Глава тридцать третья

Проснувшись в своей постели, я с трудом могу поверить в то, что сделала. Арчер лежит на животе рядом и спит, одна мускулистая рука свешена вниз, другая закинута за голову на белой подушке.

Я позволила ему привести меня сюда. Я позволила ему завлечь меня в постель. Я лежу под одеялом и раздумываю об этом. Да я гожусь ему в матери!

Ну, может быть, не в матери. Но он, должно быть, лет на десять-двенадцать моложе меня. Почему я это сделала?

Он настаивал.

Он настаивал, очень мило и очаровательно, однако с твердым намерением не принимать отказа.

– Это судьба, – твердил он, держа меня за руку и гладя по волосам. – Так должно быть. Поверь мне. Я это знаю.

И я уже не могла сопротивляться. Он нежно и крепко целовал меня в губы, снова и снова. Моя замерзшая душа оттаяла и пробудилась, наполняясь страстным стремлением ко всему, что я так тщательно усыпляла. Сейчас я могу припомнить только его незнакомое тело, чужой запах и то, что больше всего на свете в тот момент я тосковала по Рори.

Теперь Рори – часть другой жизни. Той, которая далеко и на которую я утратила все права. Я распростилась с нею и никогда не смогу вернуться обратно. Я это понимаю. Мое приключение с Арчером не только превратило меня в неверную жену – и старую дуру, – но и ясно показало, что, уехав, я уехала навсегда. Меня никогда не захотят принять обратно. Все они остались в прошлом – Рори, Каз, мать, сестра…

– Доброе утро, Рейчел. – На меня смотрят голубые глаза, из-за края подушки виднеется полуулыбка. – Приятно видеть тебя здесь.

Арчер поворачивается, зевает и потягивается. Я восхищаюсь его гладким загорелым торсом с рельефной мускулатурой, однако с отчужденностью, что странно, учитывая совместно проведенную ночь. Он красивый мужчина, в этом нет сомнений. Но, в конце концов, это просто оболочка. И я обнаруживаю, что снова с ностальгией думаю о мягкой надежности Рори.

Не думай. Все это ушло. С таким же успехом ты можешь снова впасть в оцепенение. Лучше всего так и сделать.

Арчер протягивает мне руку:

– Спасибо тебе, Рейчел. Я этого не забуду.

– Спасибо и тебе. Я тоже не забуду.

– Такое случается со всеми новыми членами общины. Так и должно быть. Мы должны делиться любовью, так ведь? Я особенно надеялся, что среди нас появится женщина постарше. Вот почему я сказал Элисон, чтобы она тебя взяла.

Я смотрю на него с недоумением. Потом вспоминаю. Элисон из компании АРК. Та, которая взяла меня сюда в хранительницы.

– Значит, – говорю я, – ты видел мое заявление?

– Конечно. Я их все видел. Мы подумали, что было бы хорошо влить свежую кровь в наши ряды. И дом не был готов для нас. Я не собирался отправлять их сюда, ничего не зная о нем. Нам подавали заявления чудаки и студенты. Но потом появилась ты. Якобы художница. Я тобой заинтересовался. И не смог найти подходящей Рейчел Кэпшоу. Я даже отправил задание нашим технарям, чтобы они тебя отследили, но они не смогли. Весьма необычно.

Он снова усмехается мне.

– Ты разбудила во мне любопытство. Я подумал, что ты, должно быть, в бегах, и не исключено, что ищешь племя, к которому можно прибиться и начать новую жизнь. Мне это понравилось.

Он протягивает руку и взъерошивает мои белокурые волосы. Затем он склоняется надо мной и серьезно говорит:

– Ты не должна обижаться, если я не буду спать с тобой каждую ночь. Я не мог бы, даже если бы хотел… и я, конечно, хочу, – торопливо добавляет он. – Однако мне надо дарить много любви. Я должен заботиться, чтобы не было фавориток, это часть кредо, согласно которому мы живем. Ты понимаешь, правда?

Я киваю, глядя на него. Часть моего мозга думает о скучных вещах вроде числа сексуальных партнеров, безопасного секса и тому подобного, но я продолжаю слушать.

– Но вся соль пребывания здесь в том, что ты не одинока. Никогда. Тут всегда есть кого любить. Я видел, что ты нравишься Фишеру, и ему очень хотелось прошлой ночью заняться с тобой любовью. И София – твоя большая поклонница. Нас не смущают занятия любовью втроем, вчетвером – сколько угодно, если ты открыт к этому… Может потребоваться время, чтобы свыкнуться с этой идеей, если тебе это в новинку, но вскоре это становится таким же естественным, как дыхание.

– Ладно, – говорю я, хотя балансирую на грани истерики. – Я понимаю.

Он кладет руку на мое плечо.

