7. Между двумя кампаниями

Тот день, когда французы сложили оружие, стер одно из самых черных воспоминаний в памяти немцев – о капитуляции 11 ноября 1918 года, подписанной в вагоне маршала Фоша в Компьене. Теперь Франции придется самой подписать капитуляцию в том же месте и том же вагоне.

22 июня 1940 года Гитлер достиг вершины своего успеха. Франция, чья военная мощь грозила Германии с 1918 года, прекратила существование как противник рейха вслед за ее восточными сателлитами. Великобритания, хотя и не потерпела окончательного поражения, была изгнана с континента. И хотя Советский Союз – теперь сосед Германии – представлял собой потенциальную угрозу с востока, несмотря на московский пакт, едва ли он решился бы на агрессию против рейха в ближайшем будущем, учитывая немецкие победы в Польше и Франции. Если Кремль когда-либо действительно обдумывал возможность использовать то, что Германия была связана на западе, для усиления экспансии, то, по всей видимости, свой шанс он упустил. Очевидно, там не рассчитывали на такие быстрые и решительные победы германских вооруженных сил над армиями союзных держав.

Если германская армия добилась такого успеха в Польше и Франции, это ни в коей мере не означало, что ее главы подготавливали реванш с первых же дней после Компьеня. Вопреки всем заявлениям враждебной пропаганды, совершенно ясно то, что – благодаря трезвой оценке опасностей, угрожавших Германскому государству в случае войны, – Генеральный штаб в период с 1918 по 1939 год не планировал развязывать агрессивной или реваншистской войны, а старался обеспечить безопасность государства. Конечно, военное руководство в конечном итоге позволило Гитлеру переиграть его, точно так же, как оно признало главенство политики – пусть даже той политики, с которой оно не соглашалось, но могло предотвратить ее только с помощью государственного переворота.

Что касается остального, масштабы перевооружения, осуществленного Гитлером, являлись далеко не единственной причиной одержанных нами побед. Конечно, учитывая разоружение, навязанное Германии Версальским договором, перевооружение было необходимейшим условием для успешного ведения войны. Но ни в коей мере нельзя было говорить о том, что германские вооруженные силы обладали таким же превосходством, каким позднее обладал Советский Союз в сухопутных войсках, а западные державы в авиации. В действительности в отношении количества соединений, танков и орудий западные державы были равны, а в некоторых отношениях и превосходили германскую армию. Не сила оружия решила исход кампании на западе, но более высокие боевые качества немецких войск и эффективное руководство ими. Германская армия просто кое-чему научилась с 1918 года, не забывая при этом непреложных законов войны.

После заключения перемирия ОКХ приняло меры по демобилизации значительного числа дивизий. В то же время некоторые пехотные дивизии переформировывались в бронетанковые или моторизованные.

Первоначально штаб 38-го корпуса был переведен в район Сансера на средней Луаре, где мы занимались переформированием нескольких этих дивизий. Так мы поменяли великолепный замок Серран, наполненный историческими воспоминаниями, на небольшое шато, которое выстроил себе фабрикант знаменитого куантро на вершине крутого холма, глядящего на долину Луары.

Наш новый дом должен был изображать старинную цитадель и отличался всеми признаками дурного вкуса, который типичен для подобного рода подражаний. Башня рядом с жилым домом, построенная в виде развалин, ничуть не улучшала вид. Да и маленькие пушки на террасе совсем не походили на военные трофеи, как надеялся их владелец – ликеродел. Единственное, что здесь было прекрасно, – это вид, открывавшийся с верхушки холма на просторную, плодородную долину Луары.

О вкусах и склонностях этого выскочки свидетельствовала, в частности, большая картина в его кабинете. На ней были изображены европейские монархи рубежа веков, сидящие за круглым столом: германский кайзер, старый император Франц-Иосиф, королева Виктория и так далее. К сожалению, у всех них был такой вид, будто они выпили лишнего. Рядом стоял сам владелец, триумфально потрясавший стаканом своего ликера. Первым делом, въехав в его «замок», мы сняли эту безобразную мазню.

19 июля все высшие руководители вооруженных сил были вызваны в Берлин для участия в заседании рейхстага, на котором Гитлер объявил об окончании кампании на западе. Тогда же он выразил благодарность народу тем, что оказал почести некоторым военным руководителям, причем размах этих почестей говорил о том, что Гитлер считает войну фактически выигранной. Хотя немецкий народ воспринял почести, оказанные заслуженным военачальникам, как естественное признание их заслуг, нам, солдатам, казалось, что это излитое на нас признание выходило за рамки необходимого как по форме, так и по размаху.

Гитлер одновременно присвоил звание двенадцати фельдмаршалам и одному гроссадмиралу, и это не могло не ударить по престижу ранга, который раньше считался в Германии самым почетным. До сих пор условием его получения (не считая нескольких фельдмаршалов, назначенных кайзером Вильгельмом II в мирное время) нужно было лично возглавить кампанию, выиграть сражение или взять крепость.

