Фольксдойче

Перед началом Второй мировой войны наибольшее число немецких колонистов в России, которые на протяжении веков тысячами переселялись туда, сосредоточилось в Республике немцев Поволжья. Согласно советской переписи 1939 г., в СССР насчитывалось около 1 миллиона 425 тысяч немцев, из которых около одной трети проживало в этой автономной советской социалистической республике. Будучи форпостом немецкой национальности, выдвинутым далеко на восток, она была предметом особого внимания Советов и Германии. В 1941 г., когда карта Советского Союза перекраивалась немцами в ожидании скорой победы Германии, в стороне от этого не остались и немцы Поволжья. Хотя выход к Волге немецких войск не вызывал ни у кого сомнения, Гитлер окончательно не решил, какова будет судьба немецких колонистов. Также не было ясности в этом деле и у Гиммлера.

Некоторые работники его ведомства предложили создать «канал», посредством которого рейх смог бы установить прямую связь с немцами Поволжья и, возможно, включить их республику в пояс приграничных враждебных «Московии» государств. Первоначально он планировал создать особую казачью область, которая должна была простираться на север вплоть до Саратова, чтобы «обеспечить административный контакт с территорией республики немцев Поволжья». Но вскоре от подобной непродуманной идеи отказались в интересах «Великой Украины». Во время вторжения Розенберг рекомендовал, чтобы «Республика немцев Поволжья была включена в состав Украинского государства, чтобы окончательно вырвать ее из-под русского влияния». Розенберг настолько не был уверен в симпатиях немцев Поволжья, что предпочел бы для большей надежности присоединить их к Украине.

В то же самое время Розенберг не хотел оставлять поволжских немцев на их «открытой позиции» на Востоке, тем более что он предполагал вначале, что «в любом случае Волга не останется внешней границей в течение длительного времени». Он составил в общих чертах план переселения «специально отобранных для этой цели немцев Поволжья» в Прибалтийские страны, в присоединенные области Западной Польши, а также в Украину. За счет «менее ценных» элементов, которые были обречены на уничтожение, самые лучшие представители нации будут сосредоточены в областях, предназначенных для осуществления радикальных планов онемечивания.

В действительности Берлин так никогда и не смог справиться с этой проблемой. Немецкие войска не только не вышли к границам «автономной» Республики немцев Поволжья, но 28 августа 1941 г. советское правительство ее ликвидировало, а население было депортировано в азиатские области СССР по обвинению в якобы имевшей место государственной измене. Согласно тому же самому распоряжению все этнические немцы были насильно эвакуированы из тех областей, к которым приближались наступавшие части вермахта, явно из опасения возможного сотрудничества с захватчиками. Даже притом, что было депортировано большое количество людей, особенно из Крыма, во многих оккупированных к сентябрю немецкой армией районах, особенно вдоль побережья Черного моря, все еще существовали общины российских немцев.

Эти этнические немцы стали отдельной проблемой для оккупационных властей. Ведомство Розенберга, в частности Георг Лейббрандт, проводило обширные исследования и опубликовало ряд монографий о месте расположения и деятельности немецких общин. Инструкции, составленные на основе этих исследований, были противоречивы. Первоначально к этническим немцам было принято относиться так же, как и к другим местным жителям. Апелляции к гражданству Германии не принимались. В то же время в Восточной марке действовало распоряжение, согласно которому «те, кто безусловно являются этническими немцами, пользуются теми же преимуществами, что и немецкие граждане».

СС, как всегда, преследовали свои интересы. В июле 1941 г. Гиммлер отдал распоряжение управлению репатриации этнических немцев (Фольксдойче Миттелыптелле, VoMi) регистрировать всех этнических немцев на оккупированных территориях и оказывать им покровительство, чтобы «заложить краеугольный камень германского господства… в тесном сотрудничестве с зондеркомандами и полицией безопасности». Хотя в 486 округах рейхскомиссариата «Украина» было зарегистрировано всего 45 тысяч немцев, продолжали считать, что их 200 тысяч.

Сложность в определении их статуса была вызвана также и тем, что в качественном отношении «освобожденные» собратья оставляли желать лучшего. Большинство едва говорило по-немецки; в интеллектуальном и расовом отношении, как сообщалось, «они стояли ниже своих славянских соседей». Спустя пять месяцев после начала войны один высокопоставленный чиновник, курировавший вопросы экономики, пожаловался, что «на этнических немцев на Украине административные и хозяйственные органы страны не могут положиться ни в коей мере». Существовали планы СС по привлечению специалистов для их реабилитации.

