Глава 22
Уинтер
Наши дни
Я сидела в театре, слушая последние репетиции ежегодной постановки «Щелкунчика», и вспоминала себя на этой сцене, казавшейся огромной, среди детворы. В памяти до сих пор сохранилось, как я порхала под искусственным снегом, едва обращая внимание на зрителей, потому что созданный вокруг меня мир был слишком красив, чтобы отвлекаться на что-то другое.
Кто-то проскользнул мимо моего места у прохода и присел рядом.
– Как ты? – спросила Рика.
Я лишь слегка улыбнулась.
Ответа на этот вопрос не было. Если скажу «нормально» – прозвучит комично.
Сложив замерзшие из-за прохладного воздуха руки на коленях, я спрятала губы под своим тонким шарфом и выдохнула горячим воздухом в попытке согреться.
– Переезжай к нам, – предложила девушка.
Она уже несколько раз поднимала эту тему после случившегося в парке пару дней назад, но я как будто впала в состояние ступора и не хотела бежать. Я хотела победить.
– Ты и так мне помогаешь, – подчеркнула я. – Я признательна за это.
Вчера у меня состоялась встреча с ней и Майклом по поводу спонсорской поддержки выступления. Сумма небольшая, зато я получу возможность выкарабкаться из сложившейся ситуации самостоятельно. Они вернут свои инвестиции с продаж билетов – если мне повезет продать хоть один, – а остальную прибыль мы разделим. Однако Рика позвонила сегодня, чтобы обсудить новые идеи о туре и, возможно, даже о сотрудничестве с другими недооцененными исполнителями. Она с неподдельным энтузиазмом прониклась этой задумкой. Было приятно, что кого-то радовали мои танцы. Помимо Дэймона…
– Ты выглядишь немного угрожающе, – произнесла девушка. – Словно замышляешь что-то.
– Относительно тура или мужа моей сестры?
Рика прыснула от смеха.
– Какой из этих двух вариантов наводит тебя на мысли об убийстве?
– Я ненавижу его, – сказала я, потянув вниз рукава своей короткой куртки. – Ненавижу то, что он со мной сделал. Дэймон заслужил свое наказание.
Он заслуженно сел в тюрьму.
– Но? – подтолкнула она.
Но мое слабовольное сердце постоянно возвращалось к тому, что парень сказал несколько дней назад в постели, пока я держала ножи у его шеи и ребер. Что он решил, будто мог сблизиться со мной в школе лишь с помощью лжи. Может, Дэймон просто навешал моей матери лапши на уши, чтобы от нее избавиться.
А может, говорил правду. Только от этого его поступки правильными не стали.
– В прошлом многие моменты казались искренними, словно он мог бы быть другим, и я могла бы быть другой.
Дэймон соблазнил меня обманом. Почему у меня возникали сомнения насчет того, каким мужчиной он был?
– Я действительно его ненавижу. Просто хотела бы испытывать ненависть каждую секунду. В «Колфилде» Алекс рассказала мне обо всем, что случилось с тобой, – пояснила я. – Как парни ошиблись, решив, будто это ты опубликовала видео и отправила их в тюрьму, поэтому начали тебе мстить. – Рика промолчала, и я тоже сделала паузу. – Она сказала, что это сделал Дэймон. Но ты, похоже, не возненавидела его. Почему?
Эрика пригласила его и мою семью на вечеринку в честь своей помолвки. Была не против его присутствия в парке развлечений. Судя по сплетням, они обсуждали какие-то бизнес-проекты.
В ответ девушка вздохнула.
– Почему я не возненавидела их всех? Полагаю, даже если ненавидишь кого-то, не обязательно цепляться за это чувство вечно.
Но ведь так неправильно. Как она могла доверять ему? Как могла простить его?
– Я не оправдываю поступки Дэймона, – замешкавшись на мгновение, сказала Рика, – однако… не знаю. Просто вижу шанс. Не могу это объяснить. – Затем девушка продолжила: – Майкл, Кай, Уилл… С тех пор они ни разу меня не разочаровали.
Мне неизвестно, что они сделали с Рикой и что сделал конкретно Дэймон. Я имела возможность сравнить только то, как он поступил с нами обеими. Никогда бы его не простила.
