Вот на личном фронте любви Василию Иосифовичу, прямо скажем, не везло. Нет, парень он был симпатичный, веселый, женщины его любили. И он – их. Однако и первый и второй брак распались. Только третий – с милой Капой, которую любя, он часто называл мамкой – держался. И держался уже седьмой год.
18 февраля зэк Васильев, получив из дома первое письмо, тут же сел отвечать. Письмо его еле вмещало радость, переполнявшую душу.
«Мамка милая!
Первая ласточка, хотя и небольшая, но все же долетела. Жаль, что Линушка не написала ни строчки… Хотя ты далеко, но с письмом как будто приблизилась и находишься рядом. Не думал, что листок бумаги может так взволновать. Ты не представляешь, как приятно в этом «дворце» получить даже такое небольшое и бестолковое, но теплое посланьице!..
Здоровье не на шутку беспокоит. Что со мной – не говорят. «У вас бронхит…» – больше ни слова. А кровь взяли на исследование. Странно.
Черт с ней, с болезнью – выберусь! Твое тепло лучше всяких лекарств и раз оно греет меня – мне сам черт не страшен…
Крепко всех целую. Твой Василь».
Следом он пишет еще письмо и эти послания любимой будут чередоваться со встречами, опережать друг друга – торопить время, застывшее в тюремных застенках…
«21.2.56 г.
Дорогая моя!
Ждал твоего письма, но оно очевидно еще не написано. Как доехала? Как твое горло? Ходила ли к врачу? Мне кажется, что нужно обратиться к хорошему специалисту. Может, Евгений Михайлович окажет тебе в этом содействие? Не следует тянуть. Чем скорее ты займешься своим здоровьем, тем меньше я буду беспокоиться…
Живу от встречи до встречи с тобой. Неделя разлуки тянется, как старая кляча. Ты не представляешь, какой бальзам для моей истрепанной нервной системы да и вообще для души эти встречи. Знать, что о тебе беспокоятся, что ты кому-то нужен… Без тебя мне было бы очень трудно. Многим я тебе обязан, а самое главное – верой в человека. Если бы и ты заставила меня разочароваться в человеческой порядочности, то не знаю – вынес ли бы я всю эту тяжесть, навалившуюся на меня.
Крепко тебя целую, дорогая моя.
Василь».
А вот письмо приемной дочери Лине.
«Родная моя!
Как приятно, что ты написала. Очень рад, что в школе в основном все хорошо. Русский язык – не такая простая штука. Не одной тебе он приносит неприятности. Дело это поправимое, но потрудиться придется немало. Ты у меня молодец и я уверен, что сие нелегкое дело осилишь…
Ты пишешь, что «об институте сейчас пока как-то и не думала, без вашего с мамой совета этот вопрос не решу». Это должно быть не так. Ты и только ты должна решить, а помочь тебе в этом конечно мы обязаны. Мой тебе совет:
1) Назови, что тебя больше всего интересует. Это может быть не одно, а несколько дел и ты этим не смущайся. Каждое названное тобой мы вместе разберем и таким образом тебе будет легче на чем-то остановиться. Спешить не следует с окончательным решением. Семь раз примерь – один отрежь, но и тянуть не следует с названием этих нескольких дел, которые тебе нравятся, т. к. нам тоже надо подумать, прежде, чем дать тебе тот или иной совет.
2) При выборе одного или нескольких дел, которые ты предложишь нашему разбору, руководствуйся, прежде всего, своими способностями. Лучше быть первой в не слишком «шикарном» деле, чем последней в «шикарном». При советах с нами – советую тебе – советоваться раздельно с мамой и со мной. Почему раздельно? Отвечаю: каждый из нас – мама и я – выскажем, не сговорившись, свое личное мнение. Оно может быть неодинаковым. Я, допустим, рекомендую, а мать против. Вот тут-то взвесив все за и против, ты сможешь решить сама, не идя на поводу ни у меня, ни у матери. С мамой тебе советоваться легче – дома, а мне придется писать и ждать ответа. Так что не ленись, не откладывай в долгий ящик – пиши. Я же ответ не задержу.
