши парни, а не галатианские подстрекатели.

Я не знала, тревожило ли это ее или, наоборот, забавляло.

– Но они не митингуют вечером и ночью. Я уверена, Вения, что они не помешают свадебному пиршеству.

– А ты не думала, что они могут съесть чары? – внезапно спросила Намира.

– Как это съесть? – поинтересовалась Вения.

– Ну, например, отщипнуть зачарованную бака или еще что-нибудь.

– И что тогда случится? – полюбопытствовала Лиета. – Чары будут действовать, пока пища остается в животе? И будут ли они вообще работать?

– Возможно, чары станут распространяться вокруг, – сказала Намира. – Как когда человек съест чеснок. Ведь он же пахнет несколько дней.

– Или, возможно, это убьет его.

Чародейки ошеломленно посмотрели на меня.

– Ну, кто знает? Кто-нибудь пытался это проделать раньше? Ваши матери могут сказать, что вы способны на это?

Они покачали головами.

– Вот в чем причина. Возможно, вы так слабы от своего незнания.

Намира встала и пошла к стойке. Единственной разницей между обстановкой кофейни и многими нашими тавернами был сервис. Бармен обслуживал посетителей из-за длинной стойки, а меню писалось мелом на доске, стоявшей перед баром.

Дверь открылась, впуская порыв холода. Я посмотрела на троих мужчин, вошедших в кофейню. Они были в больших плащах – тонкая шерсть, черный окрас, скромный фасон. Я взглянула на лица.

Одним из них был Пьорд Венко. Прошло почти две недели с тех пор, как я видела его на демонстрации, но я тут же узнала его солидные черты. Двое других выглядели моложе, чем мой брат. Наверное, студенты, предположила я. Оба галатианцы. Если они и правда являлись студентами, то наверняка были дворянами, хотя, вероятно, из малой знати. Во всяком случае, они не ошивались при дворе и не приехали из собственных поместий. Я подумала, что увижу приколотую к их плащам металлическую полоску, которая указывала бы на благородный дом.

Они сели за соседний столик, хотя имелось множество других свободных мест. Я думала поприветствовать Пьорда, но мы не были друзьями, а только случайными знакомыми. И потом, я не знала, как объяснить маленькому ковену чародеек внезапное появление чужака – особенно чужака с чрезмерным интересом к чарам. Прежде чем я что-то успела решить, к нам вернулась Намира.

– Прошу обратить внимание, – сказала она, указав на чашку. – Это кофе с парным молоком. Посмотрите на пену.

Мы засмеялись. Она идеально пародировала манеры уличного мага. Намира подняла покоившуюся на сахарнице кофейную ложку и опустила кончик в пену. Она медленно раскрутила ее и, подлив кофе, получила на поверхности рисунок. Я следила, как вокруг ее самодельного перышка засиял золотистый свет. Он посылал лучики в пену, напоминая метод, которым чародейки делали надписи на табличках. Когда Намира закончила свои манипуляции, в чашке образовалась смесь парного молока, кофе и зачарованного света.

– И что теперь? – спросила Вения.

– Ты выпьешь это? – поинтересовалась я.

– Посмотрим, как долго чара останется наложенной на кофе, – сказала Намира. – Мне она не навредит.

Я кивнула, наблюдая, как узор потерял форму и растворился в кофе.

– Она определенно вам не навредит, – произнес профессор Венко.

Я повернулась к нему. Он выглядел немного раздраженным.

– Вы так считаете? – спросила я.

Другие женщины наблюдали за мной, не понимая, почему этот незнакомец заговорил с нами, или как он узнал, чем мы занимались.

– Я прошу прощения, – холодным тоном произнес профессор. – Ваш брат сказал мне, что вы встречаетесь здесь с несколькими чародейками. Мне подумалось, что мы со студентами можем понаблюдать за вами.

– Ваши слова вызывают вопрос, – спокойно ответила я. – Здесь не хирургический театр. Вы не можете бросить монетку в ящик и наблюдать за нами.

