Глава 12

На следующее утро на перекличке Йося переводит взгляд с Силки на Антонину Карповну, пока Клавдия Арсеньевна резко выкрикивает их имена. Они стоят по щиколотку в снегу. Силка отвечает взглядом на вопрос в глазах Йоси. Та вновь поворачивается к Антонине, и отсвет от прожектора бросает на ее щеку узорчатую тень. Силка понимает: Йося хочет узнать, скажет ли Силка Антонине, что ее переводят на другую работу. Когда Йося выходит из барака и направляется в санчасть, Силка идет за ней следом.

– Что ты делаешь, Силка? Тебе нельзя возвращаться! – в тревоге восклицает Йося.

Вчера вечером Силка не объяснила товаркам, почему вернулась с работы рано, она притворилась больной.

– Я подумала, вчера у тебя не хватило духа сказать женщинам. Я не знала, что ты попытаешься вернуться, – говорит Йося.

– Я хочу постоять за себя, – заявляет Силка. – Я не сделала ничего дурного и заслуживаю того, чтобы меня оставили на этой работе.

Она удивляется себе самой и вдруг понимает что-то очень важное. Она больше не станет считать смерть, которой так много вокруг, чем-то неизбежным.

– Тебя отправят в карцер! Прошу тебя, Силка, вернись! Не делай этого.

– Йося, со мной все будет в порядке. Просто мне нужна твоя помощь.

– Я не могу. Не хочу возвращаться на шахту, я там умру. Пожалуйста, Силка!

– Сделай для меня одну вещь. Я подожду на улице. Иди и разыщи Елену Георгиевну. Попроси ее выйти и поговорить со мной. Вот и все. Я не пойду с тобой в санчасть. Никто, кроме врача, не узнает, что я здесь.

– Что, если ее там нет? Или она занята?

– Я немного подожду и, если она не выйдет, вернусь в барак и придумаю что-нибудь еще.

У Силки сложились довольно хорошие отношения с Антониной Карповной, которую она снабжает больничной едой, как и соседок по бараку, так что есть шанс, что она избежит наказания. До тех пор, пока Антонина ублажает надзирательницу Клавдию Арсеньевну.

Силка пропускает Йосю на несколько шагов вперед. Йося входит в санчасть, а Силка прислоняется к стене дома, в кои-то веки довольная, что ее окутывает снежная поземка, делая почти невидимой. Она наблюдает за дверью.

Дверь наконец открывается, и, не замечая ее, наружу выходят двое мужчин. Силка ждет. Она наблюдает. Время идет.

Дверь остается закрытой.

Вернувшись в барак, Силка бросается на топчан, молотя кулаками по тонкому матрасу, громко проклиная весь свет, проклиная себя за глупость, из-за которой потеряла безопасную работу, помогавшую подкармливать соседок по бараку. Она засыпает, уткнувшись лицом в подушку, обессиленная и опустошенная.

Сильная затрещина по затылку возвращает Силку к действительности.

Над ней стоит Клавдия Арсеньевна, занеся руку для очередного удара.

– Что ты здесь делаешь? Поднимайся! – истошно кричит она.

Силка уползает в конец топчана, с трудом встает на ноги и, опустив голову, не сводит глаз с ног, отбивающих на деревянном полу угрожающую дробь.

– Я спрашиваю: что ты здесь делаешь в середине рабочего дня? Отвечай, зэчка!

– Я… я работаю в санчасти, но сегодня я там не нужна, – бормочет Силка, пытаясь выгадать время для объяснения своего отстранения от работы.

– Значит, ты решила, что можешь весь день проваляться в постели? В уюте теплого барака, пока все остальные работают на шахте?

По сути дела, печь почти погасла, и в бараке не намного теплее, чем за дверью. Силка так и не сняла ватник и шапку.

– Нет, просто я не знала, что делать, когда ушла утром из санчасти, поэтому вернулась сюда, вот и все.

– Ну, тогда я найду тебе работу.

– Да, Клавдия Арсеньевна.

Клавдия стаскивает с топчана Силки одеяло и матрас и бросает их на середину комнаты.

– Твоя очередь.

– Простите, что я должна делать?

– Сложи все матрасы и одеяла в кучу. Потом попробуй объяснить подругам, когда они вернутся, как ты испоганила их уютное жилище. Ты это сделаешь и получишь по заслугам. Давай приступай.

