Предисловие

Психосоматика – универсальное объяснение или универсальная причина?

«Понервничал и сразу заболел – это у меня психосоматическое что-то», «Не придумывай, вовсе ты не болен, это просто психосоматика», «Рак – заболевание, имеющее психосоматическую природу»… Не правда ли, вам доводилось слышать такие реплики?

Загадочное слово «психосоматика» применяется в разных значениях. Одни используют его как вежливый синоним слова «симуляция»; другие – как способ дать понять человеку, что причина его болезни коренится в проблемах, с которыми он не может справиться; третьи заявляют, что вообще все болезни – порождение нашей психики и достаточно начать правильно думать, чтобы с ними справиться… Где же истина? И можно ли ее установить в столь зыбкой области?

Я предлагаю вам совершить путешествие по увлекательной и малоизученной области, которая носит название психосоматической медицины. А чтобы это путешествие принесло пользу, разберем истории разных людей, которые, однажды заболев, нашли (или не нашли) в себе силы разобраться со своей болезнью. Попутно мы выясним, может ли человек силой мысли управлять своим организмом. Если да, то до какой степени…

Часть 1

Моя болезнь и я

Стекло автобуса не заледенело. Женя помнила, что в детстве стекла зимой были вечно покрыты мутной коркой льда, в которой полагалось продыхивать окошечки, чтобы выглянуть наружу. Но стекла в новом красивом синем (так и хотелось сказать «модном») автобусе были чисты, как… как стекла.

Всего лишь полвосьмого. Но ведь декабрь – он весь как кусок непрерывной плотной смерзшейся ночи. Утром, когда Женя отправляется на работу, она выходит из дома в синеватый лунный свет фонарей, и когда возвращается, тот же самый свет ложится на дверь подъезда.

Возможно, на работе ей удалось бы ухватить клочок пасмурного дня, но у них в офисе – вечно потрескивающие лампы дневного света, а ее стол далеко от окна. У самой двери. Все, кто входят и выходят, хлопают дверью словно ей по голове. Но кого посадить за этот неудачный стол? Ольгу Викторовну? Она самая старшая в отделе, уже пенсионерка, неудобно. Зоя? Она только посмотрит презрительно и скажет: «А с какой стати?» И губы вот так сожмет, как королева. Машенька? Исключено: ей, бедняжке, надо беречь здоровье… Ох, ну ладно. Она и возле двери уже привыкла. В этом есть даже свои плюсы: если хочется в туалет, не приходится лавировать между столами, просто берешь и выходишь… Ой! За окном промелькнули подсвеченные снизу золотые луковки на фоне лилового неба: церковь проехали, значит, следующая остановка – Женина. Где-то ввинчиваясь между пассажирами, где-то тараня их сумкой, не обращая внимания на возмущенные возгласы, Женя прорвалась к двери в тот момент, когда они уже закрывались. Вывалившись из автобуса, она направилась в сторону дома, но вспомнила, что надо еще зайти в магазин… Захотелось завыть. Или сесть на скамейку возле остановки и разреветься, как маленькая девочка.

Это раздраженное состояние, когда хочется одновременно и плакать, и ругаться, Женя подмечала за собой уже больше полугода. Точнее, замечали младшая сестра и мама, которые ей выговаривали, что у нее характер испортился. Женя то соглашалась, то вспыхивала: «Ничего подобного!» Но чем яростнее она доказывала, что характер у нее совсем не испортился, тем выше была вероятность, что она расплачется и тем докажет, что он у нее отвратительный.

«Наверное, так оно и есть», – думала Женя, стоя в очереди в супермаркете. Левая очередь, в которую она встала, была меньше, но продуктов у людей было больше и выкладывали они их на движущуюся ленту обстоятельнее. «Давай побыстрее!» – так и хотелось ей закричать на толстяка впереди нее, который перебирал карточки в кошельке и никак не мог найти нужную. Но она сдержалась. Вот, умеет же сдерживаться! Не такой уж у нее плохой характер… иногда.

Вот и дверь квартиры! Мама открыла ей, в самом красивом своем домашнем платье:

– Ну наконец-то! Я уже боялась, что с тобой что-то случилось!

– В магазине полно народа. – Женя поставила сумку на подзеркальный столик, а пакет с продуктами – на пол.

– А лимоны купила? – Мама уже проверяла содержимое пакета.

– Ой… забыла!

– Господи, ну почему ты такая бестолковая? Я же тебе вчера напоминала: Женя, у Елисея завтра день рождения, я хочу испечь пирог с лимоном!

– Какая же я растяпа… Мам, извини, я совсем заработалась!

– «Заработалась»! Скажи лучше, что тебе совершенно наплевать на семью. В точности твой отец, ну откуда вы беретесь, такие деревянные? Оставайся уж, ты весь день работала, сама схожу.

Мама схватила сапог и принялась ожесточенно засовывать босую ногу в его меховой раструб.

– Прогноз погоды объявил гололедицу. Но раз ты хочешь, чтобы я переломала ноги… С моим остеопорозом…

Женя этого не хотела. А потому снова повесила сумку на уставшее от ее тяжести плечо и отправилась туда, откуда пришла: на темные выстуженные зимние улицы.

Тут-то, возле подъезда, Женя впервые ощутила боль, которая скоро станет ее постоянной спутницей. Остро кольнуло в левой половине живота. Женя наклонилась, закусила губу.

«Все в порядке, – сказала она себе. – Уже прошло».

Но это не прошло. Спряталось куда-то вглубь, затаилось, но не прошло.

* * *

Мама умеет великолепно готовить. Но в чем она, вне сомнения, неподражаема – так это в умении сервировать стол. Блестящие, с золотистыми каемками, тарелки, сверкающие столовые приборы… Женю и Олесю с детства приучили пользоваться ножом и вилкой. И следовать хорошим манерам. Потянуться ложкой в общую тарелку с салатом значило вызвать бурю негодования.

– Ты ничего не ешь. Я что, невкусно приготовила?

– Очень вкусно, мамуля. Как всегда. Просто я устала что-то.

Не радовал Женю ни свежеразогретый суп, ни салат, нарезанный из купленных ею сегодня овощей. Все казалось картонным на вкус. И снова толкнулась боль. На этот раз повыше, под ребрами.

– Устала? От чего? Олеся – понятно, у нее дети. А у тебя работа офисная, тихая…

– Так… Много дел навалилось.

Не рассказывать же маме о начальнике, которого Женя боится до смерти, потому что, когда он начинает кричать и ругаться, у нее все падает внутри. Маму нельзя волновать, у нее давление, суставы, она начнет хвататься за сердце, после чего будет еще час выговаривать дочери, как она неправильно поступила и как надо поступать, чтобы в дальнейшем избежать неприятностей. Так что Женя привыкла держаться дома как партизан на допросе.

– Каких?

– Так, обычная профессиональная рутина. Ничего интересного.

– Мне интересно все, что касается тебя. Ты же моя любимая доченька.

– Нет, честно, мамочка, все в порядке.

Мама пронзила ее испытующим взглядом, не донеся ложку до рта.

– Скучно тебе с матерью, не доверяешь ты мне, – пришла к заключению мама и продолжила общение с тарелкой супа.

На сей раз обошлось! Но еда по-прежнему казалась картонной. Как будто тьма, которая наползла на Женю во время поездки в автобусе, не поддавалась электрическому свету, а висела вокруг облаком, вызывая смутную тревогу. Когда пришло время ложиться спать, Женя помедлила, держа руку на выключателе. На какую-то секунду ее охватила дрожь, будто вся их трехкомнатная, знакомая с детства до последнего уголка квартира стала чем-то нехорошим и опасным. Однако она выключила свет и легла спать.

Это была одна из худших ночей в ее жизни! Мало того что никак не получалось заснуть и она ворочалась, ловя отблеск заоконного фонаря на стекле картины над кроватью. Самое плохое – боль вернулась. Теперь она то охватывала огнем весь живот, то стискивала нижнюю его часть. Визит в туалет ничего не дал. Вдобавок возникло покалывание в груди.

«Сердце? Мама постоянно жалуется на сердце, значит, это у меня наследственное… А это, в животе? Я подхватила какой-то вирус?»

Женя села на постели; снова легла, снова села. Ее прошиб холодный пот, лежать в мокрой рубашке стало неприятно, но если вставать и искать свежую, придется включать свет, а тогда придет мама и спросит: «Ты чего шумишь среди ночи?» А завтра рано на работу… «Спи сейчас же!» – скомандовала себе Женя, но так толком и не заснула. Весь остаток ночи до звонка будильника она то забывалась дремотой, то выныривала из нее. И прислушивалась, прислушивалась к собственному организму, который из надежной незаметной машины превратился во что-то темное и пугающее.

Когда телефон рядом на тумбочке настырно запищал, возвещая утро, Женя прихлопнула его ладонью с ощущением, что не спала ни одной минуты. Хотелось снова закрыть глаза, вырубиться, ничего не чувствовать… Со стоном Женя отбросила одеяло и обнаружила, что левая нога онемела. Да она совсем холодная! Испуганно Женя принялась ощупывать ногу, щипать… Уф, кажется, прошло! Понемногу отступает… Но что же это? Сегодня нога, вчера живот… Да, вот и живот снова скрутило…

«Я заболела. Надо пойти к врачу. Дежурный врач в поликлинике принимает в любое время, до восьми вечера».

* * *

Как оно все устроено в человеческом организме? Каким образом осуществляется связь между нашими эмоциями и нашим телом? Что заставляет нас чувствовать боль и тревогу, когда в теле происходит что-то неладное, и наоборот, как сердце и сосуды «узнают», что их владелец попал в опасную ситуацию?

Все знают, что в теле человека есть центральная нервная система, которая состоит из головного и спинного мозга. Головной мозг – два полушария – это «центр управления полетом»: нейроны – клетки, которые отвечают за генерацию и передачу нервных импульсов, и поддерживающие их глиальные клетки. Количество нейронов в мозге одного-единственного человека может составлять 100 миллиардов: это больше, чем звезд на Млечном Пути – в нашей галактике! А наш интеллект, знания, информация о себе, сложные формы поведения вроде хороших манер в обществе и рабочих навыков и т. п. – то, что мы, собственно, называем своей личностью, записано на несравненно меньшей площади – в коре головного мозга. И даже не во всей коре, а в ее части, именуемой неокортексом, то есть новой корой, которая эволюционно появляется у пресмыкающихся и достигает своего наивысшего развития у млекопитающих, особенно человека. Если уподобить головной мозг небоскребу, то получится, что его владелец – человек – ютится в каморке под самой крышей.

А чем же заняты остальные помещения? Их заполняет трудолюбивый персонал, который денно и нощно заботится о поддержании здания в хорошей форме, чтобы оно не рухнуло и выполняло свои функции без особых нареканий как можно дольше. Большая часть этого персонала владельцу незнакома и получает приказы не от него, а от своего непосредственного начальства. На самом деле, это удобно, ведь мы замучились бы, командуя постоянно: «Сердце, бейся чаще: мы поднимаемся по лестнице, мышцам требуется приток крови. А ты, желудок, начинай вырабатывать соляную кислоту: еще пара ступенек – и мы в кафе!» В организме одновременно происходят миллионы процессов, как на микро-, так и на макроуровне, и контролировать их сознательно – нереально.

Трудолюбивый персонал, который не бросает свою вахту даже ночью, когда человек спит и ни о чем не задумывается, называется вегетативной нервной системой. Название ее происходит от латинского vegetatio, то есть «возбуждение», но иногда это слово переводят как «растительная». Французский физиолог и врач Мари Франсуа Биша, который ввел этот термин, считал, что она обеспечивает функции, свойственные всему живому, в том числе и растениям, тогда как животная часть (так называемая соматическая) обеспечивает передвижение в пространстве и другие произвольные действия.

Соматическая нервная система поддерживает действия и реакции, которые зависят от нашего сознания и воли (произвольные). Вегетативная – те, которые мы не можем контролировать. Состоит вегетативная нервная система из двух частей: симпатической и парасимпатической.

Действия их противоположны, то есть они работают как антагонисты, но вместе обеспечивают постоянство внутренней среды организма. При повышении тонуса симпатической нервной системы усиливаются сердечные сокращения и учащается их ритм, возрастает скорость проведения возбуждения по мышце сердца, повышается артериальное давление (АД), увеличивается содержание глюкозы в крови, расширяются бронхи, зрачки, усиливается выработка мозгового вещества надпочечников, снижается тонус желудочно-кишечного тракта.

Повышение тонуса парасимпатической нервной системы сопровождается снижением силы и частоты сокращений сердца, замедлением скорости проведения возбуждения по миокарду, снижением АД, увеличением производства инсулина и снижением концентрации глюкозы в крови, усилением выработки пищеварительных соков и сокращений желудочно-кишечного тракта.

Не хотелось бы создать впечатление, будто все вышеупомянутые части нервной системы изолированы друг от друга: напротив, они тесно переплетены, их проекции в коре головного мозга располагаются рядом, наслаиваются друг на друга, чтобы обеспечивать сложные сердечно-сосудистые, дыхательные и другие рефлексы.

