Еще мальчиком я натолкнулся как-то на барсучью нору в овраге, на склоне к болотистой долине, среди полей. Густой орешник, рябина и жимолость со всех сторон окружали овражек. Шиповник и длиннейшие плети хмеля опутывали промежутки среди кустов, делали этот уголок тенистым, тихим и почти непролазным. Кругом зеленели озими. Далеко в стороне проходила единственная дорога. Дикие яблони были осыпаны розово-белым снегом цветов, над ними гудели мохнатые мухи и пчелы. В колючих ветвях протяжно ворковала горлинка. Я был в то время «бездомным», потому что кто-то сжег мой шалаш у лесного ручья.
Овражек с зарослями стал моим новым пристанищем, и даже через много лет после того, как исчезли следы построенного мною шалаша, я продолжал заходить сюда проведать барсучью нору. За десяток с лишком лет нора пустовала всего лишь год (в тот год рубили орешник, и заросли не успели восстановиться). Трехцветные барсучьи волосы, широколапые когтистые следы и бесчисленные ямки по всему долу – следы поисков земляных червей и осиных гнезд – исчезли к осени того же года. Мне думалось, что барсук ушел искать другие, более «людные» барсучьи места или залег в спячку и больше не проснулся. Но ранней весной я нашел его труп в болотце несколько ниже оврага; ясно, что барсук погиб не в норе.
Когда его мокрый приплюснутый бок показался из-под оледенелого снега, все три входа в нору уже были расширены и округлены. На склоне оврага виднелась широкая насыпь из влажной свеженарытой глины. Поверхность насыпи была утоптана и сглажена. К ней тут и там прилипли тонкие рыжеватые лисьи волосы. Шкурка ежа, со всем набором игл, лежала близ насыпи; еж был съеден с брюшка, а мездра выскоблена очень чисто.
Позднее куропаточьи крылья, куриные перья и несколько мелких следов лапок лисят доказали, что в норе живет целый выводок. Чаща кустов и крутизна овражка делали нору неудобной для наблюдений за жизнью семейства, но, видимо, все шло благополучно, так как по первым порошам лисьи следы на ближайших полях были многочисленнее, чем обычно. Несколько раз за зиму сюда наведывались лисицы, проникая в нору через глубокий сугроб. К февралю их перебили охотники, и нора опустела.
Рис. 342. Временная нора выхухоли (вверху план, внизу – вертикальный разрез). Гнездовая камера на 63 см ниже поверхности почвы и немного выше уровня воды (обозначен прерывистой линией). Большая часть хода в воде. Воздух проникает в гнездовую камеру через пористую почву.
Летом я уезжал, а вернувшись осенью, нашел нору занятой многосемейным хорьком. Из глубины барсучьего жилища зверек прорыл дополнительные узкие ходы, по кратчайшему направлению соединявшие подземелье с поверхностью почвы. Осенью я поймал здесь трех хорьков этого выводка.
В дальнейшем постояльцы норы сменялись так же часто. Одно время большая бездомная собака сочла нору достаточно удобной, чтобы принести в ней щенят; потом появился барсук, его сменил горностай. Белый одичавший кот прожил в норе целое лето; несмотря на свою заметную окраску, он успел сильно сократить птичье население окрестностей, прежде чем был застрелен. Это было жирное, тяжелое и очень осторожное животное. Кота заменила лисица, потом, помнится, снова барсук. Думаю, что и сейчас нора не пустует, если ее не разрыли ребята.
Рис. 343. Схематический разрез хатки ондатры с двумя ходами одной гнездовой (слева) и одной кормовой камерами. У построек этого половодного грызуна, как и у выхухоли, большая часть ходов тоже в воде.
Даже в этом месте, поблизости от большого города Нижнего Новгорода, было столько желающих завладеть норой и овражком. Надо думать, что, несмотря на частое вмешательство человека, смена постояльцев не всегда происходила без борьбы. Ведь хорек и горностай – постоянные враги; мне известен случай, когда хорек загрыз горностая, попавшегося в капкан, и утащил его, чтобы зарыть про запас.
