Глава 14

Разбуженная храпом, Силка встает, стягивает с Йоси одеяло и осторожно ощупывает ее вспухшее тело, укрытое грудами одежды. Потом снова натягивает одеяло под подбородок подруги.

– Когда ты заподозрила? – спрашивает Силка.

– Не знаю, может, месяц назад. Немудрено потерять счет времени в этом Богом забытом месте.

– Йося, я почувствовала толчки ребенка. У тебя уже большой срок. Почему ты не сказала раньше?

Тело Йоси сотрясается от рыданий, она вцепилась зубами в одеяло.

– Я боюсь, Силка, боюсь. Не кричи на меня.

– Ш-ш-ш, потише. Это не я кричу.

– Что со мной будет? – Силка замечает, что Йося бросает взгляд на топчан, на котором раньше спала Наталья. – Ты должна мне помочь, Силка.

– Ты родишь ребенка, и я помогу тебе. Завтра надо будет сказать Антонине. Наверняка тебе рискованно работать среди больных людей.

– А другие женщины?

– Они поймут. Не волнуйся, мы все поможем тебе. – Силка старается придать своему взгляду теплоту и оптимизм. – Ты станешь мамочкой!

– А как же Вадим? Ему надо говорить? По-твоему, что он скажет?

– Странно, что он не догадался, – говорит Силка. – Наверняка он почувствовал, что ты растолстела в талии.

– Он просто сказал мне, что я поправилась. Такой глупый парень! Ему бы и в голову не пришло.

– Угу, ты, пожалуй, права, но надо ему сказать. В следующий раз, как он придет.

– Что, если он…

– Просто скажи ему. Будем волноваться из-за его реакции, когда увидим ее. Ты ведь понимаешь, они не собираются отпустить вас обоих, чтобы вы жили где-то как счастливая семья, так ведь?

– Могли бы.

– Не отпустят.

На следующее утро после переклички Силка подходит с Йосей к Антонине:

– У нее будет ребенок.

– Неужели? Интересно, как это случилось? – с отвращением говорит Антонина.

Силка предпочитает проигнорировать это замечание. Йося стоит с опущенной головой. Пристыженная, униженная.

– Я думаю, месяцев пять, – сообщает Силка бригадирше.

– Я сама посмотрю. Расстегни ватник.

Йося распахивает ватник, дрожа от ветра и страха публичного унижения. Грубые руки сильно надавливают на явный живот беременной. Ощупывают бока, пройдясь сверху донизу.

Йося вскрикивает от боли:

– Перестаньте, мне больно!

– Просто проверяю, что ты не натолкала туда тряпок. Была бы не первой.

Силка отводит руку бригадирши в сторону:

– Хватит! Довольны?

– А ты отправляйся на работу. Что касается этой потаскушки, то она тоже пусть идет. Не вижу причины не заниматься ее непыльной работой. Придется сказать об этом Клавдии Арсеньевне. Она будет недовольна.

Силка и Йося спешат к санчасти.

– Я не возражаю против работы. Мне это не трудно и отвлекает днем, но по вечерам…

В тот вечер Йося оказывается в центре внимания всех женщин в бараке. Они щупают ее живот, чтобы почувствовать ребенка. Некоторые счастливицы получают толчок за свои усилия.

– Ты носишь ребенка, прямо как я своих мальчишек, – улыбаясь сквозь слезы, говорит Ольга.

Кто-то вспоминает Наталью, единственную беременную из их барака, и ее трагический конец.

Ольга замечает, как влияют на Йосю разговоры про Наталью, и быстро меняет тему. Она предлагает всем принять участие в шитье одежды для ребенка Йоси. Ее немедленно назначают модельером. Женщины прикидывают, какие простыни можно использовать для этого. Вышивальщицы радуются возможности создать что-то значимое для новой жизни.

Ханна сидит в задних рядах, с неприязнью наблюдая за всей этой суетой.

– Зачем вы тратите столько энергии, – говорит она, – чтобы только обманывать себя?

– Ханна, – резко обрывает ее Ольга, – найти слабую надежду во тьме не значит обманывать себя.

Ханна качает головой:

– Как и красивую шубку, да, Силка?

Женщины смотрят на Силку. Лицо ее горит, в горле комок. Она не знает, что ответить – объяснять или возражать. Силка нервно откашливается.

