Старик

Просыпаюсь в своей постели утром. Довольно рано, должно быть: небо за окном хмурится, солнца не видать. Часы тикают. Ну да что на них смотреть: часом больше, часом меньше… Мне некуда спешить, можно было бы и не вставать вовсе. Что-то мне снилось ночью? Что я опять молод, что мне скоро нужно вставать, спешить на работу. Или сначала детей снарядить в школу? Как давно это было! Уже не помню, дети выросли, память ослабела… Помню только, что тогда я быстро вставал, утром каждая минута была на счету: всё успеть, успеть… Теперь и думать нечего так быстро встать: если попытаться, немощное тело пронзит боль; негнущиеся суставы, будто ветви сухого дерева, разве что не скрипят. Нет, теперь я встаю очень долго, очень медленно.

Сначала молитва. Прямо так, лёжа. Прошли времена стояния на молитве, земных поклонов; теперь последний свой поклон я смогу сделать ещё лишь однажды, когда паду, чтобы уже не встать. Ну, впрочем, пóлно! Встану, как все, в конце времён, в воскресение всех мёртвых. Паду в немощи, восстану в силе, по апостолу Павлу. А пока молитва, лёжа навзничь. Не так ли и мертвецы в гробах? Нет, не так, те просто спят. А души их… Со святыми или где? Кто как…

Когда-то я думал, что в старости буду целые дни проводить в занятиях исключительно духовных, ведь свободного времени будет много, и ничто не будет отвлекать: целыми днями молитвы, душеполезное чтение, аскетические подвиги, как у какого-нибудь древнего подвижника. Что ж, времени теперь действительно много, только сил нет ни на что.

И всё же прочёл утреннее правило, и появились силы потихоньку вставать. Сначала сажусь прямо, потом осторожно, стараясь не сгибать спину, спускаю одну ногу, затем другую. Даёт о себе знать старая грыжа. Ну вот, ноги и на полу уже, только опять мимо тапочек. А ведь когда-то я бы за ними легко нагнулся – даже не верится! Носки я на ночь обычно не снимаю: проблема будет потом их надеть. Иногда, конечно, приходится их всё же сменить, но это большой труд…

Вот я уже иду на кухню завтракать, принимать лекарства. Потом почитаю чего-нибудь. С чего сегодня начну? С кого-нибудь из святых отцов или с художественной литературы? Подумаю как раз за завтраком. Всё же слабеющая память – очень обидное явление. Так читаешь вроде немало, а всё утекает из головы, как песок сквозь пальцы, и уже не помнишь толком. Вот, положим, Боэций – он иже во святых отцах наш или просто писатель тех давних времён, времён расцвета святоотеческой литературы?.. Помнится, его «Утешение философией» произвело на меня довольно мрачное впечатление. Какое уж там «утешение»? Ложись да помирай! То ли дело Григорий Нисский! Тот и когда о мёртвых младенцах пишет, то получается как-то обнадёживающе, во всём он находит смысл и правду. Или взять Андрея Кесарийского с его «Толкованием на Апокалипсис» – там и конец света светел! Второе пришествие Христово!.. Вот на кого равняться бы, а я разнылся про свои болячки.

Звонок телефона! Неужели я кому-то понадобился? Или опять реклама? Сейчас-сейчас, дойду до тебя, телефон. Небыстрое это дело! Как же хорошо, что ты не позвонил, когда я был ещё в постели! Я бы точно не успел, только наверняка опять впустую надорвал бы спину, а потом мучился бы вопросом, кто это и зачем мне позвонил. Да ещё болью в спине. А тут я уже и проснуться успел, и помолиться, и встать. Слава Богу за это! А вот и телефон. Я успел!

– Алло?

– Привет! – звонкий, торопливый голос дочурки. Сколько в нём жизни!

– Здравствуй, радость моя! Как ты?

– Хорошо, хорошо, – она торопится, понятно, дела. – Ты не мог бы… В общем, я к тебе Кирюшу заброшу, не с кем оставить. Хорошо?

– Конечно, конечно! С радостью! – Кирюша, внучок мой, сколько его не видел…

– Ну тогда мы скоро будем.

Вот это подарок Божий! Кирюша скоро наполнит мой дом своим звонким детским смехом! А я уж, было, приуныл с утра – вот ведь старый дурак! У меня и дети, и внуки – где же тут унывать? У кого-то их нет. Кто-то и с постели встать не может, как ни трудись! Грешно мне жаловаться!

Только теперь за дело. В холодильнике шаром покати – нужно скорее в магазин: накуплю для Кирюши того, что он любит к чаю.

Дело это для меня непростое – магазин, но, когда есть для кого трудиться, я ещё и не то смогу. И слава Богу, что есть для кого!

Вот собираюсь в путь, одеваюсь. Часы на руку надел – пришлось потрудиться, пальцы плохо уже слушаются. Теперь негнущиеся руки – в рукава пальто, одной рукой направляю другую, вот и готово! Теперь палки. Кто-то шутил, что в детстве, мол, человек на четырёх конечностях ходит, на четвереньках, во взрослые годы, понятно, на двух, а в старости на трёх, то есть с палочкой. Ну а я вот уже опять на четырёх: одной палочки мне мало, использую две. Впрочем, с их помощью вполне себе передвигаюсь. Так и шагаю, переставляя их по очереди, а потом и ноги по очереди: раз, два, три, четыре, как в том мультике, что так любит Кирюша; там вроде про лошадь речь шла. Память, увы… Кто-то писал про старость, что, мол, «всем бедам беда». Ну да это ложь! Сегодня я это понял, вот сейчас! Главное, чтобы было о ком позаботиться хотя бы чуть-чуть, для кого в магазин, например, сходить.