Так-то, дочурка, обстоят дела с выбором специальности. Дело не легкое, но и не неразрешимое. Общими усилиями одолеем. Обязательно одолеем!
Ты писала, что 18 соревнования по плаванию. Напиши, как прошли?
Как твои «брасистые» успехи? Мамуська рассказывает, что твой курдючок так растет, что мешает плавать. Я это представлю себе примерно так… (Здесь рисунок. – С.Г.). Художник я паршивый, но при соответствующем воображении с твоей стороны, можно догадаться, что я пытался изобразить…
Ты пишешь, что в отношении бабушки начала исправляться. Золотко ты мое, ты меня не верно поняла. Исправлять тебе нечего. Так, как ты любишь бабушку, дай Бог, чтоб все любили. Просто она уже не так крепка и во многом надо ей помочь. Но сделать это надо незаметно, иначе она может обидеться. Скажет: «Что вы меня за старуху принимаете». Так что хозначальником должна остаться бабушка, а главным помощником хозначальника ты…
Скучаю очень сильно. Письма пока единственная возможность разговаривать с тобой. Не отказывай мне в этой малости, не ленись поддерживать дух папки, подбодряй.
Линушка! Заставь мать следить за своим голосом – беречь его. Эти оболтусы, из-за которых она срывает голос, не стоят этого. Пусть бережет свое здоровье, если не для себя, то для нас с тобой.
Крепко тебя целую. Папка.
Расцелуй бабушку. Ты самая надежная и основная ее опора.
Прилагаю записку мамке. Не пишу одним письмом, так как не знаю, захочешь ли ты показывать ей мое письмо к тебе. Это дело твое.
Еще раз крепко-крепко целую.
Папка.
Расцелуй мамку.
Чуть не забыл. Как зам. главного хоз. начальника, пришли мне с мамкой: 1) ниток, 2) наперсток, 3) пару иголок. Твой наперсток помогает очень хорошо».
Так и летели эти письма от «зэка Васильева» из Владимирской тюрьмы. Василий Сталин помнил дни рождения всех своих близких, друзей и каждому находил добрые слова приветствий, пожеланий. К сожалению, друзья-то, – а сколько их было, всяких знаменитых артистов, певцов, спортсменов, генералов да маршалов! – все отвернулись от сына Сталина, когда он оказался в беде. До конца преданными ему осталась семья Васильевых. Не потому ли в одном из писем он замечает: «Я очень крепко овасильевился. Да это и не случайно, ибо все лучшие мои дни – семейные дни – были с вами, Васильевыми…»
«23.3.56 г.
Линушка, дорогая!
Поздравляю с Днем рождения.
Желаю тебе всего самого наилучшего в жизни, учебе и спорте. Расти здоровой и молодцом на радость нам. Любителем спорта и мастером своей профессии хотелось бы видеть тебя. Все дороги в жизнь открыты для тебя, пора подумать и о профессии. Ведь на будущий год ты уже получишь паспорт, то есть станешь полноценным членом общества. Дело это не только приятное, но и ответственное, ко многому обязывающее. Пора, золотко, об этом подумать и начать подбирать специальность, а мы с мамуськой поможем.
Ведь смысл жизни заключается в том, чтобы быть полезным Родине – желаю тебе всяческих успехов в этом деле. Примеров такого служения много, но лучший из них – жизнь деда твоего…
Крепко, крепко тебя люблю, любимая моя.
Будь здорова.
Папка».
В камере централа Василию не с кем было поделиться своей радостью, своим личным. Сначала его поместили с двумя заключенными, отсиживающими срок по 58-й статье. Начальник тюрьмы подполковник Козик докладывал о них в Тюремный отдел МВД: «Оба осуждены… на длительные сроки заключения, уже давно содержатся у нас в тюрьме, нами изучены, один из них наш источник». Но уже через месяц зэка Васильева перевели в другой тюремный корпус – на третий этаж, в угловую камеру. Он «не сжился» с одним из сокамерников и остался с тем самым «нашим источником».
