Сегодняшнее поколение является самым мобильным за всю историю. Ежегодно государственные границы пересекает 1 млрд человек, а в ближайшие 10 лет это число должно увеличится еще в три раза. По данным ООН за 2015 г., постоянно за рубежом живет 244 млн человек со всего мира — это как если бы навсегда решили переехать из своих стран жители полутора Россий и целой Австралии, вместе взятых. Мировые проблемы и планы достигают таких масштабов, что ни одно государство не способно самостоятельно разобраться с чем-то по-настоящему важным — нельзя в одиночку бороться с последствиями глобального потепления, искать лекарство от рака, внедрять экологичные виды производств, готовиться к межгалактической экспансии и ждать, что это приведет к разительным результатам. Чтобы достичь чего-то значимого, нужно объединяться, и уже даже неважно, на какой территории.
Историк Юваль Ной Харари в своей книге «Sapiens. Краткая история человечества» рассказывает, почему люди все больше разочаровываются в национализме — главной идее XX века — и как изменится мир, если стремление мыслить масштабнее воплотится в жизнь. Если главной заботой власти должно быть обеспечение достойного уровня жизни для всех людей, а все люди на земле наделены одинаковыми правами вне зависимости от государственной принадлежности, то зачем иметь более двухсот по-разному сложно устроенных и обособленных правительственных структур? И хотя мир все еще раздроблен на отдельные государства, ни одно из них не может считаться по-настоящему независимым. Ни Россия, ни США, ни Китай, ни любая другая страна не может принять сколько-нибудь важное решение без оглядки на другие государства. Экономические системы давно зависят друг от друга, решения во внутренней политике могут повлиять на другие государства не меньше, чем во внешней, и нельзя просто так взять и развязать войну без порицания и последствий. Мировое общественное мнение становится все более авторитетным, страны должны учитывать экологические и экономические стандарты поведения. Информационные, финансовые и человеческие потоки быстро и уверенно движутся по планете, создавая новую карту мира, на которой нет формальных границ.
Харари написал практически предсказание-манифест: «Примерно со II в. до н.э. большинство людей живет в империях. Вполне вероятно, что и в будущем люди в основном будут жить в империи. На этот раз империя будет по-настоящему всемирная. Эта перспектива — утопическая картина единого правительства для всей Земли — быть может, ожидает нас уже за ближайшим поворотом. <...> Всемирная империя создается у нас на глазах, и править ею будет не отдельное государство или этническая группа — скорее, подобно Римской империи на последней стадии, этот новый мир окажется подвластен многонациональной элите, и склеивать его воедино будут общая культура и общие интересы. Эта империя призывает все больше предпринимателей, инженеров, специалистов, ученых, юристов и менеджеров. Каждый решает для себя вопрос: откликнуться на призыв или замкнуться».
Параг Кханна, cтарший исследователь Центра изучения Азии и процессов глобализации Национального университета Сингапура, автор CNN Global и, как он сам себя называет, геополитический футурист, также уверен, что не стоит замыкаться в рамках одного государства. Ведь мир уже работает по-другому. О своей теории мегарегионов, которые не зависят от государственных границ, он начинает рассказывать так: «Подумайте о планете как о теле, в котором мы обитаем. Скелет — это транспортная система автомобильных и железных дорог, мостов и туннелей, воздушных и морских гаваней, позволяющих нам передвигаться сквозь континенты. Сердечно-сосудистая система, которая питает наше тело, — это электросети, нефтяные и газовые трубы, распределяющие энергию. Нервная система — это интернет-кабели, спутники, мобильные сети и центры обработки данных, которые позволяют делиться информацией. Это непрерывно растущая матрица уже состоит из 64 миллионов километров автомобильных дорог, 4 миллионов километров железных дорог, 2 миллионов километров трубопроводов и миллиона километров интернет-кабелей. А что же с международными границами? У нас меньше 500 тысяч километров границ».
По мнению Кханны, популярное когда-то высказывание с довольно безнадежным посылом «География — это приговор» потеряло смысл. Раньше страны без доступа к морю были обречены на бедность, маленькие государства рано или поздно завоевывали более сильные соседи, а громадные расстояния были непреодолимы. Путешествуя по миру и замечая, как изменила мир революция связи во всех ее проявлениях — транспортном, энергетическом, коммуникационном, — Кханна сформулировал идею о том, что география больше не может быть существенным препятствием, а на ее место приходит новая дисциплина — «коннектография». Ее можно рассматривать как эволюционный путь от политической географии — того, как мы официально делим мир, — к функциональной географии — тому, как мы на самом деле используем мир. Человечество становится чем-то бóльшим, чем сумма его составляющих государств, и коннектография позволяет посмотреть, как мы «оптимизируем» мир, распределяя людей и ресурсы.