* * *

Но к врачу в тот же день Женя не попала. Во-первых, начальник был зол… точнее, о нем следовало сказать «особенно зол», и страшно было даже заикнуться о том, чтобы уйти пораньше.

Нет, конечно, не самый главный начальник: самый главный вечно прятался у себя в офисе. А вот Василий Петрович был ближе к народу, о чем народ нередко сожалел. Когда Женя впервые увидела Василия Петровича, он показался ей даже забавным: маленький, живот важно выпячен, шея впереди выпуклая, а сзади такая короткая, что глаза смотрят вверх, как у рыбы-удильщика. Но после того, как он накричал на нее только лишь за нарушение каких-то местных правил, которые она еще не успела узнать, стало не до смеха. Она даже не помнит, как вела себя, когда Василий Петрович раскачивался перед ней с надутым орущим лицом. Помнит только, как рыдала после и как полненькая Маша, добрая и сострадательная, принесла ей стакан воды. Ольга Викторовна зашептала: «Ну что ты, детка, успокойся». А Зоя, холодноватая и надменная, сказала, стискивая пальцы, на которых проступали ярко-розовые пятна (потом она однажды мельком сообщила, что это псориаз и он не лечится, пусть ей зря ничего не предлагают), сказала:

– Брось, не переживай, это же Петрович. Он на всех кричит. Привыкнешь! Или уволишься.

Не уволилась. Но и не привыкла. Каждый раз замирала в напряжении, стоило Василию Петровичу явиться на работу не в духе.

Уйти бы в другое место, но будет ли на новом месте по-новому? А если не получится сразу найти работу? Как быть с деньгами? Маме нужны такие крупные суммы на оплату квартиры и вообще на хозяйство… На самом деле Женя знает, что из этих денег немалая часть перепадает сестренке, но как же иначе? У Олеси двое детей, живут они с мужем небогато, но напрямую просить у старшей сестры она никогда бы себе не позволила. Пусть уж мама делает вид, будто дает деньги из своих сбережений…

«А у Олесиного мужа – машина… – Мысли свернули совсем на другую дорожку. – Вот бы и мне обзавестись… Как же надоели эти набитые автобусы два раза в день…»

Тех денег, что лежат у нее в банке, вполне хватило бы и на покупку машины, и на курсы вождения, и на техобслуживание, и гораздо больше того. Но как знать, что дальше случится в жизни? Мама вечно пугает всякими неприятностями, как человек, переживший девяностые, и хотя Женя над этим посмеивается, но… но… а вдруг эта самая потеря работы? А вдруг болезнь? Что, если эти боли – симптом чего-то страшного? При мысли об этом Женю прошила ледяная игла.

– Женечка, что с тобой? Тебе плохо? Ты так побледнела…

Это Маша, сидевшая за соседним столом, тревожно вглядывалась в Женино лицо. Женя поймала себя на том, как непривычно слышать голос Маши, заговорившей первой: обычно она открывала рот, только когда к ней обращались. Но к ней особенно и не обращались: незачем было. Женю тронуло человеческое сочувствие: сейчас ей этого так не хватало! И в то же время вид полной фигуры Маши усилил страх. А вдруг она так же располнеет или, наоборот, исхудает, как девушки со страшных фотографий в статьях об анорексии?

– Да, Машенька, что-то живот болит.

– Давно?

– Со вчерашнего вечера. Всю ночь болел.

– Так что же ты тянешь? Вызывай скорую! А вдруг аппендицит или язва прободная?

Маша оживилась, обычно опущенные к служебным документам глаза заблестели. Во всем, что касалось медицины, она чувствовала себя компетентной. Ольга Викторовна принялась вспоминать родственников, которые вот так же не обращали внимания на боли, а потом с ними случалась беда. Чем дальше Женя их слушала, тем сильнее уверялась в том, что ее болезнь (теперь она уже называла это болезнью) очень опасна. Женя приняла окончательное решение: не ходить к дежурному врачу, а записаться к нормальному терапевту. И записалась. Через интернет. На ближайшую субботу.

Известие, что Женя не возьмет в субботу племянников, вызвало у сестры взрыв негодования.

– Ну хоть бы за неделю предупредила! – бушевал в трубке Олесин голос. – Мы с Артемом раз в кои-то веки собрались в кино! Что, по-твоему, я должна все отменить?

– Извини, пожалуйста… Но я заболела… Давай завтра, а? Честно! Завтра все получится…

Под напором ярости сестры Женя почувствовала себя виноватой и мямлила так, что Олеся ей не поверила. Наверняка не поверила, хотя и сказала напоследок: «Да, конечно, выздоравливай». Подумала, что она притворяется.

Хотя на самом деле Женя с гораздо большим удовольствием гуляла бы сейчас с племянниками, чем лежала на холодной медицинской кушетке, прислушиваясь к жестким пальцам, которые внедряются в ее живот.

– Здесь больно? А здесь?

– Да! – Женя подпрыгнула на кушетке.

– Слева пальпируется уплотнение, – заявила врач, когда села заполнять историю болезни. Женя подскочила так, что едва не упала с кушетки. – Да не волнуйтесь! Может, это обыкновенный колит. Давайте-ка я вам выпишу направление на рентген… и на анализы…

* * *

Когда папа был жив, семья Усольцевых делилась пополам. На одной половине были папа и Женя – нескладные, длинноносые, с жесткими волосами, не поддающимися никакой расческе. «Буратины мои», – говорила о них мать и жаловалась подругам:

– Вот уж не думала, что старшая дочь уродится в мужа. Для девочки такая внешность – сущее несчастье.

Женя не считала, что это такое уж несчастье. Конечно, грустно, когда в школьном спектакле вместо принцессы предлагают играть четвертого стражника. Зато она сильная! Папа был военным и редко бывал дома, зато когда бывал, хвалил ее за физическую подготовку. И еще за то, что во всем полагается на себя и ни у кого не просит помощи. Вдвоем с папой они ходили в походы по лесам, смотрели исторические фильмы и обсуждали, правильно ли показана эпоха, и были совершенно счастливы.

Вторая половина семьи Усольцевых была красивой. Ее составляли мама и Олеся. Носы у них были тоненькие и аккуратные, губы пухлые, волосы вьющиеся. Когда Олеська была младенцем, Женя, на которую постоянно оставляли сестренку, любила разглядывать и трогать ее ручки: такие малюсенькие, такие нежные! Сестра подрастала, а ручки продолжали оставаться нежными: Олесю к домашней работе не подпускали. Потому что младшая, потому что болезненная… Хотя, по мнению Жени, Олеська никакими болезнями не страдала. Это мама, когда они плохо себя вели, хваталась то за голову, то за сердце, то за суставы. И Женя ужасно пугалась.

Папа умер, когда Олеся заканчивала школу, а Женя училась на пятом курсе института. Вот как бывает: побывал не в одной боевой операции, а умер в мирное время от инфаркта. На похоронах Женя не могла взять в толк: как это – папа умер? Ей не верилось, что вот этот мужчина в гробу со строгим мучнистым лицом – ее папа, она смотрела на него и смотрела, внутри проворачивалась огромная черная ранящая тяжесть, не пускающая наружу ни слезинки. Так она на похоронах и не заплакала, за что ее потом обвиняли в бесчувственности. А мама рыдала, бросалась на гроб. В ее рыданиях один раз прорвалось:

– На что же мы теперь будем жить? Мне еще учить одну дочь, это минимум пять лет… Придется младшей остаться без высшего образования.

Женя не выдержала:

– Мамочка, не плачь! Я скоро закончу институт, пойду работать. Олеську выучим, не волнуйся.

Женя в своем выпуске считалась лучшей, ей предложили продолжить учебу в одном из американских университетов. Но тогда она не смогла бы помогать семье! Наоборот, семья была бы вынуждена вкладывать в нее деньги. А откуда им взяться? Нет, Женя знала, что папа хорошо зарабатывал, особенно в последние годы, но сколько он оставил, сколько надо было заплатить за похороны, за права вступления в наследство, сколько ушло на прочие расходы – это было известно только маме. Жене в голову не приходило спросить. Зачем? Разве мама не делает все для того, чтобы дочерям было как можно лучше? Если нет – значит, нет. Значит, надо как-то справляться.

Справилась Женя на отлично, как делала все: нашла подработку, куда с ее знаниями охотно взяли и без диплома. Тяжело оказалось совмещать работу и учебу, но ничего не поделаешь, Женя утешала себя тем, что работа – по специальности, что фактически она уже нашла для себя место. Единственный полноценный отпуск она взяла для того, чтобы сдать выпускные экзамены.

А дальше два года практически безвылазно в офисе: надо же зарекомендовать себя! Тактика оказалась правильной: ее заметили, повысили… Но платили не так уж много, а ведь маме требовались витаминные добавки, Олесе требовалось хорошо одеваться – у них в институте собралось такое изысканное общество, ее просто не воспримут всерьез, если она окажется не в тренде… Женя перешла на другую работу. Олеся закончила вуз, вышла замуж. Можно расслабиться? Не тут-то было! Вдруг оказалось, что Олеся беременна. Новая радость, но вместе и новые хлопоты. Женя взяла на работе дополнительную нагрузку. А когда в Олесином семействе снова наметилось прибавление, пришлось подыскать другую работу. Там Женя и осела. Надолго…

Нравилась ли ей новая работа? Женя удивилась бы, если бы ей задали такой вопрос, но сказала бы, наверное: «Не очень». Ни местоположение офиса – на другом конце города, дорога занимает почти два часа, – ни коллектив, с которым так и не удалось сдружиться, ни начальник… Хотя его вспыльчивость была всем известна, а еще известно было, что, по большому счету, ничего плохого он никому не делает, не увольняет и даже не урезает зарплату, переносить его вспышки для Жени было трудно и болезненно. Как же так можно? Она не склонна никого осуждать, но… но… но так вести себя, как Василий Петрович, это уж слишком!

В то же время она понимала, что настала, должно быть, самая стабильная пора ее жизни. Зарабатывала она достаточно, Олеся была довольна, племянники подрастали, мама, хотя и жаловалась постоянно на свои суставы, была вполне бодра и на своих ногах… В общем, Женя считала, что она обязана быть довольна жизнью.

Если бы не эта болезнь, которая привязалась к ней непонятно откуда!

* * *

Каким образом наши мысли и наши эмоции влияют на тело – и наоборот, каким образом тело способно влиять на эмоции и поведение человека? За формирование эмоций ответственны такие структуры мозга, как лимбическая система (куда входят поясная извилина, свод, перегородка, некоторые ядра передней области таламуса, а также гипоталамус, миндалина, гиппокамп), ретикулярная формация, лобные и височные доли.

Таламус – маленькое, но очень важное анатомическое образование, отвечающее за анализ поступающих данных (кроме данных обоняния) и передачу этой информации в кору головного мозга, где на ее основе формируется произвольная деятельность.

Гипоталамус – это высший центр регуляции внутренней среды организма. Уровень глюкозы в крови и спинномозговой жидкости, уровень гормонов, изменения осмотического давления – ничто не остается без его внимания. Через ядра таламуса он тесно связан с корой, а значит, с соматической нервной системой – с формированием движений.

Роль гиппокампа до сих пор во многом загадочна, однако установлено, что он тесно связан с функцией памяти и – опосредованно – с эмоциями: мы лучше запоминаем события, которые нас взволновали.

Маленькое скопление клеток, называемое миндалина, отвечает за страх и агрессивное поведение.

Ретикулярная формация тесно связана с симпатической нервной системой. Она способна активировать различные области мозга и проводить к его специфическим зонам ту информацию, которая является новой, необычной или биологически значимой, то есть действует как своего рода фильтр. Волокна от нейронов ретикулярной системы идут в разные области коры больших полушарий, некоторые – через таламус. Через ретикулярную формацию осуществляется тесная связь эмоций и вегетативной системы.

Все эти структуры, действуя совместно, обеспечивают соединение импульсов внешней и внутренней среды, сознания, эмоций и произвольного поведения. Например, внутренняя среда сигнализирует, что организму не хватает питательных веществ – таламус шлет донесение об этом в кору головного мозга – человек, чувствуя пустоту под ложечкой и испытав от этого неприятные эмоции, соображает: «Надо бы перекусить!» – и открывает дверцу холодильника (мышечная работа).

Мы краснеем от смущения, сжимаемся в комок от страха, мы говорим: «От горя сердце разрывается», от волнений перед экзаменом может наступить «медвежья болезнь» – диарея… Все это – наследие приспособлений, роднящих нас со всем животным миром. Только нужды животных просты и предельно конкретны: убежать от опасности, напасть на добычу, оставить потомство… Наша жизнь гораздо изощреннее и сложнее, а потому большая часть эмоций возникает, с точки зрения первобытных предков, от которых мы унаследовали устройство тела, без повода. Ведь опасность получения низкого балла на экзамене или отказа в повышении зарплаты несравнима с опасностью погибнуть от клыков хищника! Да и перспектива в буквальном смысле умереть от голода вам вряд ли грозит… Но вышеупомянутые структуры, исключая неокортекс, об этом не знают и во время собеседования при приеме на работу так повышают давление и бомбардируют кровь глюкозой, словно их обладатель вышел на бой с саблезубым тигром. И если после такого испытания человек чувствует себя истощенным, подавленным, если у него появляются болезненные симптомы, это никого не удивит, ведь правда? «Это у тебя от нервов», – привычно скажут ему.