В середине помещения быстро оказывается постель Йоси. Потом следующая и следующая, пока весь пол барака не устилается матрасами и одеялами. Клавдия, явно получая удовольствие от этой сцены, сидит рядом с печкой.

Сняв постель с последнего топчана, Силка смотрит на Клавдию, ожидая дальнейших инструкций.

Клавдия проходит в заднюю часть барака к топчану Силки и принимается пинать каркас, выискивая что-то недозволенное. Письмо или что-нибудь еще – то, что заключенные тайком пронесли в барак.

Рядом с топчаном Силки Клавдия поднимает простыню, снятую, очевидно, с топчана Йоси, и изучает что-то, похожее на лоскут другой ткани, вшитый в простыню.

– Что это? – подзывает она Силку.

Поспешив к надсмотрщице, Силка рассматривает простыню с пришитым к ней лоскутком ткани, на котором кириллицей написаны названия лекарств.

– Кто здесь спит? – указывая на топчан Йоси, допытывается Клавдия.

Силка не отвечает.

Клавдия сверлит ее взглядом:

– Ты посидишь в этом бардаке до возвращения заключенных, а потом я приду. Не забудь сказать им, что все это твоих рук дело, – говорит она, широко взмахивая рукой. – Ты справилась с работой лучше меня, – с ухмылкой добавляет она. – Хочу, чтобы к моему приходу все выглядело бы так, как сейчас, поэтому не пытайся прибраться. Скажи Антонине Карповне, чтобы дождалась меня.

Наказанная за собственную глупость, Силка сворачивается калачиком на топчане.

Порыв ледяного ветра предупреждает Силку о появлении женщин. Вслед за ними появляется и Йося. Они медленно входят, переступая через разбросанные постельные принадлежности, с отвращением качая головами при виде очередного посягательства на их жилище.

– Антонина Карповна! – зовет Силка бригадиршу, которая уже собирается уходить. – Пожалуйста, Антонина Карповна, Клавдия Арсеньевна просила вас дождаться ее возвращения.

– Можно нам заправить постели? – спрашивает одна из женщин.

– Нет. И я должна кое-что вам сказать.

Женщины умолкают, обратив взоры на Силку.

– Это сделала не надзирательница, это сделала я.

– Зачем ты это сделала? – спрашивает Лена.

– Потому что ее, наверное, заставила Клавдия, – бросается Йося на защиту Силки.

– Это правда? – спрашивает Лена.

– И все же это сделала я, – отвечает Силка.

Она скашивает глаза на раскрасневшуюся Ханну, которая ощупывает края своего матраса и, похоже, находит пилюли нетронутыми.

Антонина подходит к Силке:

– Что стряслось? Почему тебя не было на работе?

– Ну… – начинает Силка, стараясь не выдать дрожь в голосе.

Ее спасает то, что дверь открывается и входит Клавдия, весьма внушительная в своей форме. Она оглядывается по сторонам со злобной ухмылкой на лице.

– Приберитесь здесь, ленивые суки! – А затем обращается к Антонине: – Пойдем со мной.

Обе женщины направляются в дальний конец барака, где Йося укладывает свой матрас и одеяло на топчан. Они останавливаются рядом с ней, и Йося прекращает свое занятие. Тут же стоит и Силка.

– Это твой топчан? – спрашивает Клавдия у Йоси.

– Да, Клавдия Арсеньевна.

Клавдия срывает простыню с матраса и переворачивает ее. Теперь виден лоскуток пришитой ткани с надписями. Показывая его Антонине, она спрашивает:

– Что это такое?

Антонина смотрит на простыню с надписями, которую ей бросили.

– Я не знаю. Я не…

– Прости, Йося, но ты взяла не свою простыню. Это моя, – поспешно произносит Силка, и все глаза обращаются на Силку, которая берет простыню из рук Клавдии. – Это названия препаратов, которыми пользуются в больнице. Я написала их, чтобы попрактиковаться в орфографии. Я не хочу делать ошибки в карточках пациентов.

– Силка, нет, – возражает Йося.

– Все в порядке, Йося. Жаль, ты взяла мою простыню. Пожалуйста, Клавдия Арсеньевна, это моя простыня, и вина моя.

Клавдия поворачивается к Антонине:

– Ты отвечаешь за происходящее в этом бараке. Что можешь сказать в свое оправдание? Когда ты в последний раз все проверяла?

