Краков, 16 января 1945 года

Через день после того, как гауптфельдфебель Штраус упомянул про них, все пятеро выздоровевших и отпускник вместе с еще двумя солдатами дивизиона сошли с поезда на вокзале Кракова.

– Русские должны быть уже неподалеку, – заявил фельдфебель Руш, ступив вместе со своими попутчиками на привокзальную площадь.

Ему явно бросилась в глаза паника, охватившая город. На привокзальной площади и в самом здании краковского вокзала толкалось в стремлении поскорее уехать несколько тысяч человек. Поезда, следовавшие в западном направлении, буквально осаждали солдаты, машинистки и секретарши из штабов вермахта, партийные функционеры, а также гражданские лица, нагруженные объемистыми чемоданами. Едва спецпоезд остановился у платформы, его принялись штурмовать отчаявшиеся люди, и прибывшим фронтовикам едва удалось выбраться из своих купе.

Теперь все восемь человек стояли на привокзальной площади и со смешанными чувствами взирали на окружающий их хаос.

– Вы посмотрите только на злорадные улыбки поляков! Дай им волю, они захлопали бы в ладоши!

– Да, но их можно понять. Они будут ликовать и тогда, когда враг побежит назад из нашей страны.

– Их радости способствуют унизительные для нас обстоятельства, – хмуро добавил Вихман, – Интересно, они так же будут скалить зубы, когда русские их «освободят»? Не могу больше на это смотреть! Пойдемте лучше во фронтовой распределительный пункт. Похоже, что он находится вон там, напротив нас.

Во фронтовом распределительном пункте царила лихорадочная суета. С содроганием они узнали, что многих прибывших назад на фронт солдат отправляли во временные боевые формирования. Их наполняли солдаты, чьи части перестали существовать, и выздоравливающие, выписываемые из краковских госпиталей. Были также и лодыри, стремившиеся удрать с фронта по железной дороге или на машинах, которых «сцапали» с помощью цепных псов.

Когда подошла очередь наших людей, их документы стал просматривать какой-то пожилой, годившийся им в отцы фельдфебель.

– Ага, сынок. Ты из 304-й пехотной дивизии. Твоя часть, похоже, уже находится в плену у Иванов. Никто из твоих товарищей оттуда не вернулся. Что же нам с тобой делать?

– Со мной дела обстоят проще, господин фельдфебель, – шагнул вперед обер-ефрейтор Пфафф. – Моя дивизия сражается в Бескидах.

– Ты крепко ошибаешься, дружок, – поправил его фельдфебель. – Ты, как я вижу, из 75-й пехотной дивизии. Она только вчера проследовала через Краков и заняла позиции севернее нас. Однако тебе крупно повезло. Вместе с тобой набирается пятьдесят человек, которые хотят вернуться в 75-ю дивизию. Через пару часов вас погрузят на машины, и вы поедете в направлении города Мехув.

Фельдфебель немного подумал, а затем обратился к ефрейтору из 304-й пехотной дивизии:

– Знаешь что, Йозеф, или как там тебя зовут, вы же приятели. Не так ли? Поезжай вместе со своим товарищем. Возможно, объявятся еще люди из твоей части, и тогда вы сможете встретиться под Мехувом.

После он обратился к истребителям танков:

– Вы все из 88-го тяжелого истребительно-противотанкового дивизиона. Насчет вас имеется специальное указание. Куда же я его подевал?

Порывшись в своих бумагах, фельдфебель посмотрел на унтер-офицера, сидевшего за соседним письменным столом:

– Отто! Ты не помнишь, что было сказано насчет истребителей танков из 88-го дивизиона?

– Мне известно только, что они вчера проследовали в Краков. Больше ничего сказать не могу.

– Тогда они направились тоже в сторону Мехува! – радостно воскликнул фельдфебель и выписал командировочное предписание для посадки на те же грузовики.

Из-за этой ошибки наши сослуживцы остались неразлучными, сели после обеда на грузовики и, вооруженные карабинами, а также «Панцерфаустами», направились из Кракова в северном направлении.

Город Вартегау (Заверце), 16 января 1945 года

В то же самое время наш эшелон прибыл в Вартегау, находившийся в сорока километрах северо-западнее Кракова. Разгрузка шла очень вяло – ледяная стужа насквозь пронизывала не только солдат, но и сковала моторы самоходок. Заводить их приходилось с большим трудом, разогревая паяльными лампами. В колонну рота смогла построиться только к обеду.

В прихожей одного из питейных заведений генерал-лейтенант Зилер оборудовал временный пункт сбора донесений «Флориан». Не успел я доложить о прибытии своей роты, как тут же получил боевую задачу. Гораздо труднее оказалось раздобыть топографическую карту.

Оборонительная линия В1 пролегала всего в нескольких километрах к востоку от Вартегау и занималась исключительно солдатами фольксштурма, которых постепенно должны были сменять регулярные части. Вторая рота оказалась первым таким подразделением на участке линии В1 в районе Заверце. По некоторым данным, там появились уже передовые части противника.