Однако не только «добытчики трофеев» да террористы сидели с сыном Сталина во Владимирском централе. Тот же, упомянутый выше Василий Шульгин, убежденный монархист, человек высокой культуры, чрезвычайно интересный собеседник – как знать, может, встречался он на прогулках-то во внутреннем дворике тюрьмы с Василием Петровичем Васильевым. Ему было что рассказать. Не случайно к нему во Владимир уже после тюрьмы приезжали художники, писатели, музыканты, в том числе Илья Глазунов, Александр Солженицын, Мстислав Ростропович, Игорь Ильинский.
Нам Шульгин стал известен по книге «Что нам в них не нравится…» Она была написана еще в эмиграции, – в советское время, понятно, ее не стали бы печатать. А в разгул гласности и демократии книга оказалась удивительно современна и вышла в С.-Петербурге огромным, по-нынешнему, тиражом – в 50 000 экземпляров! – а потом еще не раз и переиздавалась.
В предисловии автор решительно и безоговорочно заявляет: «И так я – антисемит. «Имею мужество» об этом объявить всенародно. Впрочем, для меня лично во всяком случае никакого нет тут мужества, ибо сто тысяч раз в течение двадцатипятилетнего своего политического действия о сем я заявлял, когда надо и не надо. Но раз этого сейчас требуют, то, конечно, я должен…» И Шульгин, будучи под постоянным надзором, говорил то, что думал: «Не нравится в вас то, что вы приняли слишком выдающееся участие в революции, которая оказалась величайшим обманом и подлогом».
Спустя 70 лет, цитируя У. Черчилля, нобелевский лауреат А. Солженицын пишет о том же: «Теперь эта банда примечательных личностей из подполья больших городов Европы и Америки схватила за волосы и горло русский народ и сделалась неоспоримыми господами огромной Российской империи»… И чем же отвечал на это обыватель? Или прибаутками: «Роза из Совнархоза, муж Хайки из Чрезвычайки». Или анекдотами, засеявшими Москву уже с Восемнадцатого года: «Чай Высоцкого, сахар Бродского, Россия Троцкого». А с Украины отдавалось: «Гоп, мои гречаники! – уси жиды начальники!»
А вот и признание депутата Госдумы, лидера партии либерал-демократов В. Жириновского: «Первое правительство Ельцина и Гайдара было 100 % еврейским, как и первое советское правительство» («Еврейское слово», № 9–10. 2004).
Что не нравится? «Не нравится нам то, что своей организованностью и волей, вы консолидировали и укрепили на долгие годы самое безумное и самое кровавое предприятие, которое человечество знало от сотворения мира. Не нравится нам то, что этот опыт был сделан во исполнение учения еврея – Карла Маркса. Не нравится нам то, что эта ужасная история разыгралась на русской спине и что она стоила нам, русским, всем сообща и каждому в отдельности, потерь неизрекаемых».
Д. Бернштейн («Бегство в рай и обратно»): «Десятки миллионов людей были уничтожены с тех пор, как еврейские сионисты-большевики, опирающиеся на просионистских международных евреев-банкиров, захватили Россию».
С. Фирин, начальник Беломорско-балтийского исправительно-трудового лагеря: «Десятки тысяч заключенных были переданы горсточке чекистов (нас было 37 человек). И этих заключенных мы должны были перевоспитывать… Мы перековывали этих людей при помощи самого почетного в нашей стране оружия, при помощи труда».
А. Руцкой, генерал, бывший вице-президент России («Русский Восток», № 6 и № 8, 1995): «И Ельцин и его окружение – все это временщики. У них уже давно собраны чемоданы и в случае чего – глазом не успеем моргнуть, как упорхнут на Запад. Ельцин боится собственного народа. Иначе зачем бы ему понадобилось содержать штат личной охраны в 40 000 человек? Это целая армия! Такой личной охраны не было еще ни у кого в мире. На ее содержание уходит в год около 4,8 триллиона рублей. Для сравнения – на нужды всего сельского хозяйства России затрачивается в год 5 триллионов рублей. А мы еще удивляемся, почему у нас исчезли с полок магазинов отечественные продукты питания…
Сегодня примерно та же ситуация, как в 1941 году. На народ, на страну напал враг. Потому что те, кто сегодня находятся у власти, это враги народа! И другого им названия невозможно дать».