– Я сделала это только сегодня утром, когда вернулась из больницы, – вместо Антонины отвечает Силка. – Перед вашим приходом. Антонина Карповна, наверное, не знала об этом. Она проверяла наши постели только вчера.

– Это так? – глядя на Антонину, спрашивает Клавдия.

– Я не видела этого раньше. – Антонина с участием глядит на Силку.

– Силка, нет… – хнычет Йося.

– Все хорошо, Йося. Застилай постель. Со мной все будет в порядке.

Силку хватают за руку и выводят из барака.

Силка лежит, подогнув под себя ноги, на каменном полу крошечной камеры. На ней только белье. Она трясется так сильно, что ее бедро и плечо покрываются синяками. Прямо перед ней сырая стена, воняющая плесенью. Зарешеченное окошко на уровне ее плеч не застеклено.

Потеряв представление о времени, она заставляет себя уснуть, призывает пустоту. Но вскоре с криками просыпается от кошмаров, мечется по камере, ударяясь о холодный твердый пол и стены. Дрожь ее усиливается, все тело расцвечивается синяками.

Иногда чья-то рука бросает ей кусок черствого черного хлеба, иногда подает миску жидкого супа, почти воды.

В углу стоит вонючая параша, ее выносят редко.

Очнувшись от кошмаров, Силка с готовностью призывает пустоту. Но пустота задерживается ненадолго. Здесь царит тишина, а голову как будто стягивает железный обруч. Голод, жажда, боль, холод.

Она постоянно видит свою мать, рука которой выскальзывает из руки Силки, повозка с трупами уезжает.

Лица других женщин. Бритые головы, впалые щеки. У каждой было свое имя. У каждой был номер.

Бесплотные фигуры потрескивают, горят. Тишину нарушает плач женщин. Или, может быть, это плачет она. Она больше не знает.

В какой-то момент входит мужчина. Расплывчатое лицо. Глеб Витальевич. Силка очень слаба и не протестует, когда он берет ее руку, нащупывая пульс.

– Четкий. Пусть остается, – говорит врач.

Нет! Из ее груди вырывается дикий разгневанный вопль. Она с криками бьется на полу. Он закрывает дверь. Силка царапает ногтями заплесневелые стены, продолжая пронзительно кричать.

Может быть, к этому все и шло. Но пройти через все это и закончить здесь? Нет! Какая-то ее часть приказывает себе вернуться к холодности, отстраненности. Не поддавайся безумию!

Она выживет, она это знает. Она сможет все пережить.

Громкий лязг открываемой двери.

– Вставай, выходи, – говорит кто-то с расплывчатым лицом.

Не в силах подняться на ноги, она выползает из карцера через открытую дверь.

Ее ослепляет яркий свет заходящего солнца, отраженный от снега, и она не видит человека, выкрикивающего ругательства, но узнает голос. Клавдия Арсеньевна бьет ее ногой в бок. Силка сворачивается клубком, но ее тут же хватают за волосы и ставят на ноги. Она все время спотыкается, но ее дотаскивают тем же манером до барака, как раз когда женщины возвращаются со смены.

Женщины из барака 29 смотрят на изможденное, избитое тело лежащей на полу Силки, а Клавдия подначивает их, чтобы помогли несчастной, приготовившись ударить любую, осмелившуюся на это. Силка ползет через барак к своему топчану в дальнем конце и с трудом забирается на него. Матрас кажется ей невероятно мягким.

– Любая, у кого найдут запрещенные вещи, отправится в карцер на двойной срок, – заявляет Клавдия на выходе, сердито глядя на проходящую мимо Антонину.

Антонина закрывает дверь и спешит к Силке. Йося уже заключила подругу в объятия и рыдает, раскачиваясь вместе с ней и шепча:

– Прости меня, прости.

Силка каждой косточкой тела чувствует свою кожу, ткань одеяла, другие тела, топчан.

Женщины собираются вокруг нее, им интересно знать, что расскажет Силка. Она не первая, кто побывал в карцере, но первая, наказанная за чужую оплошность.

– Есть у кого-нибудь еда для нее? – спрашивает Антонина. – Лена, поставь чайник на печку и завари чай. – Она поворачивается к Силке. – Можешь сесть? Дай-ка помогу тебе.

Лена ставит чайник на печку.

