Вторая беседа

Мы подошли к следующему вопросу; эта книга рождает его, как море – речку, он вытекает из нее: до каких пор простирается власть диавола? Что это вообще за явление такое, когда бесстыдно и нагло сатана вместе с ангелами приходит пред лице Божие и дерзает разговаривать с Ним, дерзает вести некие торги и сделки заключать, и испытываются праведники столь жестоко, по Божиему попущению и по действию сатаны? Еще одна грань нашей жизни открывается, нужно ее внимательно рассмотреть.

Будучи бесстыдным, лукавый просит у Господа для себя власть, просит «удлинить поводок», на котором его держит Создатель, чтобы пойти несколько дальше, нежели он может, чтобы искусить и испытать, погрызть, укусить, поцарапать кого-нибудь из тех, кто хочет послужить Богу. Конечно, он связан, конечно, он не самостоятелен, конечно, он раб Божий, хотя и против своей воли. Он рабствует у Бога, но не так, как рабы Божии, которые добровольно служат Господу. Лукавый – раб Божий поневоле. Его мучит это, и он хочет оторвать от Бога тех, кто служит Богу добровольно и в истине. Он действует как пес на привязи – не далее своей цепи; он просит удлинить эту цепь, и Бог ему позволяет. Почему позволяет – не знаю, это тайна.

На Тайной Вечере Господь Иисус Христос, возмущенный духом, уже готовился к будущему страданию, а Иуде дьявол вложил уже в сердце – предать Христа. Сумрак уже сгущался над главою Спасителя. А лукавый, незримо для учеников, беседовал с Иисусом Христом и нашептывал Ему нечто подобное, приступал ко Христу, говоря Ему: «Дай мне этих». На что Христос только Петру сказал: «Симон! Симон! Се, сатана просил, чтобы сеять вас, как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя» (Лк. 22:31). Нечто похожее было и в книге Иова. Есть Господь, есть дьявол, и дьявол просит: «Дай мне Иова». На Тайной Вечере то же самое: есть Господь, есть ученики и есть лукавый. Лукавый говорит: «Дай мне этих учеников, Тебя не будет, и они все рассеются».

Наглость лукавого ни с чем не сравнится. Он – бывший сын Божий по благодати, бывший Ангел. И среди сынов Божиих, среди Ангелов, он, по старой памяти еще, дерзает приближаться. У Господа еще есть терпение к нему, возможно, потому и заключаются такие страшные, непонятные для человека договоры, когда он должен защитить имя Божие и веру, доказать свою верность и твердость. Человек должен посрамить лукавого даже ценою таких серьезных страданий.

Это по-настоящему страшная тема. Уж чего-чего, а сытого благодушия Писание нам не обещает. Иов выдерживает беды, ну а мы, когда начинаем отчаиваться и унывать, совсем как Иов кричим: «За что мне? Почему я? Почему у них вот так, а у меня эдак?» Мы находим в этой книге для себя величайшую помощь, когда к нам пришли скорби. Это такая большая нам подпора, которая не сломается никогда. Это как в архитектуре контрфорс.

Опираясь на этот посох, как бы страннический, на эту книгу, на мысль, содержащуюся в ней, мы можем подкрепить себя в любой серьезной беде. Нам обычно приходится терпеть по частям; не все сразу, что Иову выпало; нам достаются осколки и части, какие-то кусочки. На Иова упало все и сразу, на нас падает потихоньку, помаленьку, частями. Но все же мы себя находим в этой книге. Она и подарена, очевидно, человечеству для того, чтобы мы в ней находили себя и через нее себя выговаривали, выплакивали свою скорбь, до конца не понимая, что же творится на земле.

Понять происходящее в этом мире можно только с точки зрения другого мира. Находясь здесь и не выходя за рамки этого мира, не получая вестей из другого мира, ясно объясняющих происходящее, мы не можем разобраться в происходящем рядом с собой. Так, если бы мы были в двухмерном пространстве и были бы только две координаты в нашей жизни, «A» и «B», мы бы видели только то, что движется в плоскости. Если бы не было трехмерного пространства, координаты «С», то всего, что сверху, мы бы уже не видели. Так и в книге Иова. Мы видим следующее: человеку непонятно происходящее вокруг, если он не смотрит на это с точки зрения другого мира или если из другого мира ему не приносятся ясные откровения о том, что же происходит здесь.

Книга Иова посвящена страданию. Мы поговорим также и о страдании. Библейская этика предполагает наличие страданий как наказание за грех. Это одно из самых фундаментальных и в то же время простейших объяснений, почему страдает человек. Ты грешишь, потому страдаешь. Не греши – и не будешь страдать. Ты причинил страдание другому – берегись, потому что страдание вернется к тебе. Это простейшие этические нормы, яснейшие мысли, касающиеся добра и зла, которые есть в Библии, и в других религиозных учениях о смысле жизни, о взаимодействии людей между собой. Не делай того другим, чего себе не желаешь – говорили все учителя морали. Делай другим то, что хочешь, чтобы сделали тебе, – это то же самое, только другими словами выраженное.