– Он же не причинил тебе вреда, да? – поинтересовалась она, словно ожидая отрицания.
Еще один вопрос, на который трудно ответить. Принуждал ли он меня? Нет.
Угрожал ли мне? Морочил голову?
– Его игры разума жестковаты.
Рика усмехнулась с явным пониманием.
– Да, он профессионал в этом.
Балетмейстер закричала, давая указания, после чего музыка опять заиграла сначала и дюжина пар пуант застучала по сцене, повторяя номер.
– Единственное хорошее воспоминание о Дэймоне сохранилось у меня со времен детского сада, – произнесла девушка. – Мне было три или четыре года. Детали я помню смутно, зато суть – довольно хорошо. В библиотеке меня толкнул другой ребенок и украл мою книгу-панораму. – Она тихо засмеялась. – Дэймон отобрал ее и вернул мне. Он ни разу не заговорил со мной. Мама пригласила его почитать с нами, но ему пришлось уйти с няней, по-моему.
Я представила, маленького Дэймона, который, как обычно, взял ситуацию под контроль. Не знаю, зачем Рика рассказала мне это. Можно подумать, милая история компенсирует то, какой он сейчас.
– Бояться его я начала только в старшей школе. – Ее голос прозвучал задумчиво, словно она сама осознала что-то впервые. – После всего, что происходило с ним дома.
– Это не оправдание, – подметила я.
Рика согласилась:
– Да, не оправдание. Это всего-навсего причина. Всегда есть причины для того, чтобы все было так, как оно есть.
* * *
Домой я вернулась поздно. Войдя в спальню, я сбросила обувь и размотала свой шарф. Я почти два дня не видела Дэймона. Понятия не имела, где он был и что делал. Я очень устала.
Переодевшись в шелковые пижамные шорты и рубашку, освежившие мое утомленное тело, я подключила телефон к зарядному устройству и проигнорировала оповещения о звонках матери.
Вчера утром я связалась с ней и снова убедилась, что они с Ари в безопасности. А когда спросила, как она могла бросить меня и скоро ли вернется, мать колебалась с ответом слишком долго, поэтому я повесила трубку. Пусть придумает оправдание и оставит потом сообщение.
Неужели она действительно поверила в дерьмовые обещания Дэймона? Что мы любим друг друга и нам просто нужно время, чтобы наладить отношения? Или хотела верить, потому что это легче, чем дать отпор?
Я закрыла дверь и подперла ее стулом, после чего легла на кровать и завела будильник.
Но, несмотря на усталость, уснуть я не могла.
Внизу тихо открывались и закрывались двери – охранники Дэймона ходили по дому, следили за прилегающими территориями, пока он был в отъезде.
Поначалу я думала, будто их приставили сторожить меня, не выпускать из дома, докладывать ему о моих планах. В какой-то мере это, несомненно, входило в обязанности парней, но никто мне не докучал, не запрещал уходить или делать что-либо еще.
Шофер был в моем полном распоряжении, и я могла уйти, когда захочу. Если дома и в театре меня действительно запугивали не охранники или сам Дэймон, я чувствовала себя безопаснее в их присутствии. Когда его не было рядом.
Я сжала простынь, презирая прокравшиеся в голову мысли. И ту частичку сознания, которая скучала по Дэймону.
Где он? Прошло уже несколько дней. Михаил все еще у него?
Или Дэймон все-таки улетел на Мальдивы? Ощутив укол ревности, я глубоко вздохнула и оттянула ворот рубашки от шеи. Казалось, словно я задыхаюсь.
Пошел ты к черту.
Проклятье, что я делаю? После хорошего секса я забыла, что он – подонок? Какая пошлость.
Плевать, даже если он защитил четырехлетнюю Рику и страдал от того, что над ним издевались дома. Многие люди росли в кошмарных условиях.
Твою мать, я любила того, кем он притворялся, только своим враньем Дэймон обесценил все произошедшее между нами. Он унизил меня.
Почему было так трудно запомнить, что все вызванные им чувства тоже оказались ложными?
Таинственный парк развлечений. Фантастический страх. Пульс в моих венах.
Затем я вспомнила объятия его сильных рук.
Мне нравилась опасность. То, как он пробуждал меня к жизни.
