Книга: Настоящая фантастика – 2013 (сборник)
Назад: Андрей Бочаров, Светлана Колесник Пять минут… и ни секундой больше
Дальше: То, чего не может быть

И.А. Даль
Цветочный самурай

Я верю, что революция может начаться с одной травинки. Вряд ли кто-нибудь поверит, что она способна начать революцию, но я пришёл к пониманию веса и силы этой травинки. Для меня революция совершенно реальна.
Масанобу Фукуока
Тоичи Камикава медленно спускался по горной тропе к серо-зелёной громаде Токио, смутно видневшейся в рассветной дымке. Листва искрила серебристыми каплями росы, в кронах деревьев перекликались птицы. Их гвалт напоминал гомон человеческой толпы. Телефон в нагрудном кармане мёртвым грузом давил на сердце.
Камикава думал о русских. Странные они люди: не умеют работать, не отличают желаемое от действительного, а дисциплина… Этой ночью русский связник не вышел на запланированную встречу. Ни ответа, ни привета. Как теперь узнать, удалось ли дело в Томске?
Дойдя до стоящего на обочине мобиля, Тоичи переоделся в полицейскую форму. Сел за руль, включил автопилот, устало прикрыл глаза: машина сама вернётся в город – чистый и зелёный. Когда-то Камикава мечтал стать биологом, а вовсе не ищейкой и уж, тем более, не биотеррористом. Но многое в жизни, начинаясь просто, со временем становится сложным.
Ичи рос здоровым мальчуганом, не пропускал уроков, а по выходным помогал матери ухаживать за любимыми хризантемами. Отец появлялся только на день рождения. Мялся у порога, вручал завернутый в яркую бумагу подарок, затем, недолго посидев за скромным праздничным столом, оставлял матери конверт и исчезал до следующего года. Друзей у Ичи не было.
* * *
Ичи жил в неприметной трёхэтажке на окраине. Всё как обычно: заросли неувядаемого кустарника у входа, в каждом окне горшок с генсай. Генетически модифицированный бонсай – символ законопослушности, поэтому у самого Ичи их три, благо уход таким растениям не нужен: они сами по себе переживут владельца лет на сто.
Из предосторожности он припарковался на соседней улице. Свернув за угол, Ичи увидел бредущего навстречу дзенского монаха в шафрановой рясе. Что делать священнику в городе, да ещё в такую рань? Монах улыбнулся, сложил ладони в молитвенном жесте и скрылся в переулке
Открывая дверь подъезда, Ичи подумал: «Интересно, когда я уйду и монах уйдёт – узнают ли наши души друг друга?» Мысль показалась чуждой, тревожной тенью пробежала по душе. Поднявшись на второй этаж, он вошёл в скромную квартиру – никого. Прислушался – тихо. Автоматическим движением открыл экран на стене, проверил почту. Новых сообщений нет.
Ичи снял форму, бросил на плечо полотенце и спустился во внутренний дворик с садом и бассейном. На голубоватом зеркале воды кружили несколько жёлтых листиков. Наверное, их занесло ветром откуда-то издалека: в городе все растения – вечно-вечно-вечнозелёные, будь они прокляты! Присев на шезлонг, Камикава залюбовался алыми облаками, словно крылья поднимающими солнце над горизонтом.
Счастливые воспоминания? Мама, в смешной выцветшей шляпке и садовых рукавицах, зовёт: «Ичи, малыш, беги сюда! Смотри, что у нас выросло…» И он, подпрыгивая на ходу, несётся, чтобы увидеть… маленькое чудо! «Вечные хризантемы»: всегда зелёные и цветущие. Теперь им не страшны засуха или заморозки. Мама, присев у грядки, улыбается, а Тоичи, прижавшись к тёплому плечу, гладит нежные золотистые соцветия.
После школы биофак Токийского университета. Лучший студент Ичи Камикава едет в Европу, а там – встреча с Арни Треглем, знаменитым наставником Естества Природы, учеником самого мастера Фукуока. И «Непокорная жизнь», тайная организация, сражающаяся за биоразнообразие в больном генетическим планированием мире. Когда ему приказали, Ичи поступил на службу в полицию, причём не куда-нибудь, а в «Департамент защиты растений», в самое пекло, адскую кухню ГлобГена.