Примерно то же советовали Иову его друзья, которые пришли к нему: «Ты страдаешь, утешься, помолись Богу». Потом огонь этого диалога постепенно распалялся, и они говорили ему: «Ты, наверное, грешил, поэтому страдаешь. Ты точно грешил». Они вначале утешали его, а потом, забыв об утешении, начали упрекать его. В конце концов, главный из них, Элифаз, произнес: «Злоба твоя велика, как песок морей. Ты, наверное, самый гнилой человек на свете, раз ты страдаешь и еще Бога укоряешь; значит, Бог тебя наказывает за грехи». Это простейшее объяснение страдания – «значит, ты грешил».

Но, исходя из этой книги, мы приступаем к теме безвинного страдания: оказывается, страдать можно ни за что. Конечно, Иов – человек, конечно, рожден женщиной, конечно, он мог сказать слова царя Давида, которые произнесены были позже: «В беззакониих зачат есмь и во гресех роди мя мати моя» (Пс. 50:7). Все это есть у Иова, он признается в грехах своих, говоря: «Ты напоминаешь мне грехи моей юности».

Юность – безумное время; она щедра на беззакония. Но потом уже, в зрелом возрасте, Иов был настолько богат добрыми делами, что был глазом для слепого, ногой для хромого, отцом для сироты, мужем для вдовы. Он для всех был все. Он никогда не ел один, но всегда со служанками и слугами своими. Он никогда не проходил мимо сироты. Это был удивительный человек, и он знал, что он невиновен. Он знал, что страдания его безмерны, он знал, что это несправедливо, что происходит нечто такое, что выходит за рамки всякой логики, всяких нравственных законов, происходит нечто совершенно невообразимое. Иов об этом кричал, а друзья твердо стали на позицию старой логики, бытовой логики – правильной, но работающей не всегда. И они добавили ему боли. Они, в конце концов, все – со всех сторон, как пчелы, зажужжали на него: дескать, ты грешник, ты, наверное, самый больший из грешников, потому что ты мало того что страдаешь с криками, так еще такие слова на Господа Бога говоришь.

А мы-то с вами, находящиеся вне пространства книги, смотрящие как бы через окно в нее, видим, что, оказывается, бывают невинные страдания. Например, страдание младенца. Лично ничего не совершивший человек может жестоким образом страдать, чтобы, например, страданием своим сокрушить сердца тех, кто его родил, напомнить им их грехи. Или вызвать к себе волну любви и участия. Когда человек попадает в беду, а другие на эту беду откликаются любовью и состраданием, чужая болезнь врачует многие сердца. Может быть, именно такой смысл в страдании и есть.

Лучший ответ, конечно, – это прообраз невинного страдания Христа. И младенцы страдающие, и Иов праведный, терпящий – это люди, которые прообразуют собой Господа Иисуса Христа, пострадавшего невинно. Иов – это пророчество, живое пророчество. Пророк Осия сказал о Христе: «Ты поразишь нас, и Ты исцелишь нас; через два дня на третий воссияет свет Твой» (см.: Ос. 6:1, 2). Это пророчество о тайне третьего дня, о воскресении Христа из мертвых. Пророк Захария говорил о Христе, едущем на осленке, например, или Исаия говорил о страдающем Мессии, а некоторые пророки самой жизнью своей Христа проповедовали. Так, Иона был во чреве кита три дня и три ночи, и это было пророчество действенное, жизненное, ситуативное, когда сама ситуация говорила о Господе. Иов – невинный праведник, страдающий ни за что, потому что Бог положил на него эту тяжесть. Господь страдал добровольно и, конечно, знал, за что и почему. А Иов не знал, что он есть прообраз Господа.

В Писании есть несколько примеров невинных страдальцев. Самый яркий, пожалуй, и самый первый – это Авель. Он греха не сотворил, он был жертвой зависти. Авель был убит, хотя грехов на нем никаких не было. И нельзя было назвать его грешником, пострадавшим за свои беззакония. То есть бывают страдания, за которыми не таится вина. Наказание есть, а преступления не было. Есть некий Промысл, который нам до конца не понятен.

Примерно так же невинно погиб Урия, муж Вирсавии – той женщины, которую полюбил Давид. Давид пленился красотой ее, и вся беда Урии была в том, что он был женат на красивой женщине, в которую влюбился царь. В ближайшем боевом столкновении он оказался по приказу царя в самом опасном месте, был поражен на стене осаждаемого города насмерть и умер за то, что царь полюбил его жену.

Вот такие есть примеры безвинно пострадавших людей. Таких примеров – множество. Если кто-то скажет: «А наверное, на войне человека убили первым потому, что у него было больше всего грехов», – не факт, что так и есть. Наверное, смерть чаще всего и есть наказание за грехи, но нужно всегда оставлять некий вопрос, долю сомнения: а может быть, другая мысль есть у Бога, может, по-другому думает Бог? Когда вы пытаетесь вложить всю окружающую жизнь в свои краткие, простые схемы, берегитесь, потому что можно невиновных осудить или вынести свое слишком строгое толкование о вещах, в которых вы ничего не понимаете.