Что еще не нравится? «Не нравится нам то, что вы фактически стали нашими владыками».
Б. Окуджава («Европеец», № 3, сентябрь 1993): «Знаете, у меня было счастливое детство… Отец занимал большие посты… Он был первым секретарем Тбилисского горкома партии».
Журналист Л. Радзиховский в откровении «Еврейское счастье мое» («Завтра», № 29, 1997):
«Евреи сегодня составляют огромную часть российской элиты – художественной, интеллигентской, а также политической и коммерческой. Политики Жириновский, Явлинский, Чубайс, бывший министр иностранных дел Козырев и новый министр тех же дел Примаков, министр экономики Ясин, помощники президента Лифшиц, Сатаров, губернатор Нижнего Новгорода Немцов, первый вице-премьер правительства Москвы Ресин…
Почти все крупнейшие банки Москвы возглавляют евреи. Банк «Столичный» – Александр Смоленский, «Мост-банк» – Владимир Гусинский, «Менатеп» – Михаил Ходорковский, «Российский кредит» – Виталий Малкин, «Альфа-банк» – Петр Авен и Михаил Фридман…»
Не все евреи разделяют такое «еврейское счастье».
Марк Рудинштейн, известный организатор кинофестивалей («Спид-Инфо», июнь 1997): «Есть понятия «еврей» и «жид». Еврей – это человек, который не мешает людям жить. У меня есть чувство вины перед этим государством, еврейское чувство вины за концлагеря, которые мы возглавляли, за революцию…»
Из Обращения «Отечественного объединения русских евреев за границей». (Берлин, 1923): «Непомерно рьяное участие евреев-большевиков в угнетении и разрушении России – грех, который в себе самом носит уже возмездие, ибо какое может быть большее несчастье для народа, чем видеть своих сынов беспутными – не только вменяется нам в вину, но и толкуется, как проявление нашей силы, как еврейское засилье…»
Дов Иермия, полковник израильской армии (Цезарь Солодарь «Темная завеса», 1987): «Мне кажется, многие страдают при виде того, что мы превратились в дикую орду, для которой огонь, разрушение и смерть стали как бы второй натурой… Воздух пропитан трупным смрадом. Армия продолжает сеять смерть и разрушения. Мне стыдно, что я принадлежу к этому отныне наглому, спесивому и жестокому народу, способному возносить песнопения на развалинах»…
И вот бывший депутат трех Государственных дум Василий Шульгин, заглядывая в грядущее нашей, как любят подчеркивать демократы – многонациональной! – России, пишет: «Что политический антисемитизм будет существовать в России, в этом не может быть сомнения. Будет антисемитизм, будет борьба с еврейским засильем… Для того, чтобы не было этой борьбы и внешнего его проявления – антисемитизма, надо было бы уничтожить причины, сию борьбу вызывающие.
… Они относятся к категории тех факторов, которые изменяются крайне медленно. Легче оросить Сахару, чем в Русских условиях устранить основные условия антисемитизма. Поэтому борьба будет, и это надо признать как факт до поры до времени неотвратимый. Это – я позволил бы себе сказать – то, что теософы называют «зрелая карма».
