Ямы и кочки, спуски и подъемы

Джефф: У тебя бывают моменты, когда кажется, что достиг своего предела, а потом вдруг открывается второе дыхание и ты готов продолжать?

Берни: Давай посмотрим на это под другим углом. Когда я учился на клоуна, часть моего обучения состояла в том, чтобы научиться видеть неудачи или ограничения как скрытые возможности. Мне пришла в голову история, которую рассказал мой наставник в клоунском деле Ю-Ху, об одном выступлении в бедном районе Чиапас в Мексике. В самом конце выступления он объявил огромной толпе, которая собралась перед ним: «А теперь, в своем последнем непревзойденном номере, я сделаю так, что вы все исчезнете». И после этого он снял очки. Так как он не видит без очков, то, конечно, все исчезли. Это всегда вызывало взрыв смеха, но не в этот раз. Тишина была гробовая. А когда он снова надел очки, то понял, почему: никто из публики не носил очки. Они были слишком бедны, чтобы позволить себе очки, поэтому не поняли шутки.

И ему пришлось с этим что-то делать. Стать свидетелем своей публике, понять ее по-настоящему и найти другой способ закончить выступление.

Джефф: Что он сделал?

Берни: Я не знаю, он никогда не рассказывал, чем все закончилось.

Джефф: Возможно, потому, что его следующий номер тоже не сработал, ведь что происходит? Пытаешься собрать себя обратно в клоуна, вскакиваешь после падения, а это не работает. Я хочу открыться, и это не работает. С тобой такое бывает? Я тебе рассказывал о напряженных моментах в своей жизни, особенно когда сталкиваюсь с собственным сопротивлением. Думаю, что ты продвинулся дальше меня на этом пути, и мне интересно, достигал ли ты когда-нибудь своего предела? Бывает такое, что, упав, клоун продолжает лежать слишком долго? У тебя есть уязвимые места? Если да, покажи мне их.

Берни: Как ты знаешь, я долгое время работал с израильтянами и палестинцами и в итоге был ужасно раздосадован. Как учитель дзен я знаю, что досада идет от ожидания, и в этом случае я действительно слишком сильно хотел увидеть быстрые изменения и был привязан к этому результату. Каждый день я читал израильские и палестинские газеты, я следил за палестинскими новостями, говорил с людьми и пытался что-то делать, но в какой-то момент я почувствовал, что с меня хватит. Я не хотел продолжать. Я не хотел возвращаться туда, проходить через пограничные посты, слышать гнев в голосах активистов или видеть, как они опустошены, я больше не хотел вести там никаких дел.

Конечно, я знал, что для меня это новая возможность, чтобы открыться, возможность для роста, но в течение нескольких лет это чувство досады перевешивало. Так что, как и ты, я взял передышку и теперь чувствую себя по-другому, я более открыт для дальнейшей работы в том месте. Жизнь там изменилась, может, и не в лучшую сторону, но по какой-то причине я снова чувствую в себе силы для этой работы.

В более личном отношении у меня есть уязвимые места, как и у любого другого. Когда я чувствую, что не справляюсь, мой первый импульс — это убежать, просто скрыться из виду. Это всегда было моей проблемой. Мы с Ив очень разные, прямо как вы со Сью, и, когда напряжение в наших отношениях становится чрезмерным, первое, чего мне хочется, — просто убраться оттуда. Так что вот я какой, практикую дзен и говорю, что нужно разбираться с тем, что есть в данный момент, но было множество случаев в моей жизни, когда я отстранялся, отделял себя от происходящего.

С течением лет желание убежать стихло, но иногда до сих пор возвращается. Убегать — значит не разбираться с тем, что происходит, и такое случается со мной так же, как и с другими людьми.

Джефф: Эти два противоборствующих желания — сделать что-то и свалить — настолько переплетены друг с другом. «К черту, не буду этого делать». Так я справляюсь с большинством проблем, включая наши со Сью. Как и у тебя с Ив, вначале я выхожу из себя: «Я ухожу. Ты меня не понимаешь, я тебя тоже не понимаю, вот и прекрасно. Иди своей дорогой, а я пойду своей. Ты будешь заниматься своими делами, а я — своими». Должно пройти какое-то время, пока процесс не сдвинется с места.