Таким образом, связь высшей нервной деятельности и телесных реакций у нас несомненна.

* * *

Назавтра Женя проснулась от звука открывающейся двери. Она еще не до конца вынырнула из сна, а мамин голос принялся долбить по голове:

– Женя, вставай, уже восемь утра! Тебе еще час ехать!

– Мам, я плохо себя чувствую… Я никуда не поеду…

– Хватит притворяться! Тебе полезно отдохнуть, развеяться, получить заряд энергии… Ну давай, давай, поднимайся. Я уже сказала ребятам, чтобы ждали тебя к девяти.

Как ни старалась Женя, ей не удалось отвертеться от своей прерванной на время обязанности выгуливать племянников.

От метро Женя почти бежала, поскальзываясь на нерасчищенном тротуаре. Сестру и ее мужа она встретила уже во дворе. Артем разогревал машину, дети носились вокруг – им-то обледенение было нипочем.

На лице Олеси было написано раздражение.

– Ну где тебя носит? Мы уже заждались.

– Ты же знаешь, я в последнее время плохо себя чувствую. Мне нужно в туалет.

– Ну иди, только быстрей. На́ ключи.

Как только Женя спустилась, машина Артема отчалила. Ну вот, а Женя собиралась попросить его подбросить до метро, ведь на улице так скользко… Но что стоять и сожалеть об упущенных возможностях! Вот и племянники уже подбежали и вцепились в тетю с двух сторон.

Пора двигаться. Ведь родители обещали им кино, а детей обманывать нельзя…

По количеству посещений торговых центров Женю можно было бы считать шопоголиком. Но что можно купить, когда идешь в торговый центр с племянниками, за которыми нужен глаз да глаз? Особенно с младшим. Летом Ярослав нипочем не захотел расставаться со свежекупленным самокатом и помчался на нем по этажу, врезаясь в посетителей. Сколько же ругани ей пришлось тогда выслушать – и справедливо! От воспоминаний снова зашевелилась в животе змея, подняла голову. Женя согнулась. Племянники остановились и посмотрели на нее такими недоуменными глазами, что она не смогла им признаться, что ей плохо.

– Пойдемте в магазин игрушек.

– Ура!

Проходя мимо магазинчика с косметикой, Женя замедлила шаг. Она обожала душистое мыло, всякие принадлежности для ванны, ароматические масла. Почему бы не зайти? Ей все равно нужен шампунь, разве его обязательно покупать по дороге домой с работы вместе с луком, картошкой и туалетной бумагой? Держа племянников за руки, Женя вступила в душистое царство. Но чтобы взять первый попавшийся белый брусочек («Этим можно мыть голову? Неужели?»), пришлось выпустить племянников, и Ярослав мигом рванул из этого магазина. А Елисей принялся нудить:

– Ну ты же сказала – игрушки… Ну где же игрушки?.. Хочу в кино…

Нет, совершенно невозможно! Надо довести наконец племянников до кинотеатра, усадить их там, а самой сбегать вниз и тогда уже приступить к неторопливому сравнительному анализу шампуней, которых тут не меньше десятка.

Но в кинозале, когда погас свет и на экране появилась эмблема кинокомпании, Женя не смогла заставить себя подняться и выйти. Подумала: «Надо, чтобы мультфильм начался, чтобы мальчики заинтересовались. А то вдруг им станет скучно и они сбегут куда-то?» Вот уже прошли первые кадры, на них – маленький зеленый городок, вот уже явились на сцену главные герои – мальчик и девочка… Нет, надо подождать еще, пока совсем не увлекательно. Девочка нашла вход в волшебный мир, Елисей и Ярослав наклонились вперед, глаза загорелись жадным интересом, и Женя зашевелилась в кресле. Совсем рядом – иной мир, куда она хочет попасть! А дети пусть остаются пока в своем, для них волшебном… Но вдруг ее приковала к месту мысль: «А „Зимняя вишня“? Вдруг, пока я буду легкомысленно выбирать шампуни и бомбочки для ванны, кинотеатр загорится, племянники погибнут? Что я скажу Олесе, ее мужу, маме? Как буду жить с такой виной?» Женю прошиб холодный пот, она замерла в кресле, точно оно было окружено колючей проволокой. Так и просидела весь фильм. О чем он был, почти не запомнила, настолько втянулась в свои ужасные мысли. И снова заворочалось что-то в животе…

И когда по черному экрану пополз длинный белый столбец титров, Женя почувствовала себя так, словно избежала настоящей опасности.

Но по-настоящему свободно она вздохнула, лишь когда передала племянников с рук на руки сестре. Уже стемнело. Так незаметно день прошел… Вдруг на миг стало ужасно жаль его. Как будто вся жизнь проскользнула мимо, поманив яркими огнями и красками.

– Ну как они себя вели? – спросила Олеся.

– Как всегда. Отличные ребята.

– Посидишь с нами, попьешь чайку?

– Нет, не стоит. Поеду. Мама там одна…

«А ведь шампунь так и не купила, – явилась мысль. – Ну ладно, ничего, на пару дней еще хватит».

* * *

На каком языке говорит наш организм? И можем ли мы общаться с ним?

Как полезна была бы для подростка возможность небрежно бросить своему гипофизу: «Эй, приятель, что-то ты рано прекращаешь вырабатывать соматотропный гормон! А ну, давай, не ленись: пока не закрылись зоны роста в костях, дорасти меня хотя бы до 190 см, а еще лучше до 195, мне ведь страшно хочется попасть в сборную по баскетболу. Только пусть соматотропин удлинит мне ноги и руки, а уши не трогает: и без него они уже как лопухи». А пожилой человек обратился бы к своей иммунной системе с призывом быть внимательнее, почаще удалять подозрительно быстро делящиеся клетки… Нет, ну обратиться-то никто не запрещает. А вот сработает ли эта пламенная речь?

До этого мы говорили о том, как организм интегрирует усилия нервной и гормональной систем, объединяя внутренние побуждения, эмоции и разум. Здоровый организм работает так слаженно, что мы совершенно не замечаем: вся эта дружная компания клеток, позволяющая нам двигаться, воспринимать окружающий мир, поглощать пищу, выводить наружу ненужное, состоит из разных анатомо-физиологических команд, которые друг для друга – чужаки, иностранцы. И языки у них – разные: так, для каждого гормона существуют свои клетки-мишени, способные за счет рецепторов выловить его из крови и прочесть «донесения», адресованные именно им; те клетки, которые этих рецепторов лишены, ничего «не поймут», хотя взаимодействуют с той же самой кровью, полной гормонов.

Организм человека – не просто целый мир: в нем много миров. Есть, конечно, и «начальство», интегрирующее усилия разных систем, служащее координационным центром и переводчиком… Однако та часть коры головного мозга, где помещается человеческое «Я», к начальству, увы, не относится. Даже если составляющие ее клетки погибнут, организм продолжит существовать в относительно добром здравии: известны случаи, когда люди, которые не способны ни мыслить, ни говорить, ни запоминать факты своей биографии и заниматься какой-то практической деятельностью, при хорошем уходе доживали до преклонных лет.

Строение коры мозга роднит нас с человекообразными обезьянами, за исключением некоторых особенностей вроде центров речи. Все остальное тело гораздо, гораздо древнее: в нем можно прочитать знаки нашего родства не только с млекопитающими, от шимпанзе до грызунов (конечно, все слышали про «лабораторную крысу», на которой испытывают человеческие лекарства и ставят эксперименты), но даже с рептилиями. Все оно сформировано миллионами лет эволюции, которая не умеет говорить ни по-русски, ни по-английски, ни по-китайски. Наше тело родом из дикой жизни, где нет второй сигнальной системы (то, что мы, собственно, и называем языком), где нужно нападать, пожирать добычу, бежать, спасаться, зализывать раны. Где нужно соблюдать внутреннюю стабильность, чтобы выжить и оставить потомство. Ее регуляция отрабатывалась методом проб и ошибок природы. Поэтому гипофиз не проймешь даже самой пламенной речью – он и слов таких не знает. Строго говоря, он не знает вообще никаких.

Но, может, можно как-то с ним повзаимодействовать? Неужели наша личность с ее желаниями и высшими потребностями обречена в теле на роль мелкого приживала, которого можно вышвырнуть одним пинком и который ни на что не в состоянии влиять? Неужели нельзя силой мысли, слова, убеждения заставить болезнь уйти? С этим трудно смириться. От древности до наших дней самые разные люди, от врачей до циркачей, от научных авторитетов до авантюристов, искали способы словесного общения с организмом и возможности договариваться с ним. И пришли к выводу, что договариваться можно, но только при определенных условиях… Таких, например, как гипноз.

Привычный нам образ гипнотизера как человека с пламенным взглядом, который проделывает таинственные пассы, в результате чего люди подчиняются его воле и начинают странно себя вести, восходит к Антону Францу Месмеру – целителю, который с фурором гастролировал по Европе на рубеже XVIII–XIX веков. Правда, сам себя он гипнотизером не назвал бы (даже если бы знал это слово, появившееся позже), настаивая на том, что он применяет так называемый «животный магнетизм», «флюид» – силу, содержащуюся в каждом живом существе; неравномерное распределение флюида в организме вызывает болезни, а вот если распределить его гармонично, можно вылечить человека. Месмер использовал для этой цели магниты (отсюда и слово «магнетизм»). Иногда его способы лечения выглядели ну очень причудливо: пациенты стояли вокруг чана с водой, куда были воткнуты железные стержни, и держались за них, создавая цепь, а Месмер прикасался к чану, в результате чего флюид должен был передаваться всем участникам этого действа. Иногда он сопровождал свои групповые сеансы игрой на фортепиано или стеклянной гармонике… На самом деле суть заключалась не в магнитах, а в создании особой непривычной и алогичной обстановки, которая в сочетании с авторитетом Месмера способствовала повышению внушаемости. Хотя двумя комиссиями современников-ученых Месмер был признан шарлатаном (они пришли к выводу, что его исцелившиеся лишь воображали, что больны), он способствовал развитию практических методов гипнотерапии, которой оставил в наследство термин «раппорт», означающий в наши дни не физическое воздействие для передачи флюида, а словесный контакт гипнотизера с пациентом, находящимся в гипнотическом состоянии.

Да, гипнотизер осуществляет словесное внушение. Но чтобы это внушение сработало, он отключает гипнотизируемого от внешнего мира, – например, переводит внимание на состояние и сигналы его тела: приказывая прислушаться к собственному дыханию, к тому, как ноги давят на пол, а руки – на подлокотники кресла (образец того, как это делается, вы найдете в любом пособии по аутотренингу). Гипнотическое состояние, как предполагают врачи, относится к числу измененных состояний сознания, оно обусловлено нашей физиологией и не является чем-то сверхъестественным. Не стоит также ждать исцеляющих чудес от гипноза: он не вольет жизнь в по-настоящему парализованную конечность, не нарастит ткани, утерянные в результате травмы. Но если человек внушил себе, что его нога или рука парализована, или опасается двигать ею из-за боязни сильной боли, под гипнозом он может об этом «забыть» и вернуть своей конечности полный объем движения. Что действительно похоже на чудо.

Способность Распутина по телефону останавливать кровотечение у страдавшего гемофилией царевича Алексея нередко рассматривалась как доказательство его святости (или, наоборот, одержимости дьявольскими силами). Возможно, все проще: внушение со стороны лица, авторитетного для мальчика, убирало панику, побуждало его прекратить напрягаться и совершать хаотические движения. А значит, и остановить кровотечение оказывалось легче…

Вот что пишет об этом известный психолог Владимир Леви:

«Можно ли гипнозом или самогипнозом, внушением или самовнушением изменить внешность: убрать морщины, омолодить, вывести родимые пятна, зарастить лысину, изменить форму носа?

Смотря в каких масштабах.

Не знаю ни одного случая, когда внушением, даже в глубоком гипнозе, удалось бы вырастить волосы на сияющей мужской лысине, совсем убрать глубокие многолетние морщины у женщины или большие, ярко выраженные родимые пятна. Но разгладить небольшие морщинки, свести бородавки, мелкие родинки, приостановить рост проплешины – иногда получается.

Наблюдал два случая, когда на совершенно облысевшей голове вырастали новые, молодые, густые волосы. В одном – самопроизвольно, в другом – после комбинированного лечения, включавшего в себя психотерапию, но без специальных внушений, направленных на рост волос. В обоих случаях это были женщины не старше сорока лет. Облысение, постигшее их, было связано с душевными потрясениями и болезнями, повлиявшими на гормональную сферу. Видимо, именно в таких случаях облысение обратимо, и это не оставляет в полной безнадежности массу других.