Эту «карму» решили показать приехавшие из России в Израиль эмигранты в сериале «Олигархи». «Еврейская газета» (№ 31, 2004) пишет, что эпизоды сериала порой кажутся совершенно нереальными. Но герои-то фильма самые что ни на есть настоящие: они весело рассказывают о себе, «бахвалятся с экрана своими бесславными завоеваниями»:
«Олигархи» – это ограниченный круг предпринимателей, воспользовавшихся в своих интересах распадом советской системы, сумевших присвоить себе богатство страны и скопить состояние в несколько миллиардов долларов. Желая сохранить свои компании в неприкосновенности, они взяли под свой контроль государственную власть. Шесть из семи предпринимателей – евреи… Ради достижения своей цели они прибегали к всевозможным уловкам, включая подлоги, подкупы и даже убийства. Каждый из олигархов имел в своем подчинении небольшую личную армию. На протяжении всего сериала они с гордостью подробно рассказывают о том, как все это проделывали…
На тот момент правление президента Бориса Ельцина находилось в явном упадке. В преддверии очередных президентских выборов его популярность по результатам опросов общественного мнения колебалась где-то около 4 %. Ельцин страдал алкоголизмом, имел серьезные проблемы с сердцем и работал всего лишь по два часа в день. В действительности же государством на тот момент управляло ближайшее окружение президента и его дочь: коррупция была в стране самым обыденным явлением.
Олигархи приходят к решению взять власть в свои руки. Возможности предпринимателей для достижения этой цели были практически неисчерпаемыми: им принадлежали все телевизионные каналы и большая часть других средств массовой информации. И весь имевшийся в распоряжении олигархов арсенал был брошен на помощь кампании по избранию Ельцина на посту президента…
Учитывая, что свои подвиги олигархи совершали на глазах у всех, существует опасность роста в России антисемитских настроений».
Сериал у евреев получился – разыгрывался, словно по нотам известных мудрецов. Но зрители приняли его без восторга – и русские, и евреи. Израильтянин Ю. Нудельман на тему российских олигархов пишет: «Нежные встречи Лазара с губернаторами и мэрами не закроют русскому народу глаза и уши. Не наполнят его желудки. Не оденут его. Только обострят еврейскую проблему в России. На мой взгляд, особенно опасно для евреев в России то, что все больше русских людей считают, что евреи управляют Россией, что они захватили алюминий, нефть, газ, никель, калий, алмазы, средства массовой информации, банки. Имена Абрамовича, Мошковича, Могилевского, Голдовского, Гайдамака, братьев Черных, Леваева, Рыболова, Березовского, Гусинского, Рабиновича, Кобзона, Бернштейна, Ходорковского, Федьдмана, Хаита, Фридмана, Смоленского для значительной части русского народа символизируют захват России евреями. По мнению русских людей, приватизацию, распродажу по дешевке народного, государственного имущества, руководство экономикой и политикой осуществляют евреи и полукровки – Чубайс, Греф, Клебанов, Браверман, Вольский, Боровой, Кириенко, Немцов, Явлинский, Хакамада, Примаков, Гайдар, Лившиц. Русских людей раздражает, что в адвокатуре властвуют резники, падвы, якубовские, а на эстраде командуют хазановы, жванецкие, шифрины, галкины, якубовичи… К тому же эти правители-олигархи ухитряются получать двойные гражданства, что позволяет им уходить от закона». («Советская Россия», 20 июня 2002).
Тревожно на душе от израильского сериала у известного экономиста Ларисы Пияшевой. «Чеченцы объявили России долг в 150 миллиардов долларов. Как справедливо посчитали, по 200 миллионов рублей на каждого чеченца. Думаю, сумма свалилась не с потолка, а в результате поездок в Чечню Березовского. Эта сумма равна всему нашему внешнему долгу. Значит, он будет удвоен. У меня нет ни малейшего сомнения, что эту сумму примут и начнут, что называется выплачивать. И если раньше Чечню называли «черной дырой», то теперь это будет дырища, куда утечет все…
У меня нет ни малейшего сомнения, что все эти деньги будут поделены между «высокими договаривающимися сторонами». Потом выяснится, что г-н Березовский и К° (а за ним стоят Черномырдин, Чубайс и другие) положат себе в карман крупные суммы. Заметим: раньше воровство чиновников исчислялось тысячами долларов, теперь счет пошел на миллиарды…
У меня есть все основания бояться за своих детей. Они носят фамилию Пинскер. Когда читаю список ста наиболее богатых людей России, поражаюсь обилию еврейских имен. Вся банковская, финансовая и экономическая системы наполнены такими фамилиями. Все эти люди не понимают, что их подставляют, что их раздражающее богатство в один прекрасный день раздует в России костер антисемитизма…
У нас была относительно спокойная страна с точки зрения межнациональных отношений. Этого уже нет». («Независимость». Киев, 11 февраля).