Я рад услышать, что тебе все это тоже не чуждо, что ты не какая-нибудь голограмма.

Берни: Я все тот же мальчик из Бруклина. Разница в том, что иногда я начинаю сам искать себе проблемы, потому что это возможности для роста. К счастью или к несчастью, я их все время нахожу.

Джефф: Я чувствую, что мой паттерн упрямства родился на свет еще до меня. Это застарелый паттерн, приятель. Несколько лет назад я смотрел телевизор и услышал, как доктора говорили про ребефинг. Они говорили о том, что процесс рождения — это некий первичный опыт и, зная, как он проходил, мы можем многое узнать о самих себе и о том, как мы проживаем свою жизнь. Они предложили поговорить с матерью и выяснить, каким был опыт рождения.

Я так и сделал. Мы с мамой сидели друг напротив друга, наши колени практически соприкасались, мы смотрели друг другу в глаза, и она сказала мне следующее: «Как ты знаешь, Джефф, у тебя был брат Гэри, который умер от синдрома внезапной младенческой смерти за год до того, как родился ты. Эта смерть потрясла меня до глубины души. Только представь, что твой ребенок абсолютно здоров, с ним все в порядке, и однажды ты заглядываешь к нему в колыбель, а он не шевелится, он ушел. Но доктор Беллис, Леон, который принимал все мои роды и в честь которого тебя назвали, в конце концов уговорил меня родить еще одного ребенка, и я снова забеременела. Я была очень рада и чувствовала себя великолепно. Когда отошли воды, твой папа отвез меня в больницу, но по дороге я почувствовала, что ты повернулся, то есть был уже в неподходящей позиции, чтобы пройти по родовому каналу, как будто ты не хотел оттуда вылезать.

В больнице меня привязали ремнями к холодному столу из нержавеющей стали — в те времена рожали по-другому. Мне ввели спинальное обезболивающее и успокоительное; я до сих пор помню, как лежу там, на столе, а медсестры обсуждают покупку машины». Когда мама сказала об этом, у меня возникло странное чувство, будто я помню этих медсестер и их разговоры.

Затем она продолжила: «Но вдруг я услышала, как одна из них воскликнула: “У ребенка остановилось сердце! Быстро позови доктора!” Выяснилось, что у меня аллергия на одно из лекарств, которые мне ввели. Было такое ощущение, словно я лечу вниз по обитому бархатом эскалатору. Наконец пришел Леон и стал бить меня по щекам: “Проснись, проснись, Дороти!” Но я не могла проснуться, потому что была накачана лекарствами и при этом крепко привязана к столу. Он догадался отвязать меня — наверное, понял, что я пыталась сесть, — и в тот же момент я почувствовала, как ты снова поворачиваешься, обратно, как будто ты передумал. Вот так ты и родился».

Затем эти телевизионные доктора порекомендовали применить свой опыт рождения к тому, как мы справляемся с другими травматичными ситуациями в жизни. Когда я попробовал это сделать, то заметил, что в любой непростой ситуации я делаю то же, что и тогда: «Ни за что, приятель, мне и тут нравится, я не хочу рождаться, не хочу вылезать наружу» — и просто отворачиваюсь от родового канала. Это может быть новый фильм, дружеские отношения, работа по борьбе с голодом, все что угодно. Тридцать пять лет назад это происходило с моей женитьбой на Сью. Мне хочется сказать одно: «К черту, не буду этого делать!» — и вернуться в безопасное место, где меня никто не побеспокоит. Но когда я уже сказал «нет», то понимаю, что это лишь освобождает необходимое пространство для того, чтобы сказать «да» и все-таки проверить, что там за поворотом.

