В капиталистическом обществе люди мерят свою жизнь покупками. Первая крупная покупка — обручальное кольцо, на которое усилиями ювелиров De Beers молодые люди тратят очень много денег, поскольку оно считается «средством накопления». И вообще такая покупка отвечает странным представлениям о том, что мы включаем в собственность предмет, демонстрирующий зрелость и финансовую успешность.
Вторая крупная покупка — дом. Национальная ассоциация риелторов искусно внедрила в умы людей идею о том, что американская мечта — это владение домом. Спросите тех, кто купил дом в 2007 году, накануне кризиса, осуществились ли их мечты.
Экономист Йельского университета и лауреат Нобелевской премии Роберт Шиллер утверждает, что с учетом расходов на содержание дома этот объект для инвестиций не более подходящий, чем другие классы активов. Тем не менее все считают покупку первого дома знаком успеха и карьерного роста во взрослой жизни, а также одной из форм вынужденных сбережений. Купившись (не без помощи Национальной ассоциации риелторов) на это, правительство сделало проценты по ипотечным кредитам не подлежащими налогообложению. Исключение процентов по ипотечным кредитам из базы налогообложения представляет собой одну из самых дорогостоящих налоговых льгот в Америке. О какой еще налоговой льготе идет речь? О низком уровне налогов на прирост капитала по сравнению с обычным доходом. Обе эти категории налогообложения, домовладение и инвестиции, позиционируются как сугубо американские. Но это просто перераспределение богатства от бедных к богатым. Кто владеет домами и акциями? Богатые пожилые люди. Кто арендует жилье и не имеет активов, попадающих в такую категорию налогообложения, как прирост капитала? Молодые и бедные.
Более показательно о вашей жизни говорит не первый, а последний дом. Где вы сделаете свой последний вздох, имеет большое значение, поскольку это место отражает ваш успех. Но еще важнее — сколько людей будут заботиться о вашем благополучии. На закате жизни вы не приносите большой пользы, а значит, люди, которые за вами присматривают, либо в высшей степени великодушны, либо стремятся отплатить вам за любовь и поддержку.
Последний дом моей мамы был в общине для престарелых возле Лас-Вегаса. После того как она переехала, я велел ей выбросить всю старую мебель, и мы украсили новое жилище предметами из Pottery Barn (в 1990-х я консультировал Williams-Sonoma по вопросу интернет-стратегии, и директор по маркетингу этой сети магазинов Пэт Коннолли сделал мне скидку). Маму радовали не столько мягкие кресла и синельные подушки, сколько то, что их купил для нее сын.
Когда ей стало совсем плохо и она перенесла несколько операций, ее перевели в отделение длительного пребывания. В этом отделении пахло мочой, некоторые больные спали в креслах-каталках в холле. Я зашел в мамину палату, которую она делила с еще одной женщиной. Ее соседка по палате лежала в кровати, к металлической ручке которой в пятнадцати сантиметрах от лица был прикреплен постоянно мигающий телевизор. Женщина подняла на меня взгляд и спросила, не слишком ли громко. Мама сидела прямо на краю кровати, ожидая меня. Взглянув на меня, она сказала: «Я не хочу здесь оставаться». При всей моей чертовой мнимой значимости, интернет-известности, деньгах и жизни на широкую ногу моя мама весом 40 килограмм оказалась в месте, где разит мочой. Для меня это был полный провал!
Я помог маме упаковать вещи и сказал медсестрам, что хочу забрать ее домой. Они ответили, что это нарушит указания врачей, поэтому они вызовут охрану. Я вышел на улицу и сказал привезшему меня водителю, что заберу свою маму в инвалидной коляске, которую необходимо будет поставить в машину и уехать как можно быстрее. Вернувшись в отделение, я взял коляску, усадил в нее маму, положил ей на колени сумку и направился на улицу. Когда мы проходили мимо стола медсестры, она спокойно посмотрела на нас, а верзила-охранник преградил нам путь к раздвижной двери. Он ничего не говорил, а просто стоял там.
Вся эта картина выглядела бы лучше, если бы в тот момент я голосом Моргана Фримана велел ему убираться с моего пути: «Я забираю маму домой». Но все было иначе. Замерев, я стоял там, положив руки на подлокотники инвалидной коляски, а мама в больничном халате держала на коленях спортивную сумку с вещами. Так мы простояли десять секунд, которые показались мне вечностью. Думаю, охранник нас пожалел. Он отвел взгляд и отступил — и мы уехали. Мама умерла через семь недель, дома.
Мой отец и его жена переехали в место, которое станет, по всей видимости, их последним домом, поскольку им обоим по восемьдесят восемь лет. Моя сестра, дети жены моего отца и я — все мы собрались, чтобы помочь им с переездом и убедиться, что они отправляются жить в хорошее место. Отец сказал, что он впервые сможет по-настоящему расслабиться, поскольку ему больше не нужно работать в саду или ухаживать за домом. Это замечательное место в университетском городке с вечерами кино, медицинской помощью по вызову и бассейном. Кроме того, мы хотим нанять тренера, чтобы он мог продолжить свою давнюю программу тренировок.
Первый дом говорит о важных вещах — о вашем будущем и возможностях. Последний говорит о том, что еще важнее, — о людях, которые вас любят.