Глава 3

Окружающая температура падает. Это не происходит внезапно, – скорее, постепенное понижение по ночам, когда Силка и ее товарки жмутся друг к другу. Все они в летней одежде. Силка не знает, какой сейчас месяц, хотя догадывается, что август или сентябрь. И она не знает, куда они едут, хотя на каждой остановке конвой говорит по-русски.

Один день перетекает в другой. По теплушке расползаются болезни. Мучительный кашель высасывает из женщин остатки энергии. Разговоры звучат реже и становятся короче. На последних нескольких стоянках мужчины проникаются жалостью к живому грузу, раздеваются и стаскивают с себя кальсоны, отдавая их женщинам. Силка и Йося натянули на свои покрытые гусиной кожей ноги свободное исподнее, еще хранящее тепло, и робко поблагодарили конвоиров.

Проходит три дня после последней стоянки, и вот состав с лязгом останавливается, тяжелые двери раздвигаются. Перед ними лежит обширная пустынная местность – голая земля и кое-где желто-зеленая трава.

На этот раз их встречает не один-два конвойных. Вдоль состава стоят десятки мужчин в форме, с винтовками на изготовку.

– На выход! – рявкают они. – Выходите!

Пока женщины пытаются встать, причем многие падают, не в силах удержаться на ногах, крики продолжаются.

Впервые за несколько недель Силка и Йося вместе с другими выходят наружу. Они поддерживают двух пожилых женщин, которые идут с трудом. Женщинам не надо говорить, что делать дальше. Они встают в цепочку, одна за другой. В отдалении на широкой плоской равнине виднеются какие-то грубые строения. Очередной лагерь, думает Силка, окруженный пустотой. Однако небо здесь иное – невероятно высокое, серо-голубое. Женщины с трудом тащатся в сторону отдаленных строений. Силка пытается сосчитать число вагонов, которые извергают из себя мужчин, женщин и детей, людей разных возрастов, в разном состоянии нездоровья и уныния. Некоторые ехали в этом поезде с самого начала, других подсаживали на стоянках долгого пути.

Для Силки время останавливается, когда она вспоминает построение перед маршем в другом месте. Та цепочка вела к существованию с неизвестной конечной датой. На этот раз конечная дата известна, если только Силка доживет до нее. Пятнадцать лет. Станет ли каторга более терпимой, если знаешь срок окончания? Стоит ли верить в конечную дату?

Вскоре Силка оказывается перед крупной женщиной, одетой в плотную форму цвета хаки. Одежда Силки слишком легкая для этого климата. Вероятно, они уехали далеко на север. Девушка едва чувствует руки и ноги.

– Имя, фамилия? – рявкает женщина, просматривая лист бумаги на планшете.

– Сесилия Кляйн.

Ее имя отмечают галочкой, и Силка заходит, стоя в очереди, в большой бетонный бункер. Она сразу же смотрит на потолок, пытаясь разглядеть зловещие признаки душа. Будет это вода или газ? Не заметив ничего угрожающего, она испытывает такое облегчение, что хватается за Йосю, чтобы не упасть.

– С тобой все в порядке? – спрашивает Йося.

– Да-да, все хорошо. Я подумала, может быть, нас отведут в душ.

– Мне бы хотелось в душ. Вот что нам надо.

Силка выдавливает из себя улыбку. Ей кажется, нет никакого смысла объяснять свои страхи. Замечая смущение на некоторых лицах, она вдруг понимает, что кое-кто уже прошел через нечто подобное. Только выжившие в другом месте или побывавшие в иных лагерях знают то, что может быть для них припасено.

Помещение заполняется народом, и входят несколько мужчин-конвойных.

– Раздевайтесь! Сейчас же!

Женщины непонимающе оглядываются по сторонам. Эти слова шепотом передаются друг другу на разных языках, и некоторые женщины начинают раздеваться.

Силка шепотом говорит Йосе:

– Тебе придется раздеться.

– Нет, Силка, не могу, здесь же мужчины.

Похоже, Йосе в тюрьме брили только голову и не делали всю процедуру. Силка знает, что им сбреют все волосы на теле.

– Послушай. Придется делать, что говорят.

Силка начинает расстегивать пуговицы на платье Йоси, и та в смущении отталкивает ее руку, поглядывая на других раздевающихся женщин. Голые женщины прикрывают руками лобок и груди. Йося начинает медленно раздеваться.

– Поторопись, – говорит Силка. – Просто оставь здесь одежду.