Я думаю, что Чувак тоже порядком сопротивлялся. По факту он побаивался. Может быть, поэтому и не стремился стать кем-то или жить ради цели. В фильме он говорит о том, что в прошлом был радикалом, но, когда мы первый раз видим его в кадре, Незнакомец называет его самым ленивым человеком в Лос-Анджелесе. Уолтеру приходится долго раззадоривать его, чтобы он предпринял хоть что-то в истории с ковром и начал шевелиться, а когда он начинает этим заниматься, то все закручивается так, как будто жизнь уже не может оставить его в покое. Вот это то, чего и я боюсь.

Кто-то сказал, что на самом деле мы боимся не того, какие мы ничтожные и слабые, а того, какие мы большие и мощные. Если подумать, то это означает, что, по сути, любой из нас может стать Иисусом или Буддой. Эта мысль призывает нас на вершины. Однако мы и знать не хотим о вершинах. Более того, мы хотим защитить себя от этого знания. Ведь жизнь не дает передышки, она все время подстегивает. Но, когда становится слишком, нужно остановиться.

Берни: Нужно стать себе другом.

Джефф: Устроить себе чертову передышку, чтобы можно было продолжить движение, чтобы можно было идти дальше. Это как в йоге. Можно сказать: «Давай, положи голову на свои чертовы колени!» Знаешь, что произойдет тогда? Мне будет очень больно, потому что я не могу этого сделать, и если у меня не хватит терпения и доброты к самому себе, я продолжу тянуть мышцу слишком сильно. Я пренебрегу тем, что есть, что я действительно собой представляю. Я перебарщиваю, причиню себе боль, и это окончательно вышибет меня из процесса. Но можно делать все это более плавно. «Плавно лодочка неси», плавно.

Иногда я чувствую, что мои отношения с тобой — это тоже что-то вроде позы в йоге. Твое сознание расширяется быстрее, чем я того хочу, и это может причинить мне дискомфорт. Отношения — это всегда открытость, импровизация, кайф от близости и щедрого обмена. Отношения — это все время спрашивать друг у друга: «Кто ты? Что ты?» Эти же вопросы я задаю и себе в различных жизненных ситуациях, и труднее всего — не судить себя или свой ответ, а просто принять во внимание. Одна из вещей, которые я принимаю во внимание, — то, что существуют пределы, и именно в области этих пределов круче всего пребывать.

Берни: Иначе тебя будут мучить сожаления, как в том случае, когда тебе становится больно в йоге. Ты тратишь энергию на разборки с сожалениями, вместо того чтобы делать то, что хотел: «Я должен был сделать одно и не должен был делать другого».

Джефф: Хотел бы я быть лучше, чем я есть.

Берни: Важнее работать с тем, что случилось, чем со своим мнением об этом. Ты приготовил лучшее блюдо, на которое был способен в тот момент. Если никто не захотел его есть, что ж, хорошо, ты все равно приготовил лучшее блюдо, которое смог. Возможно, время было неподходящее, и это не значит, что твой опыт не пригодится в будущем.

Мы все время готовим разную еду: завтрак, обед, ужин, закуски. Для себя и для других. Только иногда мы тратим энергию на вещи вроде: «Это моя еда, и будь любезен ее съесть». Или: «Меня кормят, так что я должен это съесть, даже если мне не хочется». Или вот вариант: «Я должен делать то», «Она должна делать это», и все заканчивается разочарованием.

Так что, если внутренний голос говорит тебе: «Ты должен был сделать вот так», можешь ему ответить: «Это только ты так считаешь, приятель». Это просто мнение, в нем не кроется абсолютная истина. Один из моих японских учителей дзен, очень уважаемый мастер, любил говорить: «Мне нравится твой взгляд на это». Какой-нибудь молодой и горячий ученик мог подойти к нему со словами: «Эй, да вы вообще ни в чем не смыслите! Надо делать это вот так!» Но вместо того чтобы поставить зарвавшегося ученика на место, учитель говорил: «Мне нравится твой взгляд на это».

Джефф: Это очень интересно.

Берни: Ему не нужно было убеждать пацана, что тот неправ, или подтверждать, что он прав. Это было всего лишь его мнение. Мы можем делать то же самое с голосами в голове.

