Конец прекрасной эпохи

В августе 2008 года, когда российские войска вошли в туннель в Южной Абхазии, банковский сектор Украины был высушен, как сосновый лес в африканской пустыне. Нужна была только одна искра. Западные компании начали выводить деньги из Украины, поскольку испугались, что следующей после Грузии будет Украина. Так что война в Грузии привела к быстрому коллапсу банковской системы Украины. Платежи перестали проводить. Все застыло. Стоимость акций и облигаций таяла на глазах.

В сентябре 2008 года ни один из международных банков не выполнил перед нами обязательств обратного выкупа. В теории РЕПО – низкорискованный инструмент, но это только в теории. На практике оказалось, что мы сидели на облигациях, которые нам не принадлежали. Мы продали их встречным договором. Но покупатели не отвечали на звонки и не переводили денег. Если бы мы продали облигации на рынке, то обратно откупить их было бы трудно, так как рынок малоликвидный. Банки же уверяли, что это дело нескольких дней, пока казначейство разрулит ситуацию, и оплаты возобновятся. Все сидели, нервно курили бамбук, ждали… Тем временем цены на все вокруг падали. Клиенты заражались паническим настроением и хотели всей кучей тушек пролезть в одну маленькую форточку; ликвидность таяла на глазах. Все начали продавать залоги, что еще больше рушило цены. В этой ситуации нам удалось сохранить 70 центов на доллар, что было лучше, чем у наших конкурентов. Но как только мы продали бумаги, гривна упала в два раза, поэтому наши 70 центов превратились в 35. Капитал компании, который насчитывал более 100 млн долларов, превратился в 35 млн всего за две недели. Но это было только начало. Сразу появились все инвесторы, которые срочно стали требовать назад свои деньги. Разговоры про «безопасную гавань» их больше не интересовали, а бизнес-коммуникации перешли в формат «*уй», «бл***», «пиз**» и «жопа» – так звучал новопоявившийся финансовый сленг. «Если денег завтра не будет, я отрежу тебе…» и так далее. Поэтому из капитала фирмы пришлось расплачиваться с инвесторами, многие из которых привыкли приватизировать активы, но «по-братски» делить обязательства и пассивы. В итоге денег заработать получилось, но заниматься финансовым бизнесом в бывшем СССР желание у меня пропало.

Да и вообще, к этому времени я понял, что финансовый сектор – это воплощение «перераспределения». Финансовые рынки НИЧЕГО не созидают. Количество денег на фондовом рынке всегда делится 50 на 50 (это zero-sum game), это значит, что есть те, кто деньги туда заносит, и есть те, кто деньги оттуда выносит. Уровень занесенных денег равен уровню вынесенных денег. Но так как инвестиционный банк в центре и всегда имеет «информационное преимущество» перед другими, финансовый посредник всегда выносит. Эти деньги ему нужны, чтобы как минимум оплачивать свои расходы. А так как Goldman Sachs, JP Morgan работают давно, да и прибыли показывают огромные, то на деле соотношение не 50 на 50, а 90 на 10. То есть ставки игры для «среднего по больнице» игрока 50 к 25. Далее хуже. Все игроки друг от друга отличаются. Многие имеют серьезнейшие преимущества, которые обычно бывают двух видов: 1) информационные (знание чего-то, чего не знает рынок, иногда это называется инсайдерской информацией, иногда шпионажем, иногда маркетмейкерством); 2) технологические, супербыстрые технологии передачи заказов на покупку/продажу, обычно сделанные роботизированными системами. За счет front-running они обслуживают крупные заказы, а с использованием технологий А. I. и high frequency trading у них отлично получается это делать. Как только «жирный пупсик» найден, робот бежит впереди заказа, закупаясь и перепродавая «жирному пупсику» с минимально гарантированной доходностью. Для реализации таких систем специализированные игроки ставят суперскоростные системы передачи данных в NYSE, что позволяет им быть на миллисекунды раньше других, в чем, собственно говоря, и заключается технологическое преимущество. Исходя из всего перечисленного отношение потери к успеху по факту 1 к 9, что делает фондовый рынок лучше казино.

Попытка зайти в политику

Мне пришлось полностью закрыть украинский бизнес в 2009 году, оставить без работы более ста человек и переехать обратно в Россию. К счастью, моя предпринимательская деятельность создала капитал, на который я могу безбедно жить до конца своих дней, хотя он и заметно подсел после кризиса 2008 года.

Сидеть без дела больше нескольких недель я не смог и решил избираться депутатом Госдумы.

Первый же разговор с лидером крупной федеральной партии, к которому я имел доступ, очертил стоимость включения в проходную часть списка. Хотя это и не гарантировало попадания, так как все топовые места были уже расписаны, видимо, попросту проданы. Честно говоря, платить за депутатство я точно не хотел, поэтому задал следующий вопрос: а что нужно сделать, чтобы стать депутатом без денег? Надо мной, конечно, посмеялись, но «дорожную карту» сформулировали: сначала нужно избраться муниципальным депутатом, потом областным, ну а оттуда, если на уровне области будет сильная поддержка, прямой путь на федеральный уровень. Время – деньги, поэтому на сайте избирательной комиссии я изучил список ближайших выборов. Места оказались далекими, и нужно было искать что-то поближе к Москве. Выбор пал на Люберцы.