– Честно, мы здесь высоко ценим женщин постарше. Они могут многому нас научить, и вероятность забеременеть у тебя меньше. Надеюсь, ты найдешь свой способ показать молодым парням, как любят зрелые женщины.

Я заливаюсь смехом. Не могу сдержаться. Это звучит уж очень забавно, а кроме того, расставляет все точки над «i».

– Что в этом такого смешного? – удивленно спрашивает он.

– О, ничего. Ничего. Не могу объяснить. Давай поговорим об этом в другой раз. Тебе надо встать и позавтракать. Увидимся позже.

Я смываю под душем все следы предыдущей ночи, чувствуя себя как взрослая, которая по ошибке попала на молодежную вечеринку и позволила себе поверить, что она все еще молода и что зрелище молодых людей, скачущих под музыку, выделывающих замысловатые па и подпевающих, не является смехотворным для стороннего наблюдателя. Однако приятность заключается в том, что взрослый человек посмеется и вернется к своей жизни, зная, что по крайней мере юношеские беспокойства и жестокие разочарования остались в далеком прошлом.

– Я была так глупа, – говорю я себе, но не могу винить себя за это. Я забыла, что на самом деле не являлась частью этого сообщества. На мгновение мне показалось, что я такая же, как они, – молодая, красивая, беззаботная, истинно верующая в кредо, которое по меньшей мере сомнительно. Однако мои иллюзии были развеяны. Теперь я знаю, что я знаковая немолодая женщина, чья задача – стать чем-то вроде гейши для неопытной молодежи.

Хотя судя по тому, что я видела прошлой ночью, куда вероятнее, что это они могут научить меня кое-каким штукам.

Одеваясь, я чувствую эмоцию, которой давно не чувствовала: тоску по дому. Долгое время эта тоска сопровождалась острой болью и пробуждала воспоминания о том, что случилось с нашим домом и с Хедер. Боль по-прежнему здесь, но есть еще и глубокое стремление к тому, что было внутри нашего дома, к его истинному сердцу. Есть еще одно существо, о котором мне нужно подумать. Человек за столом… Но… Я качаю головой.

Нет, я не могу отправиться туда. Это слишком много. Это слишком страшно.

Тем не менее мысли о доме вертятся в голове, донимают меня и никак не хотят уходить. Я иду к сумке и роюсь в ней, пока не нахожу мобильный телефон, который я засунула в носок. Я вынимаю его и пытаюсь включить, но он полностью разрядился. Я подсоединяю зарядник, вставляю в розетку, и через несколько секунд телефон возвращается к жизни. Экран светится, на нем непрочитанные сообщения, все от Каз, насколько я вижу. Я перехожу к сообщениям и начинаю их читать. Это то, чего я ожидала: Каз снова и снова спрашивает, в безопасности ли я, где я, знаю ли я, что меня ищет полиция; просит выйти на связь.

Я подумаю об этом позже.

Сейчас это слишком утомительно.

Я замечаю, что есть одно сообщение от провайдера электронной почты, и открываю его.

Предупреждаем вас о несанкционированном использовании вашего аккаунта. Для подтверждения своей личности просим отправить текстовое сообщение с проверочным кодом, который был сообщен вам в предыдущем сообщении. Вам будет прислан временный новый пароль.

Я листаю сообщения и действительно нахожу проверочный код. Скорее всего, кто-то пытался взломать мой аккаунт, чтобы узнать, где я. Что ж, новый пароль поможет с этим справиться. Я набираю проверочный код, отправляю сообщение и оставляю телефон на зарядке.

На кухне я решаю отказаться от успокоительного чая и наливаю себе чашку кофе. В доме, как всегда, кипит бурная деятельность, и все выглядят посвежевшими после вчерашней ночи. Я доливаю в кофе молоко и в этот момент замечаю, что среди других людей на кухне есть Кайя. Она оборачивается, видит меня, посылает взгляд, полный ненависти, и снова поворачивается спиной.

Ладно. Что ж, это объясняет слезы прошлой ночью. Бедное дитя. Она наверняка не единственная. Все они влюблены в него, хотя и по-разному.

Я беру свой кофе, иду к парадной двери и прихлебываю его уже на прохладном утреннем воздухе. Я подхожу к кустам рододендрона, любуюсь глянцевыми темно-зелеными листьями и гадаю, когда они расцветут и какого цвета будут цветки.

Когда я рассматриваю кусты, слышится треск и шорох, а потом я вижу фигуру в мешковатом коричневом пальто, которая прячется в кустах чуть дальше от меня. Она высовывается из-за ствола дерева, смотрит на меня, шипит и делает знак рукой.

– Мэтти? – спрашиваю я.

– Идем! – отвечает она, пятится, потом снова шипит и манит рукой: – Сюда!

