Прошлое, которое определяет будущее. Век шестнадцатый, Флоренция. Все могло быть по-другому

– Я не буду это есть! – Бьянка отпихнула от себя тарелку. Кухарка, она же и служанка, пожала мощными плечами, подхватила кушанье и молча удалилась.

– Дорогая… – начал Пьетро, но Бьянка яростно перебила молодого мужа:

– Я не могу это есть! Я не могу здесь жить! Я не могу жить так! – Она схватила со стола уже надколотую чашку и швырнула ее в стену. Брызнули осколки, не принесшие облегчения, – юная жена закрыла лицо руками и разрыдалась:

– Нас нигде не принимают! Я не могу выйти на улицу! Обо мне везде говорят! О нас везде говорят! Они говорят ужасные вещи: что тебе отрубят голову, а меня заточат в монастырь! Что я воровка! Что я ворую в тех домах, куда меня пускают! Что мы убили твоего дядю, хотя все знают, что он умер сам! Но люди говорят, что мы его отравили – прислали ему в тюрьму отравленные хлеб и вино! Чтобы он не наболтал лишнего! Что на тех улицах, где я прохожу, начинают болеть дети! Что я тебя опоила, иначе бы ты такого не сделал! Что я колдунья! Что это не тебе, а мне нужно отрубить голову! И что сына Приули я тоже околдовала и потому он окосел!..

– Ну что ты слушаешь глупую болтовню… – снова начал Пьетро, но Бьянку уже было не остановить:

– Я думала, мы будем жить как богачи! Ты говорил, что у вас во Флоренции поместье, что твои родители состоятельны, а они беднее церковных мышей! Твоя мать сама стирает, у нее даже служанки нет! Мне пришлось нанять кухарку, потому что я не могу стоять у плиты – я в жизни не прикасалась к сальным кастрюлям! А теперь мы тратим наши деньги на то, чтобы кормить твоих чертовых братьев, да еще и твоего нищего полоумного отца в придачу!

– Замолчи! – Пьетро одним махом влепил неблагодарной оплеуху. Можно подумать, ему хорошо! Он заочно приговорен к смертной казни, он не может найти работу, от него шарахаются как от прокаженного, а эта белоручка целыми днями или спит, или закатывает истерики! В то время, когда он рискует быть арестованным и выданным в Венецию, она желает развлекаться, кататься на лошадях и шить себе новые платья, вместо того чтобы помогать его матери присматривать за детьми или научиться готовить, как это и полагалось бы примерной жене! Зачем он вообще ее послушал и ввязался в эту аферу! Работал бы сейчас в банке, получил бы должность кассира, а потом и старшего кассира! Мог бы жениться на дочке управляющего и со временем занять его место! У него были блестящие перспективы – и вот чем все закончилось: Бьянкиными скандалами, битой посудой, изгнанием и приятной перспективой остаться без головы! Да зачем она ему нужна, такая голова… глупая голова! Пустая голова! Голова, которую смогла вскружить эта неблагодарная кокетка! И они даже не могут воспользоваться тем, что его жена гордо называет своим приданым, – бумаги и драгоценности объявлены ворованными и всех, кто их купит, ждут крупные неприятности. Продали кое-что, конечно… едва за десятую часть настоящей цены. Бьянка не знает, что такое бедность, не представляет, каково это – зарабатывать своим трудом! Да еще и постоянно попрекает его! Все, все могло быть по-другому, но он сам виноват в том, что случилось! И она тоже виновата!

– Нечего строить из себя жену дожа! – рявкнул он. – Ты знала, за кого выходишь! И вообще, все это была твоя идея! Взять деньги твоего отца и сбежать! Ты меня обольстила! И ты уже не была невинной, можешь не притворяться!

– В чем ты еще меня обвинишь?! – прошипела Бьянка. – Давай, не стесняйся! Скажи еще, что я тебя опоила и околдовала, что ты пошел за мной, как осел на веревочке! Да ты и есть осел! Самый настоящий осел! И если ты еще хоть раз поднимешь на меня руку, я, я!..

– И что, интересно, ты сделаешь? – зло выдохнул Пьетро. – Ты? Вернешься к своему отцу, которому ты и даром не нужна, потому что теперь у него есть сын и наследник!