Силка бросает взгляд на мужчин, стоящих перед дверями и выкрикивающих приказания. Ее тошнит от их ухмылок. Она опускает глаза на груду одежды у своих ног. Она знает, что больше ее не увидит.

Мужчины перед дверями расступаются, давая пройти четырем охранникам, каждый из которых втаскивает длинный шланг. Сильная струя ледяной воды сбивает женщин с ног, бросает друг на друга, и они с криками и визгом падают на пол, сцепившись в единый клубок. Сильно пахнет хлоркой, и визг сменяется кашлем и удушьем.

Силка ударяется о потрескавшуюся плиточную стену и, соскальзывая на пол, расцарапывает себе руку. Она наблюдает, как конвойные с садизмом целятся в пожилых слабых женщин, пытающихся устоять на ногах. Но, сопротивляясь, они все же падают. Силка сворачивается на полу калачиком и остается там, пока шланги не отключают и гогочущие конвойные не уходят.

Женщины поднимаются с пола и плетутся к двери. Некоторые хватают промокшую одежду, пытаясь прикрыться. На выходе им раздают тонкие серые полотенца, которыми они обертываются. Идя босиком по твердой холодной земле, женщины подходят к ближайшему бетонному зданию, такому же, как то, из которого они вышли.

Заметив впереди Йосю, Силка спешит догнать ее.

– Теперь нам выдадут новую одежду? – спрашивает Йося.

Силка смотрит на вытянутое несчастное лицо Йоси. Впереди их ждут вещи похуже, думает она. Может быть, хоть на минуту ей удастся подбодрить подругу.

– Надеюсь, поскольку серый не мой цвет, – говорит Силка и радуется, когда Йося хихикает.

Женщин грубо выстраивают в четыре шеренги. Те, кто ожидает своей очереди, чтобы войти, слышат доносящиеся изнутри вопли протеста. Несколько испуганных этим женщин выбегают из шеренги. Они становятся мишенями для конвойных. Никто не убит, и женщины бегом возвращаются в шеренги. Предмет для развлечения.

Силка чувствует, как рядом с ней дрожит Йося.

Вместе с Йосей она входит в помещение и видит, что происходит там с женщинами. Четверо мужчин стоят позади четырех стульев, а рядом с ними несколько плотных крупных женщин, одетых в форму цвета хаки.

Она видит, как стоящая перед ней женщина подходит к стулу, и ее заставляют сесть. Волосы женщины грубо собираются в пучок и быстро отрезаются большими ножницами. Не моргнув глазом, мужчина меняет ножницы на бритву и начинает скоблить голову женщины. По ее лицу и шее стекают струйки крови. Одну из женщин рывком поднимают на ноги, поворачивают и ставят одной ногой на стул. Йося и Силка в ужасе смотрят, как этот мужчина, без тени эмоций, сбривает волосы у нее на лобке. Подняв голову, он дает понять, что закончил. Охранница выталкивает женщину прочь, сделав Йосе знак подойти.

Силка проворно переходит в соседнюю шеренгу, чтобы настала ее очередь бриться. По крайней мере, пока длится это унижение, она может быть рядом с Йосей, ведь она уже проходила через это раньше. Они вместе подходят к стульям. Садятся без команды. Силка по мере возможности смотрит на Йосю, пытаясь утешить ее без слов. При виде слез, невольно струящихся по щекам Йоси, у Силки заходится сердце. Она понимает, что Йося впервые подверглась столь бесчеловечному обращению.

После бритья головы Йося не спешит подняться, и охранница бьет ее по лицу тыльной стороной ладони. Силка ставит свою ногу на стул, сверля взглядом мужчину перед собой. Тот отвечает на ее сердитый взгляд беззубой ухмылкой, и Силка понимает, что допустила оплошность.

Силка и Йося уходят, прикрывшись лишь серыми полотенцами. По внутренней стороне бедра Силки стекает кровь – наказание за дерзость. У Йоси начинается рвота. Она извергает из себя лишь желчь и водянистую жидкость.

Они идут по длинному коридору вслед за другими женщинами.

– Что дальше? – рыдает Йося.

– Не знаю. Что бы ни было, не спорь, не сопротивляйся. Старайся быть невидимой и делать то, что тебе говорят.

– Это твой совет? Принять, что бы это ни было, принять? – Она повышает голос, гнев приходит на смену стыду.

– Йося, я прошла через это, доверься мне, – со вздохом говорит Силка.

Но в то же время ее радует отвага Йоси и попытка сопротивляться. В подобном месте ей это пригодится.