Силка не возражает, когда Антонина помогает ей сесть, и прислоняется спиной к стене. Йося протягивает ей большой ломоть хлеба. Все благодарны Антонине за то, что она ничего не имеет против еды в бараке, поскольку и ей достается приличная порция принесенной из санчасти еды, которую она часто обменивает на вещи для Клавдии. В лагерном сообществе суровые правила. Привилегия охранников и бригадиров в том, что они могут по желанию изменять правила или принуждать заключенных к их выполнению, в зависимости от получаемой выгоды.

Силка отщипывает кусочек хлеба, и скоро в руке у нее оказывается кружка крепкого чая.

– Как думаешь, сможешь пойти в столовую? – интересуется Антонина.

– Нет, все нормально. Хочу просто поспать.

– Скажу Йосе, чтобы принесла тебе чего-нибудь. Остальные – марш на обед.

– Можно мне с ней остаться? – спрашивает Йося.

– Тебе надо пойти в столовую, поесть и принести для Силки чего-нибудь горячего.

Женщины двигаются к двери, напяливая на себя теплую одежду. Ханна идет последней. Стоя у двери, она оглядывается на Силку:

– Я знаю, что ты сделала.

– Ничего ты не знаешь, – без выражения произносит Силка.

– Нет, я имею в виду – для Йоси. – Ханна вздыхает. – Но не думай, что развяжешься со мной. – (Силка не отвечает.) – Пока ты была там, я могла им все рассказать. – (Силка отворачивается, старается не слышать этот голос.) – Ты вернулась бы, и все стали бы тебя презирать. Ты помогаешь людям и ожидаешь, что получишь отсрочку за совершенное зло. – Ханна умолкает. – Тебе повезло. Я нашла другой источник… того, что мне нужно. На время. Но ты будешь продолжать делать то, что я скажу. А иначе все узнают твою историю. – Она закрывает за собой дверь.

На следующее утро Силка с трудом выбирается из постели, и поначалу ноги подгибаются под ней. Йося возвращается из столовой с завтраком для нее. Антонина велит ей не ходить на перекличку, она отметит Силку как присутствующую.

Пока женщины готовятся выйти на работу, Силка, с трудом доковыляв до двери, останавливается, не зная, куда ей идти.

– Йося, возьми ее с собой в санчасть. По-моему, ей надо показаться врачу, – говорит Антонина.

Силка смотрит на Йосю. Она не хочет говорить об этом Антонине, но ей кажется, что уволивший ее врач Глеб Витальевич как-то связан с надзирательницей Клавдией Арсеньевной. Что он мог сказать той, что Силка будет в бараке, чтобы еще больше навредить ей.

Рискованно было бы пойти в санчасть, поскольку в прошлый раз Йося не смогла сообщить Елене, что на улице ее ждет Силка. Но Силке нельзя оставаться в бараке из страха опять быть обвиненной в увиливании от работы. Но идти на шахту она не в состоянии – слишком слаба. Ей придется пойти в санчасть в надежде, что они с Йосей привлекут внимание Елены, а не Глеба.

На этот раз Йося оставляет Силку в приемной, а сама идет в отделение. Силка низко надвинула шапку на брови. Вскоре к ней подбегают медики и помогают сесть на стул.

– Приведи Елену, – говорит Раиса одному из них.

– Я здесь. – Елена проталкивается к Силке.

– Здравствуйте, – с принужденной улыбкой произносит Силка.

– Пойдем со мной. – Елена помогает ей подняться. – Глеб Витальевич еще не пришел.

Они входят в отделение, а оттуда сворачивают в аптечный склад. Посадив Силку на единственный стул, Елена бегло осматривает ее лицо и руки, ласково гладит по грязному лицу:

– Мы помоем тебя, и я осмотрю тебя более внимательно. Как ты себя чувствуешь?

– Я какая-то скованная и измученная. Болят кости и мышцы, о существовании которых я раньше не догадывалась. Но сейчас все в порядке. Я выжила.

Тем не менее, помня об украденных ей лекарствах, Силка чувствует себя неуютно в этом помещении.

– Силка, мне так жаль, что это случилось. – В глазах Елены Силка замечает сожаление. – Он несет опасность нам всем, но мне хотелось бы…

– Это не важно, – говорит Силка.

– Что же нам с тобой делать? – со вздохом спрашивает Елена.