Изменить без пластической операции форму носа?.. Гипноз, гипноз, гипноз – и вырос новый нос?..

В зависимости от образа жизни, особенно от еды и питья, равно как и от душевного состояния, нос в каких-то пределах и сам меняет свою форму: то пухнет, толстеет, обвисает, краснеет-сизеет, то подсыхает, подтягивается, делается тоньше, изящнее. Если это может происходить непроизвольно, то, стало быть, есть резерв изменчивости, пространство возможных перемен в разные стороны. Значит, может в некоей мере сработать и внушение, и самовнушение».

В общем, гипнотерапия – неплохой способ достучаться до тела через фокусировку внимания на нем. Но не надо забывать, что она имеет ограничения, как и любой другой метод. Существенным недостатком является то, что в гипнотическом состоянии пациент пассивен, он полностью полагается на волю гипнотизера и не участвует в собственном излечении. Этот недостаток отсутствует в психоанализе, отцом которого стал Зигмунд Фрейд.

* * *

Если раньше Жене казалось, что у нее мало свободного времени, то теперь его не осталось совсем. К прежним делам и заботам прибавились новые: анализы, исследования, консультации со специалистами… Первое нащупанное терапевтом уплотнение оказалось спазмированной кишкой. А отчего она спазмируется? Непонятно. Женя прошла семь кругов медицинского ада, причем частично за свои же деньги, чтобы не ждать очереди на бесплатные исследования, – и без малейшего результата. Ну, если не считать «синдрома раздраженного кишечника» (что его, интересно, так раздражает?), «вегето-сосудистой дистонии» и прочих диагнозов, которые казались Жене невнятными и выдуманными специально для нее, только чтобы она отвязалась от врачей. А отвязываться она не собиралась, потому что все назначаемые ей средства имели временный эффект. А главное – новые симптомы! Если с самого начала болезни неприятные ощущения касались только области живота, то теперь они распространялись дальше, и трудно было предсказать, где проявятся в следующий раз. Там дернет, здесь уколет, то сердце, то рука, то ком в горле, перекрывающий дыхание…

– Ну что мне вам сказать? – заявила наконец участковый терапевт, разглядывая распечатку результатов колоноскопии. – Судя по этим данным, вы совершенно здоровы.

– Здорова?! – Женя привыкла к вежливости, особенно в общении с врачами, которые ей виделись представителями особой касты жрецов, но сейчас не могла сдержать горький смешок. – Я не помню, когда в последний раз как следует спала из-за болей… Вы мне не верите?

– Верю, что не спите! Но – что у вас болит?

– Откуда мне знать? Это же вы – медицина!

– Медицина у вас ничего не находит! – Врачу был явно неприятен этот разговор. – Я бы вам посоветовала еще одного специалиста…

– Какого?

– Психиатра!

– Теперь вы меня оскорбляете?

– Кто вас оскорбляет? Я вам честно говорю: если ничего у вас не находят и ничего вам не помогает, это какая-то психосоматика.

Сразу из поликлиники Женя поехала на работу, но работать не смогла: тупо сидела за столом, уставясь в монитор, а потом разрыдалась. Сотрудницы какое-то время смотрели на нее с недоумением (она никогда не проявляла чувства так ярко!), а потом начали осторожно спрашивать:

– Что случилось?

– Принести воды?

– Совсем плохо, да? Страшный диагноз?

– Хуже!

На лицах окружающих отразилось недоумение.

– Чего же хуже?

– Вообще никакого диагноза! И даже… даже… представляете, она сказала, что я ненормальная!

– Неужели? – проняло даже Зою. – Жень, я бы на твоем месте ругалась вовсю! Что они себе позволяют!

– Женечка, вы не должны это так оставлять! Напишите на нее жалобу. Как она смеет такими словами бросаться?

Жене было приятно, что сотрудницы так активно приняли ее сторону: до этого она не замечала особых симпатий в свой адрес. Но глодало при этом сомнение: она ведь солгала! Врач не называла ее ненормальной. Она сказала: «У вас психосоматика». А что такое эта самая психосоматика?

* * *

О тесной связи между здоровьем физическим и психическим было известно еще во времена Античности. В диалоге «Кармид» Сократ говорит так: «Этот фракийский врач поведал о том, чему он научился от своего правителя, который был богом. Залмоксис, сообщил врач, учит, что не следует лечить глаза, не вылечив голову, а голову – не обратив внимание на тело, а тело – не оздоровив душу». Связь эта на протяжении веков никем не оспаривалась и, по-видимому, успешно использовалась, в том числе в политических целях: считалось, что французские короли способны избавлять от золотухи (разновидность кожного туберкулеза) наложением рук, и исцелившиеся, не молчавшие о своем выздоровлении, усиливали благоговение простого народа перед королевской властью.

С конца XVIII в., когда медицина наконец превратилась из набора практических разрозненных сведений в науку, интерес к оздоровлению души, как и тела в целом, ради излечения конкретных заболеваний угас: врачи углубились в частности, приникли к окуляру микроскопа. На этом пути медицину ждал ряд триумфов, благодаря которым резко увеличилась продолжительность жизни, а болезни, ранее считавшиеся смертельными, стали не опаснее насморка. Казалось, еще шаг – и таблетка от всех недугов будет изобретена. Какие уж тут психические причины болезней? И все же… В 1818 году врач Иоганн-Христиан Хейнрот, который был не только психиатром, но и философом-мистиком, впервые употребил термин «психосоматический». Солидаризируясь с вышеупомянутым легендарным правителем и целителем Залмоксисом, он считал, что все соматические болезни имеют моральные причины, причем происходят они от чувства вины.

Международная классификация болезней (10-й пересмотр), иначе МКБ-10, смотрит на дело более приземленно: ее составители разместили в разделе «Невротические, связанные со стрессом и соматоформные расстройства» (F4) проблемы, вызванные психологическими причинами, в основе которых лежит невроз. Таким образом, мы имеем две позиции: «Все или очень многие соматические болезни имеют в основе психологические факторы» или «Невроз может сопровождаться симптомами, очень похожими на симптомы других болезней, но исчезающими, если больной разберется со своим психологическим состоянием». Область знания, называемая психосоматической медициной, лежит между двумя этими точками зрения, но, в зависимости от предпочтений занимающихся ею ученых, больше склоняется к первой.

Самое простое определение психосоматического расстройства – это болезнь, которая затрагивает как разум, так и тело.

* * *

Где искать ответ на все вопросы? Конечно, в интернете! Но здесь по запросу «психосоматика» на Женю вылилось такое количество сведений, что разобраться несведущему человеку, далекому от медицины, оказалось трудно. Однако Женя и в школе, и в институте училась на пятерки, а значит, обладала способностью вычленять в материале главное.

Главное – так что же такое психосоматика? Выяснилось, что по этому вопросу разные авторы не согласны друг с другом. По мнению одних, психосоматические болезни – это когда телесные симптомы являются признаком болезни, коренящейся в психике… Ну да, то самое, что втолковывала Жене неприятная врачиха: «Ничем вы на самом деле не больны… это все у вас одна психосоматика…» Воспоминание отозвалось болью, и читать статьи и книги, рассматривавшие проблему с такой точки зрения, Жене расхотелось. Но другие авторы придерживались взгляда, согласно которому причины совершенно обычных болезней коренятся в нашей психике! В том, что мы неправильно думаем и неправильно чувствуем, а наши неправильные мысли и чувства влияют на тело, заставляя его болеть.

Женя вспомнила одну историю, о которой избегала думать: каждый раз, когда она приходила на ум, вместе с ней приходил стыд и еще что-то, похожее на разочарование… Но сейчас эта история была очень кстати.

С Андрюшей она познакомилась вскоре после окончания института, на вечеринке, которую собрала бывшая однокурсница. Женя с этой однокурсницей никогда не была близка, и в течение всего вечера чувствовала себя не в своей тарелке. Как и еще один человек – ее ровесник, полный, с мягкими чертами лица и косящими, будто все время растерянными, глазами. Как двое чужих на этом празднике жизни они разговорились – сначала принужденно, потом все живее и живее. Обнаружилось, что Андрюша – нет, представился-то он Андреем, но просто невозможно было называть его, такого плюшевого, взрослым именем – отлично разбирается в компьютерах: он рассказал Жене о таких тонкостях владения вроде бы знакомыми ей программами, о которых она и не подозревала! Она подумала, что он работает в сфере IT, и очень удивилась, услышав, что ее собеседник – юрист. «Так бабушка захотела», – скомканно буркнул он, добавив что-то о том, что родители о нем не заботились, а дедушка с бабушкой его вырастили и спасли от опасной болезни.

Да, как потом узнала Женя (они с Андрюшей встретились еще раз, потом еще…), он действительно был серьезно болен. На свидания с ней он часто приходил, обмотав шею шарфом, даже когда на улице шумела солнечная весна; то и дело закашливался; когда приступы кашля совсем его скручивали, пользовался ингалятором. Но на стареньком ноутбуке Жени творил чудеса. «Компьютер – это часть меня, как мозги, только не в голове, а в коробке, – объяснил Андрюша, – но бабушка с дедушкой не захотели, чтобы я пошел в айтишники. Только руками махали: „Ни-ни, даже не думай, излучение, пыль, с твоими легкими…“ Наверное, они правы. Ну, юриспруденция мне тоже не противна, я сейчас помощником у одного адвоката…» Как бы то ни было, об этом адвокате и своей начавшейся юридической практике Андрюша говорил мало и без интереса. А о компьютерах – увлеченно. Этот самый старый Женин ноутбук проапгрейдил так, что она раздумала покупать новый, тем более что время было неподходящее, предстояли большие расходы в связи с учебой сестры. Андрюше было почему-то очень легко рассказывать и о смерти папы, и о наступивших после нее трудных временах. Женя не могла сказать, что влюбилась в Андрюшу, да и о себе как о предмете чьих-то нежных чувств она не думала, но им было хорошо и спокойно вдвоем, точно давним друзьям. В какой-то момент она даже оказалась у него в квартире – старинной, заставленной уймой вещей, больше похожей на обиталище пенсионера, чем на логово молодого юриста. Хозяин пошел заваривать для нее чай – с ромашкой, отдающий лекарством, но что поделать, другого не было… Только они сели за стол, в дверь настойчиво позвонили. Андрюша открыл – и отчаянно закашлялся при виде двух пожилых и очень представительных людей.

– Деда, бабушка! Что вы тут… У меня гости!

– Ну вот и познакомь нас со своей… гостьей!

Бабушка так зыркнула из-под высокой седой прически, что Женя почувствовала себя преступницей, тайком проникшей в чужой дом.

– Может, в другой раз придете, а? Пожалуйста!

– А почему это мы не можем прийти, когда захотим, в свою квартиру?

– Да-да, мы ее тебе оставляем по завещанию, но пока мы живы, мы обязаны следить за тем, что тут творится!

– Мы не позволим превращать квартиру в вертеп!

– Девушка, вам сколько лет? У вас серьезные намерения? А вы знаете, что у Андрюши хроническая пневмония и бронхиальная астма? Что он практически инвалид? Вы сумеете за ним ухаживать?

Из этой квартиры Женя бежала со всех ног. Особенно оскорбило ее почему-то слово «вертеп». Андрюша потом позвонил, извинился, но слишком принужденно и неловко, и встречаться они больше не стали.

Женя увидела его только шесть лет спустя, на вокзале в Санкт-Петербурге… Точнее, это ее увидел и окликнул незнакомый, как показалось, мужчина:

– А мы с вами знакомы! Женя, правда?

– Андрюша? – Надо же! Фигура подтянулась (куда только девались лишние килограммы!), лицо стало жестче и красивее – Женя только теперь поняла, что ведь он красив… А его спутница – девушками с такой внешностью Женя просто любовалась, даже никогда не мечтая стать хоть чуть-чуть похожей на них.

– Женя, это моя жена Наташа. Наташа, это Женя, я о ней рассказывал… Женя, вы ведь всю мою жизнь изменили! Вы ведь обиделись на меня тогда, да? Прекратили общаться… Я после этого три дня продышаться не мог, не выпускал из рук ингалятор. Думал, умру… А потом сказал себе: «Что ты за тряпка? Сколько еще можно бабушку с дедушкой слушаться?» И полез на сайты, предлагающие работу, искать вакансии в другом городе. Айтишные, не юридические, – оказалось, с моими знаниями меня много где готовы взять. Все подготовил, уволился с работы и уехал. Куда, им не сказал. Слал время от времени сообщения, что жив-здоров. Уж они меня с полицией искали, вернуть хотели! Писали заявления, что меня похитили. Но полиция отвечала: «Совершеннолетний гражданин, живет, где хочет». Вот так я и вырвался… В общем, спасибо вам, Женя, без вас я бы так и оставался их игрушкой.