Во мне вспыхнула почти материнская злость. В некотором смысле я была ответственной за этих женщин. Зрители, как будто мы исполняли веселую интермедию, не входили в мои планы, и мое опасение, что наш ковен столкнется с публикой, начинало сбываться. Пеллианцы довольно застенчивые люди – особенно в отношении своих обычаев. Их часто принижают среди галатианцев, но это вторжение граничило с более агрессивным поступком. Пьорд и его студенты добивались чего-то от пеллианских чародеек, и различия в их социальных статусах вызывало у моих подруг очевидное неудобство. Их тревога чувствовалась чуть ли не на ощупь – как можно отказать университетскому профессору или благородным дворянам, какими являлись его студенты?

Я раздраженно прикусила язык. Зачем Кристос рассказал чужаку, где нас можно встретить и когда? В этом, конечно, был плюс: несмотря на мою немногословность и красные колпаки, я могла поговорить с братом о сегодняшнем вечере.

– И снова приношу вам свои извинения. Древние тексты говорят, что проглоченные чары не вызывают никаких побочных эффектов. В манускриптах указывается и то, что проглоченные проклятия тоже не создают отрицательных воздействий.

На его лице играла легкая улыбка. Секундой позже его студенты посчитали это шуткой. Они громко засмеялись.

– Ранние эксперименты с проклятиями показали, что худшим из эффектов могло стать легкое несварение – хотя, более вероятно, оно возникало из-за состава напитка, а не из-за самого проклятия.

Студенты ожидали моей реакции. Разгневанный тем, что ее не последовало, один из них заговорил:

– То есть если проклятие никому не вредит, весьма сомнительно, что это чары.

– Хорошо, – ответила я всем троим, носившим одинаковые длинные плащи. – Кто из вас готов попробовать напиток Намиры?

Студенты посмотрели друг на друга. Венко скромно улыбнулся. Он проиграл, хотя и был главным козырем в этой игре.

– На самом деле я не смею просить леди купить чашку для меня, – ответил он.

– Прекрасно.

Я повернулась к чашке кофе Намиры. Золотистый свет поблек, недавно созданный узор исчез. Похоже, чара длилась, пока существовал рисунок.

– Софи… Я думаю, мне пора идти.

Эмми поникла в своем кресле, явно напуганная мужчинами, смотревшими на нее и других. Мой гнев вспыхнул снова. Эти так называемые ученые считали, что им все позволено.

– Мне тоже, – сказала Вения. – Нужно еще понять, как испечь чертов торт.

Она надела короткий плащ и обернула шаль поверх головы. В ее стиле было больше пеллианского, чем галатианского.

Лиета и Намира молчали. Я была уверена, что ни одна из них не станет обсуждать свой прогресс в чародействе и слухи в квартале, пока Венко и его студенты наблюдают за нами. Затем они собрали свои вещи и тихо попрощались, оставив недопитый кофе на столе.

Я подавила раздраженный вздох. Мне хотелось поговорить с Эмми о работе – обсудить, интересовал ли ее доход, или она желала научиться торговле. Возможно, она даже намеревалась применять чародейство. И она говорила сущую правду. Беспорядки в городе не могли помочь чародейкам с заказами. Пеллианцы и люди, плохо знакомые с галатианской культурой, – например провинциалы, – пострадают больше всего.

Вставая, я оттолкнула свое кресло и посмотрела на Венко.

– Мне тоже пора уходить. Меня ждет работа в магазине.

Нельзя сказать, что это была ложь. В ателье всегда имелись какие-нибудь дела.

Студенты Венко разочарованно ссутулились. Неужели он обещал им магическое шоу с исчезновением голубей и проглатыванием мечей? Такой вид магии считался иллюзией. По рассказам знатных людей, заклинатели серафского двора являлись мастерами этого искусства. Многим леди нравилось болтать, пока я снимала мерки, и некоторые спрашивали, могут ли волшебники дополнить свои фокусы реальным чародейством. Что я должна была им отвечать? Видимая магия, как мне приходилось напоминать, была лишь развлечением или обманом. Настоящие магические действия – работающие чары – оставались невидимыми. Их замечали только сами практикующие.

– Вы хотя бы слушали его? – спросил один из студентов. – Он же гений!

У него было рябое лицо, а высший свет не прощал людей, которых отмечали угри или оспины.

