Конец Кубе

В отличие от Коха Кубе хотел, чтобы его подданные были на его стороне. Осознание того, что ему была необходима хотя бы пассивная поддержка с их стороны, пришло к нему не сразу, и порой он не хотел этого признавать. В некоторых отношениях он до самого конца оставался фанатичным; в других же он был коррумпированным оппортунистом.

Первоначально доля, которую он хотел предоставить коренному населению в административной и политической жизни, была минимальной: в основном она ограничивалась местным самоуправством, прессой, вспомогательной полицией и некоторой работой в области образования. В то же время у Кубе не было никаких возражений против найма белорусских националистов, готовых сотрудничать с рейхом, – и исполнительные помощники всегда находились. Первой явной мерой, предусматривающей участие коренного населения в новом порядке на региональном уровне, стало официальное одобрение Кубе 22 октября 1941 г. создания белорусской организации «Самопомощь» (известной на белорусском языке как «Беларуская народная самапомач», или БНС). Поначалу она обладала незначительными полномочиями, но предоставила националистам собственное юридическое учреждение, в то время как немцы надеялись использовать ее в качестве отправной точки для создания надежного средства контроля. Ее глава, доктор Иван Ермаченко, был старым эмигрантом, который после службы в Белой армии генерала Врангеля в 1919 г. стал ярым националистом. Штаб Кубе теперь готовил его на роль белорусского коллаборациониста; в самом деле, благодаря своему заискиванию перед немцами среди минского населения он стал известен как «герр Яволь Ермаченко». В июне 1942 г. он был назначен главным представителем и советником по делам Белоруссии при генеральном комиссаре и вместе с его помощниками незамедлительно обратился к населению с просьбой поддержать БНС и ее подведомства.

Однако БНС, похоже, не нашла поддержки среди рядовых граждан. Репутация слепого следования за немцами и зачастую необузданного шовинизма едва ли была хорошей рекомендацией в глазах белорусского крестьянства и голодающего городского населения. Весной 1943 г., когда в БНС вскрылись случаи серьезных нарушений и взяточничества, Ермаченко, которого обвинили в незаконном перемещении золота в Прагу, был выгнан и арестован.

Таким образом, представилась возможность провести тщательную чистку в администрации коренного народа и возобновить призывы Германии к населению. Тем не менее немецкие возможности по-прежнему были ограничены, а позитивных тем почти не осталось. Демонстрация в Минске в День благодарения 1942 г. состоялась под лозунгом «Довольно евреев, довольно большевиков, довольно колхозов». Стране была предложена перспектива стать «частью Европы под защитой германского рейха». Попытки сформулировать «родную идеологию» ограничивались выражениями общности интересов с рейхом – против «великороссов, поляков и евреев».

Перед лицом растущего недовольства политика символических уступок Кубе теперь зашла еще дальше. Когда на него произвело впечатление, что «администрация коренного населения [до сих пор] просто выполняла директивы компетентных немецких ведомств» и «все это время администрация коренных народов была всего лишь чем-то вроде ищейки для районных комиссаров – и это никуда не годится», минская администрация согласилась предоставить местным чиновникам более широкие полномочия – скорее формальные, чем фактические, и скорее чтобы продемонстрировать позицию Кубе, нежели его влияние на преданность населения. Теперь он был убежден, что немецкие войска не в состоянии осуществлять эффективный контроль, не привлекая население. И действительно, наиболее ощутимым соображением о повышении статуса БНС и продолжении «уступок» коллаборационистам – хотя и мелочными мерами – стало решение завербовать корпус белорусских солдат для помощи в борьбе с партизанами. Провозглашенный в июле 1942 г. «Белорусский корпус самообороны» (БКС) действительно поддерживался до самого окончания оккупации; различные немецкие чиновники видели в нем единственный ответ на растущую силу партизан; директива Гитлера № 46 фактически санкционировала его формирование. Таким образом, военные нужды стали причиной политических уступок – причинно-следственная связь, которая должна была сыграть ключевую роль на более поздних этапах войны.