– И от меня спасибо, – улыбнулась Наташа, – без вас не было бы у нас замечательной дочки. В этом году в детский садик пошла!

Женя чувствовала себя смущенной.

– А как сейчас ваше здоровье? – спросила она Андрюшу… нет, Андрея.

– Последний ингалятор уже не помню, когда выбросил. Обострений пневмонии нет. Бегаю, плаваю. Может, еще смена климата помогла?

Смена климата… Женя вспомнила свои ощущения от пожилой пары, пригвоздившей ее взглядами: рядом с ними было трудно дышать. Она еще подумала: «Какие ужасные люди! Как хорошо, что у меня мама не такая, что у нас нормальная семья!»

* * *

К тому времени, когда в Вене начал работать доктор Зигмунд Фрейд, медицинская наука слишком далеко ушла вперед, чтобы соблазняться выдумками наподобие месмеровских «флюидов». Сам Фрейд, получивший серьезную подготовку как невролог, с недоумением отнесся бы к предложению вылечить последствия настоящего инсульта без лекарств, одними только разговорами. Однако он прошел стажировку в Париже у доктора Шарко, который лечил гипнозом больных истерией, в результате чего слепые начинали видеть, парализованные – ходить… Правда, это были истерические параличи и истерическая слепота, не имеющие ничего общего с органическими поражениями нервной системы. И еще одно уточнение: после того, как гипнотическое воздействие заканчивалось, страждущие снова возвращались в свое плачевное состояние. Фрейд пришел к выводу, что причину невроза (а истерия относится к числу неврозов), коренящуюся в психике, невозможно убрать этим способом. Поэтому он позволил своим пациентам выговариваться, когда они находились в полном сознании. И довольно скоро пришел к выводу о связи между телесным симптомом и проблемой, которая мучила пациента. Идея его заключалась в том, что, если человек считает какие-то поступки непозволительными, но желает их совершить, он запрещает себе о них думать, и они переходят в область бессознательного (как бы выполняя пожелание «Забудь об этом»), прорываясь в снах, оговорках… и телесных симптомах. Если помочь пациенту осознать его тайные побуждения, перевести их из бессознательного в сознание, симптомы уйдут.

Эталонной пациенткой Фрейда могла бы стать Лиза Хохлакова из романа «Братья Карамазовы»: девочка-подросток, терзаемая садистическими фантазиями об истязаниях маленького ребенка, бессознательно «удерживает» себя в инвалидном кресле, боясь реализации этих мыслей, и тем самым одновременно наказывает себя за то, что эти мысли вообще зародились в ее сознании. Вообще Фрейд живо интересовался открытыми Достоевским лазейками в бессознательное, о чем свидетельствует его работа «Достоевский и отцеубийство».

К психоанализу как таковому и к самому Зигмунду Фрейду до сих пор много претензий. Феминистки ругают его за мизогинию – пренебрежительное отношение к женщинам (чего стоит одно только утверждение о «зависти к пенису», которую якобы испытывают все девочки); психотерапевты – за ряд абсолютно бездоказательных (и сводящих все богатство человеческих мотиваций к сексуальной сфере) положений, с которыми его последователям пришлось долго и тщательно разбираться; специалисты по правам человека и по работе с пережившими насилие – за то, что он наносил дополнительную травму своим пациенткам, рассказывавшим об инцесте, тем, что не верил им и относил их признания на счет фантазий… Эти упреки справедливы. Однако всем интересующимся темой психосоматики следует поблагодарить его за то, что он привлек внимание к простой истине: если с пациентом говорить, с ним что-то происходит. В том числе и на телесном уровне. Психика не изолирована от тела, она теснейшим образом связана с ним и влияет на него.

В будущем эта идея будет воплощаться в разных формах: то академических, то гротескных.

* * *

– Мама, я хочу с тобой поговорить.

– Ну вот, раз в кои-то веки. А так мать не нужна. Ну ладно, не притворяйся, я же вижу, как ты ко мне относишься… Ну говори, что ты хочешь?

– Мам, я болею. Мне едва хватает сил ходить на работу. А тут еще племянники… Я сегодня в кино думала, что умру. Знаешь… – Голос Жени опустился до шепота. – Я не хочу больше гулять с Яриком и Елисеем.

– Что?! – громко спросила мама. – Не слышу!

– Я с Елисеем и Яриком… Ну давай не каждые выходные, а?

Женя совсем сникла, пока договаривала. По выражению материнского лица она верно уловила: приближается шторм.

– Так ты не хочешь гулять с Олесиными детьми? С твоими родными племянниками? Ну говори уже, не притворяйся. Я же знаю, тебе на нас наплевать.

– Мама!

– Ну что «мама»? Когда я от тебя видела доброту? Душевное тепло? Знаешь, как я тяжело тебя рожала? И так, знаешь, обрадовалась, когда узнала, что родила девочку! Думала, будет родное сердечко, нежная доченька. А ты получилась вся в отца. Деревянная. Два сапога пара. Два бревна.

– Мама, зачем ты так говоришь? При чем тут папа? – У Жени сдавило горло, к глазам подступили слезы.

– При том, что он всегда «смотрел из дома на улицу». Для семьи его никогда не было. Вот и ты такая же: племянники тебе уже не нужны, сестра не нужна… Кто следующая: мать? Пожалуйста, я готова. Ты уже взрослая, самостоятельная, живи как хочешь. Жаль квартиру, трехкомнатная ведь, в хорошем районе, но на что только не пойдешь ради дочери! Завтра же приглашу риелтора…

– Не надо риелтора! – Слезы все-таки прорвались.

– Нет, надо! Ты имеешь право на долю в квартире, так что останешься довольна. А мне недолго осталось с моими болезнями, перееду в однушку, перебьюсь как-нибудь.

– Ма-а-ама! Ну пожалуйста! Пожалуйста!

– Нет, перееду, перееду. – Мама принялась вытирать глаза. – Так лучше, чем жить с дочерью, которая меня ненавидит. Для которой нет родных, нет семьи…

Вечер завершился рыданиями обеих. Женя чувствовала себя ужасно виноватой, как всегда, когда ей случалось вызвать материнское недовольство. Но в то же время была рада, что маму удалось уговорить: риелтор не придет, семья ее не отвергнет. Оказаться без родных людей – это самое страшное. У нее же больше никого, кроме них, нет!

«Это все болезнь, – сказала себе Женя, – проклятая болезнь… Я должна вылечиться, тогда у нас с мамой все будет хорошо. Я уже почти нашла, в чем загвоздка с психосоматикой…»

* * *

Основатель психосоматической медицины, Франц Габриэль Александер, родился в 1891 году в Будапеште, который тогда был частью Австро-Венгерской империи, ставшей родиной психоанализа. Александер учился в Берлине; там он был участником влиятельной группы немецких аналитиков под руководством Карла Абрахама, куда входили, между прочим, ставшие потом знаменитыми Карен Хорни и Элен Дойч. Он написал массу статей и серьезных работ. В 1930 году Александер переехал в Америку, где стал профессором Чикагского института психоанализа. Умер он в Палм-Спрингс, штат Калифорния, в 1964 году.

Вся жизнь и работа Александера были связаны с психоанализом. И для понимания психосоматической медицины нужно учесть, что она выросла из психоанализа с его воззрением на пациента как на человека, терзаемого бессознательными импульсами, прочитать которые должен психоаналитик. Для Александера значимы такие введенные Фрейдом термины, как «кастрационный синдром» и «эдипов комплекс», он уделяет большое внимание сексуальности пациентов и их отношениям с родителями. Однако со времени Фрейда медицинская наука изрядно продвинулась вперед, и Александер отдает должное ее достижениям, рисуя сложные схемы, показывающие, каким образом привычный способ действия человека, эмоции, которым он не дает выхода, желания, которым он не позволяет осуществиться, – словом, как это все влияет на организм, приводя к началу болезненных изменений. Он постоянно ссылается на статистику, по данным которой причины и механизмы развития совсем не совпадают.

Так, Александер утверждает, что психоаналитические исследования пациентов с гипертонической болезнью показали, что они не способны свободно выражать свои агрессивные импульсы даже каким-либо вполне приемлемым способом. Иногда у них случались вспышки гнева, но в целом они были чрезвычайно милыми и уступчивыми и изо всех сил старались понравиться. Эти наблюдения дали основание предполагать, что хронически подавляемая агрессия, тесно связанная с тревогой, сильно влияет на уровень кровяного давления.

Если речь идет о кожных заболеваниях (таких как нейродермит, экзема, ангионевротический отек, крапивница и зуд, и даже себорея и псориаз), нужно понимать, что кожа является органом, важным для выражения эмоций: румянец, бледность, выступивший пот – все это известные маркеры страха, гнева, возбуждения, стыда. Пиломоторная реакция на тревогу («волосы дыбом») ярко выражена у животных (все мы видели, как кошки и собаки ощетиниваются, готовясь к нападению), но присутствует также и у человека. Александер предположил, что кожными болезнями страдают люди, которые не решаются демонстрировать свои эмоции, получать внимание, любовь и одобрение, испытывают чувство вины за эти свои потребности и наказывают себя, делая кожу объектом болезни.

Причину гипертиреоза – излишней активности щитовидной железы, известной также как базедова болезнь, – психоаналитики связали с психической травмой и отсутствием защищенности в детстве. При исследованиях биографий таких больных оказалось, что среди них есть много людей, которые в раннем возрасте потеряли мать. Однако это был не единственный источник страха и незащищенности: несчастливый брак родителей, неустойчивая психика одного из них, неприятие со стороны матери или отца, экономическое неблагополучие, рождение младшего брата или сестры и игнорирование старших детей родителями – вот предпосылки для того, чтобы щитовидная железа в попытках человека приспособиться к жестокому и неблагоприятному для него миру начала вырабатывать больше гормонов, чем нужно.

Приступы слабости, связанные с резким понижением уровня сахара в крови, Александер и его коллега Портис сравнили с эмоциональной сидячей забастовкой. Она начиналась, если люди были вынуждены заниматься скучной деятельностью вопреки собственному желанию. Парасимпатическая система брала верх над симпатической, расслабление – над активной деятельностью. В большинстве случаев острое состояние утомления развивалось после того, как пациент отказывался от достижения желаемой цели, оставлял надежду на осуществление мечты и подчинял свою жизнь неприятному распорядку, к которому он чувствовал внутреннее отвращение.

К сахарному диабету Александер подходит с сугубо психоаналитических позиций, считая, что у таких больных есть базовый конфликт: неудержимое желание есть, быть накормленным спорит с желанием отторгнуть пищу. Этот конфликт касается не только еды, но и социума: такой человек и хочет взаимодействовать с другими людьми, и отвергает их. Источник проблемы – сложные взаимоотношения с матерью, слишком тесная связь с ней, которая нарушает психосексуальное развитие ребенка. Нужно, однако, заметить, что Александер не делает различия между сахарным диабетом I и II типа, которые совсем не совпадают в причинах и механизме развития.

В его рассуждениях о психологических причинах, предрасполагающих к ревматоидному артриту у женщин, ясно просматривается ограниченность и мизогинность, свойственные психоанализу и той эпохе: пациентки, по мнению проводивших исследования психоаналитиков, демонстрируют открытое неприятие женской роли, принимают определенные мужские установки; они конкурируют с мужчинами и не могут подчиниться им. Существенным моментом Александер и его коллеги посчитали еще самоограничение, требовательность к себе и другим, привычку психологически держать себя в ежовых рукавицах, что приводит к повышению мышечного тонуса и некоторым образом к артриту… Такое предположение относительно механизма развития болезни может вызвать улыбку с позиции современных знаний о том, что ревматоидный артрит – заболевание аутоиммунное, его появление связано с тем, что иммунитет ополчается против собственного организма, и тонус мышц здесь ни при чем. А с позиций современного общества, движущегося к равноправию женщин и мужчин, можно и возмутиться.

Склонность к несчастным случаям трудно назвать заболеванием, и понятно, что контролировать, к примеру, кирпич, который упал на голову, человеку не под силу. Однако статистика показывает, что есть люди, часто попадающие, например, в автомобильные аварии из-за нарушения правил вождения, пренебрегающие техникой безопасности на работе, и здесь уже можно присмотреться к тем, кто такие действия совершает. Как правило, это решительные или даже импульсивные люди, сосредоточенные на немедленном получении удовольствия и удовлетворении желаний, которые любят острые переживания и неожиданность и не любят заранее планировать будущее. Многие из тех, кто склонен к несчастным случаям, получили строгое воспитание и накопили невероятное количество агрессии против людей, обладающих властью.

С именем Александера связывают открытие так называемой чикагской семерки психосоматических заболеваний. В нее входят: гипертоническая болезнь, бронхиальная астма, язвенная болезнь желудка и двенадцатиперстной кишки, неспецифический язвенный колит (болезнь Крона), тиреотоксикоз, ревматоидный артрит и нейродермит.