– Фредерик, оставь ее. – Венко посмотрел на меня. – Нам не следовало врываться к этим чародейкам. Мы удивили их, понимаешь? Застали врасплох. Уверен, что они не захотят общаться с нами. Даже в лучшей обстановке.

– Я не могу говорить за них.

Мне была известна сдержанность этих женщин. Галатианцы выставляли чародеек на смех – особенно черноводных пеллианок. А те, в свою очерель, не хотели общаться с ними.

– Тогда говорите от своего имени. – Венко наклонился вперед. – Я годами изучаю теорию магии. Но практика не является теоретическим искусством. Верно, мисс Балстрад?

– Полагаю, что нет, – ответила я. – Зачем нам изучать чары? Никто не станет относиться к таким людям серьезно. Никогда.

Студенты выпрямились, готовые защищать своего профессора, но он отмахнулся от них.

– Меня не волнует, будет ли признан мой вклад в науку, – сказал он с гордостью в голосе.

И это лишь показало мне, как сильно он жаждал признания.

– Но если мы сможем комбинировать теоретические исследования магии с практическими упражнениями, результат будет прекрасным. Как и в других науках. Представьте, что некие доказательства были бы применены к магии – физические или химические. Ведь и порох не создали бы, если бы не был изучен химический состав минералов.

– Порох, – сказала я. – Какой хороший пример. Вы заметили, что никто из нас не практикует черные чары?

– Никто из вас не делает этого, – согласился Венко.

Пугающим было подчеркивание «вас».

– Но ваше искусство может работать лучше и более эффективно, – продолжил он.

Я подумала о своей гипотезе, что совмещенные чары могут работать сильнее, чем по отдельности. Несмотря на вскипавшее раздражение, я была готова признать, что Венко разбирался в работе чародейства больше меня. Он имел научное понимание порядка из натурального мира, которое объясняло ему, как действовали мои чары, а я не постигла этого. С такими неприятными мыслями я поняла, что не знаю, как ведут себя серафские придворные заклинатели, являются ли они практикующими специалистами и почему настоящая магия никогда не бывает видимой. Я могла опираться только на мой собственный опыт.

– Возможно, вы правы, – прошептала я.

Пьорд улыбнулся, скрыв радость победы в выражении лица, которое при иных условиях можно было назвать дружеским. Он хотел выиграть слишком сильно, подумала я с отвращением. Лизоблюды, сопровождавшие его, только усиливали мое недоверие. Студенты смотрели на него, словно он был бесценным артефактом на выставке Государственного архива – сияющим манускриптом, который они даже не надеялись понять.

Пьорд посмотрел на своих учеников.

– Прошу нас извинить, – сказал он. – Я вернусь в университет один.

Разочарованные студенты зашаркали к двери. Пьорд улыбнулся мне, словно наша уединенность позволяла ему начать все заново. К сожалению, это ничего не меняло.

– Я могу объяснить вам дальнейшую часть теории. Вам и любой из ваших пеллианских подруг, которая заинтересуется этим.

Мое любопытство все же не одолело недоверия. Хотя я жила, говорила и работала как галатианка, во мне оставались латентные пеллианские черты: защита моего мастерства от внешней силы; подозрение, почему какой-то чужак проявляет ко мне такой сильный интерес. Я покачала головой.

– Мне хватает того, на что мои чары способны.

– Да, я уверен. Если быть честным и судя по тому малому, чему мне довелось быть свидетелем, я могу сказать, что теоретические знания вряд ли улучшат способности ваших подруг. Однако вы… Ваше применение магии может иметь куда больше граней.

Конечно, это звучало как льстивый комплимент, но его слова покоробили мою преданность подругам.

– Я ничем не лучше других.

Веселая улыбка Пьорда подсказала мне, что он со мной не согласен.

– С пониманием теории продвинутая чародейка станет важным соратником для того, кого она выберет для поддержки. Мы двое… Мы можем создать великое преимущество для всей Лиги. Представьте себе, что вы способны влиять на работу целого народного движения.

Но я ответила в прежнем тоне:

– У меня нет ни способностей, ни желания помогать кому-то. Кроме того, в моем ателье мне предстоит работа над длинным списком чар.

Венко помахал мне на прощание, но я почувствовала, что не удовлетворила его университетские интересы. Он наверняка еще вернется.