– А вы не можете принять меня обратно на работу? Вы же знаете, что я поступила правильно.

– То, что я это знаю, не имеет значения, и я не могу взять тебя сюда. – У Елены страдальческий вид.

– А где еще я могла бы работать? Я хочу помогать людям. А для шахты у меня пока нет сил.

Елена отворачивается, обдумывая что-то. Силка ждет.

– У меня есть коллега, работающий в родильном отделении рядом с нами. Не знаю, нужен ли им кто-то, и я не хочу тебя обнадеживать…

Родильное отделение, в таком месте? Конечно, оно должно здесь быть, думает Силка. Но что происходит с детьми после? Наверное, пока лучше об этом не думать.

– Я пойду куда угодно, где могу быть полезной.

– Я спрошу его, – говорит Елена. – У тебя есть опыт по принятию родов?

Силка вспоминает тот вечер, когда держала на руках недоношенного мертворожденного сына Натальи. Какой беспомощной она себя чувствовала!

– Ну, я помогла здесь при рождении одного ребенка.

– Ах да, помню. Ты принесла нам его тело. Не могу ничего обещать, но спрошу.

– Спасибо, спасибо. Я вас не подведу.

– Я не могу оставить тебя здесь сегодня. Тебе придется рискнуть и вернуться в барак. Записки может быть недостаточно, но я попрошу курьера предупредить соответствующие стороны. К тому же он может отвести тебя назад. Подожди здесь.

Чувствуя головокружение, Силка прислоняется головой к стеллажу. Ей надо получить эту работу. Она думает о том, как благодарна Елене за то, что та всегда пытается помочь.

Открывается дверь, и входит Елена в сопровождении курьера. Силка поднимает глаза, и на нее накатывает новая волна головокружения. Это тот мужчина с карими глазами. Пока Елена инструктирует его, он чуть улыбается. Смотрит на Елену, кивает и берет Силку за руку чуть повыше локтя. Он помогает ей встать со стула и открывает дверь.

За дверью санчасти, пока они идут под легким снегом в сторону бараков, он продолжает крепко держать ее за руку, но не подходит вплотную. Откуда он родом? Почему оказался здесь? Зачем ей вообще это знать?

– Вас зовут Силка Кляйн? – спрашивает он.

– Да, – отвечает она, скользя взглядом по его лицу.

Он смотрит вперед, снег запорошил его лицо, его ресницы. Она узнает этот акцент.

– Вы чех, – говорит она.

– Да. – Остановившись, он смотрит на нее сверху вниз.

– Как вас зовут? – Она переходит на чешский, и он издает довольный смешок, его глаза загораются.

– Александр Петрик.

Пока они стоят, он на миг отпускает ее руку, чтобы зажечь сигарету. Затягиваясь, он прикрывает глаза, и Силка рассматривает его лицо: темные брови, губы, волевой подбородок над шарфом. Потом он открывает глаза, и она быстро отводит взгляд.

Он снова берет ее за руку, и она подвигается к нему чуть ближе.

Они подходят к бараку, и, хотя она измучена и хочет лечь, Силке кажется, что они пришли слишком быстро.

Александр открывает перед ней дверь, и она входит. Он остается снаружи.

– Пойду отнесу сообщения, – говорит он. – И… надеюсь снова с вами увидеться, Силка Кляйн.

Слова опять застревают на языке у Силки. Она кивает, и он закрывает дверь.

На следующее утро Силка идет в санчасть вместе с Йосей. Йося входит в дверь, из которой тут же выходит Елена и берет Силку за руку:

– Пойдем со мной.

Опустив головы, они медленно продираются сквозь пургу. Заряды снега обжигают нежную кожу Силки там, где она не закрыта. За главным зданием больницы едва можно различить строения поменьше. Елена направляется к одному из них, и они входят внутрь.

Их поджидает мужчина в белом халате со стетоскопом на шее.

– Силка, это доктор Лабадзе, Петр Давидович. Мы вместе с ним учились в Грузии. Он проявил любезность и согласился испытать тебя. Спасибо, Петр Давидович. Силка все быстро схватывает, и пациенты любят ее.

– Раз вы рекомендуете ее, Елена Георгиевна, значит она на самом деле хороший работник. Я не сомневаюсь.

Силка ничего не говорит, опасаясь, что если откроет рот, то скажет что-нибудь не то.