– Это имеет отношение к цифрам у тебя на руке? – спрашивает Йося.

Силка смотрит на свою левую руку, которой она придерживает полотенце. Татуировка открыта всем взорам.

– Да, но никогда больше не спрашивай меня об этом.

– Хорошо, – говорит Йося. – Я тебе верю. По крайней мере, никто впереди нас не кричит, значит не может быть совсем плохо, да?

– Будем надеяться, дадут что-нибудь теплое из одежды. Я окоченела. Не чувствую ног. – Силка пытается говорить легким тоном.

Подойдя к помещению в конце коридора, они видят кипы лежащих у входа серых полотенец. И снова у двери стоят охранницы с непроницаемыми лицами. Из комнаты доносятся мужские голоса.

– Ты моя, – слышит Силка обращение конвойного к одной женщине, стоящей в очереди как раз перед ними.

За ней идет пожилая женщина. Подходит очередь Силки и Йоси.

– Шевелись, старая кошелка! – орет охранник на женщину.

У Силки сильно бьется сердце. Что происходит?

– Эй, Борис, чего ты ждешь?

– Я пойму, когда увижу ее.

Женщина, стоящая перед Силкой, поворачивается к молодым девушкам с выражением жалости на лице и шепчет:

– Эти ублюдки выбирают себе тех, с кем хотят трахаться. – Она оглядывает Силку и Йосю с головы до ног. – У вас не будет проблем.

– Что значит – нас выбирают? – спрашивает Йося.

Силка сокрушенно качает головой. Неужели это случится снова?

Повернувшись к Йосе, она смотрит ей в глаза:

– Послушай, Йося, если тебя выберет один из мужчин, иди с ним.

– Зачем? Что ему нужно?

– Ему нужно твое тело.

Она надеется, что сумеет позже объяснить Йосе, что он может завладеть только ее телом, но не ее рассудком, сердцем и душой.

– Нет-нет! Я ни разу не была с парнем. Силка, пожалуйста, не уговаривай меня. Я скорее умру.

– Нет, не умрешь. Ты должна жить. Мы должны жить. Ты меня слышишь? Понимаешь?

– Нет, не понимаю. Я ничего такого не сделала, я не должна быть здесь.

– Я уверена, большинство из нас не должны быть здесь, но все же мы здесь. Если тебя выберут и ты будешь принадлежать одному мужчине, то другие оставят тебя в покое. Теперь ты меня понимаешь?

У Йоси смущенное напряженное лицо.

– Да-да… наверное. О-о, Силка, это с тобой уже случалось, да?

– Подними голову, не показывай страха.

– Минуту назад ты советовала мне стать невидимкой.

– Это было тогда, а теперь другое. Все может быстро измениться.

Силка поднимает глаза на мужчин.

– Нет… пожалуйста… – просит она. – Что происходит?

– Это будет твой новый дом, – говорит он. – Встань! – (Она поднимается на ноги.) – Иди за мной.

– Ты ведь знаешь, что в каждом блоке есть старший? – спрашивает он.

У Силки перехватывает дыхание, у нее нет слов. Как может она – как может кто угодно – быть старшим этого блока? Ведь в нем женщины проводят последние часы перед отправкой в газовую камеру. Увидит ли она еще Магду, Гиту? Это самый страшный момент ее жизни.

– Они блатные, – шепчет охранница с зажатой в зубах папиросой.

Ее голос возвращает Силку к реальности.

– Что?

– Мужики, которым вас будут показывать. Они блатные, старшие среди заключенных, имеющие в лагере более высокое положение.

– А-а, не солдаты?

– Нет, зэки вроде вас, пробывшие здесь уже долго и выполняющие квалифицированную работу вместе с начальством. Но они из криминальной среды. У них собственная управляющая структура.

Силка понимает. Иерархия между старым и новым.

Она входит в помещение, Йося за ней. Обе нагие и дрожащие. Силка замирает перед двумя рядами мужчин, между которыми ей надо пройти. На нее смотрят десятки глаз.

Первый с края мужчина в шеренге справа от нее делает шаг вперед, и она встречается с ним взглядом, дерзко разглядывая его и решив, что он главный. Не намного выше ее, коренастый, явно не голодающий. Она прикидывает, что ему около тридцати. Она рассматривает его лицо, не обращая внимания на язык его тела. Его выдает лицо. Грустные глаза. Почему-то она его не боится.

– Наконец-то! – кричит кто-то из мужчин.

– Чертовски вовремя, Борис!

Борис протягивает руку Силке. Она не берет руку, но подходит ближе к нему. Обернувшись, жестом подбадривает Йосю.