О враждебных действиях лисицы по отношению к барсуку существует немало рассказов. Однако в очень обширных норах эти зверьки иногда как-то умеют ужиться по соседству и даже благополучно вырастить свое потомство. В лесном массиве «Тульские засеки» было отмечено и совсем иное: старый барсук уничтожил целый выводок лисят. Лисицы заняли временную барсучью нору, когда отшельник еще спал в глубокой зимовочной норе. Весной, переселившись в свою летнюю квартиру, он нашел там маленьких лисят, задушил их и сложил в кучку, в стороне от норы.
Борьба за удобное жилье происходит очень часто, только проследить ее нелегко, и многие случаи, подобные описанному, проходят никем не отмеченными. Некоторые каменки устраивают гнезда в пустующих норках сусликов и песчанок. Нужно видеть, с какой яростью отгоняют эти птички грызунов от захваченных нор. Дятлы отстаивают свои дупла против посягательств летяги, стрижи – против летучих мышей и т. п.
Рис. 344. Поперечный разрез (вверху) и внешний вид летнего гнезда южного ежа. Подобие шалаша из травы прикрывает сверху глубокое логово с широким входом. Аскания-Нова, 1923 г.
Из осмотра мусора, лежащего в дуплах, выдолбленных дятлом, становится ясно, что после строителя, вскоре забросившего это жилье, сменился целый ряд постояльцев. Лазоревка и гаичка оставляют нежные скорлупки яичек и мягкую гнездовую подстилку из шерсти и перьев. Поползни замазывают глиной края входного отверстия, чтобы сделать его более узким. Изредка здесь скрывались летучие мыши, садовые сони, сыч запрятал про запас целую кучку землероек и полевок, наконец, осы заполнили всю полость дупла сотами и серой бумагой своего гнезда.
В кротовых ходах селятся ласки и многие грызуны, норы сурков занимают корсаки, степные коты, утки-пеганки, сюда же в минуту опасности скрываются зайцы; в норах дикобраза поселяются шакалы и камышовые коты, на городках сусликов нередко выкапывают логова степные волки. Поэтому не редкость найти на бутане, бугорке перед норой сурка, череп и кости лисицы, хорька, перевязки. Это новый владелец, расчищая гнездовую камеру, выкинул наружу остатки прежних жильцов.
Даже совершенно засыпанная нора может еще сослужить службу. Грунт, заполняющий ее, всегда значительно мягче окружающего, и зверь, заново делающий нору, натолкнувшись на старый ход, начинает рыть в этом направлении – так ему легче работать. Роясь, он может выбросить на поверхность кости прежних владельцев норы. Нередко эти кости принадлежат виду, теперь уже не встречающемуся в этой местности. Собирая кости на сурчинах и сусликовинах, можно получить ценные сведения о недавнем прошлом животного мира данной местности.
Без крайней нужды норы лисиц, песцов, барсуков, бобров и сурков не следует раскапывать – ими пользуются многие животные, ищущие пристанища. Каждая нора представляет собой определенную ценность с точки зрения охотничьего хозяйства: в ней из года в год размножаются промысловые животные. Не будет норы – опустеют угодья. Удобных мест, где можно выкопать большую нору, не затопляемую грунтовыми и поверхностными водами, не так уж много. Поэтому звери так привязаны к облюбованным, надежным убежищам. Зная такие норы и устроив удобное место для засады, можно подолгу наблюдать жизнь их обитателей. Следует только при выборе места засады считаться с направлением ветра, иначе долетающий запах может напугать зверей и они не выйдут до наступления темноты. Наблюдая за животными, не подозревающими о близости человека, можно увидеть много интересного. Удается узнать, как относятся друг к другу отдельные особи одного вида и выяснить взаимоотношения разных видов.