Наверное, в мире не осталось уголка, до которого не дотянулся глобальный синдикат. Сахара, Гоби, Виктория, Каракумы… Изменённые растения, пядь за пядью отвоёвывая у пустынь новые земли, сделали ненужными громоздкие оросительные системы. Мангровые заросли надёжно укрыли побережья от штормов и цунами. Немыслимые урожаи модифицированного сорго накормили тех, кому не хватало пшеницы и риса, – исчезла угроза голода. Мегаполисы вдохнули полной грудью, «зелёные легкие» планеты заработали, наконец, без сбоев.
Вот только дыхание это – искусственное: ни одно зернышко или листик не появлялись на свет без ведома ГлобГена. И корень всех бед – «Осакский Протокол 2039 года», международное соглашение о распространении новых видов растений. Все вокруг цветёт и пахнет, но биоценоз напоминает карточный домик. Антропогенные экосистемы без человека нежизнеспособны, а подлинная жизнь никогда не развивается по жёсткой программе. Одни лишь безумцы способны радоваться, посадив на цепь мать-природу…
Кто-то должен всё изменить. Любой ценой.
* * *
Ичи с разбега нырнул. Вода оказалась холодной, как в горном озере. Он энергично поплыл, наполняя мышцы усталостью. Двигаться. Ни о чём не думать. Очиститься от шлака ненужных переживаний.
Сделав пару кругов, он выбрался на бортик, спустил ноги в бассейн и поболтал ими, поднимая волну. Жёлтый листок закачался на воде, как кораблик, и Камикава улыбнулся ему, как доброму приятелю. И тут накатило чувство опасности. Сзади! На спину навалилась тяжёлая, разящая казармой туша. Ичи крутанулся, высвобождая руки. Противник, прорычав неразборчивое проклятие, вцепился ему в шею. Рывок! И сплетённые тела рухнули в воду.
Резким движением Ичи разомкнул захват, ударил коленом в пах и, вывернувшись из ослабших рук, поднялся на поверхность. Вдох! Сверху маячила фигура в серой, нет, синей униформе. «Полиция!» Отлично, у этих нет серьёзного оружия. «Всего двое. Патруль. Кто-то стукнул?» Ичи опустился поглубже, и, оттолкнувшись от дна, выскочил на бортик слева от второго. Полицейский не успел среагировать, движение, которым он тянулся к кобуре, напоминало замедленную съёмку. Кто только берет таких увальней на службу?! Делай раз! Удар в основание бицепса. Делай два – в висок. Вот и всё.
А первый, похоже, мёртв: так и не всплыл.
Сами виноваты: могли остаться в живых, если б не играли в героев. Ичи мельком глянул на тело: нашивки – сержант, рация в режиме «приём». Времени в обрез. Он подхватил полотенце и, вытирая на бегу волосы, влетел в квартиру. На сборы минута. Одежда, идентификаторы, гаджеты и главное – три блистера с «Зеленью».
Уложившись в пятьдесят секунд, он выскочил в переулок через заднюю дверь. К мобилю возвращаться нельзя, скоро о нём узнает вся полиция города. Подключая краденый идентификатор, лепя на лицо микроинъектор, Ичи сжал челюсти: будет больно, кожа пойдёт пятнами, распухнет лицо, появятся мешки под глазами… Зато теперь никто не опознает его по фото.
Пятью минутами позже, успев покинуть квартал, Камикава услышал две… три… ого, шесть полицейских сирен. Значит, его ждали, но усердные не по разуму патрульные приехали раньше всех и испортили праздник. Ичи на ходу сложил ладони и мысленно поблагодарил монаха: то был знак! Он спустился в метро и растворился в безликой массе «спешащих-на-работу».