– Береги себя, Силка, и делай то, что скажут, – многозначительно говорит Елена. – Никакой самодеятельности.

Незаметно подмигнув Силке, Елена оставляет ее с Петром.

– Снимай ватник, можешь повесить его на крючок на стене, и пойдем со мной.

Ближайшая дверь открывается в небольшую палату. Силка слышит крики рожающих женщин и только потом видит их.

У каждой стены палаты стоит по шесть коек. Семь из них заняты, на одной мать с новорожденным. Тонкий плач младенца состязается с криками боли женщин.

Между женщинами быстро, с толком двигаются две медсестры. У трех рожениц согнуты колени, они вот-вот родят.

– Добро пожаловать в наше царство, – произносит врач. – В некоторые дни у нас бывает по одной или две роженицы, а иногда они лежат на всех койках и даже на полу. Предсказать невозможно.

– Все эти женщины – заключенные? – спрашивает Силка.

– Да, – отвечает врач.

– Сколько медсестер у вас работает каждый день?

– Две, а вместе с тобой будет три, но одна из вас, вероятно, пойдет в ночную смену. – (Силку наполняет чувство облегчения и благодарности; для нее явно было оставлено место.) – Не знаю, почему младенцы любят рождаться ночью, но так часто бывает. Ты раньше принимала роды?

– Только одни, в нашем бараке родился мертвый ребенок.

– Не страшно, приноровишься, – кивает врач. – Право, работы не так уж много – просто вовремя подхватить ребенка, – говорит он с намеком на юмор. – Женщины должны делать это сами. Мне надо, чтобы ты сумела распознать проблемы – голова слишком большая, роды протекают не так, как следует, – и сообщить об этом мне или одному из врачей.

– Сколько у вас работает врачей?

– Всего два. Один – в дневную смену, другой – в ночную. Мы меняемся. Пойдем взглянем на пациентку с койки два.

У женщины, лежащей на койке 2, расставлены согнутые в коленях ноги. Лицо покрыто пóтом и слезами, она негромко стонет.

– Хорошо справляешься, почти вылез. – Врач смотрит на ноги женщины. – Осталось недолго.

Силка наклоняется над женщиной:

– Привет, я Силка Кляйн. – Поскольку у нее нет отчества, которое у русских используется в обращении друг с другом, то, знакомясь с кем-то, Силка часто называет как свое имя, так и фамилию. – Как вас зовут?

– А-а-а… – стонет она. – Нииина Романо…ва.

– У вас были раньше дети, Нина Романова?

– Три. Три мальчика.

– Доктор, доктор! Скорее сюда! – раздается крик с другого конца отделения.

– Почему бы тебе не остаться здесь и не помочь Нине Романовой? Она знает, что делает. Позови меня, когда родится ребенок. – И с этими словами врач быстро направляется к медсестре, которая его звала.

Силка смотрит туда и видит, что та держит вверх тормашками младенца, не подающего признаков жизни. Врач берет младенца и быстро хлопает его по попке, а потом засовывает палец в глотку ребенка. Ребенок захлебывается в кашле, а затем палата оглашается громким криком.

– Замечательно! – произносит Петр. – Еще один гражданин для нашего славного государства.

Силка не может понять, говорит он это для красного словца или искренне.

Она снова обращает свое внимание на Нину. Вытирает лицо женщины уголком простыни. Бесполезно. Оглянувшись по сторонам, Силка замечает раковину у дальней стены и рядом небольшую стопку полотенец. Она поспешно смачивает полотенце и осторожно протирает лицо Нины, отводя со лба ее влажные спутанные волосы.

– Вылезает, вылезает! – истошно вопит Нина.

Силка отваживается подойти к краю койки и как зачарованная смотрит на показавшуюся головку младенца.

– Доктор… Петр Давидович! – громко зовет она.

– Силка, дай знать, когда ребенок вылезет. У меня тут хлопот по горло.

– Вытаскивай! – пронзительно кричит Нина.

Силка смотрит на свои слабые худые руки и на ребенка, у которого уже вылезли одна ручка и одно плечо. Она закатывает рукава и берется одной рукой за маленькую ручку, а другой придерживает головку ребенка. Чувствуя, как Нина тужится, Силка осторожно тянет к себе скользкого младенца. Один мощный толчок полностью выталкивает ребенка, и он лежит в руках Силки между ног матери в луже крови и околоплодной жидкости.