– Ханна права, – говорит Йося, кладя на постель лоскут простыни. – Глупо забывать, где мы находимся.

– Я так не считаю, – возражает Ольга, решительно выдергивая из ткани нитку. – По-моему, это помогает выжить.

Проходит чуть больше недели, и появляется Вадим. Он принимается щупать и лапать Йосю, но она останавливает его:

– Мне надо тебе кое-что сказать.

– Не хочу сейчас с тобой разговаривать.

– У меня будет от тебя ребенок! – выпаливает она.

Чтобы услышать этот разговор, Силка отворачивается от Бориса.

– В чем дело? – спрашивает Борис.

– Ничего, ш-ш-ш.

– Что ты сказала?! – рычит Вадим.

– У меня будет ребенок, твой ребенок.

– Я думал, ты просто поправилась.

– Нет.

– Не хочу никакого долбаного ребенка. О чем ты думаешь, черт подери! Родить ребенка?

– Это ты со мной сделал. Я ничего такого не просила.

– Откуда мне знать, что он мой?

Йося с воплями отталкивает его:

– Потому что ты сделал меня своей собственностью, помнишь? Никому другому не разрешается дотрагиваться до меня, не помнишь? Убирайся отсюда, уходи, уходи!

Крики Йоси переходят в плач.

Вадим неуклюже слезает с топчана и прыгает вокруг в поисках разбросанной одежды. Ссора выводит из равновесия всех находящихся в бараке мужчин, которые поспешно одеваются и потихоньку уходят.

– Я никогда так не говорил бы с тобой, – замечает Борис, отводя прядь волос Силки с ее глаз. – На самом деле я был бы счастлив, если бы ты родила мне ребенка.

Этого не произойдет, Борис, думает она, но говорит только, что ему пора уходить. В другом месте у нее надолго прекратились месячные, как у многих женщин оттуда, и теперь приходят нерегулярно. Плохое питание, стресс – она не знает, в чем дело. Возможно, этого уже не исправить.

– Хорошо, я уйду, но буду думать о тебе.

В темноте женщины пробираются к топчану Йоси, подбадривая ее и обнимая. С несколько извращенным чувством юмора, появившимся у них за последние несколько лет, женщины рассказывают, чего не хватает приходящим к ним мужчинам и могут ли они зачать ребенка. Йося посреди рыданий неожиданно для себя начинает смеяться. Силка чувствует, как в ней просыпается любовь к этим женщинам с впалыми щеками и щербатыми ртами – чувство, появляющееся лишь в краткие моменты. То, что она испытывала к сестре. К Гите. Она скрывает это чувство в глубине души, где ничто не сможет навредить ему.

В течение следующих нескольких недель настроение Йоси непредсказуемо меняется. По утрам она просыпается, идет вместе со всеми на завтрак и перекличку, с радостью отправляется на работу, где врачи и медсестры будут справляться о ее самочувствии. В конце дня она от усталости еле говорит, ложится в постель и часто не идет на ужин. Поначалу она была в восторге от крошечных распашонок, сшитых для нее женщинами, а теперь едва смотрит на них.

Силка и Лена деликатно выспрашивают Йосю, думая, что перепады ее настроения вызваны приближающимися родами. Но на самом деле Йосю волнует Вадим. Как она в будущем скажет ребенку об отце? Женщины как могут утешают Йосю, обещают всегда быть рядом с ней, хотя прекрасно понимают, что это обещание трудно будет выполнить. Всего лишь слова поддержки, которые помогут ей справиться с трудностями.

За месяц с небольшим до ожидаемых родов Йоси Силка в испуге просыпается среди ночи от звука хлопающей на ветру двери барака. Она бросает взгляд на постель Йоси. Та пуста. Много ночей подряд Силка смотрела на спящую подругу, на ее тревожное даже во сне лицо, на растущий живот, выпирающий под одеялом.

Испугавшись, Силка хлопает ладонью по топчану, чтобы удостовериться в отсутствии Йоси, и руками нащупывает что-то мягкое, похожее на одежду. На улице значительно ниже нуля. Силка садится, хватает ватник и еще кое-что из одежды.

Силка находит свои сапоги и бесшумно идет мимо ряда топчанов к постели Лены, будит ее и велит быстро одеться. Хорошенько закутав лица и руки, женщины выходят из барака.

