Глава 27
СС: от страха к отчаянию
Германия на перепутье
Драма, начавшаяся с победоносного наступления в июне 1941 г., обернулась против ее творцов. Военные неудачи вызвали цепную реакцию внутри Германии, которая привела к усилению концентрации власти в руках партии и СС и к провозглашению «тотальной войны» в качестве отчаянной попытки преодолеть острую нехватку людских и материальных ресурсов.
К 1943 г. закончилось длительное противостояние между Гитлером и военным руководством. Политические догматики и дилетанты-военные победили профессионалов. Отныне фюреру было некого винить за продолжавшиеся поражения, кроме самого себя. Очевидно не сумев понять суть объективных трудностей ситуации, он настаивал на удержании каждого квадратного метра советской земли. Между тем западные союзники активизировали свои операции – стратегические бомбардировки рейха, разгром Африканского корпуса, а затем и вторжение в Италию. Дуче был свергнут, и новый итальянский режим заключил мир с Западом. По всей Европе подпольные движения и движения Сопротивления действовали на нервы терявшему силы вермахту.
Весной 1943 г. Гитлер снова отдал приказ на крупное наступление на Востоке. После многомесячной задержки немецкие войска немного продвинулись вперед, тут же утратив завоеванное, и советские войска быстро перешли в контрнаступление. Орел, Харьков, Смоленск и Донбасс вскоре снова оказались в руках Советов. Даже зима не остановила наступающую Красную армию; к концу 1943 г. немцы оставили Киев, Житомир и Днепропетровск. Гитлер судорожно перетасовывал армейские корпуса и фельдмаршалов, но безрезультатно.
В то время как был мобилизован каждый последний резерв, немецкий бюрократический аппарат все более охватывали сомнения и усталость от войны. В этот период произошел всплеск двух различных, но имевших одну причину явлений в рейхе: антигитлеровского движения и пропаганды сепаратного мира. Ни одна из этих групп не была однородной или отчетливо выраженной. Сопротивление включало в себя давних антифашистов, а также разочаровавшихся прошлогодних фанатиков, которые теперь винили за проигранную войну самого Гитлера. Сторонников сепаратного мира можно было найти и на вершине нацистской пирамиды, и среди тех, кто выступал против режима. По мере продолжения войны обе группы привлекали все больше и больше сторонников. Среди ведущих нацистских сторонников сепаратного мира, по-видимому, первым и наиболее решительным являлся Геббельс, а Риббентроп при случае мечтательно вспоминал о своих поездках в Москву в 1939 г. Из Италии поступало множество предложений о мирных переговорах. Любопытно, что большинство таких дискуссий в нацистских структурах касалось мира с Россией. Антигитлеровское сопротивление разделилось, причем некоторые военные (Бек), а также гражданские лица (Хассель, Гизевиус, Гарделер) ориентировались на Запад, однако другие стремились к modus vivendi – временному соглашению или даже блоку с Москвой. Хотя деятельность последней группы, возможно, в некоторых послевоенных отчетах и преувеличивалась, она существовала, процветая на сочетании геополитических и антидемократических традиций, а также на реакции на заявленную Западом «безоговорочную капитуляцию» и формирования национального комитета «Свободная Германия» в России. С другой стороны, частое утверждение о том, что Шуленбург был готов лично поехать в Москву на переговоры, вряд ли можно воспринимать всерьез, пока тому не будут представлены более веские доказательства. Точно так же зачисление Штауффенберга в «просоветские» личности выглядит необоснованным. Однако, как считает Уилер-Беннетт, «отнюдь не симпатизируя коммунизму или авторитарной России, фон Штауффенберг имел, по сути, «восточную» ориентацию, и перед ним сияло во всем великолепии видение Германии и России, освобожденных от деспотизма, свободных и объединенных» – и, по-видимому, способных совместными усилиями управлять континентом.
В ходе же боевых действий всякое подобие «политики» было отброшено, поскольку отступающие войска жгли, грабили и часто бесчинствовали с благословения своих начальников или без него. Теперь, когда на Востоке было нечего выигрывать, все запреты исчезли. Безжалостные усилия любыми средствами остановить Красную армию включали в себя проведение – в самую последнюю минуту – мобилизации и эвакуации местной рабочей силы, особенно трудоспособной молодежи.
В 1943 г. в Белоруссии было создано «молодежное движение» как символическая уступка требованиям местного населения к организованному самовыражению. Под руководством офицера гитлерюгенда Зигфрида Никеля оно энергично набирало волонтеров из числа местной молодежи для обучения в рейхе. Около 10 тысяч юношей и девушек в возрасте от 14 до 18 лет уехали в Германию работать, в основном на оружейные заводы. Этот первый этап был в основном добровольным и оставался источником гордости его инициаторов, которые утверждали, что их идея заключалась в том, чтобы «дать этим молодым людям техническую подготовку, дабы привлечь их на нашу сторону и заставить почувствовать благодарность за это, тем самым объединив их интересы с нашими».
Когда к весне 1944 г. этих мер оказалось недостаточно, чтобы компенсировать нехватку рабочей силы, армии пришла в голову новая идея, лучше всего описанная в официальном отчете на имя Бройтигама: «Некоторое время назад 18-я армия (в группе армий «Север») приступила к формированию русских мужских подразделений трудовой повинности и русских подразделений трудовой повинности для женщин… а) чтобы препятствовать политическому и моральному упущению молодежи; б) чтобы удерживать молодежь от вступления в партизанские отряды; в) чтобы не допускать ее попадания в руки врага во время отступления; г) чтобы иметь в нашем распоряжении хорошо организованные трудовые отряды, учитывая острую нехватку рабочей силы… Они используются главным образом на рытье траншей, строительстве дорог и в службах снабжения… 18-я армия предлагает, чтобы все войска Восточного фронта формировали русские подразделения трудовой повинности».