Василий Витальевич Шульгин в конце 20-х годов, размышляя о русско-еврейских разборках, еврейском засилье и антисемитизме в России, вряд ли смог бы представить затянувшийся сериал с таким концом. Подчеркивая мысль о той «зрелой карме», он был убежден: «Евреи не могут быть поводырями русского народа»! И в этих взглядах видный политик не был одинок.
В то самое время, когда он писал о евреях – «Что нам в них не нравится», в Берлине вышел сборник «Россия и евреи». Авторы его – известные публицисты дореволюционного еврейства И. Бикерман, Г. Ландау, И. Левин, Д. Линский, В. Мендель и Д. Пасманик, а лейтмотив их книги – раскаяние за участие в революции, разрушении великого государства, которое стало приютом, родиной для вечно гонимого племени евреев. В. Мендель откровенно пишет, что русские евреи «не должны были утратить сознания, что они русские граждане и что им надлежит быть русскими патриотами в том смысле, как это понимает сам русский народ…»
«Василий Павлович» вряд ли имел возможность беседовать с Шульгиным по поводу его книг. Он весело, с местечковым акцентом умел рассказывать только анекдоты о евреях. А вот о «зрелой карме» депутат трех Государственных дум мог бы говорить с другим узником Владимирского централа – автором провидческого философского труда «Роза мира» Даниилом Андреевым. В тесной камере писатель-духовидец обращался к невинно осужденным русских тюрем своего – и нашего! – времени. Вот он спрашивает: «Что же пожинает своими страданиями и смертью человек, падающий жертвой национального бедствия? – и сам отвечает: – Отчасти он все-таки пожинает этим плоды личной кармы; если же он сам ни в каких злодеяниях не виновен, то он страдает и умирает не в качестве личности, а в качестве члена национального коллектива, и своим страданием и смертью способствует развязыванию этого кармического узла навсегда».
И вот стихи Д. Андреева:
Ты осужден. Молчи. Неумолимый рок
Тебя не первого привел в сырой острог.
Дверь замурована, но под покровом тьмы
Нащупай лестницу не ввысь, но в глубь тюрьмы.
Сквозь толщу мокрых стен, сквозь крепостной редут.
На берег ветреный ступени приведут.
Там волны вольные! – Отчаль же, правь, спеши!
И кто найдет тебя в морях твоей души!
Человек падает жертвой «национального бедствия»… «Меняются династии, возникают новые сословия, льется кровь – но мистическое единство русской истории продолжается и остается живым, – пишет наш современник, стойкий комбат русской линии обороны Станислав Куняев и словно призывает подняться до высот мистического озарения узника Владимирского централа: – Он был сыном известного русского писателя Леонида Андреева. Редкой особенностью его взгляда на русскую историю было то, что он, в отличие от большинства современников, считавших революцию и строительство социализма совершенно новым явлением в судьбе России, был убежден, что, несмотря на ее внешнюю ненависть к старому миру, несмотря на кровавый разрыв с ним – ее глубокое, скрытое от глаз неразрывное с ним единство все равно сохраняется».
Почитайте не спеша еще два стихотворения. Не гоните строку. Как говорит мой внук: «Дед, прикинь!»
Щеголи-гусары, стройные драгуны,
Юные повесы, графы и князья…
Аромат шампанского, серебряные струны
– Ветреная молодость, ратная стезя.
Марши и атаки, смотры строевые,
Полковых штандартов хлещущий размах,
Офицеры гвардии, мальчики седые,
Знали толк и в рубке, и в хмельных пирах.
Ах, как они жили, ах, как они жили,
Как бросали вызов собственной судьбе,
Ах, какие женщины им любовь дарили,
И звучала музыка в пушечной пальбе!
В прошлом полонезы, светские скандалы,
Лишь смертельный холод в блеске палаша.