Джефф: Помнишь, мы говорили про храп и терпимость? Хочу развить эту тему. Допустим, у меня болят суставы пальцев. Что я могу сделать в этом случае? Могу принять адвил. Могу вколоть себе немного героина. Где провести черту? И есть ли эта черта? Пытаешься ли ты успокоить боль и просто принимаешь адвил от артрита или остаешься наедине с этой болью?

Берни: Зависит от того, в какой момент это происходит. Ты свидетельствуешь боль в пальцах тем же образом, что и боль, присутствующую в мире. В буддизме существует понятие Срединного пути. Многие смотрят на это как на середину между крайностями. В дзен считается, что Срединный путь — это просто то, что происходит. Это не хорошо и не плохо. Это просто то, что есть. Вопрос лишь в том, свидетельствую ли я это?

Итак, если пальцы болят, можно принять адвил, можно ничего не принимать, можно принять героин. В конце концов, все это способы справиться с болью. Если я свидетельствую не только боль, но и вообще все, что происходит, то будет более осмысленно принять адвил, потому что он не вызовет привыкания, в отличие от героина. Но для того, кто уже находится в зависимости, и у него заболели пальцы, стать другом самому себе может означать и дозу героина.

Мы выбираем то, что выбираем, а затем у людей возникают разные мнения на этот счет. Общество может сказать: «Ты портишь себе жизнь, принимая героин». То же самое общество иногда говорит: «Ты портишь себе жизнь, ты ешь мясо» или «Ты портишь себе жизнь, ты куришь сигару». У всех есть свое мнение. Но я верю в то, что следует быть свидетелем, быть в контакте с самим собой, и поэтому я буду делать то, что хорошо для меня и причиняет меньше всего боли.

Вера в себя — вот что важно. Вера в то, что ты будешь действовать самым подходящим образом в конкретной ситуации, в конкретный момент.

Джефф: Да, больше уверенности. А вера в себя отличается от веры в реальность?

Берни: А что такое реальность? Я всегда вспоминаю Робина Уильямса в роли Морка, который говорил, что реальность — всего лишь понятие.

Принимаю ли я что-то от боли? Я часто говорю о себе, что у меня высокий болевой порог и поэтому боль не представляет большой проблемы. И все хорошо, пока я не привязан к этой мысли. Итак, у меня возникают боли из-за артрита. Я отпускаю все привычные понятия, погружаюсь в состояние не-знания и свидетельствую боль, а затем решаю, хочу ли принять что-то обезболивающее или обойдусь без этого. Я просто верю в то, где я сейчас нахожусь, а не пребываю в ловушке прошлого и ничего не ожидаю от будущего. Если я сделаю ошибку и выберу то, что не сработает, я не буду критиковать себя за это. Я сделал лучшее, на что был способен в тот момент.

Но есть и противоположная тенденция — попасть в ловушку гордыни. Мы начинаем думать, что на все способны и обо всем можем позаботиться. Чем больше мы будем увлечены самолюбованием, тем больше будет страх неудачи, страх не соответствовать ожиданиям. Есть люди, которые производят впечатление, что они суперзвезды или гуру, но внутри их гложет страх, что на самом деле они не способны на все это.

Вернемся к тому, что чем выше дерево, тем сильнее его раскачивает ветер. Если думать о себе, как о большом непоколебимом дереве, которое переживет что угодно, то однажды можно обнаружить, что тебя порядком потрепало. Другое дело, если ты растешь и не беспокоишься о том, большой ты или маленький, то ты просто спокойно раскачиваешься на ветру, понимаешь? Нет никаких перегибов. Что-то все время происходит, и ты просто качаешься из стороны в сторону.

Когда я в молодости занимался дзюдо, то обнаружил, что новичкам частенько кажется, будто они все знают, и тогда они начинают искать, кого бы побить. Но мой мастер по дзюдо сказал мне: «Когда ты попадешь в неприятности, помни: лучшая защита в дзюдо — это бегство».

Чем больше узнаешь о себе, тем больше понимаешь, что ты не такой уж и крутой.

Отправить