На дворе жгучий холод. Идет легкий снег. Несмотря на теплую одежду, ледяной ветер пронизывает до костей. Ближайший прожектор отбрасывает на снег их движущиеся призрачные тени. Женщины замечают на снегу отпечатки босых ног, идущие от барака. Они идут по следу, скрипя подошвами сапог.

Йосю находят за столовой. Раздетая, без сознания, она свернулась калачиком у лагерной ограды. У Силки перехватывает дыхание – нет! И потом над ней снова смыкается пустота.

– Что нам с ней делать? Наверное, она умерла, – шепчет Лена.

Силка наклоняется и укутывает Йосю в ватник, который принесла с собой.

– Нам надо отнести ее в барак и согреть ее. Ах, Йося, что ты наделала! – плачет Силка.

Она приподнимает девушку за плечи, Лена берет за ноги. Вместе они, спотыкаясь, тащат Йосю в барак.

Им не удается без шума открыть и закрыть дверь, и вскоре все женщины просыпаются, желая знать, что происходит. Лена рассказывает о происшествии и призывает их на помощь. Силка на время теряет дар речи. Женщины окружают Йосю, помогая кто чем может. Две женщины растирают ступни девушки, две другие – ее руки. Силка прижимается ухом к животу Йоси, попросив всех не шуметь, и прислушивается.

Ту-дум, раздается четко и громко.

– Она еще жива, и ребенок жив, – говорит Силка.

Лена качает головой:

– Еще несколько минут там, на снегу… Силка, как здорово, что ты заметила ее отсутствие!

– Ну же, давайте скорее ее согреем, – просит Силка.

Она берет кружку горячей воды, приоткрывает рот Йоси и вливает немного. Девушку укутывают одеялами. Она начинает стонать. Лена легонько хлопает ее по лицу.

– Однажды я видела, как человека без сознания хлопали по лицу, – объясняет она.

В темноте им не видно, открыла ли Йося глаза. Силка чувствует, что подруга приходит в себя, и тихо заговаривает с ней. Прикоснувшись к лицу Йоси, она чувствует слезы.

– Все хорошо, Йося, ты с нами. – Силке не так-то просто говорить ровным голосом.

В ней еще кипит гнев, она чувствует себя такой беспомощной, и у нее немного кружится голова. Она видела слишком много нагих тел, лежащих на снегу. У тех несчастных не было выбора. Но у Йоси он есть. Может быть, Силка не помогла подруге понять это.

– Йося, у тебя все будет хорошо. Мы не допустим, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Хор ободряющих голосов заставляет Йосю заплакать еще сильнее.

– Простите меня, – задыхаясь от слез, лепечет она. – Простите. Я не могу это сделать.

– Нет, можешь, – с нажимом произносит Силка. – Можешь. И должна.

– Ты можешь, Йося, – произносит Лена, и другие женщины повторяют эти слова, протягивая к ней руки.

– Теперь у нее все будет нормально, – говорит Силка. – Заберите свои одеяла и поспите немного. Я останусь с ней на ночь.

Она ляжет рядом с подругой, несмотря на головокружение; она позаботится о ней. Она обнимет Йосю. Она заставит ее понять, что это не конец.

– Спасибо вам всем, – благодарит Силка. – Нам надо держаться вместе. Мы – это все, что у нас есть.

Многие женщины, прежде чем вернуться в свои постели и, если удастся, хотя бы немного поспать, по очереди обнимают Йосю и Силку. Внешне Силка не отвечает на проявления их любви, но в глубине души чувствует благодарность.

Силка пододвигает Йосю и ложится к ней на топчан. Обняв рукой большой живот Йоси и прижавшись к ней, Силка что-то тихо бормочет. Вскоре Йося засыпает. Но к Силке сон так и не приходит, и она не спит, когда в темноте раздаются лязгающие звуки, объявляющие побудку.

После переклички Силка рассказывает Антонине, что у Йоси начались боли и что, по мнению Силки, ее нужно отправить в родильное отделение в ожидании родов. Антонина всем своим видом показывает, что ей до смерти надоели просьбы Силки, но ничего не говорит, и Силка делает вывод, что ей разрешено взять с собой подругу. Чтобы избежать нежелательных последствий, придется принести вечером бригадирше чая или хлеба.