Но, однако ж, риска им казалось мало
– Русская рулетка, русская душа.
Не черствело сердце от огня и стали,
И плелась карьера где-то позади.
Наивысшим шиком мальчики считали
Оловянный крестик на своей груди.
Холодок опасности щекотал им нервы,
И, бросаясь первыми в зарево стрельбы,
Часто, слишком часто погибали первыми
Офицеры гвардии, баловни судьбы.
Ах, как они жили, ах, как они жили,
Как бросали вызов собственной судьбе,
Ах, какие женщины им любовь дарили,
И звучала музыка в пушечной пальбе!
А вот второе стихотворение.
Там в столице веселье и пир.
Веселится, гуляет Москва…
А у меня в груди восемь дыр…
И отрезана голова…
Я в чеченском овраге лежу,
Злой и мертвый, и шлю презент,
Генералам продажным шлю,
И тебе, мистер-херр президент!
Вам к столу, чтобы пить допьяна,
По европам мотаться с лихвой,
Обмывать вином ордена,
Посылаю я череп свой!
Чашу сделайте из него,
И пируйте в угарном пиру,
И пока вас черт не возьмет,
Ни за что я здесь не умру.
Буду я из пустых глазниц,
На веселье ваше смотреть,
Буду с вами вместе гулять,
Буду пить, хохотать и петь.
А когда будет праздник мой
Среди ваших утех и потех
Я приду за своей головой!
Я приду отомстить за всех!
Автор первого стихотворения не отставной полковник «Лебединого стана», взгрустнувший о былом в тиши какого-нибудь парижского кафе. Это мой коллега, военный корреспондент из «Красной звезды» Андрей Матях. Стихотворение да и все творчество Андрея осталось там, в эпохе, когда он жил, когда Великая Россия, носила гордое имя Советский Союз. Казалось бы, какое нам было дело до мальчиков с оловянными крестиками на груди, которых любили женщины и которые первыми бросались в зарево стрельбы. Однако было…
Второе стихотворение называется «Письмо русского солдата своим убийцам». Автор его известный писатель, историк, публицист и философ, Юрий Дмитриевич Петухов. В 1991 году Юрий Петухов первым объявил об угрозе колонизации России, о сокрушительном поражении ее в Третьей Мировой войне. В предисловии редакции к книжной серии «Imperia Russia» есть такие слова: «Третья Мировая загнала население в дыры и норы. Единицы встали на защиту Отечества. И первым – Юрий Петухов. Он не смог спасти Великую Державу. Слишком неравны были силы. Но он и ему подобные подвижники спасли честь Русского Народа».
Когда пишутся эти строки, писатель Юрий Петухов оставил нас – прошло уже девять дней. Отстояв в храме службу, он перекрестился, вышел, посмотрел последний раз не небо и упал…
Остались безответными его письма чиновникам в высокие инстанции о защите прав человека. «…Экстремистские притязания прокуроров нарушают все мои конституционные права – на свободу слова, печати, совести, убеждений, творчества… Я прошу Вашей помощи в защите от прокурорской травли и неправедного суда… Понимаю прокуроров – с реальной, растущей как на дрожжах преступностью они справиться не могут и не хотят. Обвинить во всем писателей и сгноить их в лагерях, получив очередные звания и премии, гораздо проще и безопасней. Писатель действительно абсолютно беззащитен перед жерновами «правосудия» и прокурорским Молохом».
В этом обращении Юрия Дмитриевича к «правозащитникам» есть приписка «для читателя»: «Пока мы стоим на своей Земле, мы, Русские Писатели, не дадим преступникам спасть спокойно! Нам, в отличие от всей этой публики с двумя и тремя гражданствами, бежать с нашей Русской Земли некуда и отступать некуда!»
«Не черствело сердце от огня и стали…» Это о нем – русском писателе Юрии Петухове. «Письмо русского солдата…» – это его обращение в грядущее. Мистическое единство русской истории, о котором в стенах Владимирского централа размышлял Даниил Андреев, продолжается. Оно несокрушимо.