Я в каком-то очень темном месте, а поскольку у меня отобрали вино и таблетки – вещи, которые помогали мне справляться с самым худшим, – нет ничего, что могло бы утишить боль. Я часами лежу на кровати, крепко обнимая топорика Хедер, внюхиваясь в игрушку в надежде почувствовать какие-то остатки ее запаха. Слезы приходят и льются потоками. Они вымывают из меня печаль, и это лучше, чем когда глаза сухие. Когда я плачу и стенаю, я чувствую, что я больше, чем печаль. Когда я лежу молча, печаль нарастает – огромная, тяжкая и черная. Она становится больше, чем я, и окружает меня подобно стенам жуткой тюремной камеры. В такие минуты мне хочется только смерти. Утрата Хедер – это слишком много. Слишком чудовищно. Я не могу этого вынести, и никто не может ожидать от меня иного.
Как я сюда попала? Как такое со мною случилось?
Конечно, это началось задолго до той ужасной ночи. Корни любого крупного события тянутся далеко вниз, глубоко в землю. Когда же начали расти наши корни – за месяцы до случившегося или за годы? А может, я должна вернуться к тому дню, когда Рори сделал мне предложение? Когда же мы стали на путь, который неуклонно вел нас к трагедии?
Я помню, как рассказывала Каз о тех чертах Рори, которые приводили меня в бешенство, но, конечно, поначалу я их не видела. В первые годы мы были счастливы, чувствуя себя так, будто выиграли в какой-то удивительной лотерее: мы нашли и полюбили друг друга, а потом у нас появились замечательные дети. Мы удивлялись тому, как нам повезло, и целиком принимали свою удачу. Разумеется, наша жизнь должна была быть счастливой. Нам посчастливилось. У меня была хорошая работа с перспективами, я приносила домой больше денег, чем Рори, финансовый директор в маленьком благотворительном обществе. Это было нормально. Я не возражала. Я знала, что он любит свою работу, и была рада зарабатывать достаточно для того, чтобы обладать важными для меня вещами: красивым домом в хорошем районе, домом, который я могла украшать по своему вкусу, приличными каникулами, велосипедами и уроками тенниса для детей. Я была вполне удовлетворена всем этим.
Но потом…
Я думала, что мы настолько близки, насколько может быть супружеская пара. Я полностью доверяла ему, отчасти потому, что знала: он никогда не сделает ничего такого низкого, глупого и предсказуемого, как сделал Фил. Я была уверена, что Рори никогда не заведет роман и даже не посмотрит на другую женщину. Он был ласковым любящим мужем, прекрасным отцом, надежным другом.
Но я не видела, что он вдобавок был лживым. Он многое скрывал. Его молчаливость должна была бы насторожить меня. Я не видела неминуемого.
Однажды, собирая забытые на серванте бумаги, чтобы отправить их в мусор, я нашла распечатанный черновик письма. Я прочитала его, поскольку секретов в доме никогда не водилось. Это был ответ Рори на решение босса о его сокращении.
Я хмурилась, пока читала, стараясь вникнуть в суть. Рори закончил свое письмо словами: У меня семья, жена и двое маленьких детей. В этой отрасли рабочие места сокращаются, и нет гарантии, что я смогу найти другую работу. Прошу вас, пожалуйста, не делайте этого. Позвольте мне сохранить мою работу, и я буду работать вдвое больше, чем прежде. Я гарантирую это.
Но было ли это письмо отправлено? Сократили его или нет?
Напуганная до дрожи, я набрала номер его офиса. Я никогда туда не звонила. Давным-давно Рори предложил общаться только посредством домашних адресов электронной почты или онлайн-приложений, чтобы нас никто не смог обвинить в использовании служебных почтовых ящиков в личных целях.
Голос из телефона пропел название благотворительного общества, а потом:
– Чем я могу вам помочь?
– Могу ли я поговорить с Рори Оверменом?
– О… не думаю… Я сейчас узнаю. – Последовала долгая пауза. – Извините, боюсь, что человек с таким именем у нас не работает.
У меня засосало под ложечкой.
– Но он работал у вас, не так ли?
– Да, до… марта, согласно документам. Но больше он здесь не работает.
Март! Шесть месяцев назад!
– Вы не знаете, где он работает сейчас?
– Боюсь, что нет. Чем еще я могу вам помочь?
– Ничем. Спасибо. До свиданья.
Моя рука тряслась, когда я нажимала отбой. Я посмотрела по сторонам. Дом был пуст. Предполагалось, что я работаю дома, и я в самом деле работала, пока не занялась уборкой. Дети были в школе. Я с испугом поняла, что не имею ни малейшего представления о том, где может быть Рори. Его нет там, где, как я считала, он должен был быть. Так где же он? Чем он занимается?
Я понятия не имела, где он, хотя пять минут назад была уверена, что знаю. Шок от осознания того, что он меня обманывал, заставил мой мир содрогнуться. Я была оглушена и ничего не понимала.
Я здесь одна.
Я пошла в кабинет, где хранились все бумаги, банковские уведомления и домашние папки, и начала методично просматривать все, что было на письменном столе, письмо за письмом. Я была полна решимости выяснить, что, черт побери, происходит.
Вечером, когда пришел Рори, как обычно, в костюме и с портфелем, я улыбнулась и сделала вид, что ничего не знаю. К этому времени я уже выяснила, что потеря работы – это еще не все, и хотела быть уверенной, прежде чем приступить к расспросам, на тот случай, если он попытается нагромоздить еще больше лжи. Я задала стандартные вопросы о том, как прошел у него день, и получила ответы, которые когда-то слушала вполуха, но теперь они вонзались в меня, как огненные стрелы. Все это ложь: пустяковые замечания о перерыве на ланч, о дрянной печеной картошке, которую он ел в столовой, об опоздавшем авиарейсе кого-то там, кто только что вернулся из отпуска, о телефонном совещании с шотландским филиалом. Все это выдумки. Фантазии.
Не знаю, как мне удалось оставаться спокойной и позволить ему продолжать лгать. Возможно, это было нечестно и мне не следовало так себя вести. Однако я позволила, и он продолжал говорить, роя все более глубокую яму, из которой в конце концов выбраться будет невозможно.
Конечно, теперь все это кажется глупым. Я была дома, готовила обед, все мы были живы и здоровы в нашем красивом доме. Все было по-прежнему нормально. Однако мне так не казалось: я была испугана. Я думала, мы потеряем все, и в этом виноват Рори. Хуже того, я думала, что мой брак закончился. Как он может мне врать о таком важном, таком значительном? Когда-то мы были счастливы, но с какого-то момента, который я проглядела, все пошло не так. Меня шокировала внезапность моего открытия. Неужели я была настолько плохой женой, настолько плохим человеком, что он не смог рассказать мне о своих проблемах?
Теперь, когда я понимаю, что такое настоящая утрата, все это кажется таким тривиальным. Что есть дом? Не то, что нельзя отстроить. Даже разрушенный брак можно заменить другим. Но ребенка…
Я тоскую в темноте, одна в тюремной клетке печали. Теперь Хедер ушла, невозвратно и навсегда. Мои воспоминания не могут ее оживить, и я хотела бы погаснуть, как свеча, и больше ничего не знать.
Я хочу, чтобы это закончилось. Навсегда.