Я иду за ней, заинтригованная, в руке по-прежнему кружка. Она движется быстро, и я никак не успеваю нагнать ее и спросить, в чем дело. Она выводит меня из кустарника на дорожку, которая ведет к Детскому коттеджу. Дойдя до калитки, Мэтти останавливается и позволяет мне ее догнать.

– Что вы делаете? – спрашиваю я. – Прячетесь от кого-то?

– Тихо! – Она оглядывается по сторонам чуть ли не в страхе. – Идем, вы должны зайти внутрь.

Она поспешно идет по дорожке.

Внутри коттедж точно такой, каким я его помню: мешанина разнородных вещей, нагромождение мебели и душное уютное тепло. Почетное место на старой кухне занимает снежная роза – прекрасное дерево бонсай с распустившимися цветками. Как обычно, Сисси сидит у печи в кресле-качалке и вяжет что-то красивое и замысловатое.

Слепая, как же. У нее зрение лучше, чем у меня.

И все же ее глаза устремлены куда-то вдаль, изредка она мигает, а спицы пощелкивают.

– Она здесь! – восклицает Мэтти. – Я нашла ее. Наконец-то. – Она бросает на меня укоризненный взгляд. – Мы о вас беспокоились. Мы не видели ваших следов с тех пор, как приехали эти люди. Мы представления не имели, что они с вами сделали.

Я тронута их беспокойством. Я сажусь за стол:

– Очень мило с вашей стороны обо мне беспокоиться, но у меня все хорошо.

– Что ж… они теперь здесь, – говорит Мэтти. Она опускается на стул напротив меня, не позаботившись снять пальто. – Владельцы.

– Да, это верно.

– Кто же это? Кто владелец?

Я мнусь. Мне хотелось расспросить сестер о связи между ними и Кендаллами, но сейчас-то я знаю, что происходит в доме.

Я не вполне понимаю, как много следует им рассказать. Однако, заключаю я, у них есть право знать. Как-никак они живут совсем рядом и не могут не заметить некоторые странности. А меньше всего мне хочется, чтобы одна из сестер попала в роще в засаду, устроенную кем-нибудь из тех, кто отрабатывает боевые навыки.

– Что ж, сюда приехали не совсем обычные люди.

– Да? – Сисси замирает, ее спицы перестают двигаться. – Кто же?

– Это не семья, ничего подобного. Это скорее сообщество молодых людей с одинаковыми убеждениями, которые хотят вести одинаковый образ жизни.

– Аххх. – Мэтти испускает звук, похожий на вздох. – Так мы и думали.

– Это… это похоже на то, что уже было раньше? – спрашиваю я. – Эта церковь на территории усадьбы и то, что Сисси рассказывала мне о вашем Возлюбленном? Они тоже называют его именно так.

– Они тоже называют его именно так… – Сисси снова раскачивается. – А как имя этого Возлюбленного?

– Арчер. Арчер Кендалл. Он говорит, что его двоюродная бабка когда-то владела этим домом.

Сестры явно ошеломлены. У Сисси отваливается челюсть, руки падают на колени, пустой взгляд устремляется на меня.

– Кендалл! – восклицает Мэтти.

Сисси поворачивается к сестре:

– Продали бы мы ему дом, если бы знали?

– Конечно нет! – возмущенно отвечает Мэтти. – Этим предателям? Никогда! Но мы не знали.

– Мы не можем бороться с домом. Кажется, он притягивает людей к себе. Мы ничего не можем с этим поделать.

– Но почему вы называете Кендаллов предателями, если изначально получили дом от них?

– Не от Кендалла, – говорит Мэтти. – От старшей сестры Эванс. А младшая сестра вышла замуж за Кендалла, и он был тем, кто уничтожил Возлюбленного.

– Все равно, – вмешивается Сисси. – После осады он уже никогда не был прежним. Это был сломленный человек, как рассказывали нам старые дамы. После этого он никогда не покидал дома. Многие уехали. Остались только истово верующие.

– Мальчишка Кендалл написал про него в газете злобную ложь, и деревня пошла на нас маршем. Ночь огня. Говорят, после этого ничего не осталось прежним. Откровения Возлюбленного стали падать на бесплодную почву.

– А кто этот Возлюбленный, о котором вы говорите?

– Великий человек, – мрачно отвечает Мэтти. – Независимо от того, сколько истины было в его заявлениях.

– Наш дедушка, – говорит Сисси. – Рассказать ей, Мэтти?

Мэтти бросает взгляд на Сисси и медленно произносит:

– Нам тяжело об этом говорить. Мы так привыкли сохранять это в тайне. Понимаете, мы не очень-то якшаемся с чужаками из-за того скандала. У нас здесь есть все, что нам нужно. Наша мать, дочь Возлюбленного, прожила здесь всю жизнь и сказала нам, что наш долг тоже оставаться здесь и ухаживать за стариками, пока не уйдет из жизни последний верующий. После этого только мы и остались.

