Книга: Стиг Ларссон: человек, который играл с огнем
Назад: Бертиль Ведин. День третий
Дальше: Ракеты, которые не вернутся

Посылка

Стокгольм, сентябрь 2013 года



Перед моим порогом лежала пачка рекламных листовок и счетов, поверх которой я нашел пухлый конверт без имени отправителя и с пражским штемпелем. В нем оказалась флешка, и я поспешил сунуть ее в компьютер.

В появившемся диалоговом окне запрашивался пароль. Я глянул в конверт: ничего. Кто мог его прислать? Прага. Лида Комаркова, друг Якоба Теделина по «Фейсбуку».

Мы встретились с ней в Праге несколько месяцев назад, и я выяснил, что с Теделином ее связывал интерес к иудаизму. Эта молодая женщина с татуировками не походила на красавицу, чье фото она разместила на своей странице. Но тоже была очень привлекательна – с короткими крашеными рыжими волосами и обезоруживающей улыбкой. Мы договорились тогда, что она поговорит в «Фейсбуке» с Теделином и спросит его об Альфе Энерстрёме и убийстве Пальме. Возможно, этот конверт с флешкой был исполнением ее обещания.

Я проверил СМС. От нее, оказывается, пришло короткое сообщение в одно слово: «Ведин». Это, конечно, и был пароль. Но как Лида могла узнать о Ведине? Я вроде бы не упоминал его имени при нашем свидании, когда мы говорили о Стиге Ларссоне. Меня тогда занимали Якоб, Альф и Джио.

Введя в качестве пароля «Ведин», я получил доступ к файлам pdf и pst – второй формат для сохранения переписки. Я начал с pdf. Файл содержал сотню страниц личных сообщений из «Фейсбука», которыми обменивались по-английски Лида Комаркова и Якоб Теделин. У меня просто отвисла челюсть, когда я начал читать.



Привет, Якоб, у нас много общих друзей. Расскажешь о себе и своей семье?

Всего наилучшего, Лида Комаркова



Рад познакомиться, дорогая Лида Комаркова. Вы спрашиваете о семье. Ну, отец все еще жив, а мать умерла в 1994 году. Отец живет в другом городе, мы созваниваемся время от времени, то же касается и моих друзей. У меня их мало, зато это хорошие друзья. Один из них настоящий джентльмен.

С любовью, Якоб



Лида начала издалека, но быстро поняла, что Якоба нетрудно разговорить. Он отвечал на каждое ее сообщение. Через несколько недель она подобралась ближе к своему собеседнику.



Привет, Якоб.

Сейчас пишу в «ворде», это помогает выражать мысли на более правильном английском. Так что могу рассказать тебе больше о себе и своей жизни. Мне хотелось бы как-нибудь приехать в Швецию. Может, этим летом?

У меня вызвало огромный интерес то, что ты обратился в иудаизм. После всего, что я сделала много лет назад, я тоже стала подумывать об обращении в веру моего деда (по материнской линии). Как можно обратиться? Когда обратился ты? Для девушек там другие условия?

Обнимаю, Лида



Дорогая Лида,

ты спрашиваешь, как обратиться. Ты можешь выбрать ортодоксальное, либеральное или консервативное направление. Я выбрал консервативное. Надо знать, какая пища кошерная, и основные еврейские законы. Это совсем не трудно. Там нет обязательных религиозных условий для девушек, в отличие от мужчин. При обращении требования к девушке менее строгие. Но тебе стоит сходить в местную синагогу и разузнать поподробнее.

Обнимаю, Якоб



Обращением Якоба в иудаизм и объяснялась еврейская символика на его странице в «Фейсбуке». Его сообщения становились всё длиннее, а реплики Лиды – короче и прямолинейнее. Обычно она просила его побольше написать о чем-нибудь, иногда задавала конкретные вопросы – и получала конкретные ответы вперемешку с рассуждениями Якоба. Она просила, чтобы он был откровенен с ней, писала, что ее предали, и поэтому она хочет полной искренности.



Дорогой Якоб,

мне очень нравится, что ты употребляешь слово «дорогая». Может, ты и есть тот джентльмен, о котором как-то написал? Или этот твой друг существует в реальности? Улоф Пальме был шведом, он джентльмен? Герой?

Обнимаю, Лида



Лида, дорогая Лида!

Рад получить твое сообщение. Ты спрашиваешь о джентльменах – остались ли они еще?

Ну, я знаю нескольких. Один до сих пор живет согласно старым девизам и говорит немного на манер рыцаря. Я стараюсь жить подобным образом.

Улоф Пальме был главой социал-демократической партии в Швеции. Его убили в 1986 году. Советский Союз почтил его память, выпустив марку с его портретом. Этой чести удостоились всего два иностранца, второй – Ким Филби, британец и советский шпион.