* * *
День начинался коллективной медитацией толпы, доведённой до исступления замкнутым пространством. Прикорнув на краешке сиденья, Камикава дремал. Ему снился бледный веснушчатой парень с рыжей шевелюрой. Ичи дрался с ним в снегу. Странно, ведь Кири Равров – лучший друг Ичи! Лицо друга искажает гримаса боли. Зачем он режет себе живот?! Белый снег окрашивается красным. Нет, зелёным.
Зелёный снег? Снег, а душно…
Когда Ичи очнулся, вагон горел. Дурацкий флеш-килл тинейджеров «Сожги ублюдка». Дешёвый супераккумулятор подбрасывают в поезд, затем «разгоняют» до критического режима, начинается пожар. А игрок зарабатывает очки по числу пострадавших.
Никто особо не суетился: в Токио и не к такому привыкли. Ичи выдавил стекло, выбрался через окно наружу. Следом за ним, откашливаясь и ругаясь, потянулся офисный люд в мятых костюмах. Не оглядываясь, Камикава зашагал прочь от чадящего состава. Через три квартала проверил: чисто, слежки нет. Обыграть полицию легко. Труднее выиграть будущее. «Можно открыть будущему дверь, можно налить ему саке, но не заставить войти и выпить чарку дружбы» – так говорил наставник Арни-сама.
Ичи сел в такси, проверил, целы ли блистеры с «Зеленью» в кармане куртки, и выбрал маршрут мимо запасной квартиры, где должна собраться токийская ячейка «Непокорной жизни». Бросил взгляд на окно. Нечет – все в порядке, чёт – провал. На подоконнике стояло два горшка с генсай. Не останавливая такси, сказал: «Токио-Централ», главный магнитодорожный портал. Через час с вокзала отправляется сверхскоростной экспресс «Лебедь». На север Ичи поедет один: больше никого не осталось. Снова кольнуло: «Кто сдал?»
Кири… Что случилось там, в России? Что могло пойти не так в Томске? У русских – другой взгляд… Они выдумывают будущее на лету, мечутся наугад, тратят время, теряют возможности. Это злило, потому что сам Ичи гибок, как бамбук, и всегда знает, чего может добиться. Он не собирается умирать за случайное будущее, его будущее – лучшее из возможных.
А чего хочет Кири? Холодного огня, горячего снега или звезду с неба? Задание несложное, охрана в Томске слабая, сам проверял. Сигнализация устаревшая, полиция – ленивая. Люди в ячейке Кири опытные. Опытнее их были только ребята из Торонто. Но тех год назад при налёте на «Хранилище Судного дня» накрыли норвежцы – всех до единого. Неужели Кири не понимает, что это последний шанс? Не сегодня завтра ГлобГен завершит второй этап проекта «Обновлённая биосфера», и тогда… Стоп! Это уже паника…
«Ты трусишь? Трусишь?!» – прошептал внутренний голос. «Нет! Сомневаюсь…» – «В чём? В будущем? В друге? Или в себе?» Ичи отмахнулся: будущее не дружит с сомнениями.
«Уважаемые пассажиры, экспресс прибудет в Саппоро в десять тридцать», – который раз сообщила приторно улыбчивая вирт-стюардесса. Долго, почти сорок минут ожидания наедине с невесёлыми мыслями. Время тянулось, как перед началом…
* * *
«В начале была Природа, и жизнь таилась в Семени», – так много лет подряд начинал каждую проповедь-медитацию Наставник. Но в тот ясный апрельский день обычный порядок вещей распался.
– В начале была… – только и успел произнести Арни-сама, когда с дымной вспышкой рухнула дверь и через пролом волной пошли бойцы в штурм-панцирях. Кидотай, «серые» – полицейский спецназ. «Прикройте наставника!» – бешено заорал Кири, бросаясь навстречу. Ичи, Ханс, Андрэ, Джонни и смешливая девушка по прозвищу «Синичка» опоздали на какую-то долю секунды. Пластиковые щиты разомкнулись и сомкнулись. Наставник исчез.