Петр осматривает Йосю:

– С ребенком все хорошо. У него четкий сердечный ритм, но он еще не готов родиться.

Йося, которая не произнесла за утро ни слова и пришла в родильное отделение с Силкой, держащей ее под руку, говорит врачу, что хочет лишь, чтобы ребенок родился. Петр чувствует, что девушка что-то недоговаривает, и велит ей ложиться на койку и отдыхать.

Силка благодарна врачам. У Йоси нет признаков обморожения, потому что ее быстро нашли, но она дрожала всю ночь и теперь нуждается в отдыхе и тепле. Петр отводит Силку в сторону, спрашивая о том, что происходит с Йосей. Силка смотрит в доброе лицо врача и думает, что может рискнуть и рассказать ему о случившемся прошедшей ночью, подчеркивая, что Йося не сачок, что ей на самом деле нехорошо.

Йося спит весь день. Когда приходит время им с Силкой возвращаться в барак, Петр обещает, что будет присматривать за Йосей, поскольку ребенок может родиться в любое время. Он вручает Силке записку для Антонины, в которой говорится, что, пока ребенок не родился, Йося должна каждый день приходить в больницу на осмотр. Силка засовывает в карман записку вместе с хлебом, припасенным от своего обеда. В животе у нее урчит. Она сама сегодня не наелась, и от усталости голод еще усиливается, но надо ублажать бригадиршу.

На протяжении следующих трех недель Йося отсыпается, а когда не спит, помогает в родильном отделении. Она держит за руку рожающих молодых женщин – таких же, как она. Силка видит, что пребывание в этом отделении помогает Йосе, как помогло и ей. Йосю все еще пугает предстоящее событие, но она говорит Силке, что справится с этим, и начинает предвкушать будущую встречу со своим ребенком: как она возьмет его на руки с тем же чувством, какое наблюдала на лицах многих исхудавших, измученных женщин, впервые увидевших свое дитя. Силка начинает понемногу улыбаться, осознавая, насколько напряжены мышцы ее шеи и плеч, но не от холода, а от тревоги за Йосю, которая может не справиться со всем этим. Сама Силка не понимает, каким образом она всегда находила выход, не понимает, откуда у нее это берется. Она никогда не хотела умереть, несмотря на все ужасы.

Роды у Йоси начинаются в первый день Хануки. Роды долгие и мучительные. Силка, Петр и Татьяна помогают ей, стараются подбодрить ее. В голове у Силки витают благословения и песни этого светлого праздника, их утешительные и радостные слова. В маленьком ограниченном пространстве, где появляется новая жизнь, вспоминать их не так мучительно.

Силке разрешают остаться с Йосей до конца ее смены. Когда часы бьют полночь, Йося производит на свет крошечную красивую девочку, громким криком заявляющую о своем рождении.

Когда мать и дитя вымыли и в отделении воцарилась тишина, Силка спрашивает:

– Ты придумала для нее имя?

– Да, – глядя подруге в глаза, отвечает Йося. – Хочу назвать ее Натия Силка. Не возражаешь, если второе имя будет в твою честь? – Йося передает ребенка Силке.

– Здравствуй, маленькая Натия, – произносит Силка. – Я горжусь, что у тебя со мной одно имя. – В голове Силки роится множество мыслей: каким опасным и непредсказуемым может оказаться путь этого крошечного существа. – Натия, сегодня начинается история твоей жизни. Надеюсь, ты сможешь выбрать собственный путь с помощью твоей мамы и всех, кто полюбит тебя. Где-то там есть мир лучше этого. Я видела его. Я помню его.

Силка поднимает глаза на Йосю, осознавая, что ребенок позволил ей высказать подруге нечто такое, чего она не может сказать прямо. Она возвращает девочку матери и наклоняется, целуя их обеих.

На следующее утро Петр внимательно осматривает Натию и заявляет, что она самая здоровая и прелестная новорожденная из тех, что он видел, а видел он их немало. Йося сияет.

К вечеру Силка отводит Йосю с Натией в соседний барак и устраивает их там. На следующие два года это будет их дом. Никто не говорит о том, что может случиться к концу этого срока. Силка слышала от медсестер, что детей в два года отправляют в сиротские приюты, но она не сообщает об этом Йосе. Скоро та сама узнает. Два года – большой срок для подобного места, и Силка настроена найти способ не разлучать их.