Надо отметить, что Александер нигде и никогда не призывает нас отказаться от медицинской помощи, заменить медицину психоанализом или приступить к самолечению. Наоборот, в предисловии к своей книге он говорит об огромных успехах медицины и о том, что поиск психосоматических причин не заменяет ее, а дополняет; в рассказе об историях пациентов упоминает о необходимости длительной работы с психоаналитиком. Никогда и нигде он не пишет: «Слушай меня, выполняй простые рекомендации, и болезнь исчезнет». Да и язык его творений нелегок для массового читателя… Поэтому он, хотя и пользовался блестящей репутацией в психоаналитических кругах и был человеком вполне обеспеченным, не заработал на психосоматике миллиарды и не сделался популярным, как кинозвезда. Это удалось другим.

* * *

Решено: надо попробовать! Чем она рискует? Если медицина не помогла, придется заняться самолечением… Вы ведь, врачи, ничего другого ей не оставили, правда? Вот, самый простой метод борьбы с психосоматикой: аффирмации. Для того, чтобы подобрать нужную аффирмацию, пришлось основательно прошерстить таблицу заболеваний: трудновато с ее диагнозами, каждый из которых под вопросом. Изжога? Язвенная болезнь желудка? Болезнь Крона? А вдруг… От одного слова «рак», хотя и произнесенного мысленно, ее обдало холодом. Нет, это слишком… Вот, «Желудочные болезни», все сразу вместе: может, подойдет? Причина: «Ужас. Боязнь нового. Неспособность усваивать новое»… Гм? В жизни у Жени так давно не было ничего нового, что она не могла проверить верность этого утверждения. Правда, когда-то хорошо училась, с необходимостью усвоить любое количество материала к сессии не было проблем. Но ведь это было когда-то! А с другой стороны, вот изменит она аффирмациями свое мышление – и, может быть, в ее жизнь придет что-то новое. Женя не отказалась бы! Поэтому она бодро выбрала следующую аффирмацию: «Жизнь мне не вредит. В любой момент дня я усваиваю что-то новое. Все идет хорошо». Для верности добавила еще одну – для кишечника: «Я легко и свободно отбрасываю старое и с радостью приветствую приход нового». Тоже приход нового… должно быть, это знак!

Теперь встала самая серьезная проблема: где и когда читать аффирмации? Собственная комната Жене не подходила: мама может войти в любой момент и, заметив отрешенный вид дочери, спросить, о чем это она думает. От одной мысли о такой ситуации засосало под ложечкой! Поэтому она занималась этим перед сном. И на работе. Иногда симптомы совсем ее донимали, и, выходя в туалет, она произносила аффирмации, глядя на свое лицо в зеркале. Это мужиковатое лицо с длинным буратиньим носом… Она хотела полюбить его, очень хотела! Но не получалось. Пока…

– Женечка, ну как твой живот? – спросила Ольга Викторовна, отрываясь от компьютера. – Что говорят врачи?

– Я к врачам теперь не хожу, – гордо заявила Женя. – Я поняла, что вылечить меня они не могут, и решила действовать по-другому.

– Альтернативно, что ли? – скептически сощурилась Зоя. – Ты, Жень, смотри, сейчас много чего нехорошего продается без назначения врача. Еще и из Китая заказывают. Таблетки для похудения с глистами, тампоны травяные, которые сжигают все внутри… Так что твое «по-другому» может обойтись дороже.

Зоя сегодня держалась особенно язвительно, и причина ее состояния была, согласно старой шутке, на лицо: прямо по границе роста волос виднелись красные шелушащиеся высыпания. Такие же бляшки появились и на кистях рук, и Зоя нервно натягивала на них рукава.

– Я не собираюсь ничего принимать. – Женю против ее воли задел Зоин тон. – Это исключительно естественный метод.

– Я вот тоже естественно лечусь, – пробило на откровенность Ольгу Викторовну. – Чем антибиотики глотать, лучше чайку с медком, полоскание… Женечка, а ты не полощешь нос соленой водой? Очень помогает для иммунитета!

– Я лечусь аффирмациями!

Тут коллеги замолчали, потому что сказать им было нечего. Похоже, в этой комнате смысл слова «аффирмации» был известен одной Жене. И от этого она почувствовала себя неожиданно уверенно, что редко бывало в ее жизни.

– Все болезни происходят от наших мыслей. Если мы думаем неправильно, злимся на окружающих, обижаемся на них, считаем, что мы самые плохие и недостойные, то от этого наши органы и системы начинают давать сбои, работать не так, как должны. Гипофиз выбрасывает много гормонов, давление повышается, напрягаются мышцы внутренних органов… словом, много всего происходит! А потом и болезни появляются. Вот так и получается, что мысль материальна.

Ольга Викторовна, слушая Женин монолог, благостно кивала. А Зоя наливалась напряжением. На щеках выступил румянец, переползая на шею и дальше, под ворот свитера цвета хаки.

– Получается, что если ты болеешь, ты какая-то неправильная? Злая, обидчивая?

– Вовсе не обязательно, у каждого свои недостатки…

– Ну ведь недостатки, да! Значит, ты болеешь, а за это тебя и обвиняют?

– Но почему же обвиняют? – Как же эта Зоя умеет все вывернуть! – Попробуй увидеть в этом не обвинение, а возможность. Ведь если ты знаешь, от чего надо избавиться, чтобы вылечиться, полдела сделано…

– Ну правильно! – Зоя стала уже не красной, а багровой; на фоне ее кожи ясно выделялись белесоватые чешуйки. – Знаешь, сколько я всего этого натерпелась за жизнь! От бабушки, от тетушек, от каких-то случайных прохожих, от пассажиров в автобусе… «Прикладывай, деточка, чистотел, купайся в соде, а соли тебе совсем нельзя, и от мяса откажись, и от яиц…» И ты туда же! Тоже знаешь, от чего мне надо отказаться, чтобы вылечиться. Теперь уже и обижаться нельзя! И ничего нельзя!

А если Зоя на нее рассердится? Неужели хорошо иметь в придачу к крикливому Василию Петровичу еще и злую Зою?

– Ну так не отказывайся, – миролюбиво сказала Женя. – Сама я буду заниматься. А ты как хочешь. Может, ты еще не готова.

Ольга Викторовна вздохнула: «Ой, чем бы ни лечиться, девочки, главное, чтоб помогало» – и вернулась к работе. Зоя, прижав руки к пылающим щекам, вышла в коридор. А вот Маша замерла на месте и смотрела на Женю с восхищением и надеждой.

Но Женя этого не заметила. Она села за компьютер и, вместо того, чтобы заниматься заказчиками, ввела в «Гугл» «псориаз психосоматика» и углубилась в рассмотрение результатов. По Луизе Хей, псориаз вызывается страхом быть обиженным, раненным, отказом принять на себя ответственность за свои чувства. По Лиз Бурбо, этой болезнью страдают те, кто не могут принять себя, хотят стать кем-то другим, измениться. Исподволь бросая взгляды в сторону Зои, которая уже вернулась и ожесточенно стучала по клавишам, все еще сияя нервным румянцем, Женя не могла прийти к выводу, какое из этих двух утверждений лучше всего подходит Зое. Может, даже оба? Женя задумалась: а ведь она сама тоже ужасно боится быть обиженной, раненной. Да кто же этого не боится? И саму себя она принимает… наверное, не всегда. Вот эту себя, которая только что спасовала перед Зоиными обвинениями, ей принимать совсем не хочется: она хотела бы стать другой – уверенной, жесткой… Но при этом псориаза у нее нет. А у Зои есть. Может, здесь какая-то путаница? Или Зоя в глубине души – очень в глубине – боится быть обиженной? Но что касается «принять ответственность за свои чувства» – здесь Зоя точно небезупречна: не только злится, но и нападает на других за свою злость… Из раздумий ее вывела Маша, заслонившая от нее свет своей широкой фигурой:

– Слушай, а как ты это делаешь? Ну эти… аффирмации. – Маша понизила голос, будто слово было неприличным. – Научишь, а?

* * *

Жизнь Луизы Хей кажется воплощением американской мечты о женщине, которая из нищеты выбралась к успеху. Лепта Кау (так ее тогда звали) росла в семье, где мать была депрессивной и неспособной позаботиться о нелюбимой старшей дочери, а отчим – пьющим и бьющим. В 5 лет девочка была изнасилована соседом, в 15 сбежала в Чикаго, где принимала наркотики и вступала в беспорядочные связи; в 16 родила ребенка, которого пришлось отдать на усыновление. Словом, начало ее жизни не предвещало ничего хорошего. Зато в конце, к 90 годам, времени своей смерти, Луиза Хей была владелицей крупного издательского дома, автором книги «Ты можешь исцелить свою жизнь», неоднократно становившейся лидером продаж, аудио- и видеокурсов, размер дохода от продажи которых не вполне представляют даже бдительные налоговые органы, – вот далеко не полный перечень фактов, свидетельствующих о ее успехе. А в середине? Каким образом она всего этого добилась? Все-таки жизнестойкости бывшей Лепты (имя которой означает самую мелкую монетку) можно поаплодировать! Во-первых, она использовала свои внешние данные на все сто, став супермоделью и выйдя замуж за богатого мужчину, работавшего в модельном бизнесе. Во-вторых, после развода, посещая собрания участников движения The First Church of Religious Science в Нью-Йорке, стала популярным оратором, а вскоре начала консультировать клиентов. После нескольких лет работы Луиза Хей составила брошюру «Heal Your Body» («Исцели свое тело») с подробным изложением психологических причин разных заболеваний и способов мышления, помогающих от них исцелиться. А дальше – лекции и семинары в разных городах Соединенных Штатов, слава на родине, а после и во всем мире…

Причина, по которой Луиза Хей до сих пор входит в список популярных авторов, исключительно проста. Ее система зиждется на трех китах:

• ваши мысли определяют вашу жизнь;

• между вашими мыслями и болезнью, которой вы страдаете, есть прямое соответствие;

• если вы больны, значит, неправильно думаете: начните думать правильно – и все будет в порядке.

Обосновывая эти утверждения, Луиза Хей ссылалась на собственный опыт. Однажды в школе на классном мероприятии начали раздавать торт; дома она никогда раньше не пробовала ничего подобного и очень хотела получить кусочек. Но когда очередь дошла до нее, торт кончился, хотя некоторые дети получили по два-три куска. Взрослая Луиза Хей поняла, что тогда она считала себя настолько ничтожной, не достойной ничего хорошего, что жизнь обошлась с ней в соответствии с ее убеждениями. То же самое она относила к своему разводу, когда муж бросил ее после 14 лет брака…

В рефлексии по поводу школьного воспоминания есть рациональное зерно: действительно, очень вероятно, что девочка пропускала вперед всех одноклассников, которых считала лучше себя, и в результате ей ничего не досталось. В случае с разводом ситуация уже не выглядит столь однозначной: жить с человеком, который считает себя ничтожным и достойным лишь самого плохого, может быть нелегко, но партнер – не марионетка, он обладает собственной волей. Если в семейной жизни все зависит от способа мышления жены, то куда подевались мысли мужа?

Луиза Хей не акцентирует внимания на этом неудобном вопросе. Ее мир – абсолютно ясный, последовательный и логичный, где для правильно мыслящего человека «нет преград ни в море, ни на суше». Ни в собственном организме. Зная, чем вы больны, можно определить, какие мысли вызывают это состояние, и исправить их аффирмациями – словесными формулами, которые вы должны произносить вплоть до выздоровления.

Система Луизы Хей привлекает своей простотой. Там, где Александер анализирует истории болезней и рисует сложные схемы, долженствующие объяснить, каким образом бессознательные установки влияют на физиологию, Луиза Хей составляет таблицу, в которой всего три колонки: «Проблема» – «Психосоматика заболеваний» – «Аффирмации на каждый день». В колонке «Проблема» располагаются как заболевания, так и симптомы, которые могут наблюдаться при разных нарушениях. Так, отсутствие аппетита может объясняться разными причинами, от простых, которые проходят сами по себе, до угрожающих жизни, но в таблице они все сведены к «Страх. Самозащита. Недоверие к жизни». И лечиться предлагается аффирмацией «Я люблю и одобряю себя. Ничто мне не грозит. Жизнь радостна и безопасна».

Если у вас аппендицит, а вы вместо того, чтобы бежать к хирургу, внушаете себе, что вы в безопасности, и позволяете потоку жизни радостно течь дальше… Вы имеете на это право, но учтите, что следующий врач, который вас осмотрит, будет патологоанатом.

Любой добросовестный медик придет в ужас от рекомендаций лечить и гангрену, и болезнь Ходжкина, и дизентерию произнесением каких бы то ни было слов. Он напомнит, что единственное образование, которое было у Луизы Хей, она получила в Международном университете Махариши Махеш Йоги (Maharishi Mahesh Yogi) в Фэрфилде (штат Айова), который отнюдь не утверждает, будто готовит врачей… На это поклонники Луизы Хей ответят, что она опередила официальную медицину, применив свой метод на практике в 1977–1978 годах, когда ей диагностировали рак. Хирургия, химиотерапия, лучевая терапия? От всех этих методов она отказалась и стала лечиться по собственной интенсивной программе: аффирмации, визуализации, питательная очистка организма, рефлексотерапия и психотерапия. Определив с помощью психотерапии, что рак вызван ее обидой на перенесенное в детстве и юности насилие, Луиза применила «схему прощения», сутью которой было, выражаясь ее языком, «растворение» обиды. И она победила: рак исчез! Создательница метода аффирмаций дожила в добром здравии до 90 лет.