Мои пальцы лежали на животе и поглаживали полоску обнаженной кожи под задравшейся рубашкой. Между ног пульсировало, соски напряглись. От слез жгло в глазах. Я ненавидела себя. Потому что хотела его.
Дэймон умело лгал, не так ли? Ведь я хотела чувствовать все, в чем он убедил меня в постели, когда мне было шестнадцать лет.
По щеке скатилась слеза, однако я старалась сдержаться. Хотелось вновь его ощутить. Но я не могла. Не могла позволить ему победить.
Послышалось, как кто-то подъехал к дому. Хлопнула сначала автомобильная, потом входная дверь. Я оцепенела, прислушиваясь; шея бешено пульсировала от напряжения.
Шаги на лестнице. Медленный скрип половиц, раздававшийся все ближе.
Заскулил Михаил.
Я закрыла глаза. Нет.
Дэймон подергал дверную ручку. Когда та не поддалась, он дернул сильнее. Дверь все равно не открылась.
На мгновение повисла тишина. В ожидании я крепче стиснула простынь, держа руки вдоль боков, и вдруг…
Мою дверь выбили.
Древесина треснула, ручка упала на пол, стул перевернулся. Судорожно вздохнув, я резко села и начала мотать головой, сопротивляясь жару, хлынувшему в живот и между бедер.
– Не надо.
Только не уверена, кого я умоляла: себя или его?
Я не слышала его движений, но точно знала, что это Дэймон. От одежды парня несло гвоздикой, к тому же охрана остановила бы чужака.
Из-за выступившего пота моя шелковая пижама липла к коже. Сбросив с себя простынь, я свесила ноги с кровати.
– Пожалуйста, не надо, – прошептала я. – Я не могу мыслить трезво.
Звук его шагов приблизился. Он остановился передо мной. Раздался стук льда о стенки стакана. Сделав глоток, Дэймон обхватил мой подбородок и властно провел пальцами по линии челюсти.
– Ты не хочешь испытывать этого желания, – произнес парень тихим низким голосом, – но противиться ему бессильна.
– Пожалуйста. – Просто уйди. – Пожалуйста.
Не прикасайся ко мне. Не держи меня. Не обнимай.
Он поставил стакан на тумбочку, что-то снял с себя – пиджак, наверное, – и бросил в сторону.
– Ложись, – распорядился Дэймон.
– Нет, – пробормотала я.
Его пуговицы разлетелись вокруг, когда он сорвал с себя рубашку. Пряжка звякнула, пока парень расстегивал ремень, после чего строго повторил:
– Ляг, Уинтер.
Это не он. Не тот, в кого я влюбилась.
Это муж моей сестры, который хотел, чтобы я больше никогда не чувствовала себя счастливой.
Я уперлась руками в его живот, сдерживая рыдания. Дэймон запустил пальцы мне в волосы, притянул мою голову ближе к себе, нагнулся и, обдав дыханием мои губы, произнес:
– На спину, Уинтер. Сейчас же.
Затем он завладел моими губами, слегка покусывая их. Позволив его языку проникнуть в мой рот, я ответила на поцелуй и ощутила нужду в нем, разлившуюся по телу.
Вместо того чтобы лечь, я отстранилась, дотронулась до его лица, в то время как он поглаживал большим пальцем мою щеку.
– Просто отпусти меня, – попросила я.
В ответ парень зарычал и оттолкнул меня. Я вскрикнула и забилась в угол кровати.
Он начал расхаживать по комнате и, передразнивая, повторил мои слова:
– Отпусти меня. Почему ты не можешь заткнуться? Почему вы все не умеете затыкать свои рты, мать вашу?
– Я возненавижу тебя навсегда, если ты так со мной поступишь, – возразила я. – Буду презирать и не брошу попыток сбежать, потому что никогда не смогу тебя полюбить. Ты больной. Мне противно от того, какие чувства ты во мне вызываешь! Я никогда не полюблю тебя.
Раздался грохот – я поняла, что Дэймон сбросил все с моего комода.
Но я не остановилась.
– И я ненавижу себя, когда ты рядом, – сказала я, стараясь любым способом его ранить. – Ненавижу то, что позволяю себе делать с тобой. Ведь единственный путь избавиться от тебя – быстрее со всем покончить!
– Неправда, – огрызнулся он.
