Все следующие дни характеризовались нарастающим числом признаков готовящегося нового большого наступления русских. Для лучшего ориентирования на местности и понимания возможностей использования наших «уток», как мы называли свои самоходные артиллерийские установки из-за особенности их движения, все три командира взводов второй роты, среди которых был и я, отправились на командный пункт 70-й пехотной дивизии, позиции которой находились впереди нас.
В лесочке возле деревни Большие Дуравки занял огневые позиции целый полк реактивных минометов, на командном пункте которого нам предоставили возможность взглянуть через стереотрубу в глубину территории противника. Мы увидели бесконечную вереницу женщин, каждая из которых катила впереди себя двухсотлитровую бочку. Растянувшаяся на многие километры цепочка терялась в овраге, откуда доставившие свой груз женщины большими и малыми группами возвращались назад, но уже с пустыми руками.
– Вы видели это? – усмехнулся начальник штаба полка. – Вот так решаются транспортные проблемы в социалистической стране. Вам не кажется, что иваны спекулируют на наших джентльменских чувствах? – Он помолчал немного и добавил: – Вы видели наши реактивные установки. Какая силища! Готов поспорить, что мы одним залпом остановим любое русское наступление. Воздействие на противника наших реактивных минометов вы себе даже представить не можете!
После таких слов мы в приподнятом настроении вернулись в свои взводы. Однако когда я поделился впечатлениями о полке реактивных минометов и повторил слова его начальника штаба, то обер-ефрейтор Новак с сомнением покачал головой и заметил:
– Все это замечательно, но где гарантия того, что Иваны не отдубасят нас своими «сталинскими органами»?Ребята! Я уже не раз видел их в действии, и если это произойдет, то…
– Всем нам необходимо смотреть внимательнее и быть бдительнее! – хором продекламировал весь взвод.
Зима начала устанавливать свое суровое господство на необъятных русских просторах. Разбитые улицы и дороги замерзли, и на повестке дня встал вопрос о поломках осей на телегах. Однако положение несколько улучшилось, когда стал падать снег. Неприятным являлось только то, что он постоянно забивался во все щели, и мы наконец-то поняли, почему русские столь тщательно уплотняли окна в своих избах. Соломенные крыши тоже оказались хорошей защитой от холода, ведь наступили такие морозы, что на улицу без крайней нужды лучше было не выходить.
Проблемой стало также посещение отхожего места. Для защиты от ветра мы обложили его хворостом, но «заседать» там было крайне неудобно. Для ускорения процесса солдаты спускали штаны прямо в тамбуре и, сделав свои дела, немедленно их надевали. Честно говоря, при морозе в минус двадцать градусов и более все опасались к сортиру просто примерзнуть.
Со стороны линии фронта не доносилось ни единого выстрела, и было подозрительно тихо. Пугающая тишина действовала на нервы, и бывалый фельдфебель Боргман заявил:
– Это затишье перед бурей! Не пройдет и двух дней, как иваны дадут нам прикурить!
В воскресенье в шесть часов утра затишье закончилось. На всем протяжении линии фронта в зоне ответственности 27-го армейского корпуса русские открыли ураганный огонь. При этом плотность их артиллерии оказалась неожиданно высока. Стоял ужасающий грохот, слышимый за восемь километров. Во всех избах без всякого приказа началось лихорадочное оживление – солдаты второпях мылись и брились, готовясь к выступлению.
– Вы напомаживаетесь, словно собираетесь на свадебный пир! – презрительно заметил ефрейтор Пич и выбежал на улицу.
Он отказался даже от ломтя хлеба, поспешая к своей «утке», и не успокоился до тех пор, пока не удостоверился, что все в порядке, и не завел мотор, несмотря на собачий холод.
Мы быстро, но плотно позавтракали, и вскоре третий взвод практически в полном составе был готов к выступлению. Не завелась только установка фельдфебеля Шлихтинга, смонтированная на базе старого чешского танка.