– Вышел, вышел! – кричит Силка.

С другого конца палаты раздается спокойный, обнадеживающий голос доктора:

– Подними его и шлепни! Надо заставить ребенка закричать, убедиться в том, что он дышит.

Силка поднимает ребенка, и он начинает кричать без посторонней помощи.

– Отлично! Вот что мы хотим слышать! – кричит через палату врач. – Через минуту приду к вам. Заверни ребенка и дай Нине.

– Кто родился? – умоляюще спрашивает Нина.

Силка смотрит на младенца, потом переводит взгляд на врача, наблюдающего за ней.

– Можешь сказать ей.

Силка заворачивает ребенка в полотенце, припасенное для этой цели. Вручая ребенка Нине, Силка говорит ей:

– Это маленькая девочка, чудесная маленькая девочка.

Нина рыдает, когда ей на руки кладут дочку. Силка смотрит, с трудом сдерживая слезы и кусая губы, – ее переполняют чувства. Рассмотрев лицо ребенка, Нина достает грудь и сует ребенку сосок. Поначалу младенец отворачивается, но потом хватает сосок, и Силка восхищается тем, как упорно работают маленькие челюсти.

Рядом с ней появляется врач:

– Отлично сделано! Если бы у Нины это был первый ребенок, она не знала бы, что его надо как можно скорее прикладывать к груди. В таком случае тебе пришлось бы помочь ей. Понимаешь?

– Да.

– Пойди и принеси полотенца. С Ниной мы еще не закончили. Надо, чтобы вышла плацента, и то, что ребенок сосет, ускорит это.

– Многому придется научиться, – бормочет Силка, возвращаясь со стопкой полотенец.

Когда Нина избавляется от плаценты, врач убирает ее в стоящий под койкой таз.

– Вымой роженицу, – говорит он напоследок.

Подходит одна из медсестер и демонстрирует Силке процедуру ухода за родившей матерью. Она говорит Силке, что вместе со второй медсестрой справится с другими пациентками и что Силка должна побыть с Ниной и ребенком, чтобы понаблюдать за их состоянием.

Силка помогает Нине сесть в постели и осматривает ребенка с головы до ног. Они разговаривают об именах, и Нина спрашивает совета у Силки.

На ум Силке сразу приходит одно имя.

– А как насчет Гизелы – сокращенно Гита?

Новорожденную Гиту передают Силке на руки, и девушка наслаждается ее миниатюрностью, ее запахом. Силка собирается отдать ребенка матери, но, оказывается, Нина крепко спит. Измучилась.

– Возьми стул и сядь с ней, – предлагает медсестра Татьяна Филипповна, и Силка, у которой по-прежнему болит все тело, очень благодарна ей. – Нам не часто выпадает случай понянчиться с младенцами, поскольку матери сильно привязаны к ним. Ну, те, которые их хотели. Многие рады, что мы забираем детей и они их больше не увидят.

Мысль об этом разбивает Силке сердце, но в то же время она в состоянии понять тех матерей, которые отказываются от ребенка. Подумать страшно, какой будет жизнь ребенка или матери, пытающейся защитить его, в подобном месте!

– Нину через некоторое время переведут в детский барак, – продолжает Татьяна.

Сидя у койки Нины, Силка качает маленькую Гиту, наблюдая за работой двух других медсестер и врача. Неизменно спокойные, они ходят от пациентки к пациентке, успокаивая и подбадривая их.

Когда за Ниной и ребенком приходит охранница, Силка расстраивается. Она помогает Нине надеть ватник, засовывает под ватник ребенка, доводит ослабленную мать до двери. Нина уходит.

Подумать только – никогда прежде Силка не держала на руках здорового новорожденного ребенка.

Она даже не смеет надеяться, что с нее снято проклятие. Что она помогает появлению новой жизни, а не наблюдает за умирающими.

– А теперь вымой все и подготовь койку для следующей роженицы, – говорит Татьяна. – Пошли. Я покажу тебе, где ведра и вода. Не могу обеспечить всех чистым бельем, но поищем что-нибудь подходящее.

– У вас разве нет санитарок? – спрашивает Силка.

Обычно она не увиливает от работы, но сейчас у нее почти не осталось сил.

– Есть, это ты, – смеется Татьяна. – Ты санитарка. Или думаешь, эту работу должен выполнять доктор?