Кстати, не удивлен, что за пределами Швеции Пальме считают героем. Там о нем мало кто отзывался плохо. Но есть исключение. Итальянская газета La Stampa в 1982 году опубликовала статью «Пальме: диктатор дружит с Москвой».

С любовью,

Якоб

Лида продолжила вытягивать из Теделина сведения, в основном о его друге. Он много распространялся в переписке о своих воззрениях, и Лида задавала всё более прямые вопросы.



Дорогая Лида,

спасибо за твое сообщение!

Ты спросила, стрелял ли я когда-нибудь из «магнума». Да, случалось. Я опирался рукой на оконную раму, и с неплохим результатом.

Еще ты писала о доверии. Я против лжи, даже по незначительным поводам. Ложь разрушает отношения.

Я рад, что ты ее ненавидишь. Я научился придавать исключительное значение правде.

Когда я говорю о чем-то важном, стараюсь быть как можно более точным.

Мой друг с рыцарским поведением – это господин Бертиль Ведин. Я общался с ним много лет назад по телефону. Это один из тех, кто поддерживал контакт с доктором Энерстрёмом. Я никогда не встречался с господином Ведином лично. Однако мы еженедельно обменивается письмами по e-mail. Наша дружба началась в 1998 году, если мне память не изменяет. В следующий раз напишу тебе об этом больше.

С любовью, Якоб



Так Лида узнала о Ведине. Она установила, что он знаком с обоими моими подозреваемыми, Энерстрёмом и Теделином! Ни в докладе Комиссии по пересмотру, ни в архиве Стига, нигде я не нашел тому подтверждения, а Лида получила его из первых рук.



Мой друг, встречавшийся с Отто фон Габсбургом, был лидером Социал-демократической оппозиции. Это доктор Альф Энерстрём. К несчастью, из-за оказанного на него давления, политического давления, и других сложностей ему пришлось отступиться. С доктором Энерстрёмом меня познакомила его жена. Мне нравились кампании, которые доктор Энерстрём вел против Пальме. Впервые мы с ним увиделись в клинике.

И стали друзьями. Ты спросила об очках. Я их ношу почти всегда, только читаю и пишу без них.

Итак, наш замечательный доктор снял шестикомнатную квартиру в стольном граде Стокгольме. Он платил половину арендной платы, а другую вносили члены его подпольной партии, но это все к делу не относится.

А вот что важно, так это тайный банковский счет доктора Энерстрёма в Люксембурге. Деньги туда приходили от жертвователей, в основном шведов, живущих за границей. Одним из тех, кто собирал деньги, была Вера Акксон-Йонсон, женщина из семьи, очень влиятельной в шведских деловых кругах. Деньги со счета шли на оплату агитационных текстов в газетах перед выборами.



…Шведский дипломат Бернт Карлссон из ООН хранил сведения об убийстве Пальме в сейфе у себя на работе. Сейф взломали, и Карлссон сказал друзьям, что его «скоро убьют». Так и случилось. При взрыве самолета над Локерби, в Шотландии. Погибло 270 человек!

Ты еще спрашивала меня о ЦРУ. Человек из ЦРУ, с которым я сотрудничал, работал вне американского посольства как репортер. Он собирал информацию о Восточной Европе во время поездок туда. Бывал и в Чехословакии, ведь на чешском он говорил не хуже, чем на немецком. И он не американец.

Мы с ним познакомились, потому что он был репортером. Я решил пообщаться с ним после публикации одной газетной статьи. На первой встрече я предоставил ему сведения, которые получил от доктора Энерстрёма, о визите высокопоставленного офицера разведки, встретившегося с Пальме в 1982 году. Это информация показалась репортеру-разведчику ценной, и я стал передавать ему разные сведения ЦРУ.

ЦРУ как-то раз оценили полезность моей работы на них. Они подсчитали, что могли использовать 75 % данных, полученных от меня, и лишь 50 % данных от тех, кто прошел специальную подготовку ЦРУ в их штаб-квартире в Лэнгли. Вообрази мою гордость!



…Ты спросила: кто убил Пальме, группа лиц или одиночка? Если отвечать одной фразой, похоже, что за день до убийства у Пальме была встреча с советским офицером из ГРУ.

Ты спрашиваешь, сколько людей понадобилось бы, чтобы устранить Пальме. В одном интервью по телевидению задавали этот вопрос, имея в виду, что большая группа не смогла бы сохранить всё в тайне. Тогда сказали, что для слежки за одним человеком требуется около 20 человек, просто тех, кто только наблюдает, но им еще нужны сменщики, пока они отдыхают или едят. 20 человек могут сохранить тайну при условиях самодисциплины, профессиональных заинтересованности и чести.

