Пот лица – спутник грехопадения, а есть хлеб, не потея, – давняя мечта человека. Не имея возможности навсегда избавиться от потоотделения как платы за жевание ситного и ржаного, человек все же хоть на время доставляет себе такую роскошь. Это называется «отдыхом».
На отдыхе человек не сеет, не пашет, не крутит руль, даже в идеале не моет посуду. Все это делают другие, те, кто своим трудом обеспечивает возможность полноценного отдыха для некоторых. А отдыхающий наслаждается подобием рая, по крайней мере одним его атрибутом – отсутствием необходимого и подневольного труда.
В раю не было праздности, а на отдыхе она есть. Это – «большая разница». Где нет греха, там любая деятельность хороша. А где есть грех, там и деятельность зла, и праздность бессмысленна. Желая устроить себе подобие рая хоть на двенадцать календарных дней, человек роет себе некую яму. Почему? Очень просто. Деньжат накопил, делать ничего не буду, буду голый на солнце лежать, как Адам, и оценочным взглядом буду провожать таких же голых Ев, туда-сюда ходящих мимо. Что может хорошего выйти из таких вводных?
Некий избыток денег, праздность, настрой на счастье, много солнца, мало одежды, желание догнать что-то, что упустил (что?), игривость, разлитая и в воздухе, и по стаканам. Список можно продолжить. Пожалуйста, не удивляйтесь грехам на юге. Юг сам есть грех – до тех пор, пока человек не начнет на юге работать и молиться и не прекратит просто улавливать флюиды удовольствия, как радар – невидимые информационные волны.
Желая достичь беспримесного счастья, человек постоянно изобретает проблемы высокой плотности. В этом смысле счастливы те, кто зарабатывает на отдыхающих. Отдыхающие рубликами посаривают, вытапливают из себя в ультрафиолете все съеденное и выпитое, чтоб потом жадно пополнить запас, and so on. А работающий человек стоит у плиты, крутит баранку, гладит пододеяльник, метет по асфальту бычки и пустой пластик и тем обеспечивает себе сытую зиму за короткие летние дни. Отдыхать он, наверное, будет в феврале на лыжах и с тем же выражением физиономии, что его летние братья.
Желая устроить себе подобие рая хоть на двенадцать календарных дней, человек роет себе яму.
Я незаметно постарел, что видно по желанию брюзжать. Я стал ханжой и престарелым нытиком, хотя в автобусе меня иногда называют «молодой человек». Чего тебе, и ты ли жизнью недоволен? Лежи на боку, потягивай пивко, смотри на воду, где бисер солнечных бликов, да отворачивайся от Ев всех возрастов, испортивших до невозможности свой внешний вид избытком пищи и неподвижностью. Чего тебе еще? Я так и делаю.
Но все же я думаю, думаю. Это тяжелое занятие дал Отец Небесный сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем. Я думаю, что гаджеты испортили тех, кто и без гаджетов испорчен. Эти испорченные тычут пальцами в чувствительные экраны с видом обезьян, выколупывающих веточкой термитов. Побродить виртуально по залам Ватиканского музея у них не получится, хотя все технические средства для этого есть. И если технические новинки – это некая святыня для современного неандертальца, то я умоляю вас – не давайте святыню псам. И берегите бисер. Не мечите его…
А вот и радость: книги в руках распластавшихся тел. Что читает современник? Какая мысль живет в его голове, украшенной то лысиной, то бигуди? Доложу вам, не только дамский роман и детективы. Ведь видел же я официанта в Киеве, читавшего Достоевского. Видел и барменшу в Крыму с Драйзером в руках. Вот вижу у одних Ремарка в пятерне с перстнями, у других Аксенова в пятерне с наколками. Слава Тебе, Всемогущий, не дающий нам потерять последние крохи здравого смысла! Конечно, это лишь крохи, и к тому же в редких руках, принадлежащих распластанным телам. Но малое становится большим, и великое исчезает как пар. Мне это известно.
Но все же я думаю, думаю. Это тяжелое занятие дал Отец Небесный сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем.
Сетчатка отдыхает на водной глади, совесть то и дело заставляет мышцы лица морщиться и изображать неподдельное страдание. Мысль бьется, мечется, нервно ищет то ли вход в Истину, то ли выход из тупика. А тело вальяжничает, валяется, требует холодного вина, горячей кукурузы, свежего кебаба, лопающихся изнутри помидоров и еще невесть чего. Все это отдых. Отдых, который реален и которого нет, потому что я продолжаю работать.
Это отдых, которого все хотят и который всех обманывает. Он целует вас в плечо, потом в шею, потом… Потом он убегает с девичьим хохотом, зная прекрасно, что у вас одышка и вы не стайер. Вы никого уже не догоните, зато все, включая смерть, со временем догонят вас.
Отдых дает себя обнять, но не дает себя удержать. Потому что он – намек на рай, который потерян. На рай, который с избытком возвращен, но потом…
Это я еще не все сказал.