Сколько пациентов, проходящих изнурительное лечение в онкологических клиниках, с надеждой вздохнули, прочитав об этом! Однако торжество подпортил врач, который наблюдал Луизу Хей в 70-е годы: изрядное время спустя он сообщил журналистам, что его пациентка никогда не болела раком, а ее болезнь была внушением (он выразился так, чтобы было неясно, имеется ли в виду самовнушение или внушение другим людям).

* * *

С той поры как Женя, вооружившись правильной терминологией, начала нести окружающим, в частности коллегам, свое знание о природе болезней, отношение к ней изменилось – у всех по-разному. Некоторые стали говорить: «Ну вот, мы ее считали таким трезвым рациональным человеком, а она ударилась в какую-то не то мистику, не то эзотерику – не пойми чего». Зато другие – их было больше – прониклись уважением: они еще помнили, как Женя упорно старалась вылечиться, проходила все обследования, и медицина ей не помогала; а с помощью малопонятных и странных на первый взгляд упражнений она смогла исцелить себя. Личный опыт всегда впечатляет! Слухи ширились: «Она от гастрита вылечилась?» – «Что ты, от рака желудка!» К Жене, точно к новоявленной гуру, стал стекаться народ. Она никому не отказывала, охотно несла накопленные знания в массы.

Самой верной и горячей последовательницей Жениной мудрости оказалась Маша. Она заболела сахарным диабетом, когда ей было 16, и ее жизнь навсегда разделилась на «до» и «после». До – она была озорной, тоненькой, занималась спортом, бегала, прыгала, не обращала внимания на царапины и по-детски верила в то, что она неуязвима и бессмертна. После – появился лишний вес, который мешал физическим нагрузкам; приходилось постоянно следить за ногами, за удобством обуви: каждая царапина, потертость или мозоль грозила воспалением, а там, как говорили ей врачи, недалеко и до гангрены. О необходимости постоянно соблюдать диету, с завистью глядя на поглощающих пирожные подруг, об инъекциях инсулина и говорить нечего! «Главное – привыкнуть к этим ограничениям, сделать так, чтобы они вошли в плоть и кровь, – наставлял ее лечащий врач-эндокринолог. – Когда ты к ним привыкнешь, они тебя будут тяготить не больше, чем необходимость чистить зубы и мыть голову». Но все в Маше протестовало против этой практической мудрости: в глубине души ей не верилось, что сахарный диабет – это навсегда. А вдруг где-то на свете уже есть средство одолеть его?

И вот – Женя с ее открытием, что все болезни происходят из психики, а значит, у психики есть средства справиться с любой проблемой! Ожили давние надежды, что в один прекрасный день изменится, переродится это неповоротливое уязвимое тело, которое так трудно ощущать своим, и она станет подвижной, стройной, здоровой, снова сможет есть, что захочется. И то, что называлось «психоматикой сахарного диабета из таблицы», в точности соответствовало ее настрою: «Тоска по несбывшемуся. Сильная потребность в контроле. Глубокое горе. Не осталось ничего приятного». Так и есть, ничего приятного не осталось, кругом одна необходимость контролировать уровень сахара!

– Я после аффирмаций совсем по-другому себя чувствую, – делилась Маша, прижимая пухлые руки к груди. – Как будто меня что-то поднимает ввысь, как вот, знаешь, на море волна! Я даже чувствую, как внутри меня клетки шевелятся, переставляются… Может такое быть?

– Конечно, может. Все может измениться, надо только верить в лучшее, – отвечала Женя. Откровенно говоря, ее смущал такой энтузиазм. И горло стискивала тревога: не слишком ли большую ответственность она взяла на себя? Все-таки сахарный диабет – такое опасное заболевание… «Но ведь я ничего плохого не делаю, – успокаивала она себя, – и не выхожу за рамки своей компетенции. Да, я не врач, но ведь я не даю никаких лекарств, не делаю операций. А слова – это всего лишь слова: если они даже не помогут Маше, то уж точно не навредят. Тем более что мне это помогает лучше всяких таблеток: кишечник и правда пришел в норму, сердце почти не колет, ноги не отнимаются…»

Увлечение темой психосоматики дало еще один неожиданный эффект. Визит начальника каждый раз вводил Женю в состояние зайчика, который замирает при виде волка. Хотелось зажмуриться, сжаться и не дышать. Но в последнее время у нее словно отросла дополнительная пара глаз, которая зажмуриваться никак не собиралась. Эти пристальные глаза вдруг остановились на контейнере с едой, который Василий Петрович каждый раз ставил в общий холодильник, а в обед извлекал и разогревал. Контейнер с едой Женя множество раз видела, а вот к его содержимому не приглядывалась. Мимоходом отмечала только, что там нечто тягучее, серое, кашицеобразное… и правда, похоже на кашу, овсянку, например. Так и есть, сегодня тоже… С его зарплатой он мог бы позволить себе ежедневно обедать бутербродами с икрой – и совсем не кабачковой! Может, он такой злой, потому что у него язвенная болезнь желудка?

«Такие люди чувствуют себя беззащитными, что отражается на состоянии слизистой желудка, неспособной противостоять действию соляной кислоты. Их беззащитность оборачивается агрессией: они постоянно стремятся защитить себя, даже когда на них никто не нападает».

Как там обстоит дело со слизистой желудка начальника, Женя на самом деле не знала. Но себя она почувствовала более защищенной, чем раньше: ведь если человек, который на всех кричит, сам всех боится, не так уж он страшен!

В общем, изучение психосоматики принесло сплошные плюсы. Женя ощущала себя проникшей в суть вещей.

* * *

«А мне помогло!»

Когда речь заходит об аффирмациях, как и вообще об альтернативных методах лечения, рано или поздно всплывет такой довод: «А мне / моему соседу / моей подруге это помогло вылечиться от серьезной болезни, значит, этот метод хороший!» Что не в порядке с этим утверждением?

Первое приходящее на ум возражение против него знали еще древние римляне: «post hoc non est propter hoc» – «после того – не значит вследствие того». Солнце восходит не потому, что петух поет, совпадение двух событий во времени не означает, что между ними существует причинно-следственная связь. Организм способен – на самом деле не так уж редко – путем мобилизации иммунитета и т. п. справиться с болезнью самостоятельно: наши первобытные предки, у которых не было вовсе никакой медицины, жили, однако, достаточно долго, чтобы оставить потомство. Если человек не лечился и выздоровел, о нем скажут: «Силен как бык, переборол болезнь»; если же он выпил какое-нибудь зелье бабушки Феодоры, настоянное на северном лишайнике и хвосте молодого лешего, выздоровление припишут зелью.

Второй вариант – когда человек в течение некоторого времени добросовестно лечился так, как назначил ему врач, но, не увидев результата, решил попробовать альтернативный способ. В это время предшествующий курс официально прописанных лекарств наконец-то сработал, и… Получается как в известной сказке Льва Толстого «Три калача и одна баранка»:

«Одному мужику хотелось есть. Он купил калач и съел – ему все еще хотелось есть. Купил другой калач и съел – ему все еще хотелось есть. Он купил третий калач и съел – ему все еще хотелось есть. Потом он купил баранок и, когда съел одну, стал сыт.

Тогда мужик ударил себя по голове и сказал:

– Экой я дурак! Что ж я напрасно съел столько калачей. Мне бы надо сначала съесть одну баранку».

Третий способ заронить сомнение в верности довода «а мне помогло»: по справедливости, вы должны тогда признать, что при любой болезни помогает все. Решительно все, даже те методы, которые лично вам кажутся бессмысленными, негигиеничными и опасными. Потому что нет такого безумного метода, у которого не нашлось бы хоть одного сторонника, готового сказать: «А мне помогло!»

«Но разве врачи не ошибаются?» – спросите вы. Еще как ошибаются! Врачи – тоже люди, им легче пользоваться средствами, которые получены от предшественников, чем связываться с чем-то новым; и наоборот, если врач принимал участие в разработке нового лекарства, до чего же ему хочется верить, что оно окажется самым действенным и безопасным! Для исключения человеческого фактора лекарства испытывают методом, который носит длинное название: двойное слепое рандомизированное плацебо-контролируемое исследование. Для таких исследований набирают не только группу пациентов, на которых проверяют препарат, но и контрольную группу. Пациенты второй группы получают плацебо – не влияющее на организм вещество, которое только внешне выглядит как исследуемое лекарство (вот что значит «плацебо-контролируемое»). Слово «рандомизированное» означает, что распределение пациентов по двум группам идет случайно, по жребию: иначе врачи могли бы собрать всех более легких больных в опытную группу, а более тяжелых – в контрольную. А «двойное слепое» – это когда о принадлежности пациента к той или иной группе не знают ни сам пациент, ни врач, который дает ему лекарство: ведь жесты, интонации, мимика врача влияют на то, с каким настроем человек лечится! Только в случае действенности лекарства при соблюдении всех вышеуказанных условий его эффективность считается доказанной.

Так что добросовестные исследователи вовсе не отрицают, что способны ошибаться, и готовы делать все, чтобы исключить влияние своих ошибок на результат. А вот если вы слышите: «Эффективность нашего способа наука ни подтвердить, ни опровергнуть не в состоянии, потому что она до этого не доросла», это повод отнестись к предложению со всем доступным вам скептицизмом. Продавцов Самой Надежной Панацеи много, а здоровье у вас одно.

* * *

Какое-то время Женя была уверена, что болезнь осталась позади. И действительно, от аффирмаций становилось так легко! Но вот спустя примерно месяц выдался непростой вечер: сестра с детьми приехала в гости. Пока они с мамой и сестрой пили чай, племянники добрались до огромного плюшевого медведя, папиного подарка, который сидел у Жени на верхней полке шкафа в ее комнате, и стали перебрасываться им, как мячом. Женя прибежала, отняла медведя. Племянники разревелись, после чего мама и сестра в два голоса застыдили ее: «Пожалела детям игрушку!» После этого Женя всю ночь не спала. Сначала просто плакала, потом слезы кончились, но вернулись ощущения в теле, от которых, как она думала, ей удалось избавиться навсегда. Да еще как вернулись! Кололо в груди, в горле стоял непроглатываемый ком, а разбушевавшийся кишечник заставлял бегать в туалет множество раз.

С тяжелым сердцем шла сегодня Женя на работу. Впервые за долгое время она туда стремилась, чтобы отвлечься. Надо погрузиться в работу так, чтобы ничто не отвлекало! Она действительно постаралась так поступить. Никаких развлекательных сайтов, никаких форумов! Она даже решила не замечать хождения коллег за чаем и кофе мимо нее, хотя не заметить мелькания красной плюшевой юбки было трудно. Ну вот, не поймешь эту Машу: то избегает совместных чаепитий, то вдруг пьет, как верблюд! Женя погрузилась в разбор заказов, позвонила трем клиентам, причем всем – успешно. Как же это на самом деле легко, стоит только взяться как следует! Вот бы работать так каждый день! А что, это осуществимо… Но примерно через час она поймала себя на том, что замечает звук чьего-то дыхания. Вдох – выдох, вдох – выдох…

– Девочки, кто у нас сейчас ногти красит?

– На рабочем месте? Никто.

– А чем это тогда запахло?

Действительно, помещение заполнил технический запах, ассоциирующийся с маникюрным салоном. Зоя открыла окно, в которое ворвался поток холодного воздуха. Запах стал меньше, зато звук дыхания – громче. Теперь уже все смотрели на Машу – бледную, сползающую с кресла, которая дышала так, словно всего воздуха, пришедшего с улицы, было недостаточно для ее легких. На столе перед ней стояли три кружки, последнюю она осушила только что. Сколько же воды она выпила за утро?

– Машенька, что с тобой? – Женя наклонилась, заглянула ей в лицо и отпрянула от запаха, ставшего невыносимым, и от непреклонного взгляда темных глаз.

– Да она сейчас сознание потеряет! – сказала сзади Зоя. – Маш, где твой инсулин?

Маша промычала что-то неясное.

– Шприц твой где? – Зоя потрясла ее за плечо. – Шприц! Маленький! Где? Жень, посмотри у нее в сумке!

Маша с трудом разлепила губы.

– Дома… шприц дома… Я пыталась… без инсулина… силой психики…

Зоя ахнула. Женя почувствовала, что ее засасывает в какой-то безжалостно кружащийся туннель. Этого не может быть! Этого просто не может быть! Это происходит не с ней, не с Машей, не на работе, не в этом ми… Из туннеля ее вырвал тычок в бок.

