«Мучительное это слово — Свирь!..

Не слово, а черта, отделившая одну жизнь от другой, юность от взрослости, волю от порабощения. Ведь Свирь в тридцатые годы была не столько названием порожистой реки, сколько половиной термина “Свирьлаг”… Множество мирных имен на географической карте было загажено тогда добавкой этих трех букв! Невольником, рабом, заключенным был привезен тогда я на этот берег…»

Это из воспоминаний писателя Серафима Четверухина, сына московского священника.

Какая страшная метаморфоза, какое жуткое противостояние!

Озаренные тихим и ясным светом Православия монастыри, основанные Александром Свирским и его учениками… Это с одного края истории.

А с другого — исполинская, дышащая мертвящей стужей тьма Свирьлага. Самое же трагичное, что и там и тут находились одни и те же православные, русские люди.

Недавно в серии ЖЗЛ вышла книга, посвященная Алексею Федоровичу Лосеву. Этот замечательный и, может быть, величайший русский философ двадцатого века провел в Свирьлаге несколько лет жизни. Был Алексей Федорович, как стало известно сейчас, тайным монахом…

Нет, отнюдь не случайно в распаленном сатанинским азартом сознании В.И. Ленина сходилась воедино электрификация РСФСР и борьба с Православием.

Увы…

Планы эти почти удались. Пронизанный немеркнущим светом Православия край постепенно погрузился в глухую тьму, черное слово «Свирьлаг» заслонило саму историческую память о великих православных подвижниках.

— А где Ладвинский монастырь находился? — расспрашивал я.

— Какой монастырь? Не слыхали про такой…

— Ну, как же не слыхали? Село Ладва…

— Ладва?! Так это же станция. Там пересылка была…

Непостижимым образом, но и во времена, когда совсем уже сгустилась над нашей Родиной атеистическая тьма, сохранялась в душах людей память о Свете.

Сейчас для большинства из нас впервые звучат имена великих русских святых.

Но что с того?

Все равно узнает их душа, твердо зная откуда-то, что это и есть самое дорогое, самое светлое, что было в ушедших на дно рукотворных морей остречинских атлантидах…

И совсем уже странно, но, когда я думаю о своем расстрелянном в Остречинах деде, когда вспоминаю о своих прадедах, почему-то первым делом встает перед глазами образ Александра Свирского, его учеников — свирских чудотворцев.

Впрочем, так ли уж и непонятно это?

Наши святые вобрали в себя молитвы и дедов наших и прадедов, и когда мы обращаемся к ним — мы вступаем в молитвенное общение с нашими далекими предками, которые тоже молились этим святым. Отсюда ощущение святых как своих родственников. И эту нерукотворную родственность невозможно разрушить ничем…

О священнике остречинской церкви Рождества Богородицы отце Иоанне Великове я узнал, еще не зная ничего о нем.

Мне никто не рассказывал о нем, но уже тогда, в детстве, пусть и неяркий, но чистый и ясный отчетливо различался свет его жизни.

Это я могу засвидетельствовать сам, потому что в шестидесятые, семидесятые годы немало разговаривал и общался с людьми, которые сохранили, пронесли через страшные годы испытаний привитую им отцом Иоанном веру…

Известно о нем очень мало.

Родился Иван Александрович Великов 23 мая 1883 года в селе Люболяды Новгородской губернии, в семье псаломщика.

Как и положено было в сельской «поповке», вся будущая жизнь Ивана Александровича была определена без него.

Обучался он в Новгородской Духовной Семинарии, но, когда закончил три класса, в Троицкой церкви погоста Перетно Крестецкого уезда освободилось место псаломщика. Поэтому в 1902 году Иван Александрович оставил учебу и поступил на приход, где 24 марта 1903 года был назначен псаломщиком.

В 1911 году двадцативосьмилетний псаломщик, получавший сто рублей в год жалованья, женился на двадцатитрехлетней дочери диакона Марии Афанасьевне Ефремовой.

Скоро Мария Афанасьевна забеременела, и Иван Александрович устроился по совместительству учителем пения в Перетнинскую церковно-приходскую школу.

14 февраля 1912 года родилась первая дочь Муза, через год, 30 января 1913 года, — Фаина.

Незадолго до рождения третьей дочери Веры тесть диакон ушел на покой и многодетный отец был назначен 1 июля 1914 года на его место. 30 июля его рукоположил во диаконы викарий Новгородской епархии преосвященный Алексий, епископ Тихвинский.

Отметим, что рукоположение в сан диакона псаломщика Иоанна Великова — одно из первых деяний на архиерейском поприще будущего Патриарха Алексия I.

Одновременно с диаконством Иоанн Великов работал законоучителем в земской школе Крестецкого уезда.

В 1915 году диакон Иоанн Великов был переведен в церковь святых мучеников Фрола и Лавра в селе Великий Порог Боровичского уезда Новгородской епархии.

Здесь доход его вырос до 402 рублей 12 копеек в год.

Доход вполне приличный, достаточный для безбедной жизни.

На допросе 12 августа 1937 года арестованному Ивану Александровичу Великову зададут вопрос:

— Дайте показания, были у вас беседы с колхозниками о том, что «в старое царское время жилось лучше, все было, а сейчас замучили с этими колхозами»?

— В разговорах я действительно вспоминал про жизнь при царском режиме, — ответит Иван Александрович. — Тогда я имел отдельную дачу, моя жена не работала, мы имели работницу и няню, и тогда нам жилось лучше.

Рядовая, неприметная жизнь…

Размеренность и расчетливость ее любили осмеивать либеральные писатели, косность ее «разоблачали» на своих полотнах наши передвижники, но сколько осмысленности и мудрого покоя в этой жизни!

Красоту характера человека, сформировавшегося в сокровенных глубинах этой православной жизни, силу веры этих людей и продемонстрировали нам судьбы многочисленных новомучеников российских, и в том числе и судьба самого Иоанна Великова.