Тем не менее фольксдойче было предоставлено привилегированное положение среди немцев. Несмотря на свою немногочисленность, они получали посты в местных органах управления. Военная администрация тылового района группы армий «Юг» заявила: «К этническим немцам следует иметь особое отношение при назначении кандидатов на хозяйственные и управленческие должности». Они пользовались многочисленными официальными привилегиями при уплате налогов, получении прав собственности, заключении брака и получении образования. Им было легче установить личный контакт с немцами рейха, и им было присуще стремление стать высшей кастой. Немецкий комендант, естественно, предпочитал поставить во главе местной полиции этнического немца, который был более надежен и мог объясняться с жителями, не прибегая к помощи переводчика. В Николаеве, сообщал швейцарский корреспондент, плакаты предупреждают: «Фольксдойче на Украине находятся под защитой германского вермахта. Тот, кто совершит в отношении них какое-либо преступление или покусится на их собственность, будет расстрелян».

Привилегии этнических немцев, хотя и менявшиеся от области к области, были достаточно значимы, так что все остальное население было склонно рассматривать их как самую привилегированную группу. Настолько, что некоторые ненемцы старались показать, что и у них была воображаемая «немецкая бабушка», лишь бы только получить какие-либо преимущества. Вот как бывшие жители в различных частях оккупированной России вспоминают сложившуюся ситуацию: «Фольксдойче получали немецкие продовольственные пайки. Они составляли штат переводчиков для различных административных учреждений, сельскохозяйственных предприятий, рабочих команд. В Полоцке переводчик первого мэра был немец. Другой переводчик, женщина была в армейской пекарне. Дочь немецкого пастора работала в комендатуре, но была впоследствии арестована как советский агент.

Отдельные магазины для этнических немцев вызывали раздражение среди населения Украины. Росла ненависть к немецким колонистам, о которой раньше не было и речи.

В Харькове этнические немцы были в привилегированном положении. Они лучше питались, получали лучшую работу и жилища. «Когда немец попытался изнасиловать дочь нашего друга, солдат, его напарник, сказал ему: «Пойдем – это фольксдойче».

Этнические немцы были среди тех, кого должны были переселить в новые области-марки. СС настаивали на переселении, но Кох и его помощники, так же как и Геринг со своими советниками-экономистами, постоянно препятствовали в этом работникам СС. Кох был верен своему принципу: все, что не помогает фронту, несущественно, и все подобные дела следует отложить до лучших времен. Действительно, все проекты переселения, предложенные управлением СС, совершенно не отвечали потребностям момента. По мнению одного немецкого чиновника, «рейхсфюрер СС намерен создать поселения этнических немцев по политическим соображениям, не принимая в расчет нехватку людей и отсутствие среди них истинных арийцев… Это принципиальный вопрос – дать им… новый дом».

В итоге было переселено только незначительное число этнических немцев. Летом 1943 г. была предпринята еще одна попытка дать немецкое гражданство некоторым категориям фольксдойче после их регистрации. Она также окончилась ничем – началось отступление немецких войск. Некоторые из немцев озадачились к тому времени непростым вопросом – в чем же заключаются преимущества «освобождения». Все же для них больше не было возврата к прошлому, так как вряд ли они могли рассчитывать на пощаду со стороны советских властей. Вместе с отступавшими немецкими частями они были тоже эвакуированы на Запад. Их насчитывалось свыше 300 тысяч человек, вместе с женщинами и детьми (строго говоря, не все из них были этническими немцами). Так закончилась краткая «лучшая пора» их жизни.

Однако даже тогда не утихали споры об их будущей судьбе. Управление репатриации этнических немцев и главное управление по вопросам расы и поселения яростно возражали против планов второразрядных чиновников Восточной марки (поддержанных Бергером) быть готовыми к тому, чтобы, как только начнется немецкая «повторная оккупация», вновь вернуть фольксдойче на Восток. Все еще грезя о немецком контрнаступлении, представители администрации старались найти среди этнических немцев управленческие кадры, на которые они могли бы опереться в будущем. С другой стороны, управление СС по переселению проводило политику, направленную на изоляцию этнических немцев, недопущение их контактов с «коренными жителями Востока». Оно признало, когда эксперимент был уже закончен, что «так как этнические немцы в основной своей массе восприняли большевистское учение и русский менталитет, их нельзя выдвигать на руководящие посты в России». По плану Гитлера, их необходимо было поселить в западных польских провинциях, присоединенных к рейху.

Это было признанием провала, каким бы образом его ни старались объяснить. Идеологические догмы и узкое понимание принципа «полезности» привели к тому, что эту этническую группу немцев стали считать «солью земли» не в силу их достоинств, но на основе расовой принадлежности. Теперь Берлину пришлось признать, что этнические немцы оказались неспособны вести за собой «унтерменшей». Тем временем действия немецких и советских властей стали причиной того, что фольксдойче лишились своих домов и родного очага.