Сегодняшнее поколение обладает огромной свободой выбора. Практически любой человек, не поддающийся консервативным культурным ценностям и не связывающий себя чересчур обременяющими семейными обязательствами, может в любой момент принять решение, которое изменит всю его жизнь. Каждый решает сам для себя, чему учиться, как именно осваивать выбранную профессию, сколько работать, где и с кем жить, а также какие языки для всего этого использовать. При этом миграция перестала быть чем-то плохим. Если раньше люди были вынуждены переезжать из-за нехватки пищи или разворачивающихся войн, то теперь чаще всего они меняют место жительства из соображений самореализации и профессионального роста или в поиске более приятного или интересного места для жизни.
Ричард Флорида, автор теории о креативном классе, в книге «Кто твой город» приводит данные статистики, что среднестатистический американец переезжает раз в семь лет, а ежегодно место жительства меняют более 40 млн, причем 15 млн уезжают далеко, за 150–250 км. Всех людей Флорида делит на два класса: мобильные и укорененные. Мобильные не обязательно родились в семье, которая часто переезжала, и зачастую небогаты. Но у таких людей есть силы и желание искать место, где от применения своих талантов можно будет получить максимальную отдачу. Они понимают, что поиск социально-экономических выгод требует переезда. Говоря о мобильности, чаще всего подразумевают степень легкости, с какой люди повышают или понижают свой статус, — но эта социально-экономическая мобильность неразрывно связана с географической мобильностью.
Его новая большая теория посвящена силе кластеризации — согласно ей, чтобы достичь успеха, самореализоваться в профессиональном плане, многие профессии требуют от человека находиться в определенном месте. Только находясь в постоянной связи с самыми талантливыми представителями своей профессии, человек сможет добиться лучших результатов — как для себя, так и для своей сферы. Флорида подчеркивает, что уже даже не важно, сколько именно человек живут в конкретном городе, — важно только то, сколько там живет высокообразованных, высокооплачиваемых людей: «Очевидно, что самым одаренным и амбициозным людям нужно жить в метрополиях богатств, чтобы полностью реализовать свой экономический потенциал. Присутствие талантливых людей с хорошим образованием оказывает мощное влияние на инновации и рост экономики. В местах, где собираются разнообразно одаренные работники, темпы экономического развития выше. Чем выше интеллектуальный уровень этих людей и чем прочнее связи между ними, тем быстрее это происходит — работает мультипликативный эффект, присущий силе кластеризации». При этом все эти люди переезжают в небольшое количество метрополий — в те самые мегарегионы, которые, ко всему прочему, отличаются друг от друга своей «специализацией». По мнению Флориды, в прошлом за талантливых людей конкурировали разные города и регионы одной страны, а сейчас за них соревнуются по всему миру. Теперь все места на земле можно разделить на два класса — одни предоставляют возможности, а другие нет.
Сам Флорида относит себя к классу мобильных и рассказывает о том, что решение поехать учиться подальше от родительского дома было одним из самых правильных в его жизни:
«Мои родители всегда подчеркивали, как важно получить высшее образование. Для них это был ключ к социальной мобильности, путь к лучшей жизни. Да, они бы предпочли, чтобы дети не уезжали далеко — ходили в местный колледж, жили дома, ездили на занятия на машине. Но я отчаянно хотел уехать учиться. Признаться, меня привлекала сопряженная с этим свобода — возможность уходить из дома и возвращаться, когда мне вздумается, допоздна задерживаться в гостях и развлекаться с друзьями без присмотра родителей и близких. Но попутно интуиция говорила мне, что еще полезнее будет для меня покинуть кружок моих сверстников, состоявший из “крутых парней” и работяг. Многие мои приятели уже впутались в наркобизнес и мелкий криминал. Среди тех, кто от этого удержался, немногим хватало амбиций думать о колледже, что уж тут говорить о карьере. Уже тогда я в какой-то мере понимал, что уехать учиться — значит для меня не просто встать на путь к своей мечте, но вырваться из этого круга. Стипендия штата Нью-Джерси позволила мне сделать это. Получив деньги, которых хватило не только на обучение, но и на полный пансион, я сумел убедить родителей разрешить поступить в колледж Ратгерского университета в Нью-Брансуике — километров пятьдесят на юг от дома по главной автомагистрали штата. Мне трудно было поверить, что Ратгерский университет, который казался мне таким далеким, пока я рос, на самом деле так близко. Впрочем, моя семья вела себя так, как будто я уезжал на другой конец света. Любой подумал бы так же, увидев набитый едой, пивом и прочими нужными вещами “шевроле-импала”, на котором мои родные совершали ежемесячное паломничество ко мне.