Я встала с постели, повернувшись лицом туда, откуда доносился голос парня.
– Ты всего лишь маленький мальчик. Ребенок, неспособный к самоконтролю. Болезнь!
Опять послышался шум падающих на пол вещей. В истерике он разбил мое зеркало, но это только придало мне сил.
– Ну, так давай, – бросила я с вызовом, – трахни меня. Сделай единственное, что умеешь делать. Все равно ничего другого у меня больше не отнимешь. Мне на все плевать! Забери дом. Забери семью, которая оставила меня здесь с тобой. Забери все мои вещи и заставь уйти отсюда голой! – Рыдания рвались наружу, но я отказывалась дать им волю. – Я с радостью это сделаю, лишь бы убраться от тебя!
Подлетев ко мне, Дэймон обхватил мою шею сзади.
– Ты любила меня.
– Ты не был настоящим, просто притворялся!
Хлестнув по руке, я толкнула его в грудь.
– Тебе не следовало ее убивать. – Я опускалась на самое дно. С моих губ сорвались самые худшие слова, какие только можно было вообразить. – Кроме матери тебя никто никогда не полюбит. Она – единственная, кто хотел к тебе прикасаться, заботиться и быть с тобой!
Он дышал тяжело и прерывисто, словно ему не хватало воздуха.
– Всех остальных тебе придется удерживать в плену! – огрызнулась я. – У тебя нет ничего и никого! Люди на дух тебя не переносят!
– О… о… остановись, – выдавил Дэймон, с трудом вздохнув. – Пожалуйста, остановись.
– Я ненавижу тебя!
– Уинтер, пожалуйста, не делай этого, – взмолился он. В следующий миг я ощутила, как парень отошел, ударился спиной в стену и сполз на пол. – Пожалуйста, перестань. Просто остановись.
Он хрипло застонал, будто от боли, а я стояла на месте, до сих пор пылая яростью. К глазам подступили слезы, грозившие вот-вот пролиться.
Дэймон вновь едва слышно повторил:
– Пожалуйста, остановись. Пожалуйста.
Я сжала кулаки. Что с ним такое?
Почему он не умчался из комнаты, не набросился на меня, не швырнул на кровать, как толкнул на пол в «Колфилде»?
Парень лишь сидел и глубоко и тяжело дышал. Через несколько минут он успокоился. Зато я не разжимала рук и оставалась на взводе.
Кто он такой? Кто он такой, черт побери?
Дэймон – робот. Монстр. Лжец.
Твою мать, что мне делать? Что ему нужно от меня?
Он молчал.
Спустя несколько мгновений наконец послышался его печальный и ровный голос:
– Когда мне было около семи, одна из собак отца – ротвейлер – забеременела от дворняги. Он позволил мне забрать одного щенка. Понятия не имею, что случилось с остальными.
Сглотнув слезы, я все так же стояла наготове, напряженная.
– Никого на свете я не любил больше этого крошечного создания. Он следовал за мной по пятам. – После короткой паузы Дэймон продолжил: – Хотя у него была проблема. Щенок постоянно лаял из-за малейшего шороха, и я не мог заставить его заткнуться. Всякий раз, когда звонили в дверь, когда машина подъезжала к дому, когда кто-нибудь стучался ко мне в комнату, я… я не успевал добраться до него и успокоить прежде, чем услышит и разозлится отец.
От жуткого предчувствия в животе затянулся тугой узел, пока я представляла семилетнего Дэймона, нашедшего частичку счастья в том отвратительном доме со щенком.
– Даже в семь лет, обнаружив свою собаку повешенной на дереве в лесу, я понимал – этот кошмар уступал ужасу от осознания того, что отец не попытался скрыть свой поступок.
Мое лицо исказилось гримасой, однако я не проронила ни звука.
– Наоборот, он хотел, чтобы я его нашел. – Голос парня звучал сдавленно от сдерживаемых слез. – Мне было предельно ясно – наказанию подвергся не пес. И в следующий раз отец заставит меня сделать это. Больше я не просил завести собаку.
Я зажмурилась; слезы пролились на лицо. Господи.
– После этого я довольно быстро усвоил, что мир не всегда будет красивым местом. До…
До… встречи со мной?