Затем Ичи вырубил свет. И во вспышках шокеров, удушливом смраде слезогонки, тупых ударах и хрусте костей, криках и выстрелах – в дикой и страшной круговерти открылась нежданная истина: мир не вращается вокруг него. Мир не вращается вокруг наставника. Мир просто вращается.
Уходя, Арни-сама преподал последний урок: то, что казалось им революцией, для наставника было всего лишь бизнесом. Как только ГлобГен предложил подходящую цену, они остались одни. Кири и Ичи, а другие…
Погожий весенний денёк.
Повозка туда и обратно:
Из нашего мира – в загробный…

Залечивая раны в старой пастушеской хижине в Пиренеях, они узнали, что китайцы, подписав Осакский Протокол, объявили «дикие» растения вне закона – стартовала Вторая Генмодификация. Стало даже легче. Теперь они будут сражаться не за ветхие идеалы или память павших, а за будущее. Никаких революций – война! Революции пожирают своих детей, войны – всех без разбора. Огонь, пепел, прах… И когда-нибудь на пепелищах зазеленеют первые ростки нового мира.
Через месяц Ичи отправился в Токио, а Кири – в Томск.
* * *
– Все на позициях? – спросила Рейко.
– Да, Рейко-сан! – дружно отозвались игроки.
Рейко отключила вирт-гаджет и, не открывая глаз, сложила пальцы в мудру «Жизнь». Четыре руки подхватили её, подняли и понесли по воздуху к вибро-татами, возвращавшему телу чувствительность.
– Модератор приехал! – выдохнула Рейко.
– Молчи. Отдыхай, – сказал Маэда.
– Это важно! – огрызнулась она.
– А это – приказ! Минута тридцать, – отрезала Юкико, командир ячейки.
Досчитав до девяноста, Рейко сказала:
– Встреча через сорок минут. Прибыл один. Нужны: оружие, стимуляторы, транспорт.
– Не волнуйся: всё готово, – перебила Юки.
– Транспорт до Мёртвых островов!
Юкико и Маэда на секунду застыли, чтобы хором воскликнуть:
– Вот чёрт! О боги!
Игроки спустились в подвал, чтобы собраться: припасы, оружие – кто сколько сможет унести, не вызывая подозрений. Обнявшись напоследок, двинулись к выходу. Прислушавшись, Юки вскинула руку вверх: «Внимание!» Они замерли. Новые мудры: «Окружены», «Вниз», «Защита»…
Рейко кинулась в угол, к ржавому канализационному люку. Мама снова будет ругаться: «Какая ты неаккуратная, Рейко-тян!» Сверху донёсся треск: высадили дверь. Маэда сбросил школьный рюкзак, выхватил пистолет и замер напротив входа в подвал. Сегодня он игрок-защитник. Юки выключила свет и, пропустив вперед Рейко, наполовину задвинула тяжёлую крышку. Может, Маэда ещё успеет?..
Подсвечивая фонариками, девочки спустились по скобам вниз и поползли к запасному выходу. Выбираясь наружу, услышали хлопок – слабое эхо далекого взрыва. Маэда перешёл на Последний Уровень. Через три дня ему должно будет… было исполниться двенадцать.
«Копы знают, – прошептала Юки, – но у нас есть шанс». Рейко кивнула: она почти год играла в «Жизнь» и понимала, что шансы сохраняются даже в самой безнадёжной ситуации. Скверик, в который выводил ливневый тоннель, патрулировало всего двое полицейских, а заряда шокера хватило бы на целый взвод. Десять секунд, график не нарушен. Отдавая приказы игрокам, Юки и Рейко осторожно пробирались к домику на побережье, возле которого была назначена встреча.
Модератор, выглядевший чуть ли не стариком, встретил их мудрой «Осторожно!». Обветренное неподвижное лицо, тёмные круги под глазами. Рейко удивилась: неужели в «Жизнь» можно играть так долго? До какого же уровня он успел дойти? Но времени на вопросы нет. Отдать и исчезнуть.