После Польской кампании, в ходе которой командующий сухопутными силами и два командующих группами армий выполнили эти требования, Гитлер не посчитал нужным выразить свою благодарность армии возведением их в ранг фельдмаршалов. Теперь же он в один присест назначил целую дюжину. В их число (кроме командующего сухопутными силами, который провел две блестящие кампании) входил главнокомандующий ОКВ, который сам не командовал и не занимал должность начальника Генерального штаба. Еще был один статс-секретарь по делам военно-воздушных сил, который, несмотря на все свои организационные заслуги, никак не мог стоять на одной доске с командующим сухопутными силами.

Самым вопиющим образом позиция Гитлера сказалась в том, как он возвысил Геринга над руководителями сухопутных и военно-морских сил, назначив его рейхсмаршалом и наградив его одного Большим крестом Железного креста. При сложившихся обстоятельствах такой способ распределения почестей можно было рассматривать только как сознательное неуважение к фон Браухичу, и он совершенно ясно показал отношение Гитлера к ОКХ.

В день заседания рейхстага я узнал, что штаб нашего корпуса получил новую задачу. Мы были переведены на побережье Ла-Манша для подготовки вторжения в Англию, для чего в наше распоряжение были переданы три пехотные дивизии. Мы разместились в Ле-Туке, элегантном морском курорте под Булонью, где англичане владели многими прелестными виллами. Штаб занял один из немыслимо роскошных отелей, а я вместе с несколькими ближайшими сотрудниками поместился на небольшой вилле, принадлежавшей французскому судовладельцу. Хозяин сбежал, оставив дом на прислугу, поэтому мы нашли на месте всех, кто присматривал за домом и охранял мебель и прочее имущество. В отличие от того, что позднее происходило в Германии, нам не приходило в голову строить из себя господ и распоряжаться чужой собственностью по собственному усмотрению. Напротив, мы строго наблюдали за тем, чтобы в занятых немецкими войсками домах сохранялся порядок, и вывозу всей мебели или присвоению ценностей в качестве «сувениров», разумеется, не было места в кодексе поведения германской армии. Однажды я проезжал мимо виллы, где недавно стояла немецкая часть и оставила ее в большом беспорядке. На следующее же утро старшине роты пришлось отправиться туда с командой солдат и лично навести порядок.

Вследствие безупречного поведения наших войск отношения с гражданским населением у нас в те шесть месяцев, что я провел во Франции, ничем не омрачились. Французы, при всей своей вежливости, сохраняли сдержанное достоинство, которое могло вызвать лишь наше уважение. По-моему, все мы были очарованы этой благословенной страной с ее прекрасными пейзажами и богатством памятников древней культуры – не говоря уж о шедеврах ее знаменитой кухни! А какой выбор товаров в магазинах! Правда, наша покупательная способность была ограниченна, так как лишь процент денежного содержания выплачивался в местной валюте. Это правило строго соблюдалось в армии и тем самым сдерживало естественную страсть к покупкам, что было крайне желательно для сохранения престижа германской армии. Но все-таки денег хватало на то, чтобы время от времени съездить в Париж и провести один день, наслаждаясь очарованием французской столицы.

Во время пребывания на побережье мы имели возможность купаться в море до середины ноября: этим удовольствием мой новый адъютант лейтенант Шпехт, верный водитель Нагель и конюх Рунге наслаждались не меньше, чем конными прогулками по берегу. Но однажды мы упустили из внимания, что разница между приливом и отливом может достигать 8 метров. Кстати сказать, это обстоятельство сыграло важную роль при обсуждении возможностей высадки на английском побережье, а также времени входа в порты во время вторжения. Забывшись, мы заплыли далеко в море, как вдруг волны стали заливать наш «мерседес», оставленный на пляже. Только в последний миг с помощью тягача нам удалось вытащить его из мягкого песка и отбуксировать от полосы прибоя.

Но ни радость и удовольствие от пребывания в этой прекрасной стране, ни отдых после успешной кампании не позволили нашим солдатам распуститься, что нередко случается с оккупационными войсками. Этой пагубной тенденции противостояла необходимость готовить наши части к запланированному вторжению, что само по себе являлось совершенно новой задачей. Каждый день войска проходили обучение в дюнах и на прибрежных заболоченных участках, которые во многом походили на предполагаемый район высадки. После прибытия первого оборудования для переправы – перестроенные баржи с Рейна и Эльбы, небольшие рыболовные суда и моторные лодки – мы смогли в тихую погоду проводить учения по посадке и высадке совместно с военным флотом. Когда десантное судно неумело подходило к берегу, в половине случаев кому-то приходилось принимать холодную ванну. Молодым флотским курсантам тоже еще предстояло научиться выполнять свою задачу. Трудно упрекнуть их в отсутствии энтузиазма, ведь командовать речной баржей – не то же самое, что служить на шикарном крейсере или подводной лодке, тем более не всегда было легко ужиться с бывалыми речниками, владельцами баржей и траулеров, которые стояли тут же на мостиках экстравагантных десантных транспортов. И тем не менее все охотно и с усердием обучались выполнять свою непривычную задачу, и мы были убеждены, что справимся с нею, как и со всем остальным.