– Иди сюда, малышка, – произносит другой мужчина.

Силка смотрит на мужчину, пожирающего глазами Йосю. Грубый верзила и с горбом. Он то и дело высовывает язык, приоткрывая потемневшие сломанные зубы. В нем чувствуется больше дикой энергии, чем в Борисе.

Йосю выбрали.

Силка смотрит на человека, которого называли Борисом.

– Как тебя зовут? – спрашивает он.

– Силка.

– Пойди возьми себе одежду. Я найду тебя, когда понадобишься.

Силка идет дальше вдоль шеренги мужчин. Все улыбаются ей, некоторые отпускают замечания по поводу ее кожи, ее тела. Она догоняет Йосю, и они вновь оказываются на улице, а потом их отводят в другой бетонный бункер.

Наконец им раздают одежду. Рубашка, у которой недостает пуговиц, штаны из ужасно грубой ткани, толстый ватник и шапка. Все серого цвета. Сапоги до колена, на несколько размеров больше. Это хорошо, поскольку для защиты от холода можно замотать ступни всяким тряпьем.

Одевшись, они выходят из бункера. Силка прикрывает глаза от яркого солнечного света. Она рассматривает лагерь, напоминающий небольшой город. Есть бараки для ночного сна, но они не стоят ровными рядами, как это было в Биркенау. Они отличаются размерами и формой. За ограждением она видит небольшой холм с возвышающейся над ним конструкцией, похожей на кран. По периметру ограждения там и сям стоят сторожевые вышки, но совсем не такие угрожающие, какие были в том лагере. Силка внимательно рассматривает верх забора и не обнаруживает изоляторов, которые указывали бы на то, что он под током. Разглядывая поверх забора пустынную бесплодную местность, простирающуюся до самого горизонта, она понимает, что забор под током не нужен. Там выжить невозможно.

Пока они тащатся в сторону зданий, где им предстоит жить, даже не зная, кто их ведет, к ним бочком пристраивается какая-то женщина с широким обветренным лицом. Солнце как будто светит, но пронизывающий ветер обжигает открытые участки тела. Их завезли так далеко на север, что, хотя сейчас конец лета, на земле лежит снег. На женщине несколько слоев теплой одежды, крепкие сапоги, а шапка плотно завязана под подбородком. Она искоса посматривает на Силку и Йосю:

– Ну не везунчики ли вы! Я слышала, обзавелись мужиками для защиты.

Силка опускает голову, не желая поддерживать с ней разговор, и не замечает выставленную перед ней ногу. Споткнувшись, она падает плашмя, не успев вытащить руки из карманов.

Йося наклоняется, чтобы помочь ей подняться, но ее толкают в спину, и она тоже падает. Девушки лежат рядом на сырой, промерзшей земле.

– Вам с вашими мордашками все равно за мной не угнаться. А теперь пошевеливайтесь!

Силка поднимается первой. Йося продолжает лежать на земле, но в конце концов, уцепившись за руку Силки, встает.

Силка отваживается осмотреться по сторонам. Невозможно разглядеть знакомых из их вагона среди сотен женщин, одинаково одетых, с бритыми головами и лицами, спрятанными в поднятые воротники ватников.

Они входят в барак, и их пересчитывает эта грубая женщина. Силка думала, что она охранница, но она не в форме, к тому же Силка замечает номер, нашитый на ее ватник и шапку. Наверное, что-то вроде старшей по бараку, думает Силка.

В помещении вдоль одной стены стоят топчаны, посередине чуть теплая печь. Женщины, вошедшие первыми, подбегают к печке, толкаясь и протягивая к ней руки.

– Я ваш бригадир, и вы у меня в подчинении, – говорит старшая. – Меня зовут Антонина Карповна. Ан-то-ни-на Кар-пов-на, – указывая на себя, медленно повторяет она, чтобы все ее поняли. – Повезло вам, зэчки. Надеюсь, вы понимаете, что у вас один из лучших бараков в лагере.

Силка думает, что она, пожалуй, права. Никаких нар. Настоящие матрасы. У каждой одеяло.

– Оставлю вас на время, пока вы устраиваетесь, – говорит старшая с кривой ухмылкой и выходит из барака.

– Что такое зэчка? – шепотом спрашивает Йося.

– Не знаю, но вряд ли это хорошее слово. – Силка пожимает плечами. – Наверное, означает «заключенный» или что-то в этом роде.