Эти мелкие шаги не остановили волну дезертирства. Целые районы оказывались «под запретом» для немцев; партизаны фактически создавали собственную администрацию, издавали указы и газеты и набирали призывников на военную службу. Помимо Фабиана Акинчица были убиты многие другие коллаборационисты, например редактор полуофициальной «Белорусской газеты» Владислав Козловский и мэр Минска профессор Ивановский; но также был убит и ряд немецких чиновников, начиная с гебитскомиссара Минска и заканчивая комендантом города Барановичи, не говоря уже о десятках работников сельского хозяйства.

Все больше возмущаясь нарастающим кризисом, Кубе решил предпринять еще два шага в соответствии со своей новой тактикой поддержки надежных сепаратистов. 27 июня 1943 г. он объявил о создании местной Белорусской рады доверия в качестве своего личного совещательного органа. Ее функции были по большей части символическими и церемониальными, но включали в себя консультирование Кубе по вопросам местного самоуправления и образования. На той же неделе было провозглашено формирование Союза белорусской молодежи (СБМ). Обе эти организации должны были помочь в яростной, но тщетной борьбе с партизанами и особенно противодействовать растущей поддержке оных со стороны рядовых граждан.

Такими формальностями невозможно было преодолеть атмосферу кризиса. В начале сентября 1943 г. советские агенты взорвали динамитом немецкий штаб в Минске. Возмездие со стороны СД было быстрым и внезапным. Согласно немецкому отчету, «жители двух улиц были арестованы и расстреляны… 300 мужчин, женщин и детей были схвачены без каких-либо на то оснований». Среди них были сотрудники немецких ведомств, группа «в подавляющем большинстве антибольшевистская и сочувствующая либо нейтральная по отношению к Германии». Минск оказался на грани восстания. В следующем немецком отчете было подытожено мнение среднестатистического гражданина: «Если я останусь с немцами, то меня расстреляют, когда придут большевики; если большевики не придут, то рано или поздно меня расстреляют немцы. Таким образом, если я останусь с немцами, это будет означать верную смерть; если я присоединюсь к партизанам, то у меня будет шанс спастись».

Наступила кульминация. 22 сентября 1943 г. самого Кубе разорвало на куски миной, спрятанной в его постели белорусской служанкой, которая в течение долгого времени пользовалась полным доверием.

Таким образом, Кубе стал самым высокопоставленным немецким чиновником, погибшим на войне. Его смерть вызвала новый переполох среди населения. Она привела в ужас коллаборационистов, воодушевила антигерманских активистов и окончательно убедила тех, кто доселе сохранял нейтралитет, что дни славы Германии остались позади. Министерство пропаганды в Берлине исходя из полученных из Минска сообщений реалистично прокомментировало: «Когда доходит до того, что наша неуклюжая политика подстегивает огромную массу нейтралов, которые ничем не хотят рисковать, то у нас на руках остается общественное движение, которое нельзя подавить без мощного полицейского аппарата, которым Германия не располагает».

Именно это осознание немецкой слабости побуждало Кубе предпринимать те запоздалые полумеры, чтобы завоевать доверие своих многострадальных подданных. Незадолго до своей смерти Кубе изложил свою новую тактику в подробном отчете Альфреду Мейеру, заместителю Розенберга. В нем он списывал недовольство общества в связи с неопределенностью немецких планов на будущее. В свете сомнений и регулярных отступлений от намеченного курса немецкие «радикальные меры» обернулись крахом. «Я считаю, – писал Кубе, – что проблемы на Востоке нельзя решить лишь военными средствами». Вместо этого он призывал к расширению местных вооруженных формирований и, по мере их роста, к дальнейшим символическим реформам, которые, как он надеялся, подарят людям чувство ответственности и участия в существующем режиме. Собственный конец Кубе продемонстрировал тщетность такого подхода.