В тот вечер Силка посвящает других женщин из барака во все подробности родов Йоси. Многих расстраивает ее отсутствие. Через несколько дней на ее топчане будет спать другая женщина. Маленькие распашонки, с любовью сшитые ими, через Силку отправлены Йосе. Женщины обещают, что будут продолжать шить одежду для малышки Натии, с удовольствием украшая вышивкой и кружевом вещички для маленькой девочки.

В отсутствие Йоси Силка позволяет себе подумать об Александре, курьере. Вызывая в памяти его лицо, она спрашивает себя, удастся ли поговорить с ним опять, втайне надеясь, что это произойдет.

На следующий день, вернувшись после работы в барак, Силка и другие женщины обнаруживают, что на топчане Йоси кто-то спит. Вздрогнув, новенькая просыпается и, сев на постели, смотрит на женщин, которые пристально ее изучают.

– Я Анастасия Орлова, – произносит она ясным звучным голосом.

Лена подходит к ней и оглядывает с головы до ног. Синяки на лице новенькой говорят о том, что ее били, и не раз. Старые – лилово-синие, недавние – все еще черные. Правый глаз распух и частично закрыт.

– Сколько тебе лет? – спрашивает Лена.

– Шестнадцать.

Женщины обступают топчан, чтобы лучше разглядеть новенькую. Девушка высоко держит голову, отказываясь скрывать свои травмы, лицо и прямая спина выражают неповиновение.

Ольга мягко толкает ее на постель:

– Что с тобой стряслось?

– Ты имеешь в виду, из-за чего я попала сюда или то, что случилось недавно?

– То и другое, – говорит Ольга.

– Нас поймали, когда мы крали хлеб из пекарни.

– Нас? Сколько вас было?

Анастасия выдавливает из себя улыбку:

– Шестеро. Это было здорово!

– Что было здорово? – спрашивает Лена.

– Хватать хлеб, только что вынутый из печи, прямо под носом у этого скота, который его пек.

– Почему вы крали? – задает очередной вопрос Лена.

Обычно политзаключенных и воров не сажали вместе, однако, похоже, правила в Воркуте несколько смягчились. Главное, что есть свободная койка, предполагает Силка.

– Потому что, хотя и считается, что в великом Советском Союзе все получают поровну, дети иногда голодают. Почему еще?

– Значит, ты и твои друзья…

– Да, у нас была компашка подростков. Один или двое отвлекают продавца, пока другие проникают внутрь и берут еду. Однажды мы украли икру, но ребятам она не понравилась. Мне тоже.

– Ха! – разочарованно восклицает Ханна. – Чего бы я не дала…

– А твои синяки, откуда они у тебя? – спрашивает Лена.

– Я могла бы сказать, что упала с лестницы.

– Могла бы, – соглашается Лена. – Ты ведешь себя так, будто мы тебя допрашиваем.

– Шпионы есть повсюду, – заявляет Анастасия. – Ну да, простите, я только что из тюрьмы, где пытали меня и Михаила. Нас двоих только и поймали. Милиции известно, что нас было больше, и они хотели знать имена. Я не собиралась их выдавать.

– Отсюда и синяки, – замечает Лена.

– Да, – соглашается Анастасия. – Но не вам говорить об этом. У вас у всех такой видок, будто вы целый год не видели куска хлеба. И уж тем более овощей.

Силка видит, как Лена наклоняется к Анастасии намеренно близко и обдает ее дыханием истощенного человека с гнилыми зубами.

– Хочешь верь, хочешь не верь, радость моя, но мы еще счастливчики.

Раздается сигнал на ужин.

– Идти можешь? – спрашивает Ольга.

– Да, только медленно.

Ольга помогает Анастасии подняться, застегивает на ней пальто, запахивает воротник на шее. Анастасия натягивает шапку. Потом они вслед за другими идут в столовую.

Шестнадцать, думает Силка. Еще одной непокорной молодой девушке предстоит попасть в жернова страданий. Но Елена права. Ужасы их жизни чуть менее страшные, чем у женщин из соседнего барака. Сам барак, дополнительный паек и лоскутки ткани, чайник, в котором можно кипятить воду! Трудно будет научить Анастасию принимать все это, в особенности после первого для нее визита мужчин.