Итак, собравшись, эдаким «четырёхногим пальто» выбираюсь на лестницу, закрываю за собой дверь, ключ – в карман, жду лифт. Работает! А ведь если бы не работал, всё сорвалось бы, подумать только! Вниз-то я без лифта ещё, может, как-нибудь, а вот наверх… Впрочем, можно было бы вызвать лифтёров и понадеяться, что они как раз управятся, пока я в магазин хожу. Почему нет? Всегда есть выход!

Спустившись на лифте, не спеша выхожу на улицу: торопиться тут нельзя, путь неблизкий, надо беречь силы. Так, помню, когда-то в армии, в нашем гвардейском разведбате, когда бежали марш-бросок, начинаешь всегда бодро, полный сил, но знаешь уже, что надо экономить силы, что к концу маршрута их будет ой как не хватать. Так, кстати, и в жизни: начинаешь бодро, полный сил…

А всё же славно пройтись по улице, даже так медленно, как это у меня теперь получается, хоть и погода хмурится. И что с того? Разве небо, когда оно в тучах, не небо? Не прекрасно? О, так может говорить только человек с совершенно неразвитым чувством прекрасного! Да, благодарю Господа за эту прогулку – Господа и Кирюшу!

А вот и молодёжь меня обгоняет, парень с девушкой, в обнимку, щебечут о чём-то – такие милые они и нежные! Любо-дорого смотреть им вслед! Жаль только, быстро убегают вперёд, а я отстаю.

А вот и магазин недалеко уже. Но и усталость даёт себя знать. Ничего-ничего, на то и марш-бросок, чтобы уставать. Сверх моих сил мне Господь нагрузки не даст. Если б когда дал сверх сил, я бы давно надорвался и умер, а я вон до каких лет дожил! Ничего-ничего, ещё немного, главное, не останавливаться, а то можно уже и не пойти снова после остановки. У меня как-то так было уже: остановился на улице, думая отдохнуть, а двинуться дальше уже не смог. Силился, силился, пока не упал. Хорошо, добрые люди скорую помощь вызвали… Не сдаваться, не сдаваться! Вот мимо того дерева сейчас уже пройду, потом мимо следующего, затем газетный ларёк будет, и я у цели!

Когда я добрался, всё же пришлось присесть прямо у окна магазина, на внешний подоконник – как он тут кстати оказался! А то бы точно упал где-нибудь, и тогда опять скорая, больница, и тут уж никакого Кирюши! И ведь лавочек у магазинов не ставят, вроде незачем, где-то на ограде, на жёрдочке, я присесть, понятно, давно уже не могу, а тут подоконник – широкий и удобный, нужной высоты, что самое главное, не слишком высокий для меня и не слишком низкий. Это в молодости можно не верить в Промысел Божий о нас, а в старости – просто глупо не верить, когда чуть не на каждом шагу примечаешь о тебе эту заботу, Промысел. Не оставляет меня «в старости, внегда оскудевати крепости моей».

Рядом присаживается нетрезвый мужичок, смотрит на меня в упор и говорит:

– Дед, дай закурить.

– Я не курю.

– Как не куришь? – удивляется он.

– А вот как курю, только наоборот, – вспоминаю старую армейскую шутку.

Что-то меня всё на воспоминания об армии потянуло? Ах да, марш-бросок ведь… А мужичок шутки не понял, видно, в армии не служил. Жалко его, с таким пьянством долго ли протянет? Он мне, наверное, по годам в сыновья годится, а выглядит стариком, как я.

Ну, пора вставать, тащить свои старые кости в магазин, а то не успею вернуться до приезда дочурки с Кирюшей, да ещё надо чайник вскипятить, чай заварить. Смотрю на часы на руке: впрочем, успеваю аккуратно; я-то знаю, сколько времени им ко мне ехать. А у меня ведь сейчас опять время расписано почти по минутам, почти как в молодости! Вхожу в магазин, задерживая всех вокруг, пока переставлю свои четыре конечности: раз, два, три, четыре. А вокруг все снуют на своих двоих: раз-два, раз-два… Ну да, конечно, вспомнил тот мультфильм! Как мы с Кирюшей скоро славно вместе повеселимся над ним!

Корзинку в магазине нести непросто, когда руки как дополнительные ноги, но тут у меня давно придумана хитрость: вешаю корзинку на выступ рукоятки палки. Так и иду. Добираюсь до витрин, не спеша, с толком выбираю Кирюшины любимые сладости – тут, надо сказать, память меня не подводит. Направляюсь к кассе: небольшая очередь; да, впрочем, настоящих очередей-то теперь и не бывает.

Вот и опять на улице, опять мой марш-бросок. А небо как будто светлеет всё больше: облака редеют, вот-вот уже и солнышко пробиваться будет. Ветерок свежий подул, закружил вокруг меня хороводом последние золотые листья. А я всё ближе к цели, усталость опять даёт о себе знать – ну да ничего, не впервой! Как бы только лифт меня не подвёл на обратном пути – вот это будет беда. Но нет, лифт в порядке; поднимаюсь, отпираю дверь, вхожу. Одышка немного мучит, но недолго. Развоплощаюсь из своего серого пальто, направляюсь на кухню в предвкушении приятных хлопот: чайник, чай. Проверяю опять время: успеваю отлично!

И тут снова звонок телефона. Что ж, оставляю чайник с водой, выхожу из кухни: где-то я телефон опять оставил? А, вот он. Опять дочурка. Что ли, подъезжают уже? Нажимаю на «Ответить».

– Пап, слышишь? Отбой, не понадобилось. С Кирюшей сами разрулили. Извини, что побеспокоила. Отдыхай, пока.

И гудки.

В глазах темнеет. Ну что ж… Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!