– Поздно бить себя по щекам, – прошипела Зоя. – Вызывай скорую.

Женя только сейчас обнаружила, что стискивала ладонями щеки…

Бригада скорой помощи состояла из мужчины и женщины, одинаково угрюмых, одинаково немногословных; кто из них был врачом, а кто фельдшером, Женя так и не поняла, она смотрела на них со страхом, как на ангелов, пришедших за душой умирающей. Мужчина, только втянув носом воздух, сказал: «Ацетон, кетоацидоз», и оба склонились над Машей…

После того, как Машу унесли на носилках, работа все никак не клеилась. Никто не решался убраться у нее на столе, помыть чашки. Женя пыталась вернуться к своим делам, но глаза застилали слезы. Руки тряслись, пальцы не попадали по клавиатуре. Мысленно она то винила себя, то ругала Машу за ее неосмотрительность, то винила, то ругала…

* * *

В чем проблема с популярными утверждениями наподобие «обидчивые люди чаще других болеют раком»? Допустим, если у нас есть большая группа людей, мы можем разделить ее на две подгруппы по хромосомному полу согласно четкому критерию: у женщин при анализе крови выявляются половые хромосомы ХХ, а у мужчин XY. (Встречаются также комбинации ХХХ, Х0, ХХY и т. п., но статистически они очень редки и в нашей выборке вряд ли попадутся). Если обнаруживается, что гемофилией страдают только мужчины, а у женщин ее не бывает, мы вправе заподозрить, что причина этого заболевания имеет какое-то отношение к половым хромосомам. Так и есть: гемофилия – классический пример заболевания, сцепленного с полом.

А что произойдет, если мы возьмем группу людей и попытаемся разделить ее по признаку обидчивости? Очевидно, такого, как в предыдущем случае, «или – или», «мальчики направо, девочки налево», не получится. Нет четкого критерия: мы не можем сделать анализ крови на фактор (или ген) обидчивости и сказать: «Та-ак, вот у Сидорова он есть, а у Иванова отсутствует!» Возможно, у нас выявятся два крайних значения: «человек, который никогда ни на кого не обижается, как бы ни вели себя с ним окружающие», и «человек, который обижается даже на случайный косой взгляд». Остальные участники эксперимента будут располагаться между этими двумя крайностями, кучкуясь ближе к середине: большинство людей время от времени на кого-то обижается, но не все время и не на всех. Выражаясь языком науки, распределение будет близко к нормальному (куполообразному).

Возьмем теперь одного такого «человека из середины» и представим, что он заболел раком. Такой человек чувствует себя обиженным – на Бога, на мироздание, на владельца завода, создавшего плохую экологическую ситуацию в регионе, на собственный организм, давший сбой. Кроме того, постоянные переживания, касающиеся диагноза и лечения, делают его чувствительным к внешним воздействиям: неосторожное слово, которое раньше осталось бы незамеченным, воспринимается как страшная попытка его задеть, уязвить. В таком состоянии больного застает доморощенный эксперт по психосоматике, который заявляет: «Ага! Он очень обидчив, причина его болезни найдена!» Вам не кажется, что этот специалист поставил телегу впереди лошади, а?

Не надо еще забывать, что рак – не болезнь, а болезни: у них общий механизм (патологическое размножение низкодифференцированных клеток), но разная локализация, разное течение и – вполне могут быть разные причины. В основном они загадочны, но для некоторых видов достоверно установлены. Так, классическим является случай попавших в учебники по патологической анатомии рабочих анилиновых производств (в те времена, когда о профессиональных вредностях и не подозревали): все местные рабочие обзаводились раком мочевого пузыря. Они могли обижаться на горькую жизнь, отправившую их на анилиновое производство, они могли быть жизнерадостны, как весенние пташки, – все равно они рано или поздно обзаводились раком мочевого пузыря. Потому что ядовитым химическим соединениям глубоко безразлично, какой у вас характер.

Так что пока все наблюдения о связи личностных особенностей с заболеваниями проходят научную проверку. В быту, особенно безапелляционно высказанные, они скорее вредны, способствуют стигматизации больных людей. Вот как говорит об этом в интервью врач-онколог:

«– Еще люди боятся говорить о том, что они раковые больные, потому что очень часто им говорят: „Надо перестать обижаться. Ты обиженный, поэтому у тебя рак. Надо прощать людей“. Даже градация придумана. Если, например, рак кишечника…

– Это сглаз и порча?

– Нет. Это значит, ты злой. Если рак груди, значит, ты обиженный. И еще много подобных объяснений.

– Мне кажется, просто продолжается линия поиска простых причин, с которыми понятно, что делать, и всё сразу встает на свои места. Ряд людей ищет в физических вещах эти причины, а ряд людей ищет среди психологических и духовных проблем причины рака. Конечно, такую связь пока никто не установил.

Мы знаем, что есть маленькие дети с онкологией, они что… злые и обиженные? Вроде как стресс – причина. С другой стороны, мы знаем: стрессов больше, чем при вооруженных конфликтах, наверное, не бывает, когда постоянно человек между жизнью и смертью, – а там нет увеличения заболеваемости.

– Но и уменьшения нет?

– В английском языке есть очень хорошее слово „спекуляция“, у нас немножко по-другому употребляется это слово. Спекуляции – это голословные утверждения о недоказанных причинах. Мы не знаем. Мы знаем другое – у человека, который не обижается, который блюдет себя, свой оптимизм, научается бороться с этим тяжелейшим стрессом, который дает рак, – у него лучше результаты лечения. Это мы знаем точно. Были исследования, в выборке людей делили по уровню оптимизма к этой ситуации, и те, у кого было больше, лучше выздоравливали и легче переносили лечение».

Конечно, в любой выборке могут попасться люди, более других склонные винить себя и обижаться на окружающих. Но для выявления причинно-следственной связи этого недостаточно. Причинно-следственная связь должна работать в обе стороны, то есть требуется доказать, что у всех больных раком был выявлен один и тот же психотип, а люди другого психотипа раком не болеют. Насколько мне известно, это еще не было сделано.

Разумеется, настрой на то, что не следует постоянно перебирать старые обиды, а нужно жить здесь и сейчас, весьма полезен онкобольному, хотя бы тем, что лечение онкозаболеваний долгое и нелегкое, и оптимизм – подспорье, помогающее пройти этот путь, тщательно исполняя назначения врача, не теряя веру в выздоровление. Однако подход «Ты должен исправить что-то в себе, чтобы вылечиться, а если до сих пор не вылечился, значит, недостаточно работал над собой» может приводить к самообвинениям, а следовательно, сбивать оптимистический настрой. Поэтому будьте бережны с собой и с другими.

* * *

Идти в больницу, где лежала Маша, было нелегко, но надо. Женя многократно перечитала в интернете все сайты, посвященные сахарному диабету, но так и не поняла, что можно принести выздоравливающей: получалось, что ничего. Приготовив все же отварную курицу, она отправилась в путь. Больница была старая, еще дореволюционная, блестящим куполом над центральным корпусом и широкими мраморными лестницами напоминала музей. Зато узкая палата, где справа на койке возле холодильника лежала Маша, была скорее похожа на монастырскую келью.

– Машенька! Как ты себя чувствуешь?

У Маши только глаза приоткрылись в ответ на этот неуместный вопрос. Кто же здесь чувствует себя хорошо?

– Прости меня! Это я виновата. Я тебя увлекла…

Внезапно Маша приподнялась, села на койке. Бледная, со склеенными от пота волосами.

– Женечка! Я правда чувствовала себя хорошо без инсулина! Мне совсем немного оставалось продержаться, и я бы выздоровела! Но я не смогла… у меня не получилось… Но это было здорово!

– Маша, что ты говоришь? Ты же чуть не умерла!

– Ну и умерла бы… – Машин задор иссяк так же мгновенно, как и возник, она легла и отвернулась к стене. – Ты знаешь, как мне живется? Ничего ты не знаешь!

– А то мы не знаем, – иронически отозвалась немолодая женщина с койки возле окна. – Нормально живется, если подобрать свой режим.

Маша только пожала одним плечом. Она так и не повернулась лицом к Жене, и той пришлось уйти.

У Жени подгибались ноги. Но ее испытания еще не закончились: прямо за дверью палаты ее остановил врач, лет сорока, в тонких очках, с белесой щетиной на подбородке.

– Вы к Яковлевой приходили?

– Да.

– Давайте отойдем, поговорим.

Из окна были видны раскидистые деревья. Казалось странным, что в центре Москвы может существовать такой старый и густой парк. Женя оперлась о подоконник, тоже очень старый, очень широкий и очень холодный.

– С ней все очень плохо? – спросила Женя.

– Физически она идет на поправку, но… Кто-то ей на мозги накапал, что от диабета можно вылечиться силой духа. Случайно не знаете, кто?

Врач пристально посмотрел на Женю через очки, и она опустила глаза, чувствуя, что краснеет. Показалось – показалось ли? – что врач на самом деле все о ней знает и сейчас закричит: «А-а, так это ты ее до комы довела!» Но врач продолжил тихо и устало:

– Сколько же у нас таких… духоборцев! Откачиваем их… а бывает, что и не откачиваем. Зла не хватает!

Медицина сейчас достигла такого уровня, о котором наши предки и мечтать не могли. Люди в семьдесят лет жуют имплантированными зубами, смотрят глазами с замененными кристалликами и вынашивают детей в пересаженных матках. Вот где настоящие чудеса – чудеса науки! А эти… извините, пациентов ругать нельзя, но иногда хочется… в поисках чудес пятятся во времена, когда люди жили тридцать лет в труде и мучениях, а умирали либо от больного зуба, либо от неудачных родов, либо елкой придавило, когда за хворостом зимой в лес пошел. У наших предков ничего другого не было, ну а эти-то? Зачем, почему? В их распоряжении целые фармацевтические концерны, а они лечатся мочой и огурцом. Или силой психики… Нет, они реально верят, что если научатся думать как-то по-особенному, то смогут регулировать свой организм и вылечатся от всего на свете! Как вам это нравится?

Своим издевательским тоном врач как бы приглашал Женю признать, что они – единомышленники. Признать это было бы так легко: ведь она так не любила противоречить людям. Но тут вдруг решилась – слабо-слабо – воспротивиться:

– Так вы, значит, считаете, что нельзя заболеть, если неправильно думаешь, неправильно себя ведешь? Ведь вы же, наверно, своим пациентам объясняете важность режима дня, гигиены… А разве не важна гигиена мысленная? Ведь от того, как человек думает, зависит то, как он себя ведет. А уже от этого – здоровье… Вот психосоматика – как раз про это.

Врач скривился и потер лоб над очками, будто у него внезапно заболела голова.

– А хотите, я вам смешную историю расскажу? Как раз про психосоматическое заболевание. Язвенную болезнь желудка к ним всегда и относили. Долго относили, еще до того, как слово «психосоматика» появилось. Считалось, что болезнь эта происходит от стресса, поэтому если она возникла, надо менять работу на менее нервную и соблюдать режим отдыха и питания. Больные следовали рекомендациям, избегали стрессов и соблюдали режим вовсю, но не помогало им это от слова «совсем»… А потом вдруг микробиологи открыли, что в подавляющем большинстве случаев эта болезнь ассоциирована с микробом хеликобактер пилори, который, паршивец такой, выживает даже в кислой среде желудка. Как только создали лекарства против этой вредной бактерии, так научились лечить язву желудка. Не раньше! Заодно открыли, что этой болезнью, оказывается, можно заразиться – через посуду, через поцелуи… Вот как, оказалось, все просто! Надо было всего лишь найти реальный источник болезни, а не бороться со стрессами. Организм человека – биологический объект, все объяснения должны идти через его свойства, а не от того, думаем мы что-то или не думаем.

Открытие Helicobacter pylori, казалось, сделало ненужным все предыдущие утверждения о режиме дня и минимизации стрессов для людей с язвенной болезнью желудка: курс антибиотиков – и все пройдет! Однако не все так просто: у большинства людей, живущих с Helicobacter pylori, язвы не развиваются, а у 20 % пациентов с язвами этот микроорганизм отсутствует. Значит, какие-то еще факторы способны играть при развитии заболевания важную роль…

Врач помолчал, поглядел на корявые ветви за окном и сказал:

– Если поддерживать в этой больной уверенность, что она может себя излечить мыслями, она снова сделает какую-то глупость и тогда уж наверняка погибнет. Повлияйте на нее, пожалуйста.

И снова Женя заподозрила, что врач видит ее насквозь. Только не говорит всего того, что о ней думает.

Светлана Андреевна Морозова Злитесь, чтобы не болеть! Как наши эмоции влияют на наше здоровье

Предисловие Психосоматика – универсальное объяснение или универсальная причина?

Часть 1 Моя болезнь и я

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Светлана Андреевна Морозова

Злитесь, чтобы не болеть! Как наши эмоции влияют на наше здоровье

Предисловие

Психосоматика – универсальное объяснение или универсальная причина?

Часть 1

Моя болезнь и я