– Конечно нет, – с улыбкой произносит Силка, желая показать, что она рада любой работе.

Она стиснет зубы и будет благодарна.

Силка убирается после Нины и двух других женщин. Татьяна и ее коллега Светлана Романовна заняты другими роженицами, и тогда Силка, чтобы показать свою лояльность, убирает за ними тоже, черпая энергию из скрытых резервов. Каждую пациентку таинственным образом отправляют вместе с новорожденным в соседний барак.

– Кто у нас тут?

В палату входят две новые медсестры.

Силка поднимает глаза от швабры:

– Здравствуйте, я Силка Кляйн. Сегодня я начала здесь работать.

– Санитаркой, я вижу? Как раз нам это нужно, – говорит одна.

– Ну нет. Я медсестра… – Она пытается ровно дышать. – Просто я помогаю с уборкой Татьяне Филипповне.

– Эй, Татьяна, нашла себе здесь рабыню.

– Исчезни, жалкое подобие медсестры! – отвечает Татьяна.

Силка пытается понять: эта перепалка в шутку или всерьез. На ее вопрос отвечает грубый жест в сторону Татьяны – большой палец, просунутый между согнутыми указательным и средним, фига.

– Ну что, рабыня, на следующей неделе мы выходим в дневную смену. Посмотрим, хорошая ли ты санитарка. – Две женщины уходят к регистрационной стойке. Сдвинув стулья, они болтают и хихикают. Силке не надо объяснять, что они разговаривают о ней – их взгляды и окрики «Принимайся за работу» вполне красноречивы. Этот удивительный радостный день, похоже, предвещает туманное будущее.

Татьяна улучает момент, чтобы подбодрить ее:

– Слушай, ты заключенная. Мы нет, мы квалифицированный персонал и должны работать в дневную и ночную смену. Мне жаль, но каждую вторую неделю тебе придется работать с этими дурёхами. Не позволяй им слишком тобой командовать, тебя взяли как медсестру.

– Спасибо. Буду с нетерпением ждать каждой второй недели.

– Наша смена закончилась, – говорит Татьяна. – Давай надевай ватник и иди. Увидимся завтра.

– Вечером.

Испытывая смешанные чувства, но вздохнув с облегчением, Силка закутывается в ватник и выходит на студеный воздух. В кармане у нее записка от Петра, сообщающая Антонине о ее новом назначении.

В тот вечер Силка рассказывает Йосе, Ольге, Лене и всем, кому это интересно, о своей новой работе в родильном отделении. Хотя Ханна лежит на топчане, отвернувшись к стене, Силка знает, что она слушает. Силка развлекает женщин приукрашенными историями о рождении крошки Гиты, которая выскочила из чрева матери и приземлилась бы на пол, не подхвати ее Силка. Теперь она объявляет себя экспертом по всем вопросам, относящимся к деторождению, и рассказывает о поддержке со стороны медсестер и очаровательного внимательного врача. Она не упоминает двух медсестер из ночной смены, с которыми ей предстоит работать на следующей неделе.

Силка отмахивается от вопросов о том, куда деваются молодые матери и разрешается ли им оставлять при себе детей и на какое время. Она пока этого не знает. И очень хочет узнать.

Лена слышала, что младенцев отбирают у матерей и заставляют их вернуться на работу.

– Скоро я это выясню, – обещает Силка.

Силке дают ту же еду, что и другим медсестрам, и вдвое больше хлеба по сравнению с обычным пайком, поэтому она может делиться едой со своими товарками. Она радуется, что может быть хоть чем-то полезной, а иначе ее одолевало бы чувство вины из-за того, что получила другую работу в помещении.

Силка также благодарна за то, что очень занята на работе и ей некогда думать об Александре Петрике, чехе, работающем курьером. Потому что ничего хорошего из этого не вышло бы.

Силка ложится на топчан, и рядом с ней устраивается Йося.

– Силка, прости меня за ту простыню, – рыдает Йося. – За то, что тебя бросили в карцер.

– Пожалуйста, Йося, не надо все время это повторять. Все закончилось. Разве мы не можем снова стать друзьями?

– Ты моя самая дорогая подруга, – говорит Йося.

– Ну, дорогая подруга, вылезай из моей постели и дай мне немного поспать.

– О-о… спасибо Хашем! Вы должны хорошо друг о друге заботиться.