Не вышло – с улицы донёсся визг шин, топот ног, лязг оружия. Это Бутай, «чёрные», они стреляют без предупреждения. Юки побледнела, но, улыбнувшись, передала Модератору пистолет и ключи от акваплана, а затем достала из рюкзака маленькую чёрную гранату. Рейко прикусила губу и, только взяв в каждую руку по тяжёлому кругляшу, приятно холодившему взмокшие ладони, немного успокоилась. Модератор, простившись с ними долгим взглядом, выскочил в садик с «вечными» туями и исчез за забором. Кажется, уровень пройден до конца. Вот интересно: чем заканчивается «Жизнь»?
* * *
«Кто сдал?!» – снова и снова спрашивал себя Ичи. Всё позади: внезапный обыск на выходе из «Портала», отчаянный прорыв в город, бесцельное блуждание по холодным улочкам, поездка в маршрут-бусе к побережью, странные дети, насмерть играющие в «Жизнь» вместо того, чтобы понарошку убивать себе подобных в вирте без причин и последствий.
Привлечь школьников – идея Кири. Взрослые инертны, их устраивает стабильное существование в окружении неувядаемой зелени. Кого вообще интересует настоящая, да к тому же вымирающая жизнь? Друзья спорили до хрипоты, а в итоге Кири оказался прав: кроме детей надеяться больше не на кого…
Ичи пробирался по широкой береговой полосе, засаженной «вечным» кустарником для защиты от песчаных дюн. Над городом поднимались столбы дыма, воздух сотрясали звуки взрывов и вой сирен – игроки прикрывали отход Модератора. И многие перешли на Последний Уровень. Жертвы неизбежны. Но сегодня, оглянувшись на чёрное облако взрыва за спиной, Ичи трижды проклял себя. Чем бы всё ни кончилось, ему никогда не узнать имён двух девчушек в школьной форме.
Вот и ориентир: старый ангар с перекошенными, наполовину утонувшими в море воротами. С боковой стенки кто-то предусмотрительно сорвал кусок жести. Оглядевшись, Ичи одним броском преодолел серую полосу песка и нырнул в тёмный проем. Когда зрение привыкло к полумраку, разглядел на мелководье небольшой акваплан. Ну и старьё! Да ему лет пять, не меньше. Впрочем, откуда школьникам взять денег на новую технику?
В дальнем углу что-то шевельнулось. Прильнув к пахнущей солью земле, Ичи снял с предохранителя пистолет. Послышался надсадный кашель. Серая фигура поднялась на ноги, пошатнулась и рухнула ничком. Ичи, не сводя взгляда и ствола с цели, ринулся вперёд. Человек в грязных лохмотьях лежал неподвижно.
– Эй, – Камикава ткнул его стволом в спину, – ты кто?
– Шиснь… Шиснь… – едва слышно прохрипел неизвестный.
Ичи ногой перевернул тело. Рыжие, слипшиеся вихры. Бледная, просвечивающая сквозь спёкшуюся корку песка и ожогов, кожа. Да это же…
– Воды, – простонал Кири.
Спотыкаясь, Камикава бросился к рюкзаку, суетливо перерыл его и нашёл! Маленькую бутылочку с анимешным кроликом. Раненый, с трудом приоткрыв растрескавшиеся губы, жадно глотнул. Хрип и клокотание в груди: наверняка обожжены лёгкие.
– Кири-кун… – окликнул Ичи. – Это я, Ичи! Что случилось? Где семена?
– Семе… на… – чуть слышно повторил умирающий. Его рука дёрнулась и застыла, но Ичи угадал: «Там…» Сделав инъекцию обезболивающего и стимулятора, Камикава поспешил к дальней стене. Так и есть: рыхлая, свежевзрытая куча – Кири из последних сил, теряя сознание от боли, спрятал драгоценные семена. Голыми руками, с ожесточением Ичи начал разбрасывать песок и почти сразу наткнулся на металл – контейнеры!
Контейнеры лёгкие, но объёмные – оба сразу не унести. Когда, уложив на заднее сиденье акваплана первый, Ичи возвращался за вторым, его обожгло: «Не хватит места! Или семена, или…»
Кири встретил друга мутным блуждающим взглядом.