Да, это был удар по самому больному, не то что добитая щербатая чашка ценой в ломаный грош. У ее мачехи и отца в Венеции родился сын. Говорят, Бартоломео Капелло пожертвовал по этому поводу в собор Святого Марка мраморный алтарь и тысячу дукатов золотом. Тысячу дукатов! За которую она могла бы купить карету, выезд, свой дом, а не ютиться здесь, у родителей Пьетро, и есть подгоревшую кашу из милости! О, как ей нужна тысяча дукатов, а не то, что она взяла по собственной глупости – принесенные в заклад чужие драгоценности и бумаги, которые не принимают ни банки, ни даже самые алчные ростовщики! Никому не хочется наживать неприятности и тягаться с могущественной Венецианской республикой! А где деньги, которые у них еще недавно были? Она помнит – у них еще должно быть золото! Куда его Пьетро дел?!

– А куда делись оставшиеся деньги? – спросила она в запале. – У нас было много денег! Где они? Я хочу их видеть… они мне нужны!

По лицу Пьетро она поняла, что попала в точку. Он что-то скрывал от нее… что-то связанное с их деньгами. С ее деньгами!

– Я мужчина, – веско сказал тот, которого Бьянка уже почти не любила, потому что любовь быстро утекает в трещины в старой посуде, в крысиные дыры по углам, в щели старой кровати… Бог мой, да у них даже ложа своего не было! Когда они с Пьетро явились в его отчий дом, родители выделили им простой тюфяк, набитый соломой, в углу общей комнаты, где спали все восемь младших Бонавентури!

– Я мужчина, – повторил Пьетро уже более уверенно. – И я волен распоряжаться деньгами по своему усмотрению…

– Где они?! – взвизгнула Бьянка. – Покажи мне их! Я хочу их видеть! Сейчас же отдай мне деньги, или…

Оплеуха, куда более весомая, чем первая, сбила ее с ног. Молодая женщина повалилась как подкошенная – но не смирилась.

– Деньги!.. – в бешенстве кричала она, брызжа слюной. – Куда ты дел наше золото, негодяй?!

Внезапно Бьянка все поняла: и постоянные отлучки мужа, и его поздние возвращения среди ночи, с запахом вина, едва держащегося на ногах… «Он пропил все мое достояние… или… – она похолодела, – проиграл?!» Она знала о пристрастии мужа к игре – и какое счастье, что она спрятала часть драгоценностей в таком месте, где Пьетро до них не доберется! И… какое несчастье, что она с ним связалась!

– Ты их проиграл! – Бьянка закрыла лицо руками и зарыдала. – Ты все проиграл! О, я несчастная… как я могла тебе довериться, как я могла?!

Пьетро смотрел на жену и молчал. Да, он играл – играл, сначала мечтая удвоить или утроить состояние, чтобы открыть свою банковскую или меняльную контору, а потом – просто чтобы отыграться. Но ему не везло… не везло ни в чем, кроме любви… да и любовь ли это?! Любовь – это тайные сладостные свидания, ожидание и трепет, пойманный взгляд, оброненный платок, надушенный ирисом и фиалками, риск быть пойманным, сдерживаемые стоны, нежное тело патрицианки… А какая любовь здесь, на каменном полу, среди духоты и спертого воздуха, на гнилой соломе? Его мечта, его греза превратилась в истеричную фурию с красным лицом и растрепанными волосами, да еще и требующую у него отчета! И утверждающую, что она с ним несчастна! Да это он несчастен, это он все потерял! Но, возможно, еще есть шанс все поправить… он знает один кабачок, где на кон вместо наличных можно поставить жемчужную сережку или золотую пряжку – и никто не спросит, откуда ты это взял. Он отыграется… он сможет! Нужно только выведать у Бьянки, куда она дела драгоценности. Она не все ему отдала… у него хорошая память – как-никак он занимался банковскими расчетами! Он должен забрать у нее оставшиеся украшения… он уже искал, но ничего не нашел. Хитрая тварь, куда она их дела?! Но чтобы она их ему отдала, он должен быть с нею нежен…

– Дорогая, – сказал Пьетро, опускаясь рядом с женой на нечистый пол. – Прости меня, любимая… я был несдержан. Я люблю тебя, и я все исправлю… Скажи мне, мое счастье, ведь у нас еще кое-что осталось, да? Мы должны выбраться из этой ямы, в которую угодили, и если мы будем помогать друг другу и любить друг друга, как ты обещала это в церкви перед алтарем – почитать меня как своего мужа и слушаться меня во всем, – мы встанем на верный путь…

Он говорил и говорил, гладил ее по голове и по рукам, потом начал мять ее грудки – пухлые, но одновременно такие упругие! Задрал ей юбку, начал целовать между ногами… Она стонала и подавалась к нему – и сказала бы ему, точно сказала, но тут в комнату ввалилась целая гурьба младших Бонавентури, перепачканных, орущих, воняющих потом, луком и чесноком…

Бьянка села, мгновенно, рывком опустила юбки и сказала со звенящей в голосе ненавистью:

– Нет!