– Во что они верили?

– В Возлюбленного. В обещания, которые он им дал. Он говорил, что Судный день близок и что они будут спасены, а все остальные будут гореть в геенне огненной. Он говорил, что смерти здесь не будет. Но после того, как умер он сам, сломленный, как говорили, тем, что газета выставила его на посмешище, и реакцией деревни, его слова уже не воспринимали как откровение. Наша мать и наша бабушка старались поддерживать веру живой, они жили в доме, пытаясь восстановить его репутацию и оставаясь верными памяти тех, кто ушел раньше. Они не осмеливались ходить в деревню даже после того, как Возлюбленный умер, но в конце концов все дурное забылось. Они простили нам нашу веру. Разумеется, нас тут тогда не было. Мы родились позже.

– Здесь, в Детском коттедже, где рождались все дети, – вмешивается Сисси, не переставая раскачиваться и вязать. – После того как умерла вторая жена Возлюбленного, он снова женился, и от этого брака было трое детей. Наша мать Глори родилась в 1928-м. Она вышла замуж после войны и сначала родила нашего брата Дэвида, а потом нас. К тому времени Возлюбленный скончался. Она и ее муж остались здесь, чтобы растить нас и присматривать за оставшимися верующими. Все должны были оставаться и жить как одна семья. Те, кто были родственниками Возлюбленного, считались святым семейством.

Сисси смеется:

– Только представьте себе! Святое семейство! Лучше, чем быть королевой!

– Да, – соглашаюсь я. – Теоретически.

– Это было давно, – говорит Мэтти. – Теперь это в далеком прошлом.

– Но Арчер – лорд Кендалл – говорит, что его двоюродная бабка отдала дом… Возлюбленному? – спрашиваю я, сбитая с толку.

– Правильно, – кивает Мэтти. – Мисс Арабелла Эванс. Вторая жена Возлюбленного.

– Думаю, я понимаю. Значит, он вернулся сюда. – Неудивительно, что он испытывает ощущение судьбы, связывающей его с этим местом.

Мэтти говорит мне:

– Так что они намерены тут делать? Мы видели, что в усадьбе кипит работа. Все они очень заняты, не так ли?

Я вкратце рассказываю им о приготовлениях, опуская детали групповой брачной церемонии. Я объясняю, что они готовятся к неизбежной катастрофе, которая не за горами. Я чуть ли не взахлеб пересказываю им теорию, обрисованную мне Арчером: сочетание климатических изменений, политических потрясений, недостатка продуктов и отсутствия лекарств, которое приведет к хаосу и разорению. Я объясняю, что Арчер сооружает убежище для своих последователей, которое защитит их от опасности и подготовит к будущим потрясениям.

Они внимательно слушают, и, когда я заканчиваю, Мэтти вздыхает и говорит:

– Ничего не меняется, правда, Сисси?

Сисси качает головой и соглашается:

– Нет, не меняется.

– Что вы имеете в виду? – спрашиваю я, хмуря брови. – Это совершенно новая проблема. Проблема сегодняшнего дня.

– Может быть. Но то же самое проповедовал Возлюбленный, не так ли? – говорит Сисси.

Мэтти декламирует раскатистым голосом:

– Конец света близок! Апокалипсис не за горами! Следуйте за мной, и вы будете жить!

– Но… – Я издаю короткий смешок. – Тут совсем другое.

– Разве? – Она смотрит на меня своими почти черными глазами.

– Да, это основано на фактах, а не на сказках.

– Разве? – снова спрашивает Мэтти.

Неожиданно я колеблюсь и теряю уверенность в себе.

– В мире происходят странные вещи, – мягко говорит Сисси. Вязать она перестала. – Вы должны знать это лучше, чем большинство людей, правда же?

– Факты можно истолковывать по-разному, – добавляет Мэтти. – То, во что одно поколение верит всем сердцем, другое отвергает. Так оно и идет.

– Когда мы росли, нам все время твердили, что в любой день может наступить конец света, – говорит Сисси.

– Но он так и не наступил, – добавляет Мэтти. – А мы в итоге и не пожили по-человечески.

– А что касается сказок… что ж… – Сисси устремляет на меня свои слепые – или не слепые? – глаза. – Вы прекрасно знаете, что самые странные истории могут оказываться правдивыми. Ведь так? Мы легко можем поверить в невероятное.

Я затихаю. Я знаю, что она вот-вот заговорит со мной на ту единственную тему, которую я не могу обсуждать.

– Что ж, – говорит она. – Ваша маленькая снежная роза. Как она поживает?