Это был лишь первый из множества переездов, и каждый из них мои родственники обставляли так, будто я отправляюсь в великое путешествие. Когда я учился в магистратуре Колумбийского университета, откуда доехать домой можно было на прямом поезде, моя семья за пять лет выбралась в Нью-Йорк всего пару раз. Мои родственники жили и умирали, побывав хорошо если в трех разных штатах, причем никогда не летали на самолете и не устраивали себе отпусков. Путешествовать было дорого; чтобы поехать куда-то, приходилось тратить деньги, предназначенные для более важных нужд. Еще это означало оставить семью и дом, а моим родителям нравилось у себя дома.
Наверное, мои родители были счастливы, но они были укоренены. Я был мобилен. Благодаря усердному труду и покупке домика в пригороде Ньюарка они смогли улучшить свое экономическое положение, поднявшись из рабочих в нижний сегмент среднего класса. Но если бы не моя географическая мобильность, я бы никогда не смог поступить в магистратуру, стать профессором и начать печататься».
Сегодняшнему поколению образование доступно, как никому прежде. Последние 30 лет образование становилось по-настоящему массовым — и не только начальное и среднее, но и высшее. Это происходило, во-первых, из-за увеличения темпа роста населения. Во-вторых, из-за расширения начального и среднего образования — с каждым новым поколением появлялось все больше людей, которые имели возможность продолжить обучение и по уровню подготовки, и по финансовым причинам.
Массовость образования хорошо иллюстрирует проект «Если бы в мире было только 100 человек». Анализируя глобальные статистические данные, авторы проекта утверждают, что из 100 человек 86 умеют писать, 40 имеют доступ к интернету и семь — диплом о высшем образовании. На фоне остальных чисел этих усредненных данных кажется, что семь человек из 100 — это крайне драматично. Но если сравнить эти данные с показателями 2006 г., то на тот момент высшее образование было лишь у одного человека из ста.
Темп распространения высшего образования только увеличивается, и кажется, что многие страны в скором времени придут к стандарту всеобщего высшего образования. По данным Организации экономического сотрудничества и развития (OECD), уже сейчас более половины граждан Канады получили высшее образование. В Израиле, Японии, США, Новой Зеландии и даже Северной Корее доля людей с высшим образованием также велика — более 40%.
При этом большинство из нас понимает, что образование нельзя получить раз и навсегда. Во многих профессиональных областях для того, чтобы оставаться востребованным специалистом, учиться необходимо до самой смерти. Из-за того, что продолжительность жизни заметно увеличилась, люди могут успевать сделать две-три карьеры.
Для каждого человека есть множество способов решения насущных образовательных задач. Развивается онлайн-образование (и, кажется, имеет все шансы составить серьезную конкуренцию классическим учебным заведением с их дорогостоящим обучением и необходимостью присутствия). При этом высшее образование все больше дифференцируется, можно выбрать любую программу в соответствии со своими потребностями в настоящий момент — поучиться чему-то прикладному в магистратуре, поступить в аспирантуру и попробовать себя в научной работе или ограничиться короткими программами переквалификации. Наверное, стоит упомянуть открытые лекции, хакатоны, летние школы и другие проектно-ориентированные образовательные форматы, в которых каждый может принять участие в любой момент.
Ехать учиться за границу стоит, если в настоящий момент основная образовательная потребность — это работа в международной среде, усвоение самых передовых знаний (тогда, видимо, имеет смысл отправляться в место скопления профессионалов определенной сферы), получение нового культурного опыта и изменение собственных, сложившихся за многие годы, образовательных паттернов. Теперь, когда география больше не диктует свои правила и каждый сам решает, что для него лучше, можно заняться тем, что иногда называют «образовательный шопинг». Миллионы вузов расположены по всему миру, каждый предлагает сотни программ — среди них можно найти тот самый, идеальный вариант, если разумно оценить свой уровень амбиций, талантов и потребностей на сегодняшний день.