Силка оглядывается по сторонам. Ни один из топчанов пока не занят. Женщины сгрудились у печки. Схватив Йосю за руку, Силка тащит ее к дальнему концу барака.

– Давай сначала выберем себе топчаны. Садись на этом. – Силка занимает крайний топчан, подталкивая Йосю к соседнему.

Обе они изучают то, на чем сидят. Тонкое серое одеяло поверх желтоватой простыни, постеленной на матрас, набитый опилками.

Их поспешность в выборе места для сна не остается незамеченной другими женщинами. Расталкивая друг друга, они устремляются к топчанам, на которых будут спать этой ночью и столько еще ночей, сколько уготовано каждой.

Становится очевидным, что топчанов хватит на всех. Женщины снимают шапки и кладут в изголовье, туда, где должна лежать подушка, если таковая найдется.

Силка бросает взгляд на место за их топчанами.

На нее смотрят два пустых ведра. Уборная. Она вздыхает. Сколько бы она ни прожила в этом бараке, эти ведра будут напоминать о ее стремлении завладеть лучшими, по ее мнению, местами для сна. Она думала, что получит немного личного пространства: стена с одной стороны и Йося с другой. Хорошее положение, комфорт всегда таит в себе подвох. Ей следовало бы об этом знать.

Устроив себе место, Силка подталкивает Йосю локтем, и они подходят к печке погреть руки. Силка чувствует, что она уже успела нажить себе врагов.

Крупная, грубая с виду женщина неопределенного возраста вдруг пихает Йосю в спину. Девушка падает вперед, ударившись лицом о твердый деревянный пол. Нос у нее разбит в кровь.

Силка помогает Йосе встать и краем рубашки девушки зажимает ей нос, останавливая кровь.

– Зачем ты это сделала? – спрашивает чей-то голос.

– Поберегись, сука, а не то получишь! – Драчливая баба замахивается на спросившую девушку.

Женщины наблюдают за перепалкой.

Силка хочет защитить Йосю, но ей еще нужно разобраться, как здесь все устроено, и что это за женщины, и получится ли поладить с ними.

– Все нормально, – произносит Йося, обращаясь к защитившей ее молодой худощавой женщине со светлой кожей и голубыми глазами. – Спасибо.

– Ты в порядке? – спрашивает молодая женщина по-польски с русским акцентом; она то и дело притрагивается к своей бритой голове.

– Все будет хорошо, – отвечает за нее Силка.

Девушка с тревогой разглядывает лицо Йоси:

– Меня зовут Наталья.

Йося и Силка тоже представляются.

– Ты русская? – спрашивает Йося.

– Да, но моя семья жила в Польше. Несколько десятилетий. А теперь это посчитали преступлением. – Она на миг опускает голову. – А ты?

Лицо Йоси сморщивается.

– Они хотели знать, где мои братья. И не поверили, когда я сказала, что не знаю.

Силка пытается успокоить Йосю.

– Мне жаль, – произносит Наталья. – Наверное, не стоит сейчас об этом говорить.

– И вообще никогда, – лежа на постели и отвернувшись от всех, заявляет драчунья. – Это все вариации на одну и ту же душещипательную тему. Совершили мы что-то или нет, нас заклеймили как врагов государства и пригнали сюда, чтобы исправить с помощью труда.

Она так и не поворачивается к ним. Вздыхает.

В печке потрескивает огонь.

– А что теперь? – спрашивает кто-то.

Никто не готов предложить ответ. Некоторые женщины устраиваются на постелях и предаются своим мыслям.

Силка берет Йосю за руку и подводит к топчану. Отвернув одеяло, она заставляет девушку снять сапоги и лечь. Кровь из носа у той больше не идет. Силка возвращается к печке. Наталья осторожно кладет уголь из ведра в огненно-красное жерло печки, придерживая дверцу краем своего ватника.

Силка смотрит на груду угля.

– На ночь не хватит, – говорит она то ли себе, то ли Наталье.

– Я попрошу еще, – шепчет Наталья.

У нее розовые щеки, изящные руки и ноги, но на вид она сильная. По выражению ее глаз Силка понимает, что эта женщина настроена оптимистически, но знает, что такой настрой может очень быстро пропасть.

– Лучше просто подождать и посмотреть, что они сделают. Ничего не проси, чтобы не нарваться на тумаки.

– Они наверняка не дадут нам замерзнуть, – уперев руки в бока, громко говорит Наталья, и несколько женщин, приподнявшись на постелях, прислушиваются к их разговору.