Детали головоломки сложились воедино. Случай с его собакой в семь лет, вечеринка в одиннадцать, то, как на него орал отец. Его поведение уже шло под откос. Я к этому не имела никакого отношения.
– Мне было так одиноко, – прошептал Дэймон из угла моей спальни. – Я не мог разговаривать с людьми. У меня не было друзей. Я постоянно боялся. – Похоже, воспоминания парня были так свежи, словно все происходило вчера. – Мне хотелось стать невидимым. А если я не мог быть невидимкой, то просто хотел положить всему этому конец. Я собирался сбежать, иначе… – Он умолк. – Единственное, что я еще мог сделать, – это убить себя.
Услышанное не укладывалось в моей голове. Он об этом думал во время нашей первой встречи? Какой одиннадцатилетний ребенок хотел бы умереть?
– Ты была такой маленькой, – задумчиво произнес Дэймон. – Когда ты вошла в лабиринт, заметила меня в фонтане, забралась внутрь и села рядом, мне показалось…
Будто у тебя опять появился питомец.
– Что я уже был не один, – договорил парень. – Такая маленькая. Такая тихая. Но чувствовать твою близость – для меня это было бесценно.
Боже, что он со мной делал?
– В тот день ты научила меня выживать. Научила, как обрести силы и продержаться еще минуту. И еще одну. И еще. Я не забывал об этом. К моменту твоего возвращения в старших классах я превратился в чудовище, так как повидал слишком много дерьма, – продолжил Дэймон. – Мои желания трансформировались в нечто уродливое и извращенное, но все же я выжил, вопреки всему. Я уже никому не позволял плохо со мной обращаться. Ведь ты показала, как избавляться от этой дряни. И в итоге, едва увидев тебя снова, я отчаянно захотел единственное, чего, как оказалось, мне недоставало.
Я не понимала. Мне было восемь. Чему я могла научить его, чтобы он выживал и продолжал бороться? И чего ему не хватало в жизни после стольких испытаний?
– Я желал чего-то хорошего, – признался парень. – Красоты, возможно? Той ночью, во время вечеринки у бассейна, в доме было очень тихо. Мы остались наедине, однако ты не подозревала о моем присутствии. И я наблюдал, как ты танцевала.
Те события ясно сохранились в моей памяти. В течение двух последующих лет я оглядывалась назад с чувством восторга и ужаса и со странным ощущением, что с ним я была в безопасности, прячась в родительском шкафу.
– Ты заставила меня взглянуть на мир по-другому. Всегда заставляла. Мне это показалось необычным, потому что смотреть на танцы матери в детстве было противно. Они походили на искусную ложь, которую я не переваривал, но с тобой… – Парень замолчал, подбирая слова. – Ты была чистой, словно мечта. Я не хотел тебя изменить. Просто желал стать частью той красоты, которую ты создавала.
Мое тело болело – все это время я неосознанно напрягала каждую мышцу. Он впервые поделился такими личными вещами, впервые говорил со мной по-настоящему.
– Только я по-прежнему оставался собой и напугал тебя тогда, потому что всегда так делал. – Судя по его признанию, Дэймон будто сам себя ненавидел. – Хотя случилось нечто удивительное. Ты пошла за мной. Тебе тоже хотелось дойти до грани. И в течение нескольких невероятных дней мне казалось…
Он не закончил мысль, но я знала, что парень пытался сказать. Я чувствовала то же самое.
– Когда настала пора признаться, я не смог, – его голос вновь прозвучал сдавленно. – Я лишь хотел остаться с тобой. В фонтане, в душевой, в бальном зале… Просто быть с тобой.
Дэймон поднялся на ноги.
Стены словно сдвигались, одежда казалась слишком тесной. Не получалось наполнить легкие воздухом. Слишком многое навалилось на меня одновременно. Почему ты не сказал все это раньше, много лет назад?
– Все было реально, – прошептал парень.
После этого он вышел из комнаты. В груди болезненно ныло, либо от недостатка кислорода, либо от тоски по нему. Я подбежала к окну, распахнула его, сделала глубокий вдох и почувствовала, как все плохое отступило. Рассеялось, исчезло.
Мой страх. Беспокойство. Ненависть. Ярость.
Почему он не сказал этого много лет назад?
Почему?