– А… это ты. Думал… не придёшь. Думал… всё, – едва шевеля губами, сказало тело Кири. Его дух остался далеко отсюда. Может, в Томске, где группа попала в засаду и половина ребят полегла при прорыве. А может, в сгоревшем над морем экраноплане. Две ракеты: в крыло и корму – ГлобГен на мелочи не разменивается. Кири спасла случайность: стоя возле грузового люка, паковал контейнеры, когда взрывной волной их вышвырнуло за борт. Потом, качаясь на горящих волнах, выгребая к далёкому берегу, метр за метром волоча непосильный груз, Кири тысячу раз успел пожалеть, что выжил. Но он добрался и дождался…
– Кто? – бешено прошипел Ичи. – Кто сдал?!
Тихий безразличный ответ прозвучал как удар: «Ты…»
«Я – предатель?! Ложь! Чушь. Бред…»
Или правда?.. Больше некому – осталось всего двое.
Рука Кири медленно скрылась за пазухой и вынырнула оттуда с маленьким воронёным пистолетом. Не успев понять, что происходит, Ичи двумя выстрелами в сердце вдавил лучшего друга в песок. Выронив тёплый кусок металла из онемевшей руки, закрыл глаза и упал на колени: «Кири-кун! Кири…»
Грязная маска лица, застывший взгляд голубых глаз. Кирир Равров, двадцать восемь лет, бывший биолог, руководитель русского филиала «Непокорной жизни», убийца и террорист. Последний из них.
Тоичи Камикава… Лейтенант Камикава медленно встал на ноги и отряхнул колени. Неужели конец? Похоже, да: всё встало на свои места…
…вот Ичи, вернувшись из школы, видит на месте родного дома пепелище: террористы из «Жизни» бросили бомбу – нечего высаживать «вечные» хризантемы! А маме просто хотелось любоваться цветами, чтобы не чувствовать себя одинокой!..
…хмурый суперинтендант, глядя в лицо, спрашивает: «Лейтенант, вы представляете себе степень риска?» – Камикава молча кивает: да, представляет; да, согласен; да – агентом-двойником…
…седой доктор, в белом, с пятном от кофе, халате допытывается: «Юноша, это ведь новая, не опробованная технология. Игры с подсознанием смертельно опасны!» – Камикава снова кивает: да, понимает; да, согласен на вживление нейронного биохаба – переключателя личности «Одинокий монах».
Кем он стал после этого?
И кто сейчас – он?
«Одинокий монах» вернул лейтенанту Камикаве личность. Подсознанию больше не нужно выкраивать десяток секунд, чтобы, среагировав на генсай – чёт! нечет! – незаметно для террориста Ичи передать кодовое сообщение. Такой режим предусмотрен только в одном случае: операция «Разгром» завершена, преступники обезврежены, а груз – захвачен.
Груз! Два контейнера с семенами из Томского хранилища и три блистера «Зелени» – уникального «гензакрепителя», похищенного Ичи из лаборатории Департамента защиты растений. Он перевёл взгляд на акваплан.
Острова… Два государства бестолково спорили из-за них больше сотни лет. Потом кто-то – неизвестно кто – решил проблему жестко и эффективно, запустив вдоль гряды крылатую ракету со штаммом «лунной чумы». Через час об этом на весь мир завопило радио с Островов. Тридцать минут спустя пограничники начали операцию «Чистота». Сейнеры, лодки, вертолеты с обезумевшими людьми перехватывали и уводили далеко в океан – на карантин. Спустя двадцать три часа острова умолкли навсегда. Болезнь, взрывая кожу язвами, похожими на лунные кратеры, убивает носителя в течение суток. Выживших, а их оказалось немного, переселили куда-то на юг Тихого океана – под вечный надзор.
На следующие двести, а может, и больше лет Острова стали Мёртвыми. Стерегущий их «Океанский патруль» стреляет только на поражение. Самое недоступное место на планете. Именно туда и собиралась переправить семена «Непокорная жизнь». На Мёртвых островах, никем не потревоженные, семена дождутся своего часа…
– Как бы не так! – Тоичи Камикава устало хрустнул шеей. – Ни хрена у вас не вышло, господа покойники.