Улучив момент, Силка разглядывает повернутые к ним лица. Она может точно угадать возраст каждой. Похоже, они с Йосей одни из самых молодых. Она вспоминает собственные слова, сказанные совсем недавно: «Не высовывайся, постарайся быть невидимой».

– Ну и?… – раздается из передней части барака голос драчуньи.

Взгляды всех устремляются на Силку.

– Я знаю не больше вашего, просто предполагаю. Но я считаю, стоит спокойно отнестись к тому, что мы сегодня больше не получим угля.

– Разумно, – откликается женщина, а потом снова ложится и отворачивается.

Силка медленно возвращается в конец барака к своему топчану. Небольшое понижение температуры от центра помещения к краю заставляет Силку снова пожалеть о том, что она предпочла личное пространство теплу. Прежде чем лечь, она смотрит на Йосю, которая уже спит.

Солнце все продолжает светить. Силка не имеет представления, который сейчас час. Она смотрит, как Наталья подходит к остывающей печке и бросает пригоршню угля в топку. Забавно, как люди выбирают себе роли.

В какой-то момент, пока по-прежнему светло или опять светло, Силка засыпает.

Она резко просыпается от громкого металлического лязга, доносящегося снаружи. Дверь барака открывается, и входит бригадирша Антонина Карповна.

– Вставайте и выходите на улицу, зэчки.

Она крутит головой, не вынимая рук из карманов ватника.

Силке известен распорядок. Надо вставать, но она не двигается, надеясь, что первыми выйдут женщины из передней части барака. Она знает, что самое безопасное место – где-то посередине. Она помогает подняться на ноги совершенно сонной Йосе и застилает топчаны одеялами.

Продвигаясь вперед, она ведет за собой Йосю, и они выходят из барака.

Они видят других людей, выходящих из бараков.

Где они были, когда привезли нас? Женщины из барака Силки стоят, сбившись в кучу, но, увидев шагающие рядом стройные ряды женщин, выстраиваются в колонну по двое.

Потом вслед за бригадиршей они шлепают по густой грязи к большому зданию. Грубая ткань новой одежды натирает Силке кожу. Комары жалят ее в неприкрытую шею.

Она замечает на себе взгляды, как печальные, так и угрожающие. Она их понимает. Еще один барак с заключенными, больше голодных ртов, больше претендентов на лучшую работу. Именно для вновь прибывших наступает трудное время адаптации и нахождения своего места в сложившемся порядке подчинения, а потом они перестанут быть новенькими. Она стала старожилом другого места. Она и другие выжившие девушки из Словакии. Она видела все это. Им удалось выжить. Она раздумывает о том, сможет ли, особо не выделяясь, добиться для себя и Йоси более выгодного положения. Или, возможно, она оказалась здесь из-за подобных мыслей. Возможно, именно каторги она и заслуживает.

Они входят в грязное здание, наблюдая принятую церемонию построения, принимая то, что дают, и находя себе место на скамье. Глаза не поднимать, не высовываться.

Силке в руку суют оловянную кружку. Она косится на Йосю. У той распух нос, появляется синяк. Силка идет дальше, ей в кружку плюхают половник чего-то вроде супа с маленькими белыми кусочками непонятно чего, дают кусок черствого хлеба. Руки Йоси дрожат, и она проливает половину своей порции и роняет хлеб. Суп и хлеб оказываются на полу. Йося медленно наклоняется и поднимает хлеб. Силку одолевает ужасное желание наорать на нее. До чего же ценны эти скудные порции!

Мест за столами для всех не хватает. Многие женщины стоят у стен, дожидаясь, когда освободится место. Некоторые едят стоя, изголодавшись и не обращая внимания на манеры.

Одна женщина из барака Силки замечает свободное место и спешит занять его, но тут получает удар от женщины, сидящей слева от освободившегося места, кружка летит на пол, и ее содержимое выплескивается на пол и на сидящих рядом.

– Дождись своей очереди, новичок! Ты еще не заработала права сидеть рядом с нами.

Новеньким демонстрируют сложившийся порядок подчинения – смотрите и учитесь. Совсем как в Биркенау, с толпами вновь прибывших. Она, и Гита, и другие словацкие девушки выжили из тысяч, потеряв всех своих подруг и родных. А новые заключенные не понимали, не могли понять, что им пришлось вынести душой и телом, что они сделали для того, чтобы выжить.

– Ешь суп с хлебом или оставь хлеб на потом, – говорит Силка Йосе. – Иногда лучше припасти его, как мы делали в поезде, ведь мы не знаем, как часто и сколько нам будут давать есть.

