Книга: Наше время. Зачем мы рождаемся
Назад: Непростой разговор на неприятную тему
Дальше: Вдалеке от шума и наедине. Поминовение усопших и посещение кладбища

О приготовлении к смерти, Жанне из Арка и о любви к родной земле

Жанна д’Арк, конечно же, христианская святая и в то же время националистка в хорошем смысле слова – патриотка своей страны. Она многое могла бы сказать относительно своих патриотических чувств. Однако Жанна д’Арк не совершала личного выбора, как это делаем мы. Люди рассуждают на тему долго и умно, а она не рассуждала. Она слышала голоса, к ней приходили Екатерина и Михаил. Она слышала колокола, она слышала призыв: «Иди туда и сделай то-то». Это была профетическая деятельность, поэтому трудно рациональным образом подвергнуть анализу деятельность человека, который действует в духе пророка или какого-то такого харизматического лидера. Она была именно таким харизматическим лидером.

Это была девочка, у которой в голове не было таких понятий, как национализм, нацизм или патриотизм, или что-нибудь еще. Она любила Францию, любила Церковь, любила короля и сделала все, чтобы ее родная земля была свободна от тех, кто верил так же, но говорил на другом языке и считал себя хозяином этой земли. Образ Жанны из Арка вызывает целую гамму самых смешанных чувств: от некоей осторожности и боязни до глубочайшего уважения и потрясения перед ее личностью и ее судьбой. Это, без сомнения, величайший человек в истории мира, в истории христианской цивилизации, но нужно все-таки понимать, что это был человек, целиком растворенный в христианстве. Ее шантажировали, например, отказом от причастия, говорили: «Когда мы тебя казним, мы не опустим тебя в освященную землю». Для нее это было страшной опасностью, и она боялась: «Как это? Меня не причастят, не отпоют, не предадут меня христианскому погребению?»

Православный китаец ближе, чем русский атеист.

А местные националисты не такие – да плевать им на причастие, на погребение христианское: они просто националисты, им бы только дать в репу какому-нибудь чернокожему, «зиг хайль» крикнуть, череп выбрить налысо. Речь именно о таких людях, а не о тех, которые любят свою землю. Они – ограниченные, местные.

Любить свою землю надо, надо знать и любить свою историю со всеми промахами и ошибками, взлетами и падениями. Нужно любить свой язык, народ, культуру, любить соседей своих или, по крайней мере, хорошо знать их и разбираться в их исторических перипетиях. Но никакой национализм не сравнится с христианством, и приоритет в этом балансе христианского универсализма и местного национализма нужно отдать именно первому: православный китаец ближе, чем русский атеист. В этом смысле христианин – не националист.

Если вернуться к Жанне, то охарактеризовать ее просто: она целиком христианка, она была верной дочерью Католической Церкви, чего не скажешь о многих из тех, которые сегодня пытаются изобразить из себя великих борцов за русское дело. И в этом их критическое отличие, это надо подчеркнуть, чтобы не ошибаться в понятиях. Может быть, стоит даже что-нибудь написать об этом: похожи ли местные националисты на Жанну д’Арк. Как видно – совсем не похожи.

Ответ развеян по ветру. О погребальном обряде

Погребальный обряд – это одно из тех скромных на вид семян, из которых вырастает могучее дерево развитой культуры. Само представление о смысле жизни, о ее продолжении за гробом, то есть сама основа того или иного мировоззрения связана с типом погребения. Без сомнения, связаны с надгробным плачем архитектура и поэзия, историческая память народов и наличие у них общепризнанных святынь. Согласно Александру Сергеевичу, наше сердце обретает пищу в «любви к родному пепелищу» и в «любви к отеческим гробам». Его герои то и дело являются на кладбища, причем в основном на смиренные сельские кладбища, чтобы помолиться, уронить слезу, вспомнить. И ничего бы не утратила фабула «Онегина», не будь в ней строк об отце Татьяны и Ольги. Но сильно обеднел бы текст без этих, казалось бы, второстепенных строчек:

 

Он был простой и добрый барин,

И там, где прах его лежит,

Надгробный памятник гласит:

Смиренный грешник, Дмитрий Ларин,

Господний раб и бригадир,

Под камнем сим вкушает мир.

 

Увы, свои претензии к Богу лично и к Божьему миру вообще человек все чаще проявляет нежеланием лежать под камнем.

«Ваш прах может быть развеян в любимом саду или на лужайке для гольфа. Есть услуга развеивания праха с вертолета или с телевизионной башни. Он может быть высыпан в море, в той точке, которая будет оговорена заранее». И так далее. Текст, заставивший бы еще недавно стоящего сесть, а сидящего лечь, сегодня в лучшем (худшем) случае вызывает на лбу испарину и учащает сердцебиение. Это официальная услуга, не из дешевых, между прочим – кремация с последующим развеиванием праха по ветру в оговоренном месте.

Развеян прах Майи Плисецкой где-то в Германии. В Калифорнии развеян прах недавно скончавшегося писателя Лурье. Конечно, таких примеров не счесть. Просто на заметных людях – заметны общие тенденции. Когда теперь в Калифорнии дунет ветер и у прохожего заскрипит песок на зубах, трудно будет этому прохожему не выстроить вдруг в голове цепочку странных рассуждений. Это если он знает статистику недавно сожженных и развеянных в его штате.