Оставалось связаться с полицией, вернуть украденные семена, «Зелень» и… «Что дальше, лейтенант Камикава?» – неожиданно спросил Ичи. Камикава вздрогнул: хаб, что ли, барахлит от недосыпания? «Нет, приятель, с хабом всё в порядке, – успокаивающе произнес Ичи. – Барахло – ты сам…» Лейтенант Камикава бросился на врага, понимая, что уже опоздал.
Утерев холодный пот со лба, Ичи опустился возле тела единственного друга. Сложил ему руки на груди, неумело перекрестил и сказал: «Прощай, Кири-кун. Покойся с миром». Затем сел в акваплан и захлопнул прозрачный колпак.
* * *
От безумного прорыва сквозь завесу «Океанского патруля» в памяти сохранились лишь глухие удары глубинных бомб и рвущее сердце кислородное голодание, когда пришлось восемь часов отлеживаться на дне в тени берега. Его искали и не нашли.
Аварийное всплытие, глоток живительного, пахнущего гнилой рыбой воздуха. Удары прибоя, выбросившие неуправляемое суденышко на чёрные вулканические скалы. Отчаянная борьба за контейнеры – волны раз за разом пытались выдрать их из рук.
Пустынный берег, заваленный мокрым плавником и космами коричневых водорослей. Долгий провал, во тьме которого Ичи, лейтенант Камикава, с кем-то спорил, что-то ожесточённо доказывал, но не запомнил – кому и что. Волоча контейнеры, он брёл, пока не наткнулся на глубокую, окружённую со всех сторон скалами долинку Тёплых Ключей, где даже зимой не держится снег.
Здесь Ичи блаженствовал в естественной горячей ванне. Час? Два? Сделав усилие, сумел выбраться из воды и одеться, но жар не отпускал. Пульс участился и побаливала голова, совсем немного. Первые симптомы «лунной чумы» – добро пожаловать на Мёртвые острова!
Времени оставалось мало. Ичи вскрыл контейнеры, смешал семена с «Зеленью» и отправился в последнее путешествие. Широкими жестами он разбрасывал капсулы, стараясь наделить новой жизнью каждый уголок. Весной остров зацветёт. Семена тронутся в рост, появятся настоящие – не вечные! – трава, цветы, кусты и деревья. Здесь нет вредителей, всех выкосила «лунная чума». Это будет его… нет, их с Кири, маленький рай на земле. И однажды в него смогут вернуться люди.
Семена вскоре закончились: не так уж много удалось спасти от ГлобГена. У Ичи хватило сил, чтобы вернуться к Тёплым Ключам и выкопать себе моги… Разве всё так печально? Ичи улыбнулся и достал из кармана последнюю «цветочную бомбу» с маркировкой «Золотые хризантемы».
Нет, не могила, а колыбель перерождения. Здесь он станет иным, но кем – ещё предстоит узнать. Ичи улегся в яму. Аккуратно, начав с ног, присыпал тело рыхлой землей, и, уложив в холмик у самого сердца семена хризантем, закрыл глаза и уснул.
Что ему приснилось? Мы никогда не узнаем.
* * *
Рейко поднялась с татами за минуту до звонка будильника, и зашлёпала босиком на кухню. Скоро год, как, выйдя из больницы после тяжёлой контузии, она живёт под пристальным надзором полиции. Зря! Никто больше не играет в «Жизнь». Старые друзья и подруги, кто выжил, заняты обычными делами: учатся, влюбляются, ссорятся, совершают глупости – нормальные подростки.
А недавно в школе ввели обязательный предмет – «Экостабильный мир». Примерной ученице Рейко он даже нравится. Но придёт день, когда такой мир всем надоест. И начнётся новая Игра.
Рейко уже придумала название: «Остров золотых хризантем».
Назад: Андрей Бочаров, Светлана Колесник Пять минут… и ни секундой больше
Дальше: То, чего не может быть