Украинский вопрос

Перетягивание каната между двумя противоречивыми подходами к национальной политике стало еще более ожесточенным, поскольку национальные комитеты Розенберга усилились появлением двух «больших братьев» – белорусского и украинского политических центров. Летом 1944 г., по мере приближения наступательных советских войск, Белорусская центральная рада покинула Минск, и вскоре ее лидеры, во главе с Радославом Островским, обосновались в Берлине под присмотром Менде, бок о бок с другими нерусскими комитетами. Шагом, призванным поставить шах и мат внезапному вторжению Гиммлера в восточную эмигрантскую политику, стало заявление, что Розенберг заполучил «профессора»

Островского, «президента белорусского центрального совета». (Еще раньше министерство восточных территорий просило ведомство Кёстринга не разрешать белорусам вступать в РОА, а вместо этого сформировать их в отдельную «национальную армию». Прибалтийские эмигрантские группы и их военные коллеги в конце 1944 г. также перебрались в рейх; они опускаются из дальнейшего рассмотрения, поскольку не поддерживали прямых контактов с движением Власова, которое на самом деле никогда и не претендовало на государства Прибалтики.) Фактически белорусские экстремисты не представляли никакой политической силы, были разобщены и практически не имели последователей среди гражданского населения. Куда сложнее обстояли украинские дела.

После ареста лидеров ОУН/б в 1941 г. украинские националисты заняли в немецкой схеме двойственное положение. В глазах немцев они являлись одновременно и запрещенными изгоями, и предпочтительными партнерами. Сепаратисты считали и Москву, и Берлин своими врагами, но были готовы сотрудничать с немцами. Когда немецкие войска оказались неспособными контролировать украинскую сельскую местность, там, помимо коммунистических партизан, сформировалось множество других украинских группировок. Среди тех, что набирал обороты в 1943–1944 гг., доминировала УПА (Украинская повстанческая армия). С целью расширения базы УПА и обеспечения ее политическим крылом был создан Высший совет освобождения (известный по украинской аббревиатуре как УВР – Украинская верховная рада), который мог бы стать будущим правительством. Какова бы ни была позиция рядовых членов, УПА и УВР оставались крайне националистическими организациями, воюющими против коммунистов и враждебных украинских группировок, поляков, русских, евреев и румын. Когда немцы отступили с территории Советской Украины, центр национализма вернулся в свой традиционный оплот – в Галицию. Тогда же испытывавшая все большее давление УПА снова проявила готовность действовать против Красной армии – совместно с вермахтом, который, со своей стороны, был готов поставлять ей оружие и снаряжение, дабы поддерживать небольшой «второй фронт» в советском тылу.

Военный коллаборационизм – или его видимость – вновь стал движущей силой пересмотра политики. Ситуация обострилась в июле 1944 г., когда [14-я] пехотная дивизия СС «Галичина» была разгромлена под Бродами, а часть того, что от нее осталось, пополнила ряды УПА. Теперь и армия, и СС стремились установить прямой контакт с партизанами-националистами за советской линией фронта. К концу августа связь была установлена, и к партизанам сбросили с парашютом немецкого капитана – в оптимистической попытке скоординировать атаку на Красную армию с двух направлений. На самом деле УПА уже находилась в упадке – даже притом, что кое-какие ее отряды еще некоторое время действовали в Галиции и Карпатах. Военная ценность предприятия оказалась весьма эфемерной.

Одним из важных политических факторов стало смягчение позиции несговорчивых до сих пор лидеров УПА. «После недавних событий на фронте, – сообщала 20 августа группа армий «Северная Украина», – руководство УПА признало, что не может самостоятельно вести борьбу с большевиками, и неоднократно обращалось к вермахту за поддержкой в виде оружия».