Однако немедленное выдвижение к линии фронта пришлось отложить, а около двенадцати часов ураганный огонь стал ближе, и в небе появились русские штурмовики Ил-2, стреляя из своих бортовых пушек по пока невидимым нам наземным целям. Судя по всему, иваны начали наступление.
В час дня дошла очередь и до нас – по радио роте поступил приказ о выдвижении к деревне Загваздино. Я приказал Кюнцелю следовать за мной и строго-настрого предупредил построившихся водителей о том, чтобы они соблюдали предельную осторожность, – поломок машин допустить было нельзя.
– Шлихтинг догонит нас сразу после завершения ремонта, – пояснил я.
Обер-ефрейтор Бемер прыгнул в мой открытый вездеход, стоявший впереди колонны, я взял к себе в машину фельдфебеля Боргмана и Карузо, и мы двинулись к назначенной точке прибытия. За нами во втором открытом вездеходе следовали два других взводных – лейтенант Гладе и фельдфебель Альт.
Когда позади нас от разрыва снаряда взметнулось облако снега, Бемер прибавил газу и полетел словно стрела.
Мы же, побледнев как смерть, до боли в костяшках пальцев вцепились в поручни и притихли, полностью доверяя Бемеру, который не зря считался первоклассным водителем. На скорости вездеход не так трясло на скрытых под снегом ухабах и выбоинах, как при медленной езде, – мы просто пролетали над ними. А вот второй вездеход вскоре скрылся из виду.
Возле деревни Малое Савино наша машина промчалась мимо стрелявшей артиллерийской батареи. Мы на ходу помахали артиллеристам, но они, ведя беглый огонь, не обратили на это никакого внимания. Судя по всему, впереди нас поджидала большая опасность, и нам стало как-то неуютно. Перекресток дороги, которая вела от Дубровно к Загваздино, был уже под вражеским огнем – над нами с завыванием пролетел крупнокалиберный «привет» от русских и с диким грохотом разорвался. Снаряды ложились в лесочке севернее дороги и возле избы к югу, поднимая в воздух целые деревья. Осколки так и свистели вокруг нас, а комки земли глухо ударялись о борта вездехода. Втянув голову и давя на газ, Бемер чуть ли не на двух колесах объехал глубокую воронку, обогнул пылающий грузовик, выехал на шоссе и помчался в сторону Загваздино. Не успели мы достигнуть деревни, как дорогу позади нас накрыл второй залп.
Мы въехали на западную окраину Загваздино и промчались мимо двух артиллерийских батарей, которые, развернув позиции рядом с кладбищем, вели беглый огонь.
– На другом конце деревни должно быть еще одно кладбище. Там мы и найдем командный пункт полка! – сказал я Бемеру.
Тот только кивнул в ответ, но на деревенской улице снизил скорость. Между домами показались замаскированные грузовики, а в центре деревни – развернутый перевязочный пункт. Дорога на удивление оказалась пустой, и мы быстро добрались до другого края деревни. Тут фельдфебель Боргман рукой указал налево, где виднелось убогое кладбище. Не успел я оглядеться, как в четырехстах метрах от выезда из этого населенного пункта прогремел выстрел и в дом, где располагался перевязочный пункт, ударил снаряд.
– Танк! Сворачивай влево! – прорычал я, но Бемер уже среагировал и сам.
С ювелирной точностью он завернул за сарай, въехал в какой-то двор и встал как вкопанный. Мы схватили свое оружие, выпрыгнули из машины и помчались к углу дома.
По проселочной дороге к деревне приближались два Т-34. Они двигались чуть в стороне от нее и поддерживали друг друга огнем. У выезда из деревни стояло еще два танка, наблюдавшие оттуда за подходом своих товарищей.
– Видимо, им удалось прорваться, а здесь нет противотанковых орудий, – непроизвольно прошептал я.
– А наши истребители танков доберутся сюда не раньше чем через полчаса, – сокрушенно произнес Боргман.