На самом деле такие «трудовые подразделения» формировались медленно, несистематично, а иногда и неохотно. Нужны были новые методы и стимулы. 4 марта 1944 г. Никелю было приказано вербовать молодых людей в возрасте от 15 до 20 лет для прохождения службы в военизированных подразделениях в Германии. Вскоре стало ясно, что он планировал – в случае необходимости и ради выполнения своей миссии – использовать силу. Обвинив министерство оккупированных восточных территорий (которому подчинялся Никель) в промедлении, С С высказали мнение, что операция «развивалась в своих политических аспектах столь неблагоприятно, что репутация министерства оккупированных восточных территорий оказалась на волосок от самой серьезной угрозы». Когда министерство подписало договор с СС и люфтваффе (которые должны были принять большую часть молодых людей в качестве «вспомогательных сил»), Бергер пригрозил, что «Никель в буквальном смысле слова отвечает своей головой за беспрепятственное выполнение данной задачи». СС диктовали министерству восточных территорий, и оно подчинялось.
И все равно этого оказалось недостаточно. Явный прагматизм тех, кто несколько месяцев назад выступал за «политическую войну» (и вновь настаивал на этом несколько месяцев спустя), хорошо проиллюстрирован их обращением вспять. Как только дело было проиграно и территорию следовало оставить, терялся весь смысл «смягчения» политики. Даже фельдмаршал Клюге требовал более суровых мер. Сейчас проводилась операция Heuaktion – безумная попытка любыми способами вывезти в Германию подростков. Похоже, поначалу Розенберг пытался уклониться от одобрения проекта. Он отлично осознавал опасность обвинения в «похищении», под которую он мог подставить себя. Но СС настаивали, и, когда Бергер нажал еще раз, министр оккупированных восточных территорий сдался. Никелю было поручено продолжать операцию. Если бы Розенберг упорствовал в своем первоначальном отказе, то у СС имелся на то приказ действовать без его согласия: министерство восточных территорий превратилось в фикцию.
ВОСТОЧНЫЙ ФРОНТ
Любопытно, что в Германии самые настойчивые возражения против Heuaktion поступили из комиссариата по рабочей силе Заукеля. Его враждебность проистекала не из неприятия насильственного перемещения, а из страха, что проект Никеля станет конкурентом в те последние дни, когда сам Заукель мог еще прибрать к рукам советских людей. Тем не менее эти, как и предыдущие, возражения Розенберга были отвергнуты. Операция стала вехой сиюминутной «целесообразности», на которую согласилось министерство восточных территорий в нарушение всех исповедуемых им же принципов. Наступление советских войск было столь стремительным, что в рамках этой программы на самом деле было вывезено только около 20 тысяч молодых людей, и сама операция потерпела крах только из-за стремительности советского освобождения.
К весне 1944 г. была снята блокада Ленинграда, и группа армий «Север» отступила в Прибалтику; на юге борьба за Крым [8 апреля – 12 мая 1944 г.] закончилась очередным немецким поражением; а 22 июня, в третью годовщину вторжения, новое советское наступление положило начало быстрому освобождению от оккупации Белоруссии. Вермахт терял свою последнюю точку опоры на советской земле. 6 июня западные союзники высадились в Нормандии, а 20 июля, перед лицом катастрофы, немецкая оппозиция организовала неудачное покушение на Гитлера. Чудесным образом фюрер уцелел, и эта попытка привела к безжалостному уничтожению всего сопротивления, активного и пассивного, и к полному триумфу СС и партии над профессиональными военными, дипломатами и государственными служащими – не нацистами. Широко распространенный тезис, согласно которому заговорщики надеялись привлечь Osttruppen на свою сторону в том случае, если заговор 20 июля спровоцировал бы гражданскую войну, должен быть сброшен со счетов, как не соответствующий действительности. Как указывалось ранее, это правда, что группа сторонников «политической войны» в значительной степени пересекалась с внутренним немецким сопротивлением. Херварт, друг Штауффенберга, за неделю до 20 июля предупредил Кёстринга, но старый генерал ответил: «Мы, немцы, не умеем совершать революции». По словам очевидца, «использование 20 июля 1944 г. восточных войск не предполагалось. Я помню обсуждение этого вопроса. Но мы решили, что: 1) этим делом следовало заниматься самим немцам; 2) многие восточные войска не были ни достаточно опытными, ни достаточно антигитлеровскими, чтобы понять, какого рода переворот мы затевали. Если бы он удался, то впоследствии они бы все поняли, но учитывать их использование при составлении планов было нельзя». Бывший чиновник отдела пропаганды вермахта утверждает, что использование Osttruppen вовсе не рассматривалось. Однако существовал «мост» от отдела пропаганды вермахта через Рённе и Фрейтаг-Лорингофена до Штауффенберга. Один ответственный офицер СС утверждает: «После 20 июля я спрашивал у следователей, поднимался ли восточный вопрос. Мне сказали, что он никогда не всплывал».
Вторжение [западных союзников], отступление [немецких войск на глубину до 600 км под ударами советских войск] и мятеж уложились в несколько коротких недель. До конца июля стали очевидны четыре факта: победа союзников была гарантирована; советская земля фактически очищена от захватчиков; в рушащемся рейхе победу одержали СС; восточная политика вступила в свою заключительную, посмертную стадию.