Люди говорят словами. Но люди говорят и поступками, жестами, мимикой. Танец тоже разговор. В этом смысле великий танцор или великая танцовщица, попросившие в завещании прах их развеять, о чем говорят? Они говорят поклонникам и зевакам: «Я не верю в воскресение мертвых. Я не верю в Бога вообще и в возможность общения с ним. Я ни во что не верю. Не ве-е-е-рю-у-у. Я оставляю вас, а вы оставьте меня. Проща-а-айте». И – последний взмах ручкой. В кремации, как в явлении, зашифрован текст. Смысл этого текста – полный разрыв с Откровением Божиим, совершенный не лично кремированным человеком, конечно, а той огромной частью человечества, к которой он принадлежит. Попутно отмечу, что иудаизм и ислам безоговорочно и сурово отвергают даже намеки на возможность кремации. Одно только разжиженное христианство, мутировавшее в антихристианство, позволяет этому явлению быть. И не просто быть – развиваться, приносить прибыль, завоевывать умы.

В кремации, как в явлении, зашифрован текст. Смысл этого текста – полный разрыв с Откровением Божиим.

Достоевский писал (кажется, в «Кроткой»), что самоубийцы часто очень переживают о своем внешнем виде после смерти. То есть им почему-то важно, чтобы они выглядели не безобразно после добровольного ухода из жизни. Вся эта тревога о позе и выражении лица, об антураже и внешнем виде характерна для экзальтированных, взвинченных и чрезвычайно эгоистичных людей. Что касается кремации с развеиванием, то здесь тоже есть своя психологическая изюминка.

Поместить урну в колумбарий – значит уравнять в чем-то сжигание и погребение. Все равно будут ходить к этой стене с урной, приносить цветы, чего доброго – молиться. Здесь есть какая-то полумера. Уж тогда лучше в землю, как привыкли. Да со священником, с «последним целованием», с вечной памятью. И то правда, что нищета людская, перенаселенность городов, дороговизна погребальных хлопот заставляет многих решать спор земли и огня в пользу огня. Но там, где вертолет с теплой урной взмывает в воздух для финального акта, там речь о деньгах не идет. Речь там идет об отвращении к мертвой плоти.

«Не хочу гнить», – говорят люди. Человек всю жизнь может жить интересами одной лишь плоти, только плоти и ничего кроме плоти. Но именно этой плоти он гнушается и стыдится, когда она потеряет оживляющий дух. Если сказать ему при жизни, что нужно покорять плоть духу, что нужно облагораживать плоть постом и воздержанием, он посмеется в ответ. Но стоит плоти умереть, человек заткнет нос и скажет: «Сожгите это!».

Вот он, самосжигающийся и разлетающийся по ветру человек: он брезглив и безбожен. И то и другое оттого, что он горд.

Редакция может не соглашаться с напечатанными материалами. Читатель может не соглашаться с автором. Сам автор смеет сомневаться в окончательности и непогрешимости своих формулировок. Все могут сомневаться во всем. Именно это право дает человеку либеральная эпоха. Покойник тоже за гробом может засомневаться как в правильности прожитой жизни, так и в способе прощанья с телом. Но именно гордость, рождающая брезгливость и безбожие, есть тот корешок, из которого вырастает помянутое явление – сжигание тела.

Поклонники идеи кремации скажут, что земли, дескать, слишком мало, чтобы хорониться в нее, матушку. Скажут, что кладбища разрастаются, завоевывая города, и так далее. А если посмотреть с другой точки зрения, окажется, что это самим огнепоклонникам земли мало. С 1997 года открыт бизнес по выведению кремированного праха на орбиту Земли. До полусотни урн за бешеные деньги ежегодно выводятся на орбиту! Одна капсула с прахом уже размещена спутником НАСА на Луне! Звучит для кого-то заманчиво и благородно, но по сути – это лишь умножение космического мусора, которого вокруг Земли летает все больше и больше. Решившиеся гордо выделиться всегда оказываются в категории «на свалку».

Гришку Отрепьева, как известно, сожгли. Пепел поместили в пушку и выстрелили в ту сторону, откуда он пришел. Зане – самозванец, еретик и виновник великой смуты. В начале XVII века кремация с последующим запуском в атмосферу производилась бесплатно и славы человеку не обеспечивала. В конце же XX века людей стали по их же просьбе, за их же деньги сжигать, чтобы зарядить в специальный снаряд и выплюнуть за пределы Земли. Уму непостижимо! На фоне этих новшеств даже бальзамированный Ленин, который справедливо раздражает христиан своим пребыванием у Кремлевской стены, выглядит вполне невинно.

Решившиеся гордо выделиться всегда оказываются в категории «на свалку».

Добродетельный человек в Писании уподобляется дереву, растущему при потоках. Лист его не отпадет, и все, что он делает, успеет (см. Псалом 1). А нечестивый человек там же сравнивается с прахом, который поднимает ветер с лица земли. Прах, поднимаемый ветром. В Библии это назидательная поэзия. В жизни – это современная правда о совершенно заблудившемся человеке.

Назад: Непростой разговор на неприятную тему
Дальше: Вдалеке от шума и наедине. Поминовение усопших и посещение кладбища