Мне казалось, что принимаемые меры уже не имеют большого значения, поскольку русские уже прорвались через линию В1 в районе города Ченстохова. Но к чему подобные мысли? Ведь боевые действия должны были продолжаться – сразу после полудня вторая рота покинула Вартегау. Самоходки, особенно старого образца с их гусеницами шириной всего 35 сантиметров, с трудом передвигались по обледенелым дорогам на холмистой местности. Они застревали на подъеме, и нам приходилось монтировать грунтозацепы, а это отнимало массу времени.

Я послал командира отделения управления роты вперед на разведку, и он вернулся с очень плохими новостями – мост через танковый ров оказался взорванным. Однако фельдфебелю Ноту удалось разыскать и привести с собой местного крестьянина – переселенца из украинской Волыни, каковыми являлось большинство крестьян в Вартегау.

– Господин обер-лейтенант! Этот человек знает проходимую для наших самоходок дорогу через болота.

Я с сомнением покачал головой и посмотрел на проводника:

– Вы уверены, что наши боевые машины там не утонут?

Украинец немецкого происхождения задумчиво покачал головой:

– Насчет самоходок ничего сказать не могу, господин офицер, но на тяжелом тракторе я там проезжал.

– Хорошо! Попробуем для начала проехать на нашем открытом вездеходе. Если он пройдет, то, как показывает опыт, пройдут и самоходки.

Вместе с Нотом и крестьянином я сел в первый вездеход, а на втором вслед за нами поехал лейтенант Гладе. Мы действительно без всяких трудностей преодолели болото, чему в немалой степени способствовала промерзшая почва, и вскоре достигли отведенных нам позиций на оборонительной линии В1.

В траншеях лежал глубокий снег, а у большинства солдат фольксштурма, в основном пожилых мужчин, не было зимнего обмундирования. В боеприпасах также ощущался дефицит. Что могли противопоставить эти несчастные вооруженному до зубов танками, артиллерией и автоматическим оружием противнику? Большинство этих защитников родины, выглядевших совсем не по-военному, ютилось в хижине, располагавшейся сразу за позицией.

В ней мы и обнаружили «командира» этих горе-вояк – некоего «фюрера» национал-социалистического мотомеханизированного корпуса. Он совсем замотался, выполняя возложенные на него обязанности, и несказанно обрадовался подошедшей помощи и возможности снять с себя ответственность. Этот «командир» поочередно обнимал нас с фельдфебелем, подарил нам большой ящик сигарет и всунул нам в руки свежеиспеченный крестьянский хлеб с домашней колбасой. Когда же объявился передовой наблюдатель от тяжелой артиллерии, радости людей из фольксштурма не было границ.

Атмосфера праздника сразу же улетучилась, когда кто-то рывком открыл дверь в хижину и крикнул:

– Вражеские танки!

Мы с фельдфебелем Нотом выскочили из хижины и примерно в трех километрах увидели несколько БРДМ, осторожно подкрадывавшихся к нашим позициям. Солдаты фольксштурма быстро скрылись в укрытиях, а иваны, судя по всему, что-то заподозрили и остановились. Блеснули вспышки от выстрелов, и снаряды с треском стали вгрызаться в хижину.

– Черт возьми! – выругался Нот, укрывшийся от противника вместе со мной в снежном сугробе. – Если бы наши самоходки были уже на огневых позициях, то они задали бы жару этим Иванам!

Снаряды вновь ударили по хижине, а русская разведгруппа стала быстро приближаться. Тогда солдаты фольксштурма, находившиеся ближе всех к противнику, вскочили с намерением удрать.

– В укрытие, глупцы! – рявкнул я. – Вы подставляетесь под огонь стрелкового оружия противника!

– Наши прибыли! – возликовал фельдфебель Нот.

Сзади послышались громкие звуки выстрелов 88-мм противотанковых пушек. Снаряды пролетали над нами и взрывались среди неприятельских машин. Самоходки сделали шесть выстрелов, после чего две русские БРДМ загорелись. Третьей же удалось уйти.

В хижине все было поломано, и «фюрер» национал-социалистического мотомеханизированного корпуса решил приободриться, приложившись к бутылке шнапса. Мы с Нотом тоже сделали по глоточку. Тем временем наши самоходки, окруженные восторженными солдатами фольксштурма, подошли ближе и, выстроившись в ряд, ожидали дальнейшего приказа.

Долго ждать им не пришлось – посыльный, прибывший из временного пункта сбора донесений «Флориан», передал мне новый приказ генерала.

Для солдат фольксштурма мое сообщение о том, что нам приказано оставить позиции и убыть на новое место, явилось настоящим ударом. Их можно было понять, ведь наш дебют вполне удался. Темной ночью рота двинулась в южном направлении к польскому городу Илькенау (Олькуш).