Только среди постоянных трудов бывает место празднику.
Если упасть в траву, можно, присмотревшись, увидеть постоянное копошение жизни. Какие-то муравьишки и червячки постоянно что-то тащат и куда-то спешат. Трава шевелится, приглаживаемая ветром, дышит земля. Там, под землей, тоже ни на секунду не перестает двигаться многообразная жизнь: оживают семена и зерна, разрыхляют почву черви. Спокойная и однообразная с высоты двух-трех метров, в приближении жизнь обычной клумбы – это фейерверк многообразия.
Если перевернуться на спину, можно увидеть небо. Там, в небе тоже не останавливается жизнь. Воздух полон насекомых и птиц, полон звуков и запахов. Ветер, как буксирный катер, тянет по небу облака. Жизнь нигде не стоит на месте. Она всюду движется и трудится, постоянно и неброско.
Чтобы раз в году совершить христианскую Пасху и праздник Христовой победы над смертью, нужно весь год быть христианином.
Точно такой же должна быть и религиозная жизнь. Она не должна раз в год вскипать, чтобы затем надолго умолкнуть. Если она – жизнь, то, как и подобает жизни, она ни на секунду не замирает. Само праздничное закипание должно происходить не на фоне привычной мертвости, а на фоне ежедневной деятельности.
«Вот отпразднуем Пасху, и что?» – говорят люди. Будем дальше жить, словно Пасха – это просто праздник в ряду праздников? Но ведь Пасха – это Праздников Праздник и торжество из торжеств. Если она действительно празднуется, то вся жизнь пересматривается и обновляется. Если нет, то…
Что ищете Живого с мертвыми? Его здесь нет.
Праздников Праздник синонимичен Святому святых, то есть главному месту и части храма. И ведь не весь храм состоит из одного Святого святых, но есть в нем еще и просто Святое, и место для народных молений. То есть чтобы было Святое святых, нужно место для постоянных молитв и сами эти молитвы, нужна чреда служения и многое другое. Только тогда раз в год первосвященник мог войти туда, к ковчегу, и прошептать имя Божие.
По аналогии – чтобы раз в году совершить христианскую Пасху и праздник Христовой победы над смертью, нужно весь год быть христианином. Или же сейчас обратиться от мертвых дел и положить намерение стать христианином в эту пасхальную ночь.
Иначе, без решимости Богу служить, без множества незаметных, но постоянных духовных жертв и приношений мы просто будем год за годом топтать дворы Господни. Конечно, не до бесконечности. У Бога есть множество способов прекратить бесполезное и формальное преклонение перед Его святыней.
Однократное чудо. Этого, кажется, хватает многим. В Неаполе раз в год разжижается собранная в сосуде кровь мученика Януария. Народ собирается на площади в ожидании чуда. Чудо происходит, и народ расходится. Так же можно относиться и к Благодатному огню. В этот год сошел? Ну, слава Богу. В этот годик поживем по-прежнему.
Великое чудо раз в год поддерживает мысль, что Бог с нами. Но то, что Бог с нами, не означает, что мы – с Богом.
Одно великое чудо раз в год должно быть тем огнем, благодаря которому лампады на алтарях во весь следующий год не затухнут. Не ради самой себя подается людям пасхальная радость. Если она кому подастся, то это будет призыв на труды во имя Христово.
Каждое воскресенье – малая Пасха. На утрени – воскресное Евангелие, песни и чтения во славу Воскресшего. Сама литургия – праздник. Ее не столько служат, сколько празднуют. Если количество прихожан на воскресной службе не растет в храме, городе, епархии, значит, мы что-то не то делаем или не так.
Великое чудо раз в год поддерживает мысль, что Бог с нами. Но то, что Бог с нами, не означает, что мы – с Богом.
Огонь от огня зажигается, а вера – от веры. Если годы проходят, а от нашей веры никто не зажигается, то о чем это говорит?
Вот помолились, попостились, земно покланялись. Сейчас запоем, попразднуем, разговеемся. Попьем, поедим. Все, что ли? Мало.
Очевидно, нужно задаваться вопросом освящения самих будней и вопросом внесения Христового света в гущу повседневности. Повседневность-то чужда Христу до открытой враждебности в нашем христианском народе (звучит как насмешка, но мне не смешно).
«Доколе не приду, – пишет Павел Тимофею, – занимайся чтением, наставлением, учением» (1 Тим. 4:13). Будем считать, что и к нам придет апостол языков. Поспешим заняться чтением, наставлением и учением.
Поспешим поставить эти труды ради веры в число приоритетных занятий, а не побочных. Если, конечно, мы действительно и всерьез исповедуем свою принадлежность к Апостольской Церкви и слова Павла для нас – не пустой звук.
Ведь без постоянного научения и общения таинств нет веры! Вот ведь и еще Павел говорит: «Чего вы хотите? с жезлом прийти к вам, или с любовью и духом кротости?» (1 Кор. 4:21).