Глядя на осунувшиеся лица некоторых женщин, Силка понимает, что еда не будет питательной и частой.

Девушки медленно прихлебывают коричневую похлебку. По крайней мере, она горячая, но совсем жидкая. Йося замечает, что женщины за столами сидят с ложками, выуживая из супа что-то похожее на картофель или рыбу.

– Нам не дали ложки.

– Думаю, нам придется раздобыть их самостоятельно, – говорит Силка, разглядывая побитые ложки в руках у некоторых старожилов, – при удобном случае.

Вскоре Силка и другие вновь прибывшие собираются вокруг своей бригадирши. Антонина Карповна строит женщин и ведет их обратно в барак.

Когда в помещение входит последняя женщина, Антонина наблюдает за тем, как они направляются к своим топчанам или к печке погреться.

– В будущем, когда я войду в помещение, вы немедленно должны встать в ногах своего топчана. Я понятно говорю?

Женщины вскакивают с постелей или бегут к ним, и все встают по стойке смирно в изножье.

– Вы должны стоять ко мне лицом. Я отдаю приказание только один раз и хочу видеть ваши глаза и знать, что вы все поняли. Кто понимает то, что я сейчас говорю?

Робко поднялось несколько рук, включая и руку Силки. Остальные, похоже, просто копировали то, что делали другие.

– Тогда пусть те, кто понимает, поскорее научат остальных.

Помолчав, она наблюдает за тем, как женщины поглядывают на стоящих рядом с ними, а некоторые передают другим сказанные слова в основном на славянских языках.

– Таковы правила, по которым вы будете здесь жить. Мы определили, когда и как вы будете работать, принимать пищу и сколько часов спать. Свет выключается в девять часов вечера, хотя летом вы не заметите наступления ночи. В ваши обязанности входит мытье пола в бараке, пополнение запаса угля на следующий день, уборка снега у входа в барак, починка необходимой одежды. Я не допущу, чтобы ваше жилище выглядело как свинарник. Я хочу, чтобы можно было есть прямо с пола. Вы меня слышите? Вас разбудит сигнал побудки, который не даст вам уснуть. Двое из вас выносят туалетные ведра. Меня не волнует кто, просто это должно быть сделано. А до тех пор никто не пойдет на завтрак. – (Женщины не говорят ни слова, только кивают.) – Если вы не сделаете что-нибудь из перечисленного, но особенно если не будете выполнять свою рабочую норму – подведете мою бригаду, – вас отправят в карцер. – Она фыркает. – Карцер – это одиночная камера в лагпункте. Это сырой, покрытый плесенью каменный мешок, где можно стоять, сидеть или лежать только скрючившись. Печки там нет, и через открытое зарешеченное окно внутрь попадает снег. Повезет, если вам дадут туалетное ведро, поскольку в полу там уже проделана дыра. Вы будете получать треть от нормального рациона и кусок черного черствого хлеба. Понятно?

Женщины снова кивают. По спине Силки бежит холодок.

Из мешка, перекинутого через плечо, Антонина достает лоскутки ткани, а из кармана – измятую бумажку.

– Я буду вызывать вас по фамилии, а вы подходите за своим номером. Я дам вам по два номера. Один пришьете на шапку, другой – на одежду. Вы не имеете права появляться на улице без номера, который должен быть на виду.

Женщин вызывают по фамилии и выдают по два лоскутка с номерами, грубо написанными краской.

Еще один номер. Силка бессознательно потирает левую руку. Под одеждой спрятано удостоверение ее личности из другого места. Сколько раз можно унизить, уничтожить одного человека? Когда выкликают ее имя, она берет лоскут, изучая свое новое удостоверение: 1-B494. Йося показывает Силке свой номер: 1-B490.

– Сегодня же вечером вы должны пришить номера. Хочу видеть их всех утром. – Она замолкает, пока одни переводят ее слова для других, замечает смущенные взгляды. – Ожидаю увидеть интересное шитье, это многое о вас расскажет, – фыркает она.

Раздается смелый высокий голосок:

– А что у нас будет вместо иголки и нитки?

Бригадир достает из своего мешка маленький лоскут с воткнутыми в него двумя иголками. Похоже, эти иглы сделаны из проволоки и заострены на конце. Антонина передает иглы ближайшей женщине:

– Итак, займитесь этим. Я приду утром. Завтра вы идете на работу. Подъем в шесть часов.

– Простите, – говорит Наталья, – где можно взять уголь?

– Сами раздобудете.

