Глава 27
Силка просыпается в отделении и видит за окном ясное голубое небо. Разгорается утренняя заря, и этот свет заставляет ее еще упорнее думать о женщинах из своего барака.
Когда входит Елена, Силка говорит ей:
– Я так благодарна за предложение переселиться в барак для медсестер, но я решила, что хочу остаться на старом месте. – (Елена в изумлении смотрит на нее.) – Если можно, я хотела бы жить со своими подругами.
– Где может быть небезопасно…
Силка знает, что Елена в курсе того, что происходит в лагере по вечерам. Она видела травмы. Силка понимает, почему ее решение кажется непостижимым.
– С подругами, – повторяет она.
Ольга, Лена, Маргарита, Анастасия. И, со страхом думает она, если Ханна рассказала им, то я должна принять и это.
– Я не жду, что вы поймете.
Елена тяжело вздыхает:
– Это твое решение, и я его уважаю. Если передумаешь…
– Вы первая узнаете.
Ей надо вернуться, потому что женщины из их барака стали ее семьей. Да, они не всегда соглашаются друг с другом. Между ними происходит немало ссор, иногда даже драк, но в больших трудных семьях такое случается. Силка вспоминает, как они спорили, толкались и пихались с сестрой, когда росли. Однако дух товарищества и совместных дел перевешивал конфликт. Так и в лагере. Женщины приходили и уходили, но оставался костяк барака, неотъемлемой частью которого была суровая Антонина Карповна.
* * *
В бараке Силку встречают грустные взгляды женщин. Они знают, думает она. Она могла бы сразу уйти, но заставляет себя остаться, посмотреть им в глаза.
– Ох, Силка, – произносит Маргарита, – Ольги больше нет.
– В каком смысле – нет? – судорожно вздохнув, спрашивает Силка.
– Утром, когда мы выходили на работу, за ней пришли. У нее закончился срок.
– Но я не успела с ней попрощаться, – говорит Силка.
Она не уверена, что сумеет примириться с очередной потерей.
– Ольга просила передавать тебе привет. Порадуйся за нее, Силка. Теперь она может вернуться к детям.
В барак входит Анастасия:
– Силка! Тебе сказали?
– Да, – отвечает Силка. – Я буду скучать по ней.
Анастасия обнимает Силку:
– Мы скучали без тебя.
* * *
В тот вечер в бараке непривычно тихо. Пустой топчан Ольги служит постоянным напоминанием о том, что она уехала, а они остались.
После отбоя приходят несколько мужчин, включая Бориса. Он подавлен. Силка молча лежит рядом с ним.
– Ты не хочешь поговорить о нас? – наконец спрашивает он.
– Не понимаю, при чем тут «мы».
– Ты и я – то, что мы значим друг для друга. Ты никогда не говоришь мне о своих чувствах.
– А чего бы ты хотел? Тебе нужно лишь мое тело.
Борис приподнимается на локте, пытаясь в темноте разглядеть лицо Силки, уловить выражение ее лица, заглянуть в глаза.
– А если бы я сказал, что люблю тебя?
Несколько мгновений Силка не отвечает. Он ждет.
– Приятно это слышать.
– Я и правда думал об этом, когда ты лежала в больнице. А что ты чувствуешь ко мне?
Ничего. Я просто терпела тебя. И не в первый раз она мысленно представляет себе открытое, привлекательное лицо Александра. Но не стоит дразнить себя подобным образом.
– Борис, ты очень приятный мужчина. В лагере нет никого другого, с кем я легла бы, – говорит она, разглядывая в полумраке его красноватый нос и влажные губы, потом переводит глаза на потолок.
– Но ты любишь меня?
– Я не знаю, что такое любовь. Если бы я позволила себе в кого-нибудь влюбиться, мне хотелось бы верить, что у нас есть будущее. А его нет.
Но Силка все-таки знает, что она в состоянии сильно привязаться к человеку, как рассказывают об этом люди. Но в таком месте, как лагерь, уж слишком мучительно привязаться к кому-нибудь.
– Почему ты так уверена? У нас может быть общее будущее. Ведь мы не проведем здесь остаток жизни.
Лучше уж ничего не чувствовать, думает она.
– Видишь там пустой топчан?
Борис всматривается в темноту:
– Нет.
– Ну, там есть пустой топчан. На нем спала Ольга с самого дня нашего приезда сюда.
– Да… – в недоумении произносит Борис.
– Знаешь, почему она попала сюда? – Силка повышает голос, и из темноты слышится: «заткнись!»
– Откуда мне знать, почему она была здесь, если я даже не знаю, за что сослали тебя?
– Она русская, но влюбилась в мужчину из Праги и хотела выйти за него замуж. Это противоречит вашим законам. Их арестовали, она попала сюда, не имея представления о том, что с ним случилось. Но она подозревает, что он мертв.
– Какое отношение это имеет к нам?
– Я из Чехословакии, а ты русский.
– Все может измениться, – жалобно произносит он.
– Да, может, но пока это наша реальность.
Ища утешения, Борис прижимается к Силке. Его страсть улетучилась. Силка терпит его.
* * *
Привязанность Бориса и его насилие над Силкой остаются неизменными, раненые и больные тоже никуда не деваются. Женщины из барака 29 продолжают поддерживать и утешать друг друга в трудных ситуациях, продолжают делиться съестными припасами. Из старой команды остались Маргарита, Анастасия, Лена и Ханна, однако Силка не чувствует к ним такой привязанности, как к Йосе. Ханна при любой возможности напоминает Силке, что может разрушить мир в бараке, разоблачить ее. И Силка по-прежнему не в состоянии посмотреть правде в глаза. Силка по-прежнему очень привязана к врачу Елене, пусть это выражается не словами, а взглядами и жестами, которыми они обмениваются у койки пациента или проходя по отделению. Хотя она и не признается себе в этом, но продолжает высматривать Александра – мужчину с папиросой у здания администрации, на миг прикрывшего от удовольствия глаза. Под снегом, дождем или в редких солнечных лучах его лицо обращено к свету. Когда она видит его, сердце ее подпрыгивает в груди, но она проходит мимо с мыслью о том, что нельзя поддаваться этому искушению.
По мере того как одно время года сменяет другое, мрак приходит на смену свету, белые ночи – долгим темным зимам, все это остается неизменным. Ночные кошмары продолжают часто будить Силку: истощенные тела, насвистывающие доктора, черные начищенные сапоги коменданта. Она цепляется за хорошие воспоминания, но они ускользают от нее все дальше. Силка мысленно воображает себе жизнь Йоси и Натии, Лале и Гиты. Их жизнь представляется ей надежной и уютной, она видит их в объятиях друг друга. Она запасается терпением.