Возможно, он немного вздремнул. И почему бы человеку, который не спал уже много часов, действительно не вздремнуть? Почему бы это не сделать космонавту, который выполнил почти всю возложенную партией и правительством задачу, за исключением собственного благополучного возвращения назад? Почему бы не сделать это по причине последнего из немногих удовольствий, которые имеются в распоряжении единственного теперешнего жителя Луны? Конечно, остается еще удовольствие от лицезрения невиданного на Земле ландшафта, но поскольку он не меняется, да и деться никуда не сможет, то почему бы не отложить это счастье во имя естественной надобности? И даже если отодвинуть вдаль позицию пессимизма и начать чистосердечно верить в чудеса, в каких-нибудь благодушных пришельцев с Марса, заправляющих сейчас звездолеты для срочной отправки помощи собрату по разуму, или в благодушных потомков, которые из своего сверхрационального и пропитанного гуманизмом будущего собираются переправить героическому предку пару-другую цистерн с кислородом, для того чтоб спокойно досидел до постройки и старта с Байконура спасательной миссии. Так вот, даже если верить в это, то почему бы не поспать часик-полтора для экономии оставшегося в баллонах воздуха? В общем, в данном конкретном случае точки зрения оптимизма и пессимизма на проблему сна Юрия Алексеевича Гагарина сходились. Удивительное, философски значимое обобщение. Но вообще-то спим мы обычно не только потому, что так надо, а потому, что даже героев берут иногда за горло тиски усталости и заставляют, несмотря на упрямство и волю, в конце концов сдаваться. Может быть, сейчас так и произошло?

Но понятно, мозг – беспокойная, сверхсложная машина – тикает и даже в абсолютно безвыходных ситуациях не дает расслабиться, бьется в стены, ищет и ищет выход. И поскольку этот выход редко, разве что в истории с Менделеевым, получается откопать во сне, то совсем скоро, как только тиски усталости немного смягчают хватку, сон улетучивается прочь, хоть на Луне и нет атмосферы и вроде бы его крыльям не в чем находить устойчивую опору. И вот теперь Юрий Алексеевич Гагарин снова пялится в вечный день Луны, более похожий на земную ночь. Теперь он снова может любоваться ландшафтом, снова размышлять о своей злосчастной звездной судьбе и снова прикидывать и представлять, как его друг и напарник Владислав Николаевич Волков ведет послушную ракету к Земле. Это такие радостные и одновременно такие печальные мысли. Как сложно все переплетено даже здесь, в мире невесомости и вакуума.

В настоящий момент Юрий Гагарин обладает огромным преимуществом перед большинством населения нависающей в темноте планеты – он знает, точнее, в любой момент, взглянув на датчик, может узнать, сколько часов жизни остается в его лимите. Конечно, далеко не всем копошащимся вверху разумным млекопитающим такое положение показалось бы преимуществом, но для людей, подчиняющих существование достижению чего-то, – это огромный плюс. И Гагарин спокойно размышляет о том, стоит аль не стоит смотреть на датчик давления или на часы. И те и другие единицы имеют абсолютно равный вес. Вообще-то, с его рационалистической точки зрения, размышлять в последние часы жизни о том, сколько этих самых часов жизни еще в запасе, для того чтобы в их течение снова и снова прикидывать, сколько их осталось теперь, – это бесконечность, поглощающая саму себя. Однако мозг наш еще и в какой-то мере циклическая машина и действовать вопреки его конструкции удается далеко-далеко не каждому, и уж тем паче не всегда.

И Юрий Алексеевич думает именно об этом. А ландшафт вокруг не меняется, разве что чуть-чуть, еле-еле проворачивается в темноте неба большой голубоватый шар.