Когда за ней закрывается дверь, женщины собираются вокруг печки. Силка рада, что никого не побили за их вопросы.

– Если мы выйдем на улицу, то сможем увидеть, где люди достают уголь, и тогда узнаем, куда идти, – предлагает Йося.

– Лучше отдохните, – советует драчунья Лена, ложась на топчан. – Это может быть наш последний выходной.

– Я пойду с тобой, – говорит Силка.

– Я тоже, – подхватывает Наталья. – Остальные начинайте шить.

– Да, начальник, – холодно произносит Лена.

Йося кладет оставшиеся несколько кусков угля у печки и берет пустое ведро.

Все трое с опаской выходят из барака и оглядываются по сторонам. Опускаются сумерки, и двор освещается прожекторами. Они видят заключенных, там и сям шныряющих между строениями. К соседнему бараку быстро направляется группа молодых женщин с ведрами, до краев наполненными углем.

– Сюда, – говорит Силка.

Наталья подходит к женщинам:

– Скажите, пожалуйста, где вы брали уголь?

– Сами найдете, – звучит в ответ.

Наталья закатывает глаза.

– Они пришли отсюда, – указывая на какое-то строение, говорит Йося. – Зайдем сзади и поглядим.

Они возвращаются в барак, по очереди неся тяжелое ведро. Наталья собирается поставить ведро на пол, но ручка выскальзывает из ее слабых рук, и уголь рассыпается по полу. Она с виноватым видом смотрит на подруг.

– Ничего, я уберу, – вызывается помочь Йося.

Две женщины проворно пришивают номера к шапкам и ватникам.

– Где вы взяли нитки? – опередив Силку, спрашивает Наталья.

– Вытащили из простыней, – запинаясь, говорит пожилая женщина на каком-то славянском языке, близком к словацкому, а потом повторяет на русском.

Возможно, она самая старая в их бараке. В ее отрывистых словах чувствуется прожитая в тяжелом труде жизнь. Ее зовут Ольгой.

Силка оглядывается по сторонам и видит, как другие женщины осторожно вытягивают нитки из края своих простыней.

– Поторопись! Ольга, что ты так долго возишься с иглой? – склонившись над пожилой женщиной, спрашивает Лена.

– Стараюсь сделать хорошо. Если сразу сделаешь хорошо, потом не придется переделывать.

– Отдай сейчас же иголку, глупая сука! Здесь не то место, чтобы хвастаться своими успехами в вышивании. – Лена в нетерпении протягивает руку.

– Я почти закончила, – спокойно отвечает Ольга.

Силка восхищается тем, как эта женщина обращается со вспыльчивой Леной, но понимает также причину раздражения Лены, когда все идет не так, как запланировано. Вероятно, это первый лагерь Лены. Ольга быстро заканчивает шитье, откусывает конец нити и передает иглу дальше:

– На, держи, tuk krava.

Силка глотает усмешку. Говоря сладким голосом, Ольга только что обозвала Лену толстой коровой на словацком. Женщина подмигивает Силке:

– Мой отец был словаком.

Нахмурившись, Лена хватает иголку.

Силка сидит на своей постели, глядя, как Йося безуспешно возится с лоскутками с номерами. Похоже, та в считаные минуты может переходить из жизнерадостного состояние в подавленное.

– Давай сюда, – говорит Силка, поскольку у Йоси такой несчастный вид. – Не все сразу. Ладно?

Йося кивает.

Силка принимается вытягивать нитки из своей простыни. Когда ей передают иголку, она быстро пришивает номера на свою одежду и одежду Йоси.

Каждый раз, протыкая ткань иглой, она ощущает боль от иглы, протыкающей ее левую руку. Другой номер. Другое место. Лицо ее искажается гримасой.

Потерять все. Выдержать то, что выдержала она, и быть за это наказанной. Неожиданно игла кажется ей тяжелой, как кирпич. Как она сможет продолжать? Как сможет работать на нового врага? Жить и видеть, как женщины вокруг нее страшно устают, голодают, угасают, умирают. Но она – она будет жить. Она не знает, почему всегда была в этом уверена, почему чувствует в себе силы жить дальше – снова браться за иглу, тяжелую, как кирпич, продолжать шить, продолжать делать то, что должна, – но эти силы в ней есть. Ею овладевает злость, гнев. А игла вновь кажется легкой. Легкой и проворной. Значит, вот этот жар помогает ей не сдаваться. Но он и ее проклятие. Он заставляет Силку выделяться, быть особенной. Ей следует скрывать его, контролировать, направлять.

Чтобы выжить.