С уходом Германии с Украины и возрождением в Берлине усилий по ведению политической войны группа Менде естественным образом вернулась к вопросу создания украинского национального комитета. Некоторые националисты и дальше продолжали сотрудничать с нацистской Германией – несколько старых эмигрантов, как гетман Скоропадский; в самом генерал-губернаторстве – такие как консультативный комитет профессора Кубийовича; и ряд новых беженцев в самом Берлине – таких как бургомистр оккупированного немцами Харькова Александр Семененко. Никто из них не обладал достаточным авторитетом или поддержкой, чтобы сделать из него приемлемого для немцев потенциального «украинского Власова». Лидеров двух других националистических направлений – Андрея Мельника и Тараса Боровца (Бульбу), как и Банд еру в 1941 г., немцы арестовали. Мельника арестовали в январе 1944 г. за незаконную публикацию одним из его последователей брошюры, резко критиковавшей политику Германии; ее публикация дала гестапо Мюллера возможность «подчистить» ОУН/м и поместить Мельника в Заксенхаузен в качестве «почетного заключенного» – Ehren-haftling. Имя Бульба было псевдонимом Боровца, колоритного лидера изначальной УПА, более либеральной и умеренной, чем группировка Банд еры. После бесплодных прощупываний и немцами, и Советами его заманили в Варшаву, где его арестовала СД. Его формирование было разгромлено, а остатки поглотили последователи Банд еры, которые затем сами приняли название УПА.

Весной 1943 г. усилия министерства Розенберга по созданию украинского комитета потерпели неудачу – отчасти потому, что ряд украинских политиков встали на сторону Власова, а не Розенберга; отчасти из-за того, что все движение за политическую войну потерпело крах в результате вето Гитлера, наложенного в июне того же года; и отчасти потому, что СС отказались освободить заключенных националистических лидеров. Единственным «прогрессом» министерства восточных территорий стало создание украинского отдела управления под руководством Семененко (аналогичного тем, которые были сформированы для всех других восточных национальностей). Требование сотрудничества с украинскими националистами неожиданно возникло со стороны еще одного ведомства – восточного отдела министерства пропаганды. Еще в октябре 1943 г. его руководитель, доктор Тауберт, призвал Бергера «установить контакт с некоторыми группами (украинских) партизан, но только при условии их разобщения и стравливания друг с другом». В феврале 1944 г. он рекомендовал Геббельсу посоветовать Гитлеру сделать следующее:

1) создать украинский национальный совет;

2) амнистировать украинских партизан, выступавших против немцев;

3) освободить украинских националистов из заключения;

4) инициировать целенаправленную пропагандистскую кампанию, призванную склонить украинцев на сторону Германии.

Несколько месяцев спустя Тауберт вновь призвал увеличить поставки оружия УПА и создать украинский «единый фронт», включающий все националистические фракции, во главе с «представительной личностью». В конце года он повторил свое предостережение – дуя в ту же дуду, что и министерство восточных территорий, – не позволять русским Власова «сокрушить» украинских националистов. Тауберт писал: «С самого начала дела Власова восточный отдел (министерства пропаганды) стремился не допустить, чтобы украинцы были поглощены (великороссами)… с тех пор националистически настроенные украинцы ведут необычайно успешную партизанскую войну против Советов, принявшую форму всеобщего народного восстания».

На самом деле численность УПА никогда не превышала 50 тысяч человек. Тауберт (как Арльт и Менде) исключал из рассмотрения тех украинцев, которые встали на сторону «всероссийских» федералистских элементов из окружения Власова.

Влияние – если таковое имелось – увещеваний Тауберта довольно трудно оценить. Во всяком случае, к маю 1944 г. СС в принципе согласились на освобождение националистов – в то самое время, когда д’Алкен с Гиммлером подсчитывали свои первые успехи в деле Власова. Шеф гестапо Мюллер придерживал украинских пленников, используя их в качестве пешек в своем личном перетягивании каната с главным управлением СС Бергера. Окончательная договоренность об их освобождении была достигнута только летом. По-видимому, военные аргументы оказались решающими. Таким образом, предприятие Власова, которое было «подмазано» формированием нерусских подразделений СС, в свою очередь способствовало ускорению освобождения украинских сепаратистов.

Освобождение в августе Бульбы-Боровца не имело никаких политических последствий, поскольку Берлин планировал использовать его исключительно в военных целях. Затем, сразу же после приема Власова Гиммлером, Розенберг добился от Кальтенбруннера освобождения Бандеры – 25 сентября и Мельника – 17 октября. В беседе с Кальтенбруннером Розенберг подчеркивал «равенство» всех национальностей и необходимость «сокращения» великороссов, а также предлагал поставить во главе украинского комитета человека, «который имел бы власть над Власовым». Руководство немедленно взялось за дело, превращая недавних «узников» в лидеров организованного Розенбергом Украинского национального комитета.