Тут снова послышался лязг гусениц, выстрел 76,2-мм пушки переднего Т-34, и снаряд угодил прямо в избу.
– Этот проклятый танк превратит в щепки всю деревню, а мы ничего не можем сделать!
– Как бы не так, господин лейтенант, вот возьмите! – задыхаясь от волнения, тихо проговорил Требен и достал из-за спины «Панцерфауст».
– Карузо, дружище! Да ты просто золото! О них я и не подумал!
(Они поступили на вооружение лишь недавно, и мы располагали только несколькими экземплярами этого грозного для танков оружия.)
Я быстро установил прицел и снял «Панцерфауст» с предохранителя, а затем под защитой дома из-за угла направил его на дорогу и стал поджидать, когда покажется первый танк, двигавшийся немного впереди своего собрата.
В напряжении я совсем не заметил присевшего позади меня на корточки Требена. Однако это не укрылось от всевидящего ока Боргмана, который сразу увидел, что раструб задней части «Панцерфауста» оказался направленным прямо на ничего не подозревающего старшего стрелка. Тут послышался рев танкового двигателя, и показалось длинное дуло танковой пушки. Затем появилась носовая часть, а потом и башня Т-34.
В тот самый момент, когда я нажал на спусковой крючок, фельдфебель сильно пнул ногой Требена, и тот отлетел в сторону. Лишь благодаря этому Карузо спасся от струи раскаленных газов «Панцерфауста». Боеголовка попала в цель, но, к сожалению, только в деревянный ящик позади башни танка.
– Проклятье! – вскричал я.
– Какая жалость, – запричитал Боргман.
И в этот момент мы заметили Карузо, который встал на одно колено и направил «Панцерфауст» на Т-34, разворачивавший башню в нашу сторону. Он нажал на спуск и попал прямо в корпус танка. Показалось пламя, и из боевой машины повалил густой дым.
Мы пустились наутек, так как в огненной преисподней начали взрываться боеприпасы. Однако нас не оставляла забота о том, что будет делать второй танк. Тут раздался рев его двигателя, и он стал пятиться назад. На окраине деревни Т-34 привстал, а затем вместе с двумя оставшимися танками удалился в сторону Боброво.
Вскоре я прибыл на командный пункт, где меня поздравил командир полка подполковник Брайль. Мой ротный лейтенант Брюкер сначала никак не хотел поверить, что героем дня стал именно Карузо, эта головная боль всей роты. Тут разговор прервал лязг гусениц, однако на этот раз он принадлежал нашим самоходкам, которые наконец-то прибыли и стали занимать огневые позиции между домами.
Брюкер доложил нам о сложившейся обстановке – русские крупными силами пехоты, усиленной несколькими танковыми бригадами, начали наступление по всему фронту в полосе ответственности нашего армейского корпуса. Противнику удалось прорвать оборонительный рубеж «Пантера» и вклиниться в немецкую оборону во многих местах. Большинство прорвавшихся неприятельских танков было уничтожено 88-мм пушками 10-й зенитной дивизии, однако на участке возле агрогородка Боброво отдельные танки смогли прорваться до деревень Загваздино и Застенок Юрьев.
Франц Новак никак не мог понять причину успеха своего закадычного друга, так часто попадавшего впросак.
– Дорогой! Я не припомню чего-либо подобного со времен немецкого отступления от Наполеона. И как тебе удалось попасть в эту консервную банку, да еще при помощи нового чудо-оружия? – ядовито вопрошал он.
И так продолжалось все послеобеденное время, но Требен оставался невозмутимым. Однако в конце концов он не выдержал и простодушно произнес:
– Ты прав, Франц, мне удалось это под воздействием страха. Когда я увидел медленно поворачивавшуюся в нашу сторону длинную пушку танка Т-34, то чуть было в штаны не наложил.
Новак хотел было по привычке съязвить, но потом одумался, закашлялся и замолчал.