Что касается Пальме, мне любопытно, прослушивался ли его телефон. Вопрос в том, кто знал, что он в тот вечер пойдет в кино. Если его партнер из ГРУ это знал, то им, ГРУ, было бы нетрудно его убить. Выследить и убить, пока он не зайдет в поезд метро до дома. Его убили как раз неподалеку от входа в метро. Понадобилось бы всего один или два киллера – один в резерве на случай, если с первым что-то случится.

Мне жаль, что ты мне не веришь и считаешь мои слова уклончивыми.



Лиде удалось заставить Теделина написать об убийстве Пальме, но его слова приводили в замешательство. Заговор – хорошо, но при чем тут русские? Если Пальме был их агентом, зачем им его убивать? Никакой логики. Однако Лида задала главный вопрос, который напрашивался при чтении посланий Якоба.



Я хочу тебе признаться: ты мне очень нравишься.

И я не хочу тебя потерять.

А теперь возвращаюсь к другому вопросу. Да, я жалею, что я не застрелил его, когда мне было 12–13 лет, и не спас свою страну от многих проблем.

Тогда, в тринадцать лет, я думал, что могу использовать двухсотлетний пистолет одного друга моего отца. Зарядить его всякими металлическими предметами и попробовать подобраться к премьер-министру. Я думал, что такого маленького мальчика едва ли отправят в тюрьму. И что ему дадут подойти к Пальме. В этом смысле мой план вполне мог оказаться удачным.

Я не знал, выживет ли Пальме после такого ранения, учитывая возможности медицины в наше время. Все зависело от того, как я выстрелю.

Короля Густава III застрелили из такого же пистолета, какой был у папиного друга. Король умер скорее от заражения крови, чем от вреда, причиненного выстрелом. И я знал тогда, в 12–13 лет, что надо сделать все правильно, стрелять в грудь с близкого расстояния, тогда остановится сердце. И его будет уже невозможно спасти. Помню, я все думал, чем зарядить пистолет.

Но от того места, где я жил подростком, путь до столицы был неблизкий, так что мой тогдашний замысел не осуществился. О чем я жалею. Убей я Пальме в тринадцать лет, меня бы любили не только родители, но и половина страны. Ради этого стоило рискнуть одним годом тюрьмы, если бы меня вообще туда отправили. Вполне вероятно, я был слишком мал для тюремного срока.

Я планировал, что объясню журналистам, почему застрелил Пальме. Я был убежден, что Пальме – предатель, и хотел сказать об этом. Я надеялся на поддержку от тех, кто тоже об этом заговорит.

Сегодня я знаю, что некоторые из моих нынешних знакомых заявили бы, что Пальме – изменник. И тогда история нашей страны пошла бы по-другому.

Поскольку я его не застрелил, я чувствовал себя виноватым, когда уже вырос, и виноватым до такой степени, что это уже было похоже на абсурд. Я решил, что буду собирать доказательства его измены и напишу об этом. Сделаю все, что в моих силах, ради борьбы с Пальме и с его политикой.

Поэтому я поддерживал связь с доктором Энерстрёмом в 1980–1982 годах.

С любовью, Якоб



Дорогой Якоб,

важно говорить правду до конца и не удерживать ничего при себе. Я не увидела ответа на прямой вопрос: это ты застрелил Улофа Пальме?

С любовью, Лида



Дорогая Лида,

так вот в чем вопрос! А я думал, я ответил на него, на вопрос о Пальме. Отвечаю сейчас снова.

Я не стрелял в Пальме в 1986 году. И не имел никакого отношения к его смерти 28 февраля того года. Как все остальные, я просто узнал о ней из новостей, удивился и обрадовался, хотя это и случилось на 15 лет позже, чем нужно, и ничего не изменило в развитии страны. Ущерб был уже нанесен.

Обнимаю с любовью,

Якоб



Якоб,

мне очень грустно. Боюсь, что я потеряла тебя.

Я чувствую, что твой ответ на вопрос о Пальме – обман. Я понимаю, трудно сказать правду через столько лет. Но я вижу, что твой ответ нечестен. Я тебе писала: только правда, никаких умолчаний. Это из-за всего того, через что я прошла, из-за тех мучений, через которые я прошла.

Якоб, я не смогу приехать и относиться к тебе с доверием. Мне очень жаль. Я теряю тебя.

Прощай,

Лида



После всех его уверток она добилась от Теделина прямого ответа: он не убивал. Но зачем он назвал точную дату? Возможно, таким образом хотел уверить в своей невиновности, но эффект получился обратный. Поскольку Улофа Пальме признали скончавшимся через шесть минут после полуночи, он умер не 28 февраля, а 1 марта.

Из-за того, что Теделин сперва старался уйти от ответа, и странного выбора слов для ответов, которые он давал, мои подозрения насчет того, что он как-то замешан в убийстве премьер-министра, только возросли.

Диалог Лиды с Якобом Теделином резко оборвался. Она перестала отвечать на его сообщения.

Назад: Бертиль Ведин. День третий
Дальше: Ракеты, которые не вернутся