Пришлось срочно искать компетентных специалистов для предвыборной кампании; оказалось, что это целая, хоть и небольшая, отрасль экономики. Сначала нужно было встретиться с мэром Люберец, чтобы он за тебя выбрал пару районов, где ты «ему ничего не засрешь», далее нужно либо купить партийную крышу либо самостоятельно собрать огромное количество подписей в поддержку. При этом вероятность того, что избирательная комиссия сочтет твои подписи фальшивыми, – 50 на 50. В итоге я решил идти независимым кандидатом (скажу по опыту, так делать не надо).

Собрал нужное количество подписей и зарегистрировался кандидатом. Избирательная кампания моя шла против кандидата от «Справедливой России», по совместительству местного очень «уважаемого конкретного человека», с одной стороны, и представителя «Единой России», бывшего главы местного УБЭПа – с другой. Остальными кандидатами были директор местной больницы – от коммунистов, и еще пара самовыдвиженцев.

Демократия в США и демократия в России вроде как одинаковы, но, как говорится в известном анекдоте, есть нюанс. Проблема была даже не в том, что ребят из моего избирательного штаба запугивали, их избивали, им угрожали, на наши мероприятия приходили вооруженные люди. Нет, проблема более структурная.

Все, кто когда-либо бывал в Люберцах, знают, что это не очень богатый город. Как и в любом городе, в нем есть то, что в США называют «гетто», один из таких районов называется Железнодорожная станция Панки. Так вот, избирался я именно в этом районе. Разрушенные пятиэтажки, наркомания, уныние, безысходность, нищета. В среднем по России голосуют на выборах порядка 20 % людей, способных голосовать. Из которых 5–7 % (или 25–30 % от голосующих) это то, что называется «алкотрафик» – люди, готовые продать свой голос. День выборов – один из самых хлебных дней участкового, так как участковый, по сути, является дистрибьютором в этой системе. Он знает всех алкашей и нищих, собирает их в кучу и везет к участкам. Участковый первым идет к урнам голосования, но не голосует, а лишь выносит пустой бюллетень. Далее в пустом бюллетене под видеокамеру ставится нужный крестик. А алкоголику дают бюллетень и говорят: «Вот 500 рублей, положи эту бумагу в урну, а пустой вынеси обратно, и 500 рублей твои, понял? Повтори». Если алкаш все правильно повторил, его с формой за пазухой пускают на участок. И далее все идет по кругу, поэтому технология и называется «карусель». Риск в том, что алкаш может вернуться без чистого бюллетеня. Тогда вся цепочка рушится, а алкаша за это прилюдно бьют, чтобы другим неповадно было. Для подстраховки от таких случаев с участковым идут жена и дети, которые также выносят пустые бюллетени.

Через такую или иные технологии алкотрафик стабильно приносит нужные 25–30 % голосов.

Другая масштабная группа – бюджетники: учителя, милиционеры, пожарные, доктора. Все, чья зарплата зависит от роста государственного бюджета. С ними проводят более глубокую работу. Логика строится следующим образом. Партия власти должна набрать 51 % +, но так как вопрос 20–25 % алкотрафиком решен, то вы, суки, должны добить еще 25 %. Если 51 % + не будет, поднятия ваших бюджетов и зарплат в следующем году тоже не будет. Атак как 25–30 % мы точно возьмем, то вычленить разницу между тем, что набрали по итогам, и пошли вы за нас голосовать или нет, точно узнаем, поэтому вы смотрите, гнев на себя не нагнетайте.

В итоге большинство бюджетников идут голосовать за «Единую Россию».

Цель остальных лидеров – Миронова, Зюганова, Жириновского – в том, чтобы, если появится более или менее сильный конкурент, отнять у него максимум голосов за счет максимально возможного «рекламного шума». Таким образом, демократия в России представляет собой клоунаду с заранее определенным исходом, и именно поэтому избирательная активность граждан падает из года в год. Люди не верят, что демократия в России может сделать что-то полезное.

Так как меня не знали в районе, каждый день я лично обходил 100 квартир. Как говорится, знакомился с избирателями. Не знаю, кто так говорит, потому что в половину квартир вообще не пускают. А там, куда пускают, как только узнают, что кандидат в депутаты, начинают либо агрессивно ругать все и всех, либо плакать, показывая, сколько картошки осталось до конца месяца. Сто подобных разговоров в день имеют сильное психологическое, душевное влияние. Никакого «знакомства» не происходит. Происходит погружение в пучину дерьма, в котором ежедневно находятся 99 % населения нашей страны. Возникает реальное ощущение нищеты, в которой живут наши пенсионеры, и понимание возможностей что-либо изменить на муниципальном уровне (их там не так много, основные рычаги, как вы знаете из книги, всегда в нашей стране находятся в руках лишь одного человека), что менять надо не с жопы, а с головы, то есть не с каких-нибудь панков, а совершенно иначе.

В результате я занял второе место. Первое взял кандидат от «Справедливой России», которого я снял решением суда ранее и которого восстановили за три дня до судебного моратория на подачу исков. Когда его восстанавливали, мне звонили с предложением занести полтинник долларов. А так как правда была на моей стороне, видимо, решили дать мне возможность сделать match. Хорошо, что меня отговорили от этого: во-первых, оказалось, что это делают специально, чтобы подставить; во-вторых, я рад, что не стал депутатом в Люберцах.