Министерство восточных территорий хотело, чтобы в комитете были как можно шире представлены различные националистические группировки. При помощи небольшого давления Мельник, уполномоченный сформировать комитет, в течение недели «достиг согласия между всеми украинцами, от социалистов до Скоропадского (монархиста) и от Левицкого (представляющего УНР, «Украинскую народную республику» – остатки движения Петлюры периода Гражданской войны) до Бандеры» – охватывая, разумеется, только сепаратистские группы. (Еще до выдвижения Мельника Бандера предложил – в качестве компромиссного кандидата на лидерство – врача из Галиции Владимира Горбового, возглавлявшего в июне 1941 г. «объединенный фронт» в Кракове, однако обнаружить его не удалось. В докладах неизменно утверждалось, что во время прихода Красной армии он оставался в Кракове; позднее, в 1946 г., сообщалось, будто он находился в Праге, – факты, вызывавшие подозрение, что он мог быть советским агентом.) Комитет Мельника подготовил документ, который, будучи приемлемым для таких «проукраинцев», как Менде и Арльт, для большинства немецких чиновников, одобрение которых было необходимо, заходил слишком далеко. В предлагаемой декларации предусматривалось создание «суверенного украинского государства в пределах его этнографических границ». И хотя Розенберг был готов одобрить распространение за линией фронта пропагандистских листовок для УПА, обещавших «свободную и независимую от большевизма Украину», ни он, ни Бергер официально не признали бы эмигрантский комитет, что превратило бы его в правительство в изгнании. Согласно сообщениям, Бергер был против, поскольку декларация, особенно ее параграфы 3 и 4, подразумевала дипломатическое признание Украины.

Судьба украинского комитета висела на волоске. 5 октября Бергер заполучил Бандеру, но не извлек из этого практических результатов. Он пришел к выводу, что Банд ера несговорчивый и коварный партнер, «в настоящее время чрезвычайно ценный для нас, но опасный в дальнейшем». Министерство восточных территорий пребывало в замешательстве, и внутри его царили несколько натянутые отношения. Бергер был раздосадован. В последующие недели все внимание было приковано к подготовке официального начала кампании комитета Власова. Только в середине ноября, после официального опубликования «Манифеста» последнего, Арльт вновь призвал украинцев прийти к соглашению, хотя к тому времени битва за то, чтобы предвосхитить или нивелировать движение «всех русских», представлялась уже проигранной. Продолжение внутренних ссор задерживало создание сепаратистских контркомитетов. Левицкий оказался слишком большим «демократом», чтобы быть приемлемым для Розенберга; Скоропадский был недостаточно популярен, чтобы стать символом единства; Бандеру побаивались, как ненадежного и независимого человека; у Мельника имелось слишком много врагов; Семененко отвергли, как слишком посредственную личность. После новых попыток Мельник «вернул свой мандат» и признал неудачу.

Только в конце года было найдено «решение» в лице «темной лошадки», приемлемой и для министерства восточных территорий, и для всех националистических фракций, за исключением монархистов: генерал Павло Шандрук – ничем не выдающийся в политическом плане бывший начальник штаба Петлюры, а затем офицер польской армии, националист, но, будучи выходцем с Восточной Украины, по-видимому, являлся более приемлемым кандидатом для масс эмигрантов из СССР и вполне устраивал Берлин, поскольку с 1941 г. сотрудничал с немцами. Очевидно, что, не будучи противником Власова, Шандрук (с Семененко и Кубийовичем в качестве заместителей) являлся всего лишь подставным лицом, через которое министерство восточных территорий могло наконец дать старт своему украинскому комитету. Но теперь именно Розенберг отсрочил новую попытку. Прошло несколько недель, прежде чем он санкционировал новый фарс – миниатюрную учредительную конференцию в Веймаре. Уже шел февраль 1945 г., и контакты с УПА на местах были практически потеряны. Вермахт снова отступал на Востоке и на Западе, и старт движению Власова, практически